Эллинистическая цивилизация и евреи Виктор Чериковер ссылки к главе

Часть I

ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ В ПАЛЕСТИНЕ

Глава 1

ПОЛИТИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ ДО ВРЕМЕНИ АНТИОХА IV ЭПИФАНА

В то время как в Европе происходили важные политические события, и Филипп Македонский распространял свою власть на Балканском полуострове, включая Грецию, Палестина мирно пребывала под властью персидских царей и ничто не нарушало ее раз и навсегда устоявшийся и малоподвижный образ жизни. Известно, что персидский гнет не был слишком тяжелым, а центральное правительство в Сузах не препятствовало естественному развитию подвластных ему народов. Стало быть, и евреи, возглавляемые своими национальными вождями, первосвященниками, также обладали определенной автономией. К сожалению, у нас отсутствуют источники, освещающие жизнь евреев в персидский период. Мы не можем установить ни пределы еврейской автономии, ни объем полномочий первосвященника. Но весьма правдоподобно, что персы не вмешивались в организацию еврейской духовной жизни, поскольку они признали принципы Моисеева закона в качестве основы национальной жизни вернувшихся в Сион изгнанников[1].

Вместе с тем не следует полагать, что персы предоставили евреям такую политическую и экономическую автономию, которая подразумевала свободные связи со своими соседями, право набора войск, чеканки монет и т. п. Согласно всем имеющимся в нашем распоряжении источникам, главой в Иудее был не первосвященник, а сатрап, назначенный царем[2]. По этой причине персидский период был для евреев скорее временем развития интеллектуальных сил, нежели развития материальных, хотя, конечно, нет указания на то, что евреи перестали быть народом и стали религиозной общиной, как думало большинство теологов. Сама религиозная реформа Эзры возникла из потребности усиления национальной общности, а такие факты, как строительство стены вокруг Иерусалима, спор с самаритянами и попытки усилить власть первосвященника ясно свидетельствуют о политических чаяниях возвратившихся в Сион.

Вместе с тем сама политическая ситуация, в которой находились евреи, во многом способствовала сосредоточению чаяний народа на вопросах духовных в ущерб политическому развитию страны. Маленькая Иудея была окружена со всех сторон различными народами, отрезавшими ее территорию от большого мира и лишавшими ее возможности свободно развиваться, особенно в экономическом отношении. Морским побережьем, плодородной полосой страны вдоль него (Шефела Палестины), а также равниной Саронской владели сирийские города, и вся торговля с приморскими государствами принадлежала им или финикийцам. Последние, обладая большим флотом, господствовали на море. Финикийцы и в персидский период пользовались почти полной независимостью, контролируя, как свидетельствуют наши источники, также и палестинское побережье[3].

Север страны находился в руках различных племен. Ближайшими соседями евреев с этой стороны были самаритяне, являвшиеся потомками родившихся от смешанных браков между израильтянами и представителями других народов, переселенных туда Саргоном Ассирийским. Они восприняли еврейские религиозные законы, но, не признав национальный религиозный центр в Иерусалиме, построили свой собственный храм Богу Израиля на горе Гаризим. Споры между самаритянами и евреями тянулись непрерывно весь период еврейской истории от времени Неемии до еврейского антиримского восстания. В Трансиордании проживали набатеи, сильное арабское племя, занимавшееся торговлей, в то время как юг страны находился в руках идумеев. Таким образом, Иудея со всех сторон была окружена народами, преграждавшими малочисленному еврейскому населению доступ в широкий мир международных связей.

Палестина была известна грекам задолго до того, как там появился Александр во главе войска греков и македонян. Раскопки, производившиеся в течение последних тридцати лет в различных местах страны и Трансиордании, показали, что греческое влияние начало проникать туда уже в VII в. до н. э., а в V-IV столетиях оно стало весьма значительным. Греческая торговля охватывала весь Ближний Восток, и при этом торговые пути между Грецией и Южной Аравией (источником торговли пряностями и благовониями) проходили через южные районы Палестины. В связи с этим не удивительно, что следы греческого присутствия находят даже в Эйлате[4]. Демосфен свидетельствует о поселении греческих торговцев из Афин в Акко в середине IV в. (Demosth, LII, 20; см. также: Isaios, IV, 7), а обломки греческой керамики, иногда раскрашенные в греческом стиле, в большом количестве найдены вблизи Иерусалима[5]. Афинские монеты с изображением на них совы имели широкое хождение в стране, и местные правители даже начали чеканить монеты по афинскому образцу[6].

Различные греческие мифы также были известны в Палестине, и еще в середине IV в. до н. э. город Яффа упоминается в греческой литературе в связи с хорошо известной греческой легендой о Персее и Андромеде (GGM, I, 79: Scylax, 104). Иными словами, греки были известны обитателям Палестины, особенно тем, кто обитал на морском берегу, но при этом все же нельзя говорить о взаимном влиянии этих народов друг на друга, поскольку их краткие встречи не вели к культурному слиянию. Новый период начался летом 332 г. до н. э., когда Александр Великий вступил на территорию Палестины на пути из Тира в Египет.

Греческие и римские авторы, писавшие о жизни и деяниях Александра - Арриан, Диодор, Плутарх и Курций, - хранят почти полное молчание о кратком периоде пребывания Александра в Палестине. Они упоминают только город Газу, гарнизоном которой командовал персидский военачальник и которая сопротивлялась Александру на протяжении двух месяцев (Diod., XVII, 48, 7; Arr. Anab., II, 26-7; Curt., IV, 6, 7 sqq.). Это молчание отражает историческую реальность. Александр не задерживался в Палестине, а направился в Египет сразу после взятия Газы (Arr. Anab., Ill, 1, 1). По возвращении из Египта он, не останавливаясь в стране, двинулся прямо из Египта в Тир и оттуда в Северную Сирию и Месопотамию. Сама Палестина не вызывала у него особого интереса. Он считал важным только одно - страна должна оставаться под его контролем. Исходя из этого, он разместил македонский гарнизон в Газе и, возможно, ввел гарнизоны в другие приморские города.

Завоевание собственно страны было выполнено кем-то из его военачальников, вероятно Парменионом, направленным в Сирию после битве при Иссе и подчинившим македонянам Дамаск (Arr. Anab., II, 11,10). Между народом Палестины и Александром не возникло сколько-нибудь близких отношений и сомнительно даже то, что царь запомнил название страны. Но ни страна, ни евреи, проживавшие в ней, не могли воздержаться от того, чтобы не дать места в своем воображении поэтической фигуре героя-царя, посетившего их города. Созданную историей пустоту заполнила легенда, и эту легенду следует тщательно исследовать, чтобы определить, лежит или нет в ее основе какое-нибудь историческое событие[7].

У Иосифа Флавия имеется подробный рассказ о визите Александра в Иерусалим (Ant. Jud., XI, 304 sqq.). Он начинается с описания ссоры между евреями и самаритянами. Менаше, брат первосвященника Иаддуа, женился на дочери Санаваллата, сатрапа Самарии, что возбудило большое негодование у народа Иерусалима. Всеобщим требованием стало, чтобы Менаше или развелся со своей женой-иностранкой, или отказался от священства. Иаддуа поддержал это требование и запретил своему брату приближаться к алтарю. Менаше обратился за помощью к своему тестю Санаваллату, обещавшему зятю не только первосвященство, но также власть над Самарией после своей смерти и взявшему на себя получение разрешения от Дария построить особый храм на горе Гаризим в Самарии. Обещание Санаваллата произвело большое впечатление в Иерусалиме и стало причиной замешательства среди священников.

Тем временем Дарий был побежден Александром в битве при Иссе. Санаваллат сразу же перешел на сторону победителя и предоставил находившемуся у Тира Александру 8 тыс. воинов. Александр милостиво принял Санаваллата и разрешил ему построить храм в Самарии. После этого Санаваллат возвратился в свою страну и построил храм, но вскоре, еще перед взятием Газы Александром, умер.

Так что первая встреча Александра с самаритянами прошла вполне мирно. С евреями дело обстояло по-другому. Во время осады Газы Александр послал им письмо, требуя от первосвященника посылки вспомогательных войск и зерна для своего войска. Однако Иаддуа не отказался от своей клятвы верности Дарию и не согласился удовлетворить требования Александра. Исполненный яростью, царь в ответ на эту дерзость решил строго наказать евреев и после захвата Тира и Газы подступил к Иерусалиму. В городе царили страх и замешательство. Люди собирались в храме, чтобы молить Бога о спасении от гнева царя. В ответ на молитвы Бог явился во сне Иаддуа и ободрил его, сказав, что бедствие минует евреев, но городские ворота должны быть открыты, всем горожанам надо выйти навстречу царю - простым жителям в белых праздничных одеждах, а священникам - в своих священнических одеяниях. Все это было выполнено. На горе Скопус они встретили Александра.

Царь, увидев издали евреев, поспешил первым навстречу первосвященнику и упал ниц перед Несказанным именем, написанным на головном уборе последнего. Когда Парменион спросил царя, почему он распростерся перед этим священником, в то время как все смертные простираются перед ним самим, Александр ответил: "Этот человек, облаченный в такие одежды, предстал предо мною во сне, когда я был в Македонии. И я знаю, что его Бог даст мне победу над моими врагами". С этими словами Александр, сопровождаемый первосвященником, вступил в Иерусалим и принес жертву в Храме Бога Израиля. Священники показали ему Книгу Даниила, в которой было написано, что придет греческий царь и разрушит персидское царство, и Александр слушал слова пророчества с радостью. Затем царь предоставил евреям право жить в соответствии со своими законами и обычаями, а также освободил их от налогов в седьмой год. Евреи просили его разрешить и евреям Вавилонии и Мидии жить в соответствии со своими собственными законами, на что Александр охотно согласился.

Слух о благосклонном отношении македонского царя к евреям дошел до самаритян, и, когда Александр покинул Иерусалим, они встретили его и попросили причислить их к евреям. "Потому что таков, - замечает Иосиф, - был обычай самаритян: в бедствии они старались устраниться от евреев, а когда участь последних была хорошей, они вспоминали о своем происхождении от Иосифа, Менаше и Эфраима". Самаритяне просили Александра посетить их святыню в Самарии, и он обещал выполнить их просьбу после окончания войны. Затем самаритяне стали просить его освободить и их от налогов в седьмой год. Александр спросил, кто они, и получил ответ, что они евреи, именуемые "сидоняне из Сихема". Александр снова спросил их: евреи ли они, и на этот вопрос самаритяне вынуждены были ответить отрицательно. Тогда Александр сказал им: "Эта привилегия была дана мной евреям. После войны я внимательно рассмотрю ваши жалобы и посмотрю, что надо сделать". В разочаровании самаритяне ушли, царь продолжил свой путь, а вспомогательный отряд самаритянских воинов, предоставленный ему Санаваллатом, отправился в поход вместе с его армией.

Попытаемся проанализировать эту историю. Ясно, что здесь мы имеем два различных рассказа, соединенных вместе Иосифом: первый - о споре между евреями и самаритянами и сооружении храма в Самарии; второй - о посещении Александром Иерусалима и о его негативном отношении к самаритянам. За первым отчетливо видны исторические события: строительство храма в Самарии является историческим фактом; и Санаваллат, сатрап Самарии, известен нам из книги Неемии, при этом его имя упоминается и в папирусах из Элефантины[8].

Случай с еврейским священником, женатым на дочери Санаваллата, также правдоподобен (Неемия 13:28).

Вместе с тем рассказ теряет половину своей исторической ценности вследствие содержащейся в нем хронологической ошибки, поскольку Санаваллат жил в период Неемии, т. е. во второй половине V столетия до н. э., а не во времена Александра Великого. Современные историки сделали много попыток для того, чтобы спасти хронологию Иосифа, но их старания не были особенно успешными[9]. Следует полагать, что сюжет о встрече Санаваллата с Александром возник в Самарии, хотя Иосиф использует его еврейскую версию[10]. Иосиф присоединил ее ко второй части рассказа, которая у него была, и такая комбинация имела два любопытных результата. Во-первых, это внезапная смерть Санаваллата, совершенно неоправданная ходом событий, и во-вторых, удивительная скорость, с которой был построен самаритянский храм. Санаваллат был центральной фигурой первого сказания, но он не упомянут во втором. Поэтому Иосиф должен был переместить указание на его смерть в середину изложения, чтобы объяснить своим читателям, почему он не упоминается в конце рассказа. В первой истории Санаваллат получает от Александра разрешение построить святилище, тогда как во второй оно давно уже стоит и самаритяне предлагают Александру посетить его. Когда оба рассказа были соединены, получилось, что храм был построен в течение нескольких месяцев.

Противоречие между двумя рассказами также выступает в описании встречи Александра с самаритянами в конце сообщения Иосифа. Александр спрашивает самаритян, кто они, как если бы он видел их в первый раз, хотя из сообщения известно, он уже встретил Санаваллата, приведшего ему самаритянские вспомогательные войска во время пребывания царя у Тира. Эти противоречия показывают, что старания Иосифа соединить два рассказа в один оказались безуспешными и что он довольствовался изложением их одного за другим, изменив только одну или две характерные черты в желании сделать рассказ проще для понимания, однако в результате только его усложнил.

Как признают все ученые, эта история полна легендарных черт. Изображаемый автором образ Александра соответствует не Александру, царю Македонии, каким он был в 332 г. до н. э., когда вступил на территорию Палестины, но Александру, властителю Персии, каким он стал после победы над Дарием в Центральной Азии. Так, Парменион ссылается на обычай коленопреклонения перед Александром, однако этот обычай был персидским и он еще не был принят при дворе Александра[11].

Иосиф также упоминает халдеев среди его свиты, но они проживали не в Палестине, а в Вавилонии, куда Александр в то время еще не дошел[12]. Вместе с тем просьба первосвященника о разрешении евреям Вавилонии и Мидии жить по своим законам и обычаям основывается на неверном представлении, что эти страны уже находятся под властью македонян. Иными словами, автор был явно невежествен в отношении хронологии кампании Александра и описывает царя как правителя мира в соответствии с принятой в его время традицией. Не имело места и длительное пребывание Александра в Палестине, якобы известное рассказчику. Иосиф указывает, что царь посетил Иерусалим после захвата Газы, однако мы знаем (Arr. Anab., Ill, 1,1; Curt., IV, 2, 7), что Александр совершил переход из Газы до Пелусия в Египте за неделю и он, поэтому, не мог за столь короткое время побывать Иерусалима.

