XXIX

Рабби Акива прибыл в Александрию. Здесь он посетил старейшину еврейской общины, по имени Теогонос. Его дом находился на Банопийской улице. Это был самый красивый и внушительный из домов. Жилище было обставлено с княжеской роскошью и напоминало скорее жилище грека, чем еврея. Картины на стенах роскошной комнаты, полуоткрытый потолок которой поддерживали колонны из порфира, рассказывали о любви Эроса и Психеи. Среди колонн стояли бюсты величайших философ-иноверцев, а в глубине зала был установлен бюст Платона. В этом прекрасном зале не было недостатка в удобных диванах, на одном из них лежал Теогонос, хорошо сохранившийся пятидесятилетний человек, и читал греческую книгу. Он, как и все его александрийские единоверцы и товарищи по сословию, получил греческое образование, чувствовал и думал как эллин. Большинство евреев Александрии отошло от истинного иудаизма, и писатель того времени утверждает, что свиньи в городе были бы намного дешевле, если бы евреи строго придерживались закона. Евреи были владельцами прекрасных коней, приносивших им победы на ипподроме, выставляли в гимназиях лучших борцов, и единственное, что отличало их от греков в египетской столице, была ненависть и презрение к греческим богам, из чего не делали тайны. В этом заключалась основная причина разногласий между евреями и греками, и споры усиливались глубоко укоренившейся расовой ненавистью.

Наконец, старейшина Теогонос, носивший титул «алабарх», оторвался от чтения, – слуга сообщил ему о прибытии гостя из Палестины. Услышав имя рабби Акивы, он поднялся и встретил вошедшего словами:

– Приветствую тебя, великий учитель Израиля! Слава твоя ширится по всей земле.

Затем он подвел гостя к дивану и велел слуге принести еду и напитки.

– Не утруждай себя, – сказал рабби Акива. – К сожалению, я не могу есть в твоем доме. О, горе! Что предстало пред моими глазами в Александрии! Забыт здесь Б-г Израиля и Его священный закон. Вы предаетесь мирским наслаждениям, подобно язычникам, среди которых живете. Грех Александрии больше греха Иерусалима перед его падением.

– Ты прибыл сюда, чужестранец, чтобы оскор