МЕИР НЕЙМАН "РАББИ АКИВА"

Жду Ваших писем!

=ГЛАВНАЯ =ИЗРАНЕТ =ШОА =ИТОРИЯ =ИЕРУСАЛИМ =НОВОСТИ =ТРАДИЦИИ =МУЗЕЙ =


01

02

03

04

05

06

07

08

09

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

VII

Деревня, в которой стояла хижина Акивы, называлась Корха. Вероятно, этим объясняется прозвище «Кореах», данное ему друзьями, а не тем, что в старости у него выпали волосы. (Вероятно, по той же причине сына Акивы называли бен Корха.)

Акива со своей женой жил в маленькой бедной хижине, в которой было лишь две комнаты, одна из них служила столовой и спальней, вторую Рахель использовала как кухню, а Акива – как комнату для занятий. В доме у молодых супругов не было даже кровати. Спали они на соломе, и когда утром Рахель вынимала из волос соломинки, Акиву мучила мысль, что ей, выросшей в богатстве, приходится терпеть такие лишения. Но были люди, жившие беднее их. В Корха жил человек, по имени Элияу. Он сломал ногу на работе и вот уже несколько недель не мог подняться с постели. Все его имущество было уже распродано. В это время в довершение всех трудностей его жена родила мальчика. И вот муж и жена, больные и беспомощные, лежали рядом. Возвращаясь вечером из Гимзо, где он целый день изучал Тору у рабби Нахума, Акива услышал плач и стоны, доносившиеся из хижины Элияу. Он вошел, и пред его глазами предстала картина ужасающей нищеты. Опечаленный, пришел Акива домой.

– Были бы у меня деньги, – сказал он жене, – как бы они пригодились сейчас!

И он рассказал о нищете и бедствиях, поселившихся в хижине Элияу. Тогда Рахель взяла кошелек с серебряными монетами и протянула его мужу.

– Здесь то, что я отложила из своего заработка на время, которое скоро наступит и когда я не смогу работать. Бери эти деньги и отнеси их бедному Элияу. Мы же, с Б-жьей помощью, как-нибудь проживем.

– Ты благородная женщина, – сказал ей Акива, – ты не только пожертвовала всем, чтобы привлечь меня к изучению Торы, мало того, что ты, богатая дочь Калбы Савуа, обрекла себя на лишения, теперь ты отнимаешь у себя отложенные деньги, чтобы облегчить страдания другим. Твоя вера в Б-га так же велика, как твоя любовь к Торе, а страдания чужих людей заставляют тебя забыть о собственных бедах! О, я богат, ведь у меня такая жена! Все сокровища римского императора не вызывают у меня зависти! Но если Б-гу будет угодно наделить меня богатством, я наряжу тебя, как княгиню, а в память об этом часе твой лоб украсит золотая диадема, на которой искусный художник выгравирует вид священного города Иерусалима!

– Мечтатель, – улыбнулась Рахель. – А теперь иди и принеси страдальцам долгожданную помощь.

Акива вышел. Он не шел, а бежал к хижине бедного Элияу, чтобы передать ему сбережения Рахели. Затем он попросил соседку сделать все необходимые покупки, чтобы обеспечить несчастных едой, питьем и всем необходимым. Жители деревни были бедны и не могли помочь попавшим в беду ни деньгами, ни пищей. Но они были общительными людьми и теперь, когда появились деньги, охотно согласились позаботиться обо всем необходимом.

Было радостно видеть, как воспрянули духом бедные голодающие'люди, как они ожили благодаря заботам о них. Они благодарили Акиву как своего ангела-спасителя. Он же не видел своей заслуги в этом добром деле.

– Вы обязаны не мне, а благородной женщине, которую я имею счастье называть моею женой. Она заработала деньги своим трудом, собрала их монету за монетой. Правда, денег здесь немного, но их хватит на ближайшее время, потом же Б-г поможет.

На следующий день Акива пришел к своему учителю и попросил освободить его на несколько часов в день от занятий.