Еще одной хронологической ошибкой, показывающей историческую недостоверность рассказа, является чтение евреями Александру Книги Даниила. Действительно, в то время она еще не существовала, поскольку была написана через 150 лет после того или несколько позднее. Если мы примем во внимание и такие абсолютно легендарные моменты, как, например, сны Иаддуа и Александра[13], то нетрудно будет признать, что рассказ Иосифа не может рассматриваться как серьезный исторический источник.

Посещение Александром Иерусалима не является историческим эпизодом, о котором греки "забыли" рассказать и который "случайно" сохранился у Иосифа. Это исторический миф, сочиненный для того, чтобы изобразить встречу царя с евреями и восхвалить обе стороны. И этот миф, конечно, является предметом исследования не историка, а литературоведа[14].

Различные истории про Александра дошли до нас также и в талмудической литературе, причем большинство из них анекдоты, не имеющие никакой исторической ценности. Так, согласно этим историям, египтяне и евреи появляются перед Александром для спора по вопросам, связанным с Исходом; Александр достигает гор Мрака и вступает в город, населенный только женщинами; он обменивается софизмами со старцами Юга и даже летает на орлиных крыльях[15]. Эти легенды похожи на другие, сочиненные об Александре народами Востока и Запада в Средние века и они все восходят к александрийской литературе эллинистического периода[16]. Здесь не место исследовать данные сюжеты, но все же будет целесообразно рассмотреть одну из этих легенд, в некоторых отношениях похожую на рассказ Иосифа.

Это сказание приводится здесь так, как оно изложено в "Схолии", или комментарии к Мегиллат Та'анит: 21-е число месяца (Кислее) - день на горе Гаризим, когда скорбь запрещена. В этот день самаритяне просили храм у Александра Македонского и сказали ему: "Продай нам пять кур земли на горе Мория". Он согласился. Когда они пришли, то жители Иерусалима вышли и прогнали их палками и сказали об этом Симону Праведнику. Он надел священническое облачение, и главные мужи Иерусалима с ним и тысяча членов совета оделись в белые облачения, а священнические неофиты производили шум, ударяя в священные сосуды. И когда они шли между холмами, то они увидели факелы света. Царь сказал: "Что это?" Ему сообщили: "Это евреи, восставшие против тебя". Светило солнце, когда они (евреи) пришли в Антипатрис. Они подошли к первой страже. Стража сказала им: "Кто вы?" Они сказали: "Мы народ Иерусалима и пришли пригласить царя". Когда Александр Македонский увидел Симона Праведника, он сошел с колесницы и преклонил перед ним колени. Приближенные царя сказали ему: "Ты знаешь этого человека? Он только смертный". Царь сказал: "Я видел образ этого человека, когда шел на войну и завоевывать". Он (Александр) сказал: "Что ты ищешь?" Он (Симон) ответил: "Неевреи ввели тебя в заблуждение, и ты дал им дом, в котором мы молились за твое царство". Он (Александр) спросил: "Кто те, кто обманул меня?" Он (Симон) ответил: "Самаритяне, которые стояли перед тобой". Он (Александр) сказал: "Я передаю их вам". Евреи прокололи им пятки, привязали самаритян к хвостам своих лошадей и поволокли по колючкам и чертополоху до горы Гариэим. Евреи вспахали и засеяли ее конскими бобами, как (самаритяне) думали сделать с Храмом. И этот день они (евреи) превратили в праздник17.

Эта талмудическая история очень похожа на историю Иосифа Флавия. Только имя первосвященника Иаддуа здесь заменено на имя Симона Праведника, а все действие переведено из Иерусалима в Антипатрис. Упоминание Симона Праведника дает возможность некоторым ученым усмотреть во встрече этого первосвященника с сирийским царем Антиохом III подлинное историческое событие, под влиянием которого народное предание описывает встречу между Александром и Иаддуа[18]. Однако следует полагать, что воображение Иосифа не было, скорее всего, столь бедным, чтобы нуждаться в помощи каких-то особых событий для изображения встречи между Александром и первосвященником. Что же касается деталей, то Антиох III был не более Александра склонен преклонять колени перед еврейским первосвященником19.

Политические переговоры между Симоном Праведником и Антиохом, насколько мы знаем, не имели отношения к самаритянскому вопросу, тогда как талмудическая история подчеркивает исключительно это: спор между евреями и самаритянами ("кутим" в Талмуде) здесь заканчивается разрушением храма на горе Гаризим, т. е. событиями, которые имели место в период правления Иоанна Гиркана, когда город Самария был захвачен евреями и полностью разрушен. Поэтому талмудическую историю можно полагать историческим источником не более, чем и рассказ Иосифа, и мы должны также согласиться с тем, что и данный рассказ - предмет исследования скорее для литературоведа, нежели историка.

Тем не менее даже в легендах есть некоторые отдельные моменты, привлекающие внимание историка-исследователя. Один из них встречается и в истории Александра. Это - его отношения с самаритянами, на чем полезно остановиться подробнее.

Негативное отношение Александра к самаритянам отражено как у Иосифа, так и в Талмуде (несмотря на первую мирную встречу Александра с Санаваллатом). У нас имеется другой источник, связывающий Александра и самаритян с неблагоприятным для последних содержанием. Речь идет о отрывке из греческого писателя Гекатея, процитированном Иосифом (Contr. Ар., II, 43). "Александр, - пишет Иосиф, - уважал наш народ, и об этом говорит Гекатей в своей книге о евреях. Он рассказывает, что Александр дал евреям землю Самарии, освободив ее от налогов, в обмен на дружбу и верность ему, которые они проявили". Здесь мы также видим враждебное отношение Александра к самаритянам. Однако, к нашему сожалению, мы не можем судить о степени достоверности этой информации[20].

Впрочем, явное подчеркивание такого антагонизма, повторенное в трех источниках, при том, что одни из них (Гекатей) независим от других, заставляет признать наличие за литературными украшениями скрытого ядра исторической правды. Его можно определить, если мы сравним выше- приведенные сообщения с краткой заметкой Курция (IV, 8, 9), в которой сообщается, что при возвращении из Египта через Палестину Александр узнал о восстании самаритян, в ходе которого самаритяне захватили правителя провинции Сирии и сожгли его заживо[21]. В ответ на это Александр устремился против самаритян и разгромил их. Согласно христианскому писателю Евсевию, он, кроме того, основал в городе (Самарии) македонскую колонию.

Здесь налицо исторический факт, послуживший основой для преданий о конфликте между Александром и самаритянами. Имеется также основание думать, что не сам Александр, а Пердикка наказал самаритян и поселил македонян в Самарии (см. ниже, гл. II), однако это не опровергает рассказ Курция о восстании самаритян и его подавлении. Можно предположить следующий ход событий: Александр был на пути из Египта в Тир, и когда пришла весть о самаритянском восстании, он немедленно послал Пердикку подавить его. Евреи, безусловно, были рады грядущему бедствию своих врагов и, возможно, даже оказали Перднкке существенную помощь. Мы не знаем о получении ими по этому случаю части территории Самарии, о чем сообщает Гекатей, тем не менее, очевидно, евреи оказались в весьма благоприятных условиях под властью македонских правителей и сохранили это в народной памяти, что и отразилось в легендах и фольклорных преданиях, связанных с именем Александра.

В талмудической истории в качестве места встречи Александра с евреями указан Антипатрис. Упоминание этого топонима свидетельствует о хронологической неточности, поскольку город был основан Иродом и не существовал в дни Александра. Тем не менее эллинистические города не возникали на пустом месте, и мы знаем наименование предшествующего соседнего с Антипатрисом поселения, которое существовало ранее - Кефар Саба[22]. Как и Антипатрис, оно расположено недалеко от побережья, и Александр, следуя вдоль берега на пути из Тира до Газы и обратно, проходил через Кефар Сабу. Исходя из этого, можно полагать, что талмудическая история сохранила важную местную традицию об исторической встрече Александра с евреями. Однако та же самая книга Мегиллат Та'анит, сохранившая историю об Александре и евреях, также сообщает о приказе императора Калигулы поместить свое изображение в храме. В этой истории Антипатрис указывается как город на пути между Кесареей и Иерусалимом (Megillath Ta'anith, 22 Shevat (ed. H. Lichtenstein) [23]. Мы в состоянии сделать из этого вывод, что здесь был перекресток прибрежной дороги в направлении север - юг и пути, связывающего Иерусалим с Шефелой, так что упоминание города в предании является чистой условностью [24].

Теперь мы можем оставить сказание и попытаться решить проблему встречи логически. Вероятно ли, что Александр дважды пересек Палестину без того, чтобы евреи не появились перед ним, "приветствуя царя", как это изображено в талмудическом предании? Появление перед новым властителем было не только их правом, но и обязанностью. В противном случае это было бы истолковано не только как отсутствие политического такта, но и сознательная оппозиция новому властителю. Нет сомнения, что все народы Палестины стали подданными Александра, как это произошло с царями Финикии и Кипра (Arr. Anab., II, 20, 1-3). Так почему же евреи были исключением? Мы не знаем, где и когда евреи предстали перед царем, но сама встреча представляется несомненным фактом.

Если это так, то мы можем предположить, что было предметом обсуждения при встрече. В случае, если она имела место после возвращения Александра из Египта, речь могла идти о еврейско-самаритянском споре, поскольку восстание самаритян создало политически благоприятную обстановку для жалоб евреев. Имелся, однако, другой, более общий принципиальный вопрос, безусловно, затронутый при встрече, а именно вопрос о привилегии, дающей возможность евреям жить в соответствии с традициями своих предков. Персидские цари в свое время утвердили еврейскую автономию в определенных пределах, и положение требовало подтверждения этого со стороны македонских властей. Что такое подтверждение было, несомненно, дано, можно заключить из того факта, что первосвященник продолжал править, как и раньше, а евреи продолжали жить по Закону Моисея[25].

Сохранилось несколько документов со времени Антиоха III и римского периода, в которых правители предоставляли евреям разрешение "жить по закону предков", и есть достаточно оснований полагать, что Александр Великий был первым эллинистическим правителем, сделавшим официальное заявление в таком роде. Искать в подобной политической декларации особую симпатию к евреям необходимости нет, поскольку таковым было его поведение везде, в отношении всех народов, и было бы удивительно, если бы он отказался действовать соответствующим образом только в отношении евреев[26]. Мы не можем сказать, выразил ли это Александр в форме торжественного заявления самому первосвященнику как представителю народа, или он действовал не столь официально, а посредством письма македонскому чиновнику, управляющему делами в Палестине. По крайней мере, последнее было обычным способом делать подобные объявления в следующих поколениях[27]

Греческие города, основанные в Палестине в эллинистический период, также обладали легендарными преданиями об Александре Великом. Так, например, три города в Трансиордании связывают свое возникновение с Александром. Эти предания, впрочем, не имеют никакой исторической ценности. Мы только что убедились, что даже визит Александра в Иерусалим не находит подтверждения в наших источниках. При этом еще меньше оснований говорить о посещении им Трансиордании, страны, лежащей дальше от пути его следования[28]. В свою очередь, надо помнить, что, как правило, каждый греческий город был готов похвастаться великим героем, бывшим якобы его основателем. По такому же принципу в восточных странах складывались различные сказки для доказательства того, что Александр посетил данные места и приказал основать тот или иной город.

В действительности Александр основывал свои города (за исключением Александрии Египетской) только в последние годы жизни, когда он действовал в Центральной Азии[29]. В Палестине же он непосредственно столкнулся только с одним городом, а именно Газой, закрывшей свои ворота перед царем и захваченной им только после двухмесячной осады. Александр приказал отстроить и заново укрепить этот город и предоставил право поселиться там новым жителям. Таким образом, разрушенный город возродился и с течением времени стал большим и важным греческим центром30.

У нас нет сведений о судьбе Палестины в те годы, когда Александр сражался на Востоке. Греческие историки сохранили имена правителей Сирии, но и то не полностью[31]. После смерти Александра (323 г. до н. э) Сирией управлял Лаомедонт, который сохранял над ней свой контроль и в 321 г., во время второго раздела территорий, уже после смерти Пердикки (Diod., XVIII, 3; 39, 6; Curt., X, 10, 2; Just., XIII, 4). Это были, без сомнения, мирные годы для страны, поскольку война диадохов еще не разразилась в полную силу, а Палестина не стала полем битвы между соперниками. Есть основания полагать, что во время правления Пердикки в стране были основаны некоторые македонские колонии (см. ниже гл. 2). Положение изменилось в 320 г. до н. э., когда Птолемей, сатрап Египта, вторгся в Келесирию[32], намереваясь завоевать ее и присоединить к Египту. "Он понял, - говорит Диодор, объясняя нападение Птолемея (XVIII, 43,1), - что ввиду своего географического положения страны Финикия и Келесирия исключительно важны для Египта и поэтому направил всю свою энергию на их завоевание".

Этой акцией Птолемей, сам того не сознавая, продолжил старую политику фараонов, которые также стремились к тому, чтобы установить свою власть над Сирией. Кто управлял финикийскими портами, тот контролировал торговые пути в Западное Средиземноморье. А поскольку торговля в древние времена была прибрежной, то сирийские земли и остров Кипр играли свою важную роль в торговле с Египтом. Необходимо также добавить, что ливанские кедры обеспечивали ценным сырьем судостроение.

Страна была завоевана без особого труда. Никанор, один из полководцев Птолемея, через сирийскую территорию подошел к финикийским городам, в то время как сам Птолемей напал на них с моря. Лаомедонт, плененный Птолемеем, отказался принять от него выкуп в качестве компенсации за утрату его власти в Сирии. Некоторое время спустя ему удалось убить своих охранников и бежать в Малую Азию. Птолемей же укрепил свое правление в Сирии, разместив гарнизоны в завоеванных городах, после чего вернулся в Египет. Таким образом, Палестина была первый раз аннексирована Египтом (Diod., XVIII, 43; Арр. Syr., 52).

Птолемей правил Сирией в течение пяти лет. Между тем Антигон основал свое великое царство, которое стало создавать постоянную угрозу другим македонским полководцам. Они заключили между собой союз и предъявили Антигону свои требования. В частности, они потребовали, чтобы Антигон согласился с правлением Птолемея над всей Сирией (Diod., XIX, 57, 1). Антигон отверг их притязания, и началась война. В 315 г. до н. э. он вторгся в Сирию и Палестину, встретив слабое сопротивление со стороны Птолемея: Диодор (XIX, 59, 2) упоминает только два города - Яффу и Газу, которые отказались открыть Антигону свои ворота и были захвачены им силой. Он присоединил к своей армии войска Птолемея, находившиеся в стране, и усилил завоеванные города своими гарнизонами.

Однако Птолемей не отказался от своей власти над Сирией и через три года (312 г. до н. э.), используя удобный случай, когда Антигон, вовлеченный в военные действия за пределами Сирии, оставил страну под управлением своего юного сына Деметрия, вторгся совместно с Селевком в Палестину во главе сильной армии. Они встретили Деметрия у Газы. Битва была долгой и упорной, однако Птолемей и Селевк в конце концов одержали полную победу, а Деметрий вынужден был бежать на север (Diod., XIX, 80 sqq.). Вся Палестина вплоть до финикийских городов снова попала в руки Птолемея. Правда, на сей раз его господство не было продолжительным. Через несколько месяцев после битвы Антигон решил лично начать наступление на Сирию. Не рискуя встретиться в бою со старым и опытным полководцем, Птолемей разрушил укрепления городов Акко, Яффы, Самарии и Газы и отступил в Египет (Diod., XIX, 93, 4-7). Палестина снова перешла, очевидно, без сопротивления со стороны ее населения, во владение Антигона.

О судьбе Палестины под властью Антигона сведений мало. Известно, что он воевал с арабскими племенами, проживавшими у Мертвого моря, и старался укрепить здесь свои позиции, чтобы начать освоение природных богатств моря (добыча асфальта), но безуспешно (Diod., XIX, 94 sqq.). Молчание наших источников особенно достойно сожаления, потому что, вероятно, именно в этот период в Палестине начал укореняться эллинизм. Александр не имел намерения эллинизировать ее: пока Персидское царство продолжало существовать, он не мог позволить себе создавать поселения македонских воинов в завоеванных местностях.

Положение Антигона было другим. После многих лет войны в 311 г. до н. э. наступил короткий период мира. Антигон должен был теперь решать несколько возникших в создавшейся ситуации проблем: необходимо было обратить внимание на благосостояние мигрировавшего в Сирию нового греческого населения, строить новые города, укреплять уже существующие, распустить воинов, чей срок службы закончился, и наделить их землей для поселения. И эти задачи Антигон осуществил весьма энергично. Среди прочего надо отметить строительство ряда городов в Малой Азии и Сирии[33]. При этом следует считать бесспорным, что он обратил внимание и на Палестину, так как ее стратегическая важность в случае войны с Египтом была бесспорной. Мы можем также предполагать, что он продолжил дело Пердикки и учредил в стране несколько македонских колоний. К. этому вопросу мы еще вернемся в следующей главе.

В 302 г. до н. э. македонские полководцы (между тем превратившиеся в царей) снова объединились против Антигона. Роль, которую сыграл Птолемей в этой войне и проявленная им тогда великая осторожность оставили свой след на всей истории сирийских земель в эллинистический период. И даже через 130 лет, во времена Антиоха Эпифана, мы чувствуем отзвук событий тех дней. В начале войны Птолемей прошел всю Палестину в третий раз и достиг Сидона. Однако, получив известие (позднее оказавшееся ложным) о победе Антигона и его скором прибытии в Сирию, Птолемей покинул занятые территории и поспешно отступил в Египет (Diod., XX, 113,1-2). В результате он не участвовал в сражении македонских царей при Ипсе и тем самым потерял свою долю в огромной добыче, доставшейся победителям после смерти Антигона (301 г. до н. э.). Властелины вычеркнули его имя из списка союзников и отдали всю Сирию Селевку. Тем не менее Птолемей не намеревался уступать ему Келесирию. Поэтому когда Селевк отправился в Финикию устанавливать свою власть в отданной ему стране, он обнаружил, что Келесирия снова находится в руках Птолемея.

Диодор (XXI, 1, 5) сообщает, что в конфликте, разгоревшемся между двумя царями по вопросу владения этой территорией, Птолемей обвинил своего союзника, друга и товарища в намерении отнять у него страну, находящуюся в его владении, после того как цари оскорбили его и лишили доли в добыче, хотя он также участвовал в войне против Антигона. На эти жалобы Селевк ответил, что "завоеванные земли должны принадлежать тем, кто победил врага в битве. Что же касается Келесирии, то он не намерен поднимать этот вопрос в данный момент из-за дружбы с Птолемеем, но в свое время он вернется к нему и тогда решит какую позицию он займет в отношении друзей, которые предъявляют завышенные требования".

Отсюда ясно, что, в соответствии с изложением Диодора, Селевк фактически уступил владычество в Келесирии Птолемею, и я не вижу оснований сомневаться в таком утверждении[34].

Тем не менее, в противоположность ясному сообщению Диодора многие ученые верят, что Селевк управлял Палестиной и что Птолемей занял страну только спустя некоторое время. Низе думает, что часть южных районов Сирии перешла в руки египтян, возможно, в 295-294 гт. до н. э., а Буше-Леклерк даже полагает, что завоевание страны было осуществлено в 280 г. до н. э. Птолемеем II Филадельфом, который воспользовался замешательством, возникшим в Сирии после смерти Селевка I. Таково же мнение Эд. Мейера.

Абель считает, что в 295 г. до н. э. Селевк правил Иудеей и обложил евреев налогом. Хельшер приписывает Селевку строительство большинства греческих городов в Палестине, а Шварц видит в факте основания греческих городов Декаполиса результат политики Селевка I и Антиоха I[35]. Итак, будет полезно исследовать этот вопрос, чтобы выяснить, имеются ли в источниках основания для взглядов, высказанных этими учеными. Мы узнаем из Диодора, что Келесирия принадлежала de jure Селевку, a de facto находилась в руках Птолемея36. Та же самая политическая ситуация указана и в сообщении Полибия (V, 67),

Мы узнаем из Диодора, что Келесирия принадлежала de jure Селевку, a de facto находилась в руках Птолемея[36]. Та же самая политическая ситуация указана и в сообщении Полибия (V, 67),

где речь идет о дипломатических переговорах между Антио-хом III и Птолемеем IV Филопатором в 218 г. до н. э. по вопросу о Келесирии. Обе стороны обосновывали свои права управлять страной событиями 301 г. до н. э. Антиох заявлял, что Келесирия принадлежит Селевкидам, потому что ею правил Селевк II. Птолемей, говорил Антиох, пошел с войной на Антигона для завоевания этой территории от имени Селевка, а не от своего имени, при этом особую важность имеет решение царей передать Сирию Селевку[37]. Подобное заявление Антиоха III выдает стремление дипломатии его двора в III в. до н. э. истолковать события 301 г. в пользу Селевкидов. Политики из Антиохии не могли отрицать того факта, что Келесирия была завоевана Птолемеем, но они старались снизить политическую и юридическую значимость факта оккупации, заявляя, что она была осуществлена Птолемеем от имени Селевка. Такой взгляд предполагал, что Птолемей являлся вассалом Селевка, т. е. ситуацию, явно не соответствующую исторической реальности.

С другой стороны, решение македонских царей после битвы при Ипсе передать всю Сирию Селевку Антиох справедливо истолковывал в качестве юридической основы правления Селевкидов в Сирии. Представители Птолемея Филопатора, разумеется, не соглашались с мнением Антиоха и заявляли, что оккупация страны Птолемеем I была достаточным юридическим основанием для правления Птолемеев в Келесирии и что Птолемей вступил в войну на стороне Селевка на том условии, что вся Азия должна быть передана Селевку, а Келесирия и Финикия должны отойти к Египту. Александрийские дипломаты, таким образом, не стремились отрицать официальную значимость соглашения царей, но утверждали, что до него существовало другое соглашение между Птолемеем и Селевком, в соответствии с которым Келесирия должна была принадлежать Птолемею.

Здесь мы можем также проследить дипломатическую активность, которая подгоняла старые события к существующим нуждам. Даже если мы предположим, что такое соглашение было заключено между Птолемеем и Селевком до начала войны, то совершенно ясно, что Птолемей потерял право воспользоваться им после того, как добровольно отказался от участия в финальной битве и тем самым покинул общее предприятие царей. То, что касается нас сейчас - это не объяснение, которое давалось событиям 301 г. до н. э. в последующий период. Для нас важен сам факт того, что в конце III в. до н. э. обе стороны знали, что после битвы при Ипсе Келесирия фактически попала в руки Птолемея, в то время как формальное право на господство там оставалось у Селевка. Слова Полибия полностью согласуются с информацией Диодора[38].

Исследователями приводились два других доказательства в пользу утверждения о правлении Селевка в Келесирии: селевкидские имена греческих городов Палестины и датировки по эре Селевкидов, появившиеся на монетах городов Келесирии в обсуждаемый период. Однако селевкидские имена городов появляются в Палестине в более поздний период, после завоевания страны Антиохом III. Что же касается монет, то ученые теперь признают, что ошибочно было считать различные календари, применяемые в греческих городах, в качестве отражающих официальную селевкидскую эру[39]. Эти доказательства не могут ни противостоять критике, ни перечеркнуть свидетельства Диодора и Полибия. Следовательно, на основе наших доводов можно заключить, что Палестина после поражения Антигона перешла непосредственно под власть Птолемея, а Селевк фактически уступил последнему свою власть над страной, принадлежащей ему по законному решению[40].

Среди городов Палестины, занятых Птолемеем, был и Иерусалим. Источники сохранили различные противоречивые сообщения о позиции Птолемея по отношению к евреям. Мы можем выявить две историографические традиции, одна из которых представляет Птолемея как их врага, другая как друга. Первая традиция представлена Агафархидом, греческим историком II в. до н. э., писавшим о периоде диадохов.

Иосиф, основываясь на сочинении Агафархида, пишет: "Он (Птолемей) захватил Иерусалим обманом и изменой: он вступил в город в субботу, как бы желая принести жертву, и евреи не противодействовали ему, поскольку не подозревали в нем врага" (Ant. Jud., XII, 4). Агафархид насмехается ==[ Текст Агафархида, с точки зрения научного редактора, не дает оснований полагать, что Агафархид насмехается над евреями. Агафархид в спокойной манере констатирует непонятный для него обычай чужого народа.

С точки зрения греческого менталитета нежелание взять в руки оружие тогда, когда важнейший культурный центр страны был осажден врагом, действительно было непонятным.]== над евреями, которые "из-за нерадивости" попали в руки "безжалостного хозяина" в день субботы. Иосиф говорит, что царь правил Иерусалимом "своевольно" и своими действиями в Палестине опроверг свой титул "Спаситель" (Ant. Jud., XII, 3-6; ср.: Contr. Ар., I, 209 sqq.). Аппиан (Syr., 50), в свою очередь, кратко упоминает о разрушении Птолемеем Иерусалима. В результате этого захвата много евреев было взято Птолемеем в плен, а затем уведено им в Египет и продано в рабство (Ant. Jud., XII, 7) [41]

Вторая традиция сохранилась у Гекатея Абдерского, греческого писателя, современника Птолемея I. По его сообщению, Сирия попала в руки Птолемея после битвы у Газы (312 г. до н. э.), когда много людей сопровождало Птолемея и даже последовало за ним в Египет, поскольку слышало о его великих достоинствах - "его доброте и любви к человечеству". Среди этих людей был также еврейский первосвященник Езекия в возрасте шестидесяти шести лет, один из видных представителей еврейского народа, славившийся своим красноречием и своими административными способностями (Contr. Ар., I, 186 sqq.; ср.: Jos. Ant. Jud., XII, 9). Надо сказать, что сохраненное Иосифом сообщение Гекатея вызывало недоверие у современных ученых предшествующего поколения, однако у нас имеется достаточно оснований для оценки его сообщения, особенно рассказа о священнике Езекии, посредством использования критерия, отличающегося от того, который был широко распространен в XIX в., что позволяет увидеть во многих деталях рассказа Гекатея воспоминания о подлинных исторических фактах[42].

Ясно, что исследователь сталкивается с непростой задачей в стремлении примирить две различные традиции и определить соответствующие политические ситуации, при которых возникла каждая. Поскольку Птолемей завоевывал Палестину четыре раза (в 320, 312, 302 и 301 гг. до н. э.) и большинство подробностей этих завоеваний остаются неизвестными для нас, а о политике Птолемея в отношении населения страны в мирное время известно еще меньше, у нас нет возможностей сделать более надежные выводы; результаты исследований в данном случае больше зависят от догадок и предположений, чем от строгого анализа исторических фактов. Имея это в виду, все же постараемся восстановить ход событий.

Птолемей опустошил Палестину в первый раз в 320 г. до н. э., но сообщение Агафархида о захвате Иерусалима не относится к этому году, как полагают некоторые ученые[43]. Агшиан (Syr., 52) ясно указывает, что Птолемей прибыл в Сирию морем и покинул ее тем же путем, а Диодор (XVIII, 43) сообщает, что завоевание страны было осуществлено его полководцем Никанором. Стало быть, в том году Птолемей лично не был в Иерусалиме, тогда как Агафархид упоминает о его личном присутствии там. Политическая ситуация дает возможность понять, почему евреи Иерусалима не закрыли ворота города перед Птолемеем: в том году еще оставалась фикция существования основанного Александром огромного единого царства, и прежний правитель Сирии Лаомедонт, и ее новый властитель Птолемей являлись официально не более чем сатрапами центральной власти, они не были независимыми правителями. Трудно полагать, что евреи противостояли бы Никанору или любому другому должностному лицу, пришедшему к ним от имени Птолемея, и весьма правдоподобно, что установление тогда Птолемеем власти над Иудеей произошло мирным путем.

В 312 г. до н. э. политическая ситуация была совершенно иной. Центральная власть давно потеряла силу, страна была в руках Антигона, а Птолемей вступил в нее как иностранный завоеватель. По этой причине большинство исследователей склонно относить рассказ Агафархида к этому году[44], однако снова некоторые детали событий 312 г. до н. э. не соответствуют этому предположению.

Во-первых, непосредственно после победы у Газы Птолемей отправился в Финикию (Diod., XIX, 85, 4), и, поскольку завоевание прибрежных городов было для него важным делом, его движение по маршруту Яффа - Акко, не сворачивая в Иудею, представляется весьма вероятным. Если же он не захватил Иерусалим в начале кампании, то ввиду непродолжительности его пребывания в стране крайне сомнительно, что он вообще нашел для этого время.