– До сих пор, – объяснил он, – жена зарабатывала на жизнь, так что я мог полностью посвятить себя учебе. Но теперь она некоторое время не сможет работать. Поэтому я должен подумать о том, чтобы заработать столько, сколько нам нужно для жизни. Но это не помешает учению, я использую для этого часть ночи.

– Позволь мне помочь тебе, – ответил Нахум. – Я состоятельный человек, и мне не трудно обеспечить тебя и твою семью всем необходимым.

– Не в моих правилах, – ответил Акива, – принимать подарки, пока в моих руках есть сила, чтобы заработать на хлеб. Этим я только обирал бы других, бедных и больных, которые не могут позаботиться о себе. Знаешь, рабби, в моей деревне живет бедный человек по имени Элияу. Уже несколько недель он не поднимается с постели, у него сломана нога, а вчера его жена родила мальчика. Если бы ты, рабби, позаботился об этих бедных и несчастных, ты спас бы их от страшной нищеты. Они нуждаются в помощи, не я.

– Ты благородный человек, Акива, – сказал Нахум и протянул руку своему ученику. – Да благословит тебя Б-г. Если такие мужи, как ты, посвящают себя изучению священного Б-жественного Учения, Израиль не осиротел. Иди с миром и заботься о своей семье.

– Дорогой учитель, – ответил Акива, – твое благословение дороже золота и серебра.

Акива вернулся домой и попросил Рахель оставить работу и поберечь себя. Он отправился в лес, собрал там сушняк, нарубил его на мелкие куски, собрал в вязанки и продал на базаре в Гимзо. Часть сушняка он оставил для себя. Дерево должно было служить ему факелом, чтобы ночью он мог приняться за учебу. Так он сидел в кухне на табурете, держа в одной руке горящую лучину, а в другой – свиток Торы. Он мог уже читать без помощи знаков, означающих гласные. И он начал читать: «Берешит бара Элоим эт ашамаим веэт аарец» («Вначале сотворил Б-г небо и землю»).

Акива обдумывал прочитанное, рассматривал каждую букву и задавал себе вопрос, с какой целью избрало Священное Писание именно эту букву, именно это слово или выражение. И он находил ответы на свои вопросы. Вот он заметил, что артикль «а» в обоих случаях излишний, ведь можно было сказать: «Берешит бара Элоим шамаим ваарец»! Он долго думал об этом и так погрузился; в свои мысли, что не заметил, как лучина догорела, и огонь коснулся его руки. Он почувствовал боль от ожога, погасил огонь, свернул свиток Торы, говоря при этом: «Думать можно и в темноте, не зажигая огня». Так сидел он в темноте, думая и рассуждая. Но вскоре Акива почувствовал, что ему холодно. Вновь зажег он кусочек дерева, сказав: 'Ты, славное дерево, не только даешь мне пищу, не только светишь мне, когда я занимаюсь, но и согреваешь меня и не даешь мне уснуть. Ведь если бы я уснул, благотворный огонь мог бы стать для меня опасным».

И Акива вернулся к размышлениям над вопросом, который он задал себе. Наконец, ему показалось, что ответ найден.

– Если бы, – сказал он, – Священное Писание гласило: «Берешит бара Элоим шамаим ваарец», то можно было бы ошибочно заключить, будто небо и земля тоже божества и вместе с Б-гом они были творцами мира. Но поскольку в Торе стоит артикль перед этими словами, то каждый ясно видит, что небо и земля – не творцы, а творения.

Обрадованный найденным ответом, Акива лег спать, чтобы коротким сном обновить силы для работы завтрашнего дня.

Поскольку день работы дал Акиве средства на несколько дней, он решил пока не ходить больше в лес, а отдать все свое время изучению Торы. Ему также не терпелось знать, согласится ли учитель с таким решением вопроса. В Гимзо он встретил своего друга Ишмаэля, которому он рассказал о результатах своих размышлений. Но тот покачал головой и сказал:

– Ты, друг Акива, не думал над словом Господа так, как следовало размышлять о нем. Пропуск артикля в Торе не привел бы к тому заблуждению, которое ты предполагаешь, ведь в этом случае получилось бы: «Берешит бару Элоим, шамаим ваарец» («вначале сотворили Б-г, небо и земля»). -Вопрос же т