Во-вторых, среди городов, разрушенных Птолемеем при уходе из страны (Акко, Яффа, Самария и Газа), мы не находим Иерусалима.

В-третьих, к этому году Гекатей относит свою историю о жителях Сирии, включая Езекию, сопровождавших Птолемея. В этой связи можно предположить, что правление Птолемея, продолжавшееся пять лет (320- 315 гг. до н. э.), стало популярным среди населения, в том числе и евреев, в то время как Антигон, будучи жестким человеком и суровым правителем, завоевал мало симпатий к себе и к своему правлению. Отсюда становится понятным, что в 311 г. до н. э., когда Птолемей был вынужден покинуть Палестину, его сопровождали те еврейские лидеры, которые были известны вследствие своих симпатии к Птолемею и опасались мести Антигона. Со всей очевидностью, во главе их стоял первосвященник Езекия.

Иерусалим на этот раз снова перешел под власть Антигона на долгий период - около 10 лет. Мы не знаем, установились ли тогда дружественные отношения между евреями и Антигоном. Вообще же события в политическом мире в 302 г. до н. э. претерпели серьезные изменения, и евреи должны были решить, хорошо ли для них будет поддерживать Антигона (готовившегося тогда в Малой Азии к решительному столкновению со своими врагами), или будет более целесообразным снова соединиться с Птолемеем. Как обычно бывает при таких обстоятельствах, в Иерусалиме возникли две оппозиционные друг другу партии, одна поддерживала Антигона, а другая Птолемея. Сообщение Агафархида прекрасно соответствует этой нестабильной политической ситуации. В соответствии с данным сообщением (у Иосифа Флавия имеется его пересказ) Птолемей не только воспользовался уклонением евреев от сражения в субботу, но также применил хитрость: он изобразил чувство дружбы и проник в город под предлогом того, что желает принести жертву (естественно, Богу Израиля).

Однако если отдых в субботу объясняет, почему евреи не сопротивлялись царю, когда он был уже в городе, то остается непонятным, почему они вообще разрешили ему вступить в город или почему они поверили его фальшивым заверениям. Ясно, что у него были друзья в городе, поспешившие открыть ему ворота. Так что после окончания субботы евреи обнаружили, что Иерусалим находится в руках египетского царя, который, очевидно, не был милостиво расположен ко многим из жителей города. Дело дошло до столкновений, и Птолемей, применив силу, разгромил своих противников, сурово отнесся к городу, захватил пленных и выслал их в Египет. Некоторое время спустя он вынужден был снова покинуть страну и тогда "разрушил" город, другими словами пробил бреши в его стенах, чтобы он не мог служить Антигону в качестве крепости. Когда Птолемей снова вступил в страну, уже в четвертый, и последний, раз, то, очевидно, нашел стены еще с брешами, и ему не составило большого труда захватить как город, так и всю Иудею. Таковы, как представляется, те направления, по которым я бы восстановил ход событии в соответствии со скупой информацией, сохраненной в различных сочинениях; однако, естественно, здесь нет абсолютной уверенности в том, что именно так тогда все и происходило, и иные реконструкции событий являются в равной степени возможными.

Внутренняя жизнь евреев в течение этого начального периода эллинизма в Палестине описана Гекатеем Абдерским, чье имя мы уже упоминали дважды в связи с отдельными событиями эпохи[45]. Сейчас мы подробно остановимся на сведениях политического характера, содержащихся в весьма важном сообщении Гекатея о евреях[46]. Гекатей абсолютно ничего не слышал о правлении царей в Израиле. Он полагал, что сам Моисей установил законы и обычаи и заповедал священникам их соблюдение, "поэтому царь никогда не управлял евреями, а представительство народа () передается тому священнику, который превосходит других в своих познаниях и величии достоинств. Они зовут его первосвященником" (Diod., XL, 3, 5). Это сообщение ясно показывает, что во времена Гекатея первосвященник был главным лицом в Иудее и что исторический процесс перехода традиционной власти от царя к первосвященнику, начавшийся во времена Зерубавеля, сына Шалтиеля, из царской династии, и первосвященника Иошуа, сына Иехоцадека, закончился решительной победой последнего[47].

Но, к счастью, мы теперь обладаем другим источником, чья достоверность вне всяких сомнений, а именно папирусами Зенона, часть из которых посвящена делам в Палестине во времена Птолемея II Филадельфа. Этот Зенон, чьи обширные архивы были открыты в Египте в 1915 г. на территории античной деревни Филадельфия в Файюме, был одним из наиболее прилежных и способных чиновников в правление Филадельфа. Он находился в подчинении диойкета (министра финансов) Аполлония, исключительно энергичного человека, одного из лучших администраторов птолемеевского Египта. Главной задачей Зенона было управление большим поместьем Аполлония, находившимся вблизи Филадельфия в Файюме. Однако до того он выполнил несколько миссий, порученных ему Аполлонием, среди прочего он посетил Палестину в 259 г. до н. э. и находился там целый год.

Зенон привез из этого путешествия различные документы и письма, которые сохранились среди его записей. После же возвращения в Египет он некоторое время поддерживал связи с Палестиной и сохранил разные письма, прибывавшие оттуда для Аполлония и его чиновников. Общее количество папирусов, относящихся к Палестине, очень мало по сравнению с огромным числом (приблизительно 1200) документов архива Зенона в целом - всего около сорока заметок, счетов, писем и памяток. Тем не менее их значение для исторического изучения Палестины в III в. до н. э. огромно, поскольку об этом периоде - от 300 до 220 г. до н. э. или около того - практически отсутствуют сведения в источниках[48].

В качестве дополнения к папирусам Зенона мы имеем теперь другой важный папирус из большой коллекции папирусов в Вене, опубликованный в 1936 году. Он содержит два приказа царя Птолемея Филадельфа: один о регистрации стад мелкого и крупного рогатого скота в птолемеевской Сирии, а другой о решении вопроса о рабах (или, более правильно, о свободных мужчинах и женщинах, незаконно обращенных в рабство) в той же стране. В некоторых отношениях Венский папирус дополняет информацию папирусов Зенона[49].

Южная Сирия во время пребывания под властью Птолемеев именовалась на официальном языке египетских канцелярий "Сирия и Финикия", а обыденно просто "Сирия"[50]. Папирусы Зенона позволяют нам, хотя и не строго точно, но в общем верно, определить границы страны. Три пункта, указанные в архивах Зенона, фиксируют северную границу между птолемеевской и селевкидской Сирией: город Триполи (PSI, 495); равнина Масиас, т. е. долина между Ливаном и Антиливаном (PCZ, 59093); Дамаск (PCZ, 59006). Сама граница точно не известна. По Страбону (XVI, 756), Аретуза была границей между птолемеевской и селевкидской Сирией в римский период. Этот город находился в нескольких километрах севернее Триполи. Поэтому здесь, возможно, проходила граница также и в эллинистический период. От Аретузы она поворачивала в юго-восточном направлении к Баальбеку, а отсюда к Дамаску и в пустыню[51].

Что касается восточной границы, то, несомненно, вся Трансиордания, а также пустыня находились в руках Птолемеев. Папирусы Зенона упоминают Хауран (PSI, 406; PCZ, 59008), Аммон (CPJ, 1) и набатеев (PSI, 406), т. е. полностью центральную и южную части Трансиордании. Но из контроля Птолемеев над Хаураном, с одной стороны, и Дамаском - с другой, очевиден их контроль над областью Трахонитиды и Батанеей[52]. Что касается административного деления, то мы узнаем из Венского папируса, что страна была разделена на гипархии, при этом наименьшей административной единицей была, как и в Египте, деревня[53]. Внимание царя к провинции Сирия выразилось в публикации нескольких приказов, правил, уставов и рескриптов, на которые имеются ссылки в Венском папирусе. Отсюда видно, что правительство в Александрии уделяло особое внимание благосостоянию и экономическому развитию Сирии[54].

Мы не знаем, была ли птолемеевская Сирия организована как собственно "провинция" - если использовать этот термин в значении, характерном для римского периода - т. е. находилась ли она под властью специального наместника и жила ли она по своим собственным законам, так как этот наместник не упомянут в наших источниках. Согласно папирусам Зенона, контакты между Александрией и Палестиной были настолько оживленными и непосредственными, что пост наместника как посредника представляется ненужным[55].

Большой интерес, проявленный Аполлонием к землям в Сирии, заставляет думать, что птолемеевская Сирия была под специальным управлением диойкета в Александрии. С другой стороны, как мы узнаем из Венского папируса, имелся также особый диойкет в Сирии, и он, возможно, был наиболее важным чиновником в стране. В каждой гипархии был эконом, специальный чиновник, ведавший экономической жизнью. Более того, мы знаем об очень большом количестве высокого и низкого ранга чиновников, имевших отношение к делам административным и экономическим[56].

Мы можем судить о числе правительственных чиновников по тексту одного из папирусов Зенона, содержавшего наброски пяти писем, посланных Зеноном к чиновникам Мариссы в Идумее. Во всех пяти набросках писем Зенон затрагивает одно и то же дело: будучи в Мариссе, он купил молодых рабов, которые бежали от него и вернулись к своим прежним хозяевам. Хозяева теперь требовали 500 драхм компенсации за возвращение рабов Зенону, который обращался по этому вопросу к различным чиновникам в Мариссе с просьбой помочь его эмиссарам вернуть их. Написанные очень вежливо, два письма, со всей очевидностью, адресовались главе гражданской администрации и начальнику городской полиции. В двух других письмах Зенон просит чиновников (которых он, видимо, знал лично) использовать их добрые отношения с другими чиновниками для того, чтобы не возлагать государственную повинность на его эмиссаров, поскольку это помешало бы поискам его рабов[37].

Таким образом, мы видим здесь в миниатюре египетскую систему государственного управления. При этом вполне справедливо полагать, что чиновники перенесли в Палестину всю египетскую бюрократию со всеми ее недостатками, которые мы так хорошо знаем из папирусов, найденных в Египте. Однако она имела не только недостатки. У птолемеевских чиновников из правительственных учреждений в Палестине мы также видим огромное прилежание, активное проведение в жизнь законов государства в самых отдаленных его уголках, очень строгое наблюдение за жизнью отдельных частных лиц. Так, например, Венский папирус упоминает определенные даты, когда люди, которых это касается, должны выполнять правительственные требования, сообщает о штрафах, наложенных на оскорбителей, ежегодных регистрациях собственности (в одном случае овцы и крупный рогатый скот) и о тому подобном[58]. Всякий, кто знаком с принципами птолемеевской администрации Египта, без труда узнает те же методы, ту же самую практику, перенесенную почти без изменения в провинцию Сирия[59].

Особое положение в Сирии занимали агенты министра финансов Аполлония. Они не принадлежали к штатному правительственному чиновничеству, но действовали как особые эмиссары Аполлония и называли себя "люди Аполлония диойкета" (CPJ, 1, 21:). Эти агенты были разбросаны по всей стране и проявляли особую активность в прибрежных городах - Газе, Яффе, Акко, Сидоне и Бейруте. Они контролировали торговлю зерном и оливковым маслом, отправляли груженные товарами суда в Пелусий, а также выполняли все частные поручения министра финансов, покупая для него рабов и посылая ему "дары".

Возможно, не все агенты Аполлония исполняли свои обязанности честно и законно. Но, тем не менее, нельзя отрицать, что, с точки зрения египетских властей, их деятельность была обширной и продуктивной. С их помощью были организованы торговые связи между двумя странами, столь выгодные для правительства Александрии.

Есть основания думать, что Зенон посетил Палестину в 259 г. до н. э., в том самом году, когда Аполлоний решил обратить особое внимание на сирийские земли. Именно тогда он послал большую группу своих агентов (может быть, под руководством Зенона) в поездку по стране для проверки ее экономического положения и укрепления ее связи с Египтом. Эти агенты совершали многочисленные поездки по стране, и к ним присоединялись как живущие там греки, так и коренные жители, пока группа не стала караваном численностью примерно сто человек или несколько больше, который передвигался по земле Палестины, включая Трансиорданию, завязывая контакты с населением каждой местности. В последующие годы мы встречаем многих из этих участников экспедиции - агентов Аполлония, поселившимися постоянно в больших городах страны, таких как Яффа, или управлявшими делами в поместье Аполлония в Бет-Анате и в других местах. Длинный перечень имен путешественников, сохранившийся в архивах Зенона, является надежным свидетельством деятельности Аполлония в 259 г. до н. э.[60]

Неустойчивость равновесия политической ситуации вокруг Палестины поставила египетских царей перед трудной проблемой обороны страны. Не следует забывать, что с военной точки зрения южные районы Сирии служила первой линией обороны самого Египта. Из папирусов Зенона мы узнаем, какие методы использовались Птолемеями для достижения безопасности, а именно об основании клерухий и размещении гарнизонов в сирийских городах.

В одном из папирусов (PSI, 495) упомянуты войска, размещенные в Триполи, очевидно, это был гарнизон, защищавший северную границу птолемеевой Сирии. Мобильная группа агентов Аполлония включала в себя нескольких высокопоставленных офицеров, чьи военные звания свидетельствуют об их принадлежности к гарнизонам крепостей[61].

В Венском папирусе говорится о "солдатах и других поселенцах в Сирии и Финикии", взявших в жены местных женщин (SB, 8008,1, 49 sqq.:). Такие смешанные браки показывают, что это упоминание в документе, исходящем от царя, относится не к войскам, появляющимся в стране на короткое время, а к гарнизонам, расквартированным в Сирии постоянно.

Самая интересная информация, сохранившаяся в папирусах Зенона, касается клерухий войск Птолемея в Трансиордании. Папирус PCZ, 59003 (CPJ, 1) содержит текст сделки о продаже, совершенной между греком, уроженцем Книда в Карии, и Зеноном. Грек обозначал себя "одним из людей Товии", а место совершения сделки называлось "цитадель страны Аммонитов".

Контракт подписан шестью свидетелями, два из которых являлись "клерухами кавалерии Товии", остальные четверо были членами свиты Зенона ("из людей Аполлония диойкета"). Другой человек подписал сделку в качестве гаранта. Он также был одним из клерухов Товии. Папирус подтверждает тот факт, что Птолемеи распространили и на Палестину свою практику распределения собственности на землю среди войск и поселяли воинов в клерухии. Целью основания клерухий в Трансиордании была защита страны от нападений бедуинов из пустыни. Цитадель, упомянутая в папирусе, была центром клерухии, а войска, расположенные здесь, состояли из кавалерии и пехоты[62].

Одна деталь в вышеупомянутом папирусе привлекает особое внимание: клерухию возглавлял не греческий или македонский офицер, а местный князь Товия. Этот человек упомянут в нескольких других папирусах: он пишет письма Аполлонию и самому царю Птолемею Филадельфу, а также посылает им дары: царю - редких животных (возможно, для зоологического сада Филадельфа в Александрии), а Аполлонию - четырех молодых рабов, сопровождаемых евнухом (CPJ, nos. 4-5). В одном из папирусов резиденция Товии (очевидно, вышеупомянутая клерухия, включая цитадель) именуется "земля Товии". Это свидетельствует о том, что Товия был богатым "шейхом", известным в округе[63]. Нетрудно определить его происхождение. Он, без сомнения, является одним из потомков "Товии, аммонитского раба", несколько раз упомянутого в книге Неемии в качестве одного из оппонентов еврейской национальной политики Неемии, и его генеалогия может быть прослежена даже в более древние времена64. Нет никакого сомнения, что этот Товия был отцом Иосифа, сына Товии, знаменитого сборщика налогов, игравшего важную роль в еврейском обществе в III в. до н. э.

Таким образом, перед нами уникальный политический феномен: назначение местного "шейха", весьма влиятельного среди местного населения человека, на высокую должность в армии Птолемеев. В Египте Птолемеи тщательно следили за тем, чтобы не доверять высокие посты природным египтянам, и до середины II в. до н. э. мы не находим египтян на ключевых позициях в армии Птолемеев. Но в Палестине Птолемеи должны были учитывать местные условия. Их власть над страной не могла быть прочной без завоевания симпатий влиятельных людей. Для египетского правительства было очень важно привлечь на свою сторону таких местных князей, как Товия, и сделать их своими союзниками в случае войны против царей Сирии. И действительно, Товия оправдал надежды, возлагаемые на него царями Египта. Подобное отношение к последним наследовал и его сын Иосиф, который всю свою жизнь был твердым сторонником верности евреев Птолемеям[65].

Товия не был единственным влиятельным лицом, с которым Птолемеям надо было считаться. Папирусы Зенона упоминают некоторых других людей независимого положения в Сирии, не занимавших при этом официальных постов. Один из них Иеддоус, очевидно, еврей, был должен Зенону определенную сумму денег, но не заплатил долг в назначенное время. Однако когда правительственные чиновники появились в деревне с представителем Зенона для взыскания долга или конфискации имущества Иеддоуса, последний не только не обратил внимания на требования чиновников, "но поднял руку на них и выгнал их из деревни" (CPJ, nos. 6 = PCZ, 59018). Поведение Иеддоуса поражает нас своей наглостью: подобные инциденты едва ли были возможны в египетской деревне. Если Иеддоус посмел изгнать чиновников из деревни, то, надо полагать, у него были помощники, и даже возможно, что вся деревня располагалась на его земле.

Мы снова встречаем здесь богатого "шейха", который не боялся царских чиновников и защищал от них свое имущество. Другой пример могущественных персон дает папирус PCZ, 59015 verso, на который мы уже указывали. Речь здесь идет о двух братьях из Идумеи - Заиделе и Колохутосе, у которых Зенон приобрел молодых рабов. Он купил их "из числа людей Заиделя", откуда видно, что у Заиделя было многих других рабов. Как и его брат, он, очевидно, был богатым человеком. Сила и влияние братьев усматриваются из того факта, что Зенон для возвращения пяти купленных у них рабов должен был написать целых пять писем. Размер компенсации также представляет собой нечто неожиданное: за 100 драхм можно было приобрести двух девушек-прислужниц. Создается впечатление, что Заидель и его брат воспользовались обстоятельствами (бегство рабов обратно к ним), чтобы потребовать от Зенона дополнительную сумму денег, помимо той, которую тот им уже заплатил. Такое требование показывает независимое поведение местных шейхов. Они выказывают мало уважения высокому египетскому чиновнику и его начальнику, министру финансов, для которого и были приобретены рабы.

Экономической и социальной основой независимости богатых шейхов следует считать их владение землей. Перед нами здесь снова социальный феномен, чуждый птолемеевскому Египту, но характерный для условии Сирии. Пример Товии свидетельствует нам, что влиятельными людьми в Сирии были члены древних аристократических семей, жившие на земле, находившейся в их постоянном и наследственном владении. Для царя было бы нетрудно конфисковать их земли, но тогда он восстановил бы против себя всю местную аристократию, а это могло бы дорого ему обойтись в случае войны. По этим соображениям монарх династии Птолемеев и делал некоторые уступки по вопросу собственности на землю.

В Египте, как мы видели выше, вся земля теоретически принадлежала царю. Этот принцип было очень трудно реализовать в Сирии не только потому, что земля была в руках богатых шейхов, но также и потому, что побережье было усеяно с древних времен городами (финикийскими и филистимскими), которые теперь требовали признания их в качестве "греческих" городов, т. е. городскими общинами, организованными по модели греческих полисов. Каждый полис, как хорошо известно, контролировал землю деревень, расположенных вокруг него, и в Палестине дело обстояло таким же образом. Потому царь был вынужден признавать власть городов над их территориями - снова явление, чуждое духу бюрократической администрации птолемеевского Египта. Мы не знаем, какова была судьба земли, принадлежавшей древним храмам, однако есть основание полагать, что и здесь царь также подтвердил существующее положение дел, не пытаясь наложить руки на священные земли или доходы, принадлежавшие жрецам.

С другой стороны, мы встречаем намеки в папирусах Зенона о новой ситуации, созданной в Сирии после завоевания ее Птолемеями. В соответствии с политической теорией эллинистического периода завоеванная страна принадлежала завоевателю в качестве его частной собственности, поэтому теоретически все южные регионы Сирии принадлежали Птолемеям. И если по политическим причинам царь уступал свою власть над землей богатым землевладельцам, городам и священнослужителям, то это не является доказательством того, что он передавал им власть над всеми областями завоеванной территории. Из нескольких папирусов мы узнаем, что Аполлоний был владельцем поместья в Бет-Анате, которое включало в себя виноградник и поля для выращивания зерна[66]. Один из агентов Аполлония управлял этим имением, но, помимо него, мы обнаруживаем там еще одного чиновника, обозначенного в папирусе как "арендатор деревни", что означает человека, который взял в аренду сбор налогов с жителей этой деревни. Согласно Венскому папирусу, в Сирии были особые чиновники, занимающиеся сдачей в аренду деревень, т. е. сбором их налогов от имени царской казны[67]. Отсюда можно полагать, что деревня Бет-Анат была под постоянным контролем чиновников царской казны.

Если мы зададимся вопросом о том, каким образом Аполлоний приобрел свое имение Бет-Анат, то самым простым ответом на него было бы предположение о получении его в дар от царя, поскольку большое поместье министра в Файюме являлось также даром. Эти земли в соответствии с практикой эллинистического Египта не были частной собственностью владельца поместья, и царь сохранял право конфисковать их в любое время по своему желанию. На основании этого можно полагать, что определенные части Палестины (возможно, судя по положению в Египте, весьма обширные площади) находились во владении царя в качестве "царской земли", а поселенные на ней крестьяне были "царским крестьянами", другими словами, мелкими арендаторами, платившими назначенному царем "арендатору деревни" налоги. В этом отношении македонские цари показали себя, как и в других случаях, преемниками персидских властителей. "Царские земли" находились прежде во владении последних, а теперь перешли по наследству к македонским царям.

Большое количество источников информирует нас о земельных владениях персидских царей в Сирии, в особенности - о пардессим, т. е. посадках строевого леса, садах и виноградниках[68]. Поэтому можно полагать, что поместье Аполлония в Бет-Анате также представляет собой прямое продолжение такого царского пардеса персидского времени, крестьяне которого сменили только хозяев[69].

Папирусы Зенона предоставляют, кроме того, богатый материал о торговле между Сирией и Египтом. В этой торговле участвовали два типа людей: правительственные чиновники (включая агентов Аполлония) и купцы. Роль последних не была очень важной. Птолемеевский "тоталитаризм" признавал свободную торговлю не в большей степени, чем признавал свободную экономическую жизнь в целом, а частная инициатива постоянно находилась под строгим правительственным надзором. Мы замечаем такую же политику особенно в торговле зерном и оливковым маслом. Два папируса, содержащие одну и ту же версию письма Аполлония своим агентам в Палестине, свидетельствуют о том, что импорт сирийской пшеницы не находился в частных руках, но был организован как правительственное предприятие. Агенты Аполлония надзирали над перевозками, а также получали денежные платежи от торговцев зерном. Счета о продаже вместе с уплаченными по ним суммами посылались должностным лицам министерства финансов (PSI, 324/325)[70].

Подобная картина проявляется и в том, что касается импорта оливкового масла. Особый правительственный чиновник надзирал, кроме того, за торговлей благовониями и ладаном (PCZ, 59077)[71]. Перевозки сами по себе не представляли большой опасности, поскольку путь от Пелусия (ближайшая от границы Сирии египетская гавань) до Газы едва ли занимал более двух дней, а для перевозок товаров было возможно использовать малые суда, построенные для плавания по Нилу[72]. Среди прибрежных городов Палестины и Финикии наиболее важными в качестве портов для экспорта были Газа, Тир и Акко[73]. Стоит заметить, что вышеупомянутые папирусы Зенона описывают только экспортную торговлю из Сирии в Египет, а не импорт товаров из Египта в Сирию, хотя птолемеевский Египет был известен во всем мире как экспортирующая страна[74]. Объяснение этого феномена надо искать в следующих особенностях папирусов Зенона: они отражают интересы министра финансов, который извлекал прямую выгоду от отправки сирийских товаров в его личный дом и поместье в Египте.

Среди различных предметов экспорта из Сирии в Египет должны быть особо упомянуты рабы. Работорговля имела, очевидно, меньше ограничений, чем какая-либо другая торговая деятельность. Экспорт рабов из Египта был запрещен, однако импорт рабов разрешался и правительственный контроль за ним был не слишком строгим[75]. Мы часто встречаемся с сирийскими рабами в Египте. Для торговцев было выгодно покупать их в Сирии и продавать в Египте, поскольку количество рабов в нем было невелико, в то время как цена на них в Сирии была низкой[76]. Часть из тех, кто был куплен в Сирии Зеноном и другими агентами Аполлония, была предназначена не для тяжелой работы на полях, но для более легкой доли домашнего рабства. Девушки, возможно, предназначались для работы на ткацкой фабрике в одной из деревень Файюма[77]. Исходя из этого, можно заключить, что большинство рабов, купленных агентами Аноллония, было весьма молодого возраста, и каждый из посланных Товией в качестве дара министру финансов был не старше десяти лет.

Особой статьей была торговля пайдисками, другими словами - молодыми девушками-служанками. Одна заметка, посланная Зенону возчиком (PSI, 406), сообщает о двух молодых людях (один также возчик, другой, возможно), которые серьезно занимались этим делом. В этой заметке сообщается о пяти девушках, попавших в их руки. Эти "бизнесмены" доставляли свой живой товар во все концы страны, от Аммона до Акко и от Палестины до Хаурана. Одна из девушек нашла свой дом у "стража границы" в Пегах, и, хотя мы не знаем точно, какая граница проходила в этом месте, известно, что все границы были пунктами, где собирались торговцы, платили пошлины или готовились по той или иной причине пересечь ее. Поэтому можно предположить, что "страж границы" был также владельцем какого-то постоялого двора, где девушка зарабатывала себе на жизнь[78].

О другой девушке сообщается в заметке как о "священнослужительнице", которую продавец доставлял в Яффу четвертый раз. Там она, очевидно, исполняла обязанности храмовой проститутки в одном из храмов Ашторет - Афродиты[79]. Из этого папируса ясно, что Сирия открывала широкое поле для деятельности бессовестных людей из Египта и, возможно, также местных уроженцев, не думавших о морали или о каком-то законе при ведении своих бесчестных дел и, несомненно, иногда нарушавших права свободных людей. Охота на людей, очевидно, была настолько широко распространена в Сирии, что царь Филадельф счел необходимым вмешаться и специальным приказом запретил попытки с чьей-либо стороны порабощать свободных мужчин и женщин из населения страны. Текст этого приказа сохранился в Венском папирусе (SB, 8008, 11. 33sqq.)[80].

Второй по важности может быть названа торговля продовольствием, особенно зерном. Даже до открытия папирусов Зенона ученые знали, что египетское население в эллинистический и римский периоды использовало сорт пшеницы, именуемый "сирийская пшеница". Причину такого импорта было непросто объяснить, поскольку Египет сам изобиловал зерном и служил житницей другим странам Средиземноморского бассейна. И хотя во время засухи пшеница импортировалась из Сирии и других стран, исключительные обстоятельства не могли привести к распространению сирийской пшеницы в Египте или к экспериментам по ее акклиматизации там. Папирусы Зенона показывают, что распространение сирийской пшеницы в Египте имело место уже со времени правления Птолемея Филадельфа и что ее покупка в Сирии и ввоз в Египет организовывались правительственными чиновниками и министром финансов. Причина этого, очевидно, заключалась в том, что сирийская пшеница созревала в более короткие сроки, чем другие сорта пшеницы в Египте[81].

Ввоз оливкового масла из Сирии в Египет упомянут в папирусах не один раз[82]. Мы ничего не знаем об импорте вина, но наличие в поместье Аполлония в Бет-Анате виноградника и отправка ему одним из его агентов оттуда вина (PSI, 594) показывает, что вино из Палестины было хорошо известно в Египте, и только случайно на этот счет не имеется ясных указаний в наших источниках[83]. Другие виды продовольствия, такие как копченая рыба, сыр, мясо, сушеные фиги, фрукты, мед финики и т. д., также упоминаются в числе предметов импорта из Сирии в Египет (PCZ, 59012-59014). Однако сирийцы отправляли в Египет не только товары своего производства. Их страна выполняла роль посредника в торговле с более отдаленными краями - Грецией, Малой Азией и островами Эгейского моря.

Папирусы Зенона свидетельствуют об импорте меда, вина, сыра и орехов из Греции и островов Эгейского моря в Египет. Они упоминают также любознательного "купца", посетившего несколько городов Малой Азии и Сирии (Милет, Кавн, Галикарнасс, Газа, Раббат-Аммон и Акко) и специализировавшегося на покупке подушек, одеял, матрасов, простыней и тому подобного. Все эти экзотические "товары" в конечном счете были переданы жене "купца" в Александрии (PSI, 616). Южная Сирия, особенно Газа, также представляла собой важный промежуточный пункт в торговле благовониями между Аравией и Египтом[84].

Папирусы сохранили скупую, но ценную информацию о слиянии западного и восточного населения в Палестине и о начальном процессе эллинизации населения страны. Главным плавильным котлом в этом случае была армия. Венский папирус (1, 49 sqq.) упоминает "солдат и других поселенцев в Сирии и Финикии, которые женились на местных женщинах", и тот факт, что царь видел необходимость специально обращать внимание на такие браки, свидетельствует об их распространенности. В CPJ, 1 сообщается о составе клерухий Товии в Аммоне следующее: из четырех мужчин один был греком из Книда (Малая Азия), один - македонянином и двое - персами, но поскольку имя отца одного из этих "персов" было Ханания, то очевидно, что он имел еврейское происхождение[85]. Птолемеевские клерухий в Трансиордании состояли тогда из греков, македонян и евреев - состав, характерный для времени процесса слияния народов в эллинистический период. Вторым источником о контактах между местным населением и греками является информация о деятельности птолемеевских чиновников, посещавших страну в большом числе и селившихся в разных местностях провинции Сирия. Среди участников упомянутого выше большого каравана агентов Аполлония мы находим несколько имен местных жителей, сопровождавших его в различных качествах, - погонщиков мулов, возчиков, слуг и т. д.

Сближение местных народов и греков, без сомнения, приводило прежде всего к внешней, поверхностной ассимиляции некоторой части местного населения. Из фрагментарного папируса PCZ, 59009 видно, что туземцы уже начали принимать греческие имена[86]. Наибольший интерес с этой точки зрения представляет письмо Товии к Аполлонию (CPJ, nos. 4), поскольку в формуле приветствия в его начале мы встречаем обычное греческое выражение "большая благодарность богам". Такое множественное число в письме еврея удивительно. Конечно, оно написано не собственной рукой Товии, но его секретарем, который явно был греком. Но тем не менее трудно предположить, что истый еврей позволил бы отправить подобное письмо из своего дома, к тому же подписанное его собственным именем. Эта маленькая деталь проливает свет на интеллектуальную атмосферу, господствовавшую в доме, где был воспитан Иосиф: Товия был слишком предан своим высоким покровителям в Египте, чтобы не перенять какие-то внешние знаки эллинизма. Эллинизация начинается с "порчи" семьи Товия вещами, не имеющими особой важности, такими как использование языческой формы письма в корреспонденции, а также, вероятно, изменение имен, изучение греческого языка и тому подобное. Это приводит в третьем поколении (сыновья Иосифа) к пренебрежению традицией и попытке провести радикальную эллинистическую реформу.

Мы можем обобщить сведения, полученные из папирусов Зенона и приказов Птолемея Филадельфа, сохраненных в Венском папирусе. Политика Птолемеев в Палестине осуществлялось в двух полностью противоположных направлениях. С одной стороны, они понимали невозможность управлять страной, как Египтом, в соответствии с принципами полного абсолютизма. Вместо однообразного единства крестьянского населения, привыкшего к жизни в рабстве, - характерной картины для Египта, Птолемеи столкнулись в Сирии с многими народами и племенами, верными наследию предков (иногда с богатыми и древними традициями) и стремящимися к независимому развитию.

Богатые "шейхи" играли важную роль в жизни этих народов и не были готовы отказаться от нее. Прибрежные города, чья жизнь зависела от торговли, требовали в известных пределах для себя автономии. Такие устремления к свободе и независимости могли быть подавлены, но в таком случае угнетенные народы могли просто перейти на сторону врага. Птолемеи решили выбрать путь уступок. Они поддержали развитие независимой городской жизни, оставили шейхам их земли и даже разрешили некоторым из них играть политическую роль в стране. Такие принципы искусного управления государственными делами были близки по аналогичным причинам к политическим методам управления, применявшимися Селевкидами в своих азиатских владениях.

Однако Птолемеи не следовали этим путем до конца. Палестина была слишком близко расположена к Египту, чтобы не быть "зараженной" преобладавшим там духом рабства. С административной точки зрения "Сирия и Палестина" были такой же частью Египта, как Файюм или любой другой округ Египта, и было бы трудно управлять частью государства по особым законам, противоречащим в главном общему состоянию духа режима в стране. По этой причине реальная политика Птолемеев в Палестине стремилась к привычным методам подчинения. Сеть чиновников охватывала всю провинцию. Право владения землей, правда, или оставалось во владении местных жителей, или переходило к греческим городам. Но наряду с этим существовали "царские земли", которые, возможно, занимали львиную долю территории страны, и на них проживали мелкие арендаторы, чьей обязанностью было платить налоги своим новым хозяевам и молчать. Торговля контролировалась правительством, а частные предприятия находились под постоянным наблюдением чиновников. Следовательно, поэтому не надо думать, что население получало многие выгоды от торговли с Египтом. Таким образом, реальность не оставляла места принципам свободы и автономии. Условия Сирии не позволяли основывать свою власть на порабощении, но, с другой стороны, политическая реальность Египта не могла соответствовать правлению, основанному на свободе. Поэтому птолемеевское правление в Палестине было, в сущности, двусмысленным.

Не менее двусмысленной была и реакция местного населения. Полибий свидетельствует, что жители Сирии были преданы правительству Птолемеев (V, 86, 10). Тем не менее, он же говорит (V, 86, 9), что не было страны, жители которой так легко меняли бы свои политические симпатии, как в Сирии. Стремление к свободе и автономии, развитие которых было поддержано птолемеевской политикой, обернулось в конечном счете против самих Птолемеев, так как эта политика проводилась недостаточно последовательно и не смогла привлечь на свою сторону население на многие поколения вперед. Таким образом, можно сказать, что Птолемеи подготовили почву для великих национальных движений, возникших во II в. до н. э. и ставших причиной падения эллинизма в Палестине. Конечно, Птолемеев нельзя обвинить в антиэллинистической политике. Напротив, в следующей главе мы увидим, что они основали много греческих городов и тем самым дали огромный толчок развитию эллинизма в стране. Надо также отметить, что Товия находился под специальным патронатом правительства Птолемеев, и его семья постоянно покровительствовала сильному эллинистическому движению. И все же, несмотря на это правительство, которое могло разрешить деревенскому шейху Иеддоусу изгнать государственных чиновников из деревни, невольно способствовало развитию исторического процесса, со временем превратившего Иеддоуса в Иуду Маккавея.

В 219 г. до н. э. период мира подошел к концу. Антиох III, молодой и энергичный царь, снова поднял вопрос о верховной власти над Келесирией. Как и ранее, в 221 г. до н. э., он попытался вторгнуться в Палестину, но, натолкнувшись на две сильных крепости в долине Ливана, должен был признать неудачу своего предприятия (Polyb., V, 45-46). Не прошло и двух лет, как он начал новую войну и благодаря предательству египетских военачальников легко захватил города Тир и Акко, а также осадил Дору. Неготовые к войне египтяне искали предлога для задержки наступления Антиоха, надеясь выиграть время для организации обороны. Они предложили Антиоху начать дипломатические переговоры, на что Антиох согласился. Мы уже говорили выше о жалобах и требованиях обеих сторон. Переговоры не привели к соглашению, и в 218 г. до н. э. Антиох возобновил свое наступление. Он двинулся вдоль финикийского берега и вторгся в Верхнюю Галилею. Города Филотерия (Бет-Иера на берегу озера Кинерет) и Скифополь (Бет-Шеан) были взяты им без сопротивления, а с помощью хитрости он захватил сильную крепость на вершине горы Табор. Воодушевленный захватом этой богатой, плодородной и хлебородной страны, Антиох продолжал наступление. Был легко взят город Пелла и другие города, расположенные вблизи него. Антиох пересек Иордан и был готов распространить свою власть на жителей Аравии. Крепости Абила, Гадара и Раббат-Аммон преграждали ему дорогу, однако он захватил их и также послал небольшие силы, чтобы овладеть Самарией. Зимой царь вернулся в Птолемаиду (Polyb., V, 70-71).

Между тем Птолемей IV Филопатор собрал огромную армию и вторгся в Палестину. Навстречу ему поспешил Антиох. Они встретились у Рафии, на юге страны (217 г. до н. э.). Битва была одной из самых жестоких в эллинистический период. Антиох был полностью разгромлен и должен был оставить поле битвы[87]. В Малой Азии и на Востоке все его враги сразу же подняли головы. Для того чтобы противостоять им, Антиох поспешил подписать мир с Птолемеем и вернуть ему все свои завоевания в Келесирии. Птолемей в сопровождении своей жены Арсинои посетил города Палестины и провел в стране примерно три недели. Ее население в высшей степени доброжелательно приветствовало царя. Полибий (V, 86,10) свидетельствует, что причиной этого было не только естественное стремление угодить правителю, но и искренняя приверженность власти Птолемеев.

Посетил ли Птолемей Филопатор Иерусалим в ходе своей поездки по Сирии? Полибий ничего не говорит о таком посещении, также не упоминает этого и найденная в 1924 г. греко-египетская надпись о событиях 217 г. до н. э.[88] С другой стороны, написанная по-гречески еврейская книга, известная как Третья книга Маккавеев, содержит детальный рассказ о посещении Птолемеем Филопатором Иерусалима. Но, к нашему сожалению, содержание этой книги является просто вымыслом, и на ее сообщения нельзя полагаться. Она начинается с рассказа о битве у Рафии, однако он в основном повторяет сообщение Полибия[89]. Тем не менее это только историческое введение к сюжету, составленному по модели исторических романов эллинистического периода. Согласно автору Третьей книги Маккавеев, Птолемей Филопатор хотел ворваться в Святая Святых Храма, и его намерение вызвало великое замешательство в городе, в связи с чем первосвященник молился Богу о защите святого места. И чудо свершилось: Бог поразил гордыню царя, парализовал все его члены, друзья вынесли его из Храма, и он покинул город с гневными угрозами. Нет смысла искать историческое ядро в этом сказании, составленном произвольно, с намерением показать, насколько могущество Бога Израиля превосходит силу смертных царей[90].

Очевидно, что с литературной точки зрения эта история была написана под влиянием аналогичного описания во Второй книге Маккавеев, где вместо Птолемея фигурирует Гелиодор, посол сирийского царя Селевка IV Филопатора. Мы находим в этих двух книгах не только одинаковый порядок событий, но даже те же самые слова и выражения[91]. Тем не менее, сам факт посещения Птолемеем Филопатором Иерусалима находится в рамках возможного, и нет оснований полагать, что царь не вступал в контакт с евреями, что делал он в любом другом месте. Иерусалим был очень хорошо известен в качестве важного религиозного центра, и если бы Филопатор посетил город, то, конечно, совершил бы то, что сделал бы каждый греческий царь на его месте, а именно принес жертву местному богу и выказал почтение священникам. Если автор Третьей книги Маккавеев избрал Филопатора для того, чтобы изобразить его законченным антисемитом, то причину этого мы должны искать не в исторических событиях, связанных с Палестиной, но в основополагающих идеях этой книги, написанной в Египте и отражающей события, связанные с этой страной[92].

Антиох уступил Келесирию, но поражение не обескуражило его: он выжидал благоприятного случая, чтобы снова испытать свои силы. События в Египте предоставили ему этот случай. В 204 г. до н. э. умер Птолемей Филопатор, и на трон был посажен пятилетний Птолемей V Эпифан[93]. Реальная власть перешла в руки вождей царской гвардии, а поскольку их правление оказалось неудачным, то в стране стало нарастать народное брожение, особенно среди граждан Александрии. Антиох воспользовался этими беспорядками для выполнения своих замыслов. В 201 г. до н. э. он вторгся в Келесирию и легко овладел всей страной, кроме Газы, сохранившей верность Птолемеям и закрывшей перед ним городские ворота (Polyb., XVI, 40, 1 sqq.; Polyb., XVIII, 2).

О том, что произошло в последующие годы, наши источники сохранили только отрывочные сообщения, что не дает возможности воссоздать общую картину. Насколько мы можем судить, военачальник Птолемея Скопас сумел отвоевать всю Палестину в 200 г. до н. э., но столкновение с Антиохом на севере страны, вблизи Паниона, закончилось его решительным поражением. Скопас бежал с остатками своей армии и был осажден в Сидоне. Попытка птолемеевской стороны доставить ему помощь оказалась безуспешной, и город был захвачен Антиохом. Затем в 199 - 198 гг. до н. э. Антиох овладел всеми укрепленными городами Келесирии, а египтяне, на этот раз навсегда, покинули окончательно перешедшую под власть Селевкидов страну[94].

Поскольку мы не знаем хода событий при завоевании страны в целом, то не будем вдаваться в подробности судеб Иудеи и Иерусалима. Захват Иерусалима Антиохом в 201 г. до н. э. произошел, очевидно, без сопротивления со стороны евреев[95].

В следующем году, по свидетельству Полибия (см.: Jos. Ant. Jud., XII, 135), в течение зимних месяцев город был захвачен Скопасом, и этот же автор снова подтверждает (Jos. Ant. Jud., 136), что Иерусалим перешел к Антиоху после победы у Паниона, когда он опустошил Батанею, Самарию, Абилу и Гадару. Располагая этой скупой информацией, невозможно решить вопрос об ориентации евреев в эти бурные годы и сказать определенно, имелась ли у них таковая вообще. Тут нам приходят на помощь другие источники, частично современные этим событиям (письмо Антиоха к своему чиновнику Птолемею, которое будет подробно рассмотрено ниже) и частично поздние (комментарии Иеронима к книге Даниила). Иероним сообщает один главный факт общего порядка, что "когда схватились Антиох Великий и полководцы Птолемея, страна Иуды была разделена на две противостоящие друг другу партии, одна поддерживала Антиоха, а другая - Птолемея" (Hieron., In Daniel, 11.14 = P. L., 25, 562). Это сообщение, даже если оно является только результатом общих соображений и не опирается на специальные источники, точно показывает судьбу малой страны, расположенной между двумя великими державами и вынужденной склоняться то в одну, то в другую сторону.

Информация о последующих событиях содержится в сочинении Иеронима. Он, рассказывая о завоевании Иудеи Скопасом и его отступлении в Египет, сообщает, что "Скопас взял с собой вождей, сторонников Птолемеев"[96]. Эти сведения не так точны, как может показаться, поскольку Иудея была завоевана Скопасом до битвы у Паниона, т. е. в 200 г. до н. э., однако он отступил в Египет только после того, как Сидон попал в руки Антиоха, когда Скопаса в Иерусалиме не было. Поэтому надо полагать, что вожди проптолемеевской партии в Иерусалиме были отправлены в Египет не им, а другим птолемеевским военачальником, управлявшим занятым городом[97].

Из письма Антиоха к своему чиновнику Птолемею мы узнаем, что гарнизон из войск царя Птолемея оставался в цитадели Иерусалима до появления у ворот города Антиоха (очевидно, в 198 г. до н. э.), а евреи помогали Антиоху изгнать приверженцев Птолемея из Иерусалима (Jos. Ant. Jud., XII, 138). Отсюда можно заключить, что сторонники Птолемея властвовали в Иерусалиме до тех пор, пока его военачальники сохраняли власть над Иудеей. Однако когда власть египтян начала ослабевать в результате поражения у Паниона и падения Сидона, то проселевкидская партия взяла верх и присоединилась к подступившему к городу Антиоху. Поэтому неудивительно читать в письме Антиоха о восторженном приеме его евреями и о торжественном выходе для его приветствия "совета старейшин" (герусии) (Jos. Ant. Jud., XII, 138). Такие колебания политической ориентации естественны во время войны, и не следует из этого делать вывод относительно истинных симпатий и антипатий евреев.

Имеются ли у нас какие-либо другие возможности для более глубокого проникновения в умонастроения еврейского народа и понимания скрытых побуждений людей в эти судьбоносные годы? Этот вопрос неоднократно ставился в современной литературе, но на него не было дано ясного ответа. При этом подобный ответ не может быть получен в результате научного анализа заслуживающих доверия источников, поскольку он зависит от более или менее смелой интерпретации одного темного по смыслу пассажа в Книге Даниила. Природа этой книги такова, что она скорее предлагает загадки, чем освещает исторические события того времени. Поэтому она может быть использована только с большой осторожностью, так как современный исследователь способен легко открыть в ней любую идею, которую он пожелает там найти[98]. Предложение, возбуждающее исследовательский интерес к разрешению загадки, является стихом из Книги Даниила 11:14: "И в те времена многие восстанут против южного царя; и мятежные из сынов твоего народа поднимутся, чтобы исполнить видение, и падут".

В наше время этот пассаж был предметом всестороннего исследования Тойблера, изучавшего не только саму цитату, но также все источники, относящиеся к 201-198 г г. до н. э. Мы уже использовали результаты этого блестящего исследования по вопросам хронологии и последовательности событий. Однако даже ученый такого уровня, как Тойблер, не смог избежать субъективности в истолковании вышеупомянутого отрывка, поскольку он не содержит ни одного слова, которое нельзя было бы истолковать разным образом. Прежде всего мы не знаем, например, как объяснить упомянутое здесь слово "видение". Означает ли оно библейское пророчество или какое-то "представление", которого придерживались "мятежные" (т. е. некоторую политическую программу)? Является ли неудача "мятежных" неудачей их "видения", или это значит неудачу осуществления "видения"[99]? И кто такие "мятежные" - разбойники, революционеры или люди с властью и влиянием в общественной жизни?[100] Является ли предложение "и мятежные среди сынов твоего народа..." развитием предыдущего предложения "многие восстанут против южного царя" (если так, то мятеж был направлен против Птолемеев в порядке поддержки Селевкидов), или в действительности автор Книги Даниила использует союз "и" для связи двух предложений, не имеющих друг с другом никакой внутренней связи, как это имеет место повсюду в главе 11 (в этом случае повстанцы могли быть членами проптолемеевской партии)?

Ясно, что любое истолкование каждого отдельного слова будет оказывать влияние на понимание всего стиха, Но, с другой стороны, ясно, что каждый ученый подходит к этому с уже сложившейся у него концепцией относительно всего пассажа в целом. Следовательно, мы оказываемся замкнутыми в порочный круг. В общем, могут быть предложены два истолкования стиха 11:14 из Книги Даниила. Кратко назовем их истолкованиями Эд. Мейера и Тойблера. Согласно Эд. Мейеру, повстанцы принадлежали к проселевкидской партии или партии эллинистов, а их мятеж был подавлен Скопасом[101]. Этот взгляд основан на том предположении, что Селевкиды были активными эллинистами (т. е. их целью была эллинизация Востока), в то время как Птолемеи были безразличны к эллинизации. Отсюда следует вывод, что любая поддерживавшая Селевкидов партия обязательно была партией эллинистической. Мы уже останавливались выше на вопросе эллинизации Востока и видели, что нет оснований усматривать в Селевкидах сознательных эллинизаторов, а в Птолемеях оппонентов эллинизации. В наших источниках нет никакого намека на то, что "эллинистическая" партия уже существовала среди евреев в 200 г. до н. э. Проселевкидская же ориентация первосвященника Симона Праведника (см. ниже) достаточно свидетельствует о том, что поддерживающая Антиоха партия была лишена всякой эллинистической окраски.

Однако из этого не следует, что взгляды Эд. Мейера должны считаться абсолютно ошибочными. Если мы истолковываем бунт "мятежных" как восстание против Птолемеев, то вполне естественна мысль, что повстанцев поддерживали Селевкиды. Негативная же позиция автора Книги Даниила к мятежникам убедительно объясняется предположением, что сторонники Селевкидов рассматривались им как преступники в свете реалий эпохи правления Антиоха Эпифана. В свою очередь, Тойблер думает, что повстанческое движение было "мессианским", т. е. что его целью было освобождение народа от любого иностранного ярма. Он истолковывает "видение" как политическую программу по выполнению некоторого обещания, и он видит в "мятежных" "политических активистов". По его мнению, время восстания приходится на короткий период между отступлением Антиоха из Газы и повторным завоеванием Иерусалима Скопасом зимой 201-200 г. до н. э. Внезапное отступление Антиоха из Газы рассматривалась как перст Божий и выглядело как предвестник падения великой державы[102].

Конечно, такое истолкование весьма привлекательно не только из-за своей ясности, но и потому, что оно способно соответствовать и другим историческим событиям того периода. Однако Тойблер хорошо изложил эпизод только в общих чертах. Когда же он попытался описать детали, то неизбежно столкнулся с многочисленными трудностями. Действительно, мы можем спросить: Каков был характер мессианского движения? Было ли оно направлено одновременно против Птолемеев и Селевкидов? Если целью восстания была полная политическая независимость, то входило ли в намерение повстанцев установление теократии с первосвященником во главе государства или восстановление царского дома Давида? В первом случае мы должны ожидать во главе восстания первосвященника. Тем не менее Симон Праведник явно был сторонником Антиоха, и в любом случае трудно представить себе, что он мог бы оставаться у власти после подавления восстания.

Если, напротив, мечтой было восстановление трона Давида, то тогда кто был претендентом на царство? "Мессианского движения" не может быть без "мессии". Если движение было действительно борьбой за национальное освобождение и оно сохранилось в народной памяти до дней Даниила, то почему Даниил относится к нему отрицательно? Легко сказать, что мы не можем ответить на эти вопросы убедительно ввиду отсутствия надежных источников, но разве источников достаточно для установления простого факта о "мессианском движении"? В конце концов, у нас имеется только один пассаж из Книги Даниила, и каждый желающий построить законченную систему на нем как бы подвешивает обоснование своего исследования на волоске. Поэтому, на мой взгляд, мы должны быть весьма осторожны при истолковании туманных пассажей такого рода и не должны делать на их основе далеко идущие заключения. Мы не сможем такими спорными методами расширить свои познания в области истории, но, по крайней мере избежим ошибок[103].

Теперь я перехожу к вопросу о составе проселевкидской партии, которая поддержала Антиоха в 198 г. до н. э. и помогла ему захватить цитадель города. Из письма Антиоха к Птолемею мы узнаем, что совет старейшин (герусия) вышел встречать царя, и, как мы отметили выше, не следует делать из этого факта каких-либо выводов, поскольку для евреев было естественно приветствовать победоносного повелителя, от чьего благоволения зависела их судьба. Мы увидим, тем не менее, ниже, что Антиох в своем письме объявил несколько милостей священникам и Храму, что доказывает его заинтересованность в добрых отношениях с аристократией Иерусалима. С другой стороны, в письме Антиоха Птолемею упоминаются два важных дела, выполненных евреями в пользу Антиоха, а именно оказание военной помощи и снабжение продовольствием царских войск и фуражом слонов. Совершенно ясно, что это превосходит обычную учтивость, будучи явной демонстрацией поддержки царю со стороны проселевкидской фракции. И при этом имеется основание предполагать, что ее возглавлял первосвященник Симон Праведник[104].

Мы можем сравнить рассказ о его действиях Бен Сиры, современника Симона Праведника, с указанным письмом Антиоха к Птолемею. Бен Сира посвятил целую главу своей книги рассказу о первосвященнике (хотя он в общем не упоминает других своих современников, принимавших участие в политической жизни страны). С большим восхищением автор описывает появление Симона Праведника в Храме в день Всепрощения (Йом Киппур) (50:5-8):

Как величествен был он среди народа при выходе из завесы храма! Как утренняя звезда среди облаков, как луна полная во днях, Как солнце, сияющее над храмом Всевышнего, И как радуга, сияющая в величественных облаках, Как цвет роз в весенние дни[105], как лилии при источниках вод...

Бен Сира особо упоминает плодотворную деятельность Симона на пользу народа. Во время Симона были восстановлены руины Храма, было налажено водоснабжение города и построены стены. Это показывает, что Иерусалим был разрушен, а Симон возложил на себя задачу восстановления города и Храма. О руинах города упоминается также и в письме Антиоха, где царь выражает желание восстановить его и подробно рассказывает о работах по строительству и реконструкции Храма (Ant. Jud., XII, 139-141). Нельзя не признать определенной связи между работой Симона Праведника и строительной программой в заявлении Антиоха. Но поскольку Симон был современником Антиоха III и трудно полагать повторное разрушение и восстановление Иерусалима в столь короткое время, то, по моему мнению, здесь имеется в виду одно и тоже историческое событие. Симон выполнил то, что Антиох обещал евреям в своем манифесте.

Отсюда мы узнаем о признании Антиохом Симона Праведника главой евреев, а также их официальным представителем перед властями. Если мы примем во внимание, что первосвященник был во всяком случае центральной фигурой в герусии (ее председателем по современной терминологии), а герусия приветствовала царя при его вступлении в город, то не ошибемся, полагая Симона Праведника вождем партии, склонявшейся на сторону Селевкидов еще до захвата города. Это соображение подтверждается Иосифом Флавием: когда он говорит о вражде между Гирканом, сыном Товии, и его старшими братьями, то подчеркивает, что большинство народа последовало за последними, а первосвященник Симон последовал их примеру. Гиркан, вне всякого сомнения, являлся сторонником проптолемеевской ориентации, отсюда ясно, что его старшие братья, поддержанные Симоном Праведника, были на стороне Селевкидов. К. сожалению, мы не знаем точной даты смерти Иосифа, сына Товии, или даты начала борьбы между его сыновьями, но по некоторым признакам можно полагать, что это случилось в конце периода правления Птолемеев в Палестине, возможно, во время перемены здесь власти[106].

Теперь мы знаем два важных обстоятельства:

1) проселевкидская партия в Иерусалиме состояла из представителей высшего слоя священничества (во главе с самим первосвященником), иерусалимской аристократии (члены герусии) и богачей (сыновья Иосифа, сына Товии);

2) эта партия не обладала никакими особыми предпочтениями в области культуры, т. е склонностями к эллинизму, как думают Эд. Мейер и другие, поскольку старшие братья не были привержены идеям эллинизма сильнее Гиркана, сына Товии, а Симон Праведник, вызывавший глубокое и искреннее восхищение такого набожного ученого, как Бен Сира, очевидно, никогда не возглавлял сторонников эллинизма.

Раскол между двумя частями еврейского общества в 201-198 гг. до н. э. имел в своей основе не культурную и теоретическую, а политическую и практическую основу. Большая часть еврейской аристократии чувствовала растущую слабость Птолемеев и ориентировалась на новую власть, появившуюся в стране, а большинство народа следовало за аристократией.

Иосиф Флавий сохранил нам три документа, изданных Антиохом III в пользу евреев. Они достойны особо внимательного изучения, поскольку очень важны для определения юридического положения евреев в эллинистический период.

Первый документ (Ant. Jud., XII, 138 sqq.) представляет собой письмо чиновнику по имени Птолемей, видимо, назначенному царем управлять Келесирией[107]. В этом письме царь описывает великолепный прием, устроенный ему евреями, и помощь, оказанную ими в его действиях против птолемеевского гарнизона в Иерусалиме. Об этом было уже сказано выше, и поэтому данный вопрос не нуждается в повторном обсуждении. В ответ на эти действия евреев Антиох объявил большую программу привилегий и принятия различных мер в их пользу, среди которых были такие, как помощь в восстановлении города, разрушенного во время войны, поощрение бежавших жителей города к возвращению домой, предоставление значительной суммы денег для снабжения Храма жертвенными животными, вином, маслом, благовониями и тому подобным, разрешение на беспошлинный ввоз в Иерусалим строительного леса из Ливана и других мест для ремонта развалин Храма, предоставление евреям права жить в соответствии с законами предков, освобождение членов совета старейшин (герусии), священников, "писцов Храма" и певцов от подушного налога, "коронационного налога" и налога на соль[108], освобождение жителей Иерусалима от всех налогов на три года и уменьшение их налогов на одну треть после этого срока[109], выкуп всех, ставших пленными во время войны и проданных в рабство, а также возвращение им их собственности. Здесь Иосиф заканчивает текст письма.

Многие ученые прошлого поколения - среди них Низе, Вильрих, Шубарт и Бюхлер - видели в этом письме еврейскую подделку более позднего периода. На авторе не лежит обязанность опровергать их, поскольку это уже выполнено другими, прежде всего Бикерманом, первым и единственным ученым, посвятившим анализу документа глубокий и подробный комментарий[110]. Я хочу остановиться здесь только на одном его положении, которое считаю наиболее важным. Антиох предоставляет евреям право жить "в соответствии с законами предков". Это один из двух документов эллинистической эпохи, где такое право указано ясно (о втором документе см.: Ant. Jud., XII, 150), но до нас дошло несколько римских документов, содержащих ту же самую формулу, и, как это было уже отмечено выше, такое право было, без сомнения, предоставлено также Александром. Мы можем добавить, что Птолемеи явно подтвердили еврейскую автономию посредством формального заявления: в противном случае власть первосвященника и герусии в Иудее была бы лишена какой-либо юридической основы[111].

Возникает, однако, вопрос: какова природа законов предков? Антиох не был изобретателем этого выражения, поскольку эллинистические власти обычно всегда использовали эту формулу "законы предков" не только в отношении евреев, но также в отношении других народов и греческих городов. При этом содержание законов менялось от места к месту[112]. Что же это выражение подразумевало для евреев? Бикерман говорит[113], что здесь имеется в виду "Закон Моисея". Тут, без сомнения, он прав. Но что означает "Закон Моисея"? Имеется ли в виду Письменный Закон, т. е. законы и правила Пятикнижия, или надо включить в это понятие также и "Устный Закон"? Насколько известно автору, до настоящего времени вопрос о содержании "законов предков" для евреев не изучался, хотя он очень важен для понимания их юридического статуса в эллинистических монархиях. Здесь не место вдаваться в детальное исследование. Постараемся рассмотреть только основные положения этого вопроса.

Нет сомнения, что понятие "законы предков" в отношении евреев значительно шире. Законы Моисея включают в себя не только элементы еврейской религии, но также поддержание политических институтов, форму политической власти, методы социальной организации и тому подобное. Например, "теократия" Иерусалима с властью первосвященника и класса священников, группирующегося вокруг Храма, все это покоилось на праве евреев "жить по законам предков". Однако законы Моисея ничего не знают о первосвященнике в качестве главы народа, как и о Храме в Иерусалиме. Или другой пример, каждая еврейская община в диаспоре учреждала для себя синагогу, а иногда даже суд, и эти действия также вытекали из привилегии евреев "жить по законам предков". Однако синагога - более поздний институт, не имеющий власти ни по Пятикнижию, ни по Библии в целом.

Поэтому если мы принимаем утверждение, что "законы предков" представляют собой Тору Моисея, то мы должны согласиться, что при такой концепции в "Тору" должно быть включено гораздо больше того, что имеется в Письменном Законе. Это не представляло для евреев трудностей, поскольку, начиная с дней Эзры, среди ученых писцов начал складываться Устный Закон и приобрел силу еще в древности узаконенный вымысел, что этот Закон в целом был также дан Моисею на Синае[114]. Не надо думать, что Антиох или другие эллинистические цари знали положения Закона Моисея, то, что было в нем записано или нет, и, конечно, они не знали, в чем заключалось различие между Письменным и Устными Законами. Не он, а сами евреи наполняли сухую юридическую формулу "законы предков" живым практическим содержанием.

Под "евреями" же мы понимаем обладающих властью представителей еврейского народа, а в контексте предмета обсуждения - глав теократии Иерусалима и класса писцов, признанных официальными толкователям и Торы (см. ниже, гл. 3). Таким образом, реальное содержание декларации Антиоха заключалось в подтверждении политической ситуации, которую он нашел в Иудее, и в признании им правления первосвященника и его помощников над Иудеей и Иерусалимом. Соответствие или противоречие этого правления Торе Моисея зависело от самих евреев. Функция царя состояла только в соответствующем верховном царском утверждении еврейской автономии в Иудее.

Если это так, то не является парадоксом факт того, что законы субботы были, например, предписаны еврейскому населению греческим царем, поскольку предписывал их не сам царь, а еврейская власть в Иерусалиме. Царь только давал свое согласие, поскольку он заранее признавал любой закон, провозглашаемый в Иудее уполномоченными еврейскими учреждениями. Вместе с тем, предоставляя свое согласие на законы Израиля, царь одновременно осуществлял также их защиту, и с этого момента еврейская автономия гарантировалась военным и административным аппаратом селевкидского государства[115].

Второй документ (Ant. Jud., XII, 145 ff.) воспроизводит два примера царских распоряжений, изданных во исполнение его общего подтверждения еврейской автономии. Первый содержит запрещение иноверцам входить во внутренние помещения Храма, причем "равно также это запрещено евреям, если они не очистили себя в соответствии с законами своих предков". Другой приказ запрещает доставлять в город мясо нечистых животных - лошадей, мулов, ослов (диких и домашних), пантер, лис, зайцев "и любых иных запретных для евреев животных". Приказ запрещает также доставку шкур этих животных и, кроме того, их разведение в пределах города. Нарушители этих приказов должны платить штраф священникам. Бикерман посвятил этим документам статью[116], но даже его огромная эрудиция в отношении эллинистических документов оказалась недостаточной для убедительного объяснения всех трудностей, связанных с их истолкованием.

Внешняя форма документа представляет собой декларацию, и Иосиф Флавий допускает ошибку, когда говорит, что царь опубликовал ее "во всем царстве" (Ant. Jud., XII, 145). Бикерман справедливо полагает, что Иосиф Флавий спутал программу Селевкидов с римским "эдиктом", публиковавшимся во всей провинции, в то время как селевкидская программа выставлялась для обозрения только в соответствующем месте (в нашем случае у ворот города Иерусалима). Нетрудно объяснить, почему царь опубликовал особое заявление, содержащее конкретные детали (причем не самые важные) иудейского культа, хотя он уже утвердил в целом еврейскую автономию. Из письма к Птолемею видно, что на этот раз не было необходимости такой публикации, поскольку заявление было адресовано не евреям, а иноверцам, как это было особо подчеркнуто в его первом параграфе, на которых не распространялись приказы первосвященника и которые не были обязаны выполнять предписания Торы. Но в этом случае царь также действовал в соответствии со своим общим подтверждением автономии, что явствует из ссылки на авторитет "закона предков", когда затрагивается вопрос о религиозной чистоте евреев, желавших войти внутрь Храма.

Что касается первого распоряжения, то он не вызывает никаких сомнений с нашей стороны, поскольку исследователям давно известен текст надписи римского периода, запрещающей посторонним вступать в Храм, причем такое запрещение имеет параллели в греческом мире (OGIS, 598)[117]. Поэтому неудивительно, что подобное запрещение существовало при Селевкидах. Точно также не вызывает сомнений его существование при Птолемеях. Сомнения возникают тогда, когда мы переходим к другому приказу. Мы можем понять запрещение иностранцам приносить мясо нечистых животных или их шкуры, но почему также было запрещено разведение таких животных в пределах города? Подобное запрещение, надо полагать, не могло не затрагивать евреев, поскольку какие же животные использовались жителями Иерусалима для своих ежедневных нужд, если не ослы, мулы и лошади? Использование нечистых животных не было запрещено для евреев, только их трупы были источником нечистоты (М. Kelim, I, 2). Бикерман пытается преодолеть это затруднение указанием на то, что запрещался не ввод животных в город, но их разведение в городе: если бы нечистое животное разводилось в городе, то существовала бы опасность того, что оно могло пасть, и тогда его труп был бы источником загрязнения.

Согласно Бикерману, такой опасности не существовало в отношении разрешенных животных, поскольку их мясо можно было употреблять в пищу и приносить в жертву, и вследствие этого их можно было забить соответствующим образом. Такой ответ, однако, не имеет отношения к делу, поскольку и разрешенные животные могли умереть естественной смертью или быть убитыми другим животным, да и любое нечистое животное, введенное в город на короткое время, также могло умереть. Если законодатель желал избежать опасности загрязнения трупами в пределах города, то он должен был запретить ввод любого животного, что было невозможно. Я вижу только два пути решения проблемы: или надо предположить, что документ был искажен Иосифом Флавием (или автором, с текста которого он был скопирован), или мы должны полагать, что под словом "город" подразумевается не вся застроенная площадь Иерусалима, а всего лишь его центр, т. е. Храм и прилегающая к нему местность. Первое объяснение более просто, но с методической точки зрения не может быть принято, если только не будет полностью исчерпана надежда найти удовлетворительное решение на основе существующего текста документа[118].

В связи со вторым предположением стоит указать на несколько деталей в документе, которые ясно свидетельствуют, по мнению автора, что законодатель в действительности имел в виду Храм. Во-первых, предложение, запрещающее ввоз мяса нечистых животных в "город", следует непосредственно после предложения, запрещающего доступ чужеземцев в Храм. Более того, эти два предложения связаны грамматически. Естественно, что программа, запрещавшая доступ в Храм, была повешена на воротах у входа в Храм или в части города, прямо связанной с ним. Если это так, то и запрещение в отношении нечистых животных было повешено в том же самом месте, а не у ворот города Иерусалима. Во-вторых, законодатель говорит о нечистых животных и сразу после этого замечает, что могут быть использованы только такие традиционные жертвенные животные, которые обычно приносятся в жертву Богу. Следовательно, составитель документа рассматривает животных с культовой точки зрения, т. е. получается, что разрешены или запрещены они для жертвы, и этот взгляд, я думаю, более оправдан, если мы ограничим место его действия только ближайшей к Храму территорией.

В-третьих, штраф за нарушение платится священникам. Они здесь явно выполняют функцию чиновников казначейства. И хотя в "теократическом" государстве священник может быть вовлечен в обыденные правительственные дела, наиболее разумно предположить, что указанная функция связана с его деятельностью в качестве посредника между Богом и человеком и что он заглаживает человеческий грех в соответствии с заповедью в Книге Левит (5:14 ff.) и в Книге Чисел (5:5 ff.)119. Это предположение весьма помогает нам в понимании документа, хотя надо признаться, что его исследование еще не доведено до конца и все еще далеко от точного понимания всех более тонких деталей, содержащихся в его тексте.

Третий документ, содержащий письмо Антиоха к чиновнику Зевксису, посвящен вопросу переселения определенного числа евреев на земли Фригии и Лидии. Но поскольку данный сюжет связан с еврейским населением в диаспоре, он будет рассматриваться во второй части настоящей работы.

Документы Антиоха не дают достаточного исторического материала для изучения политического положения Иудеи в государстве Селевкидов. Тем не менее, они содержат очень важные детали. Антиох разрешил евреям "жить по законам предков", т. е. он не нарушал политико-религиозных основ еврейской традиции, на которой основана вся общественная жизнь еврейского народа. Антиох дважды упоминает герусию и членов этого института, как составляющих вместе со священниками группу людей, обладающих определенными привилегиями в деле налогообложения. Тут не может быть сомнений, что герусия была высшим административным органом в Иерусалиме, постоянно поддерживавшим первосвященника. Каковы были отношения между первосвященником и герусией, с одной стороны, и царским чиновником - с другой? Первый документ Антиоха адресован Птолемею, и этот чиновник должен был исполнить все обещания Антиоха евреям. Но, согласно книге Бен-Сиры, не царские чиновники, а первосвященник Симон отстроил Иерусалим, а также совершил ремонт Храма. Отсюда мы должны заключить, что правительство Селевкидов видело в первосвященнике верховного правителя Иудеи и Иерусалима, другими словами, что Иудея вошла в состав селевкидского государства в качестве политической единицы, обладающей широкой автономией. И надо сказать, что это полностью отвечало духу традиции Селевкидов.

Великое царство признавало три вида отдельных политических единиц под своей властью: города, народы и правители. "Народы" обладали определенной степенью самоуправления и подчинялись своим национальным вождям, и евреи явно были отнесены к этому виду[120]. Правительственные чиновники, конечно, обладали властью вмешиваться во внутренние дела Иудеи при необходимости. Но все наши сведения о правлении Селевкидов в связи с восстанием Хасмонеев свидетельствуют о том, что эти чиновники удовлетворялись более или менее краткими визитами в Иерусалим, однако не желали оставаться там надолго. Более того, политический переход власти от Птолемеев к Селевкидам принес, очевидно, даже некоторое облегчение для евреев, поскольку Птолемеи старались (как мы узнаем из папирусов Зенона), хотя и без окончательного успеха, ввести в Палестине бюрократический египетский режим. Селевкиды, державе которых был не свойственен такой режим в столь изощренной, как в Египте, форме, несомненно, избегали крайностей в этом отношении.

Документы Антиоха ясно свидетельствуют, что царь не намеревался менять традиционный образ жизни в Иудее посредством внедрения греческих законов. Напротив, Антиох своими приказами усилил власть священников, освободил их от налогов и придал заповедям Торы силу официального закона. К этому периоду, без сомнения, относится и деятельность некоего Иоханана, чье имя упомянуто во Второй книге Маккавеев. Этот Иоханан получил от царя какие-то привилегии для евреев, а поскольку они были отменены эллинизаторами во времена Антиоха Эпифана, то можно полагать, что данные привилегии были установлены в согласии с еврейской традицией и имели целью обеспечить поддержку еврейских религиозных обычаев в Иудее (II Масс, 4:11)[121]. Таким образом, борьба с эллинизацией, развернувшаяся среди евреев Иерусалима примерно в это время, не имеет прямой связи с переменой власти, и мы должны искать другие причины ее возникновения. Селевк IV Филопатор, занявший трон после смерти Антиоха III, не стремился эллинизировать евреев. Благочестивый автор Второй книги Маккавеев даже хвалит этого монарха за его благоволение к Иерусалимскому Храму (II Масс, 3:3)[122]. Под властью селевкидских царей евреи не ощущали абсолютно никакого внешнего давления в отношении изменения своего образа жизни, так же как они не чувствовали его при правлении Птолемеев. Буря, разразившаяся над их головами, произошла вследствие естественного внутреннего развития самих евреев, часть из которых склонилась к эллинизму по добровольному стремлению. Однако это явление приняло форму национальной катастрофы потому, что во время политического и культурного кризиса в Иудее разразился глубокий политический кризис в самой селевкидской империи, что и вылилось в новый подход к проблемам страны Иудеи и ее населения.

Этим мы заканчиваем рассказ о политических событиях, имевших место в Палестине во время правления македонских царей. История селевкидской монархии от Селевка IV Филопатора включает в себя политические события в самой Иудее и может быть описана только в связи с процессом эллинизации евреев. Но прежде чем мы перейдем к исследованию этого процесса, мы должны обратить внимание на греческие города, основанные в Палестине в эллинистический период и сыгравшие очень важную роль в политической, экономической и культурной жизни страны.