9. ОТСТУПЛЕНИЕ

Около десяти часов вечера в штаб ворвался посыльный с известием, что из Нир-Ама передают световые сигналы. Фаня и Рахель побежали на холм за убежищем, чтобы принять эти сигналы. Все в штабе обрадовались, когда сообщение было расшифровано. Пальмах посылал людей и бронированные грузовики для эвакуации раненых. Машины должны были прибыть в течение часа.

Уже заранее существовала договоренность о том, каким образом в кибуц проникнет помощь извне. Входить следовало через пост 7, расположенный на северо-восточном углу поселения. Отряд Пальмаха, пришедший на помощь Яд-Мордехаю на вторую ночь сражения, добрался до этого поста по боковой дороге, которая вела к заброшенному британскому военному лагерю. В то время этот путь был свободен от противника. Однако в последние дни египтяне расположили минометы и пулеметы на нескольких низких холмах и контролировали дорогу.

Габриель Рамати и Беня были высланы за ограду, чтобы встретить прибывающий отряд. Условным сигналом был свет фонаря, спрятанного в рукав, чтобы не привлекать внимание египтян. Мужчины ползком выбрались из поселения и добрались до того места, откуда они могли следить за пересечением боковой дороги и главного шоссе. Здесь они ждали, время от времени посылая условный сигнал. Оба они участвовали в бою с танком; оба были измотаны, однако нервное напряжение держало их начеку. То и дело египтяне посылали вверх осветительные ракеты. Мужчины прятались в ложбинке, чтобы остаться незамеченными.

Так прошел час без всякого ответного сигнала, как вдруг минометы и пулеметы, расположенные на холмах у дороги, открыли огонь. "Им придется пробивать себе дорогу", - сказал Беня. Несмотря на риск, мужчины выбрались из укрытия, перебежали к валунам, затем в другую ложбину, напряженно всматриваясь в темноту, чтобы не пропустить ответного сигнала. Наконец, они увидели еле заметное световое пятно. К ним подползли два бойца Пальмаха. Одним из них был Гершон, командир, руководивший эвакуацией детей.

"Мы уже давно вас ищем! - воскликнул Гершон. - Мы думали, что вы не приняли наших сигналов или все погибли".

Он сказал им, что три бронированных грузовика ждут в вади по другую сторону железнодорожной линии в четырехстах ярдах от ограды. Пять грузовиков с людьми и боеприпасами так и не смогли прорваться.

Все четверо пробрались через проволочные заграждения, миновали пост 7 и направились в штаб. Командиры собрали Комитет обороны, и все вместе вышли наружу. Они оправдывались тем, что в убежище слишком жарко и тесно, но на самом деле они хотели поговорить с Гершоном наедине. Решения должны были быть приняты, исходя из военных соображений и не оставалось времени для того, чтобы выслушать мнения членов кибуца. Когда они уселись в траншее около разрушенного детского дома, Дина увидела два темных силуэта на крыше. "Смотрите! - удивилась она.-Наши павлины! Где они были все это время? Что они ели? Где они прятались?" Это был один из тех странных случаев, которые случаются на войне - из всех животных и птиц кибуца выжили именно павлины.

Гершон задавал вопросы, и Тувия первым делом рассказал о бое с танком. Затем он обрисовал общую обстановку. С оружием положение было критическим. "Браунинг" и один миномет были разбиты прямым попаданием. Английские боеприпасы иссякли. Большая часть пулеметов "брен" и много винтовок вышли из строя.

"Как долго вы сможете продержаться, если начнется еще одна пехотная атака?" - спросил Гершон.

"Натек сказал, что не более двух часов - пока не кончатся патроны".

Докладывая о живой силе, Тувия перечислил потери и подчеркнул, что некоторые новые иммигранты, прибывшие на вторую ночь, деморализованы и не могут действовать на передовой. Дюжина студентов-подростков годится только в качестве посыльных и для рытья траншей. Осталось примерно шестьдесят настоящих бойцов, которых можно распределить по всем десяти постам, однако люди в полном изнеможении. Все же он надеялся, что кибуц сможет еще держаться, если получит соответствующее подкрепление и вооружение.

"Со мной прибыл один отряд, если только он сможет прорваться", - сказал Гершон.

"Тридцати человек недостаточно, - заметил Тувия. - Нам необходимы, по крайней мере, два отряда. Нам нужен трехдюймовый пулемет. Кроме того, должны быть предприняты атаки с тыла".

- Он стал перечислять все остальные нужды - побольше оружия и боеприпасов, лопаты, медикаменты.

"Нам нужны и другие вещи, - сказала Дина. - Сломались примусы, и нам не на чем кипятить хирургические инструменты. Без примусов нам не обойтись. В конце концов, ведь и бойцам надо давать попить хоть что-нибудь горячее. Продовольствия у нас достаточно. А как быть с врачом? Наш совсем обессилел. Нам нужен другой доктор".

"Кроме того, мы требуем, чтобы вы эвакуировали женщин, - сказал Тувия. - Они занимают в убежищах место, необходимое для раненых и для отдыха людей".

"Мне приказано эвакуировать только раненых", - ответил Гершон.

"Да, однако вы сейчас здесь, на месте, видите, в каких условиях мы находимся, - настаивал Тувия. - Мы представляем собой точку передовой линии, и нам приказано держать ее. И мы удержим ее, если вы предоставите нам необходимую помощь. Египтяне понесли большие потери, чем мы, и после сегодняшнего боя они полностью деморализованы".

Алекс не согласился с оценкой положения, которую дал Тувия.

"Верно, что у египтян большие потери, чем у нас, но они могут восполнить их, - сказал он. - Надо реально оценить обстановку. Сегодня во время обстрела в нескольких местах разрушено проволочное заграждение. Наши бойцы очень устали, но не могут отдохнуть. Они и сейчас работают, восстанавливают траншеи. У нас нет воды. Даже если Пальмах пришлет два отряда, в чем я сомневаюсь, может ли он прислать воду? Исправить насос невозможно - его обстреливают из дота днем и ночью. По-моему, мы должны отступить, пока еще есть время".

"Это будет предательством по отношению к нашему имени, к Мордехаю Анилевичу, к борцам варшавского гетто - если мы не сделаем все возможное, чтобы остаться и удержать это место", - с пафосом воскликнул Тувия.

"Но как быть, если Пальмах не может послать нам помощь?-отстаивал свое мнение Алекс.-Мы все эти дни просили, и все безуспешно . . ."

"Я так думаю, - задумчиво сказал Рубен. - Наш кибуц словно дот, стоящий далеко впереди линии фронта Страны. Такой дот может держаться только определенное время, и если не придет помощь, он будет захвачен. Мы должны подумать о том, что будет означать для всей Страны наше уничтожение. Неужели другие посты передовой линии решат, что сопротивление бесполезно? Мне кажется, что долг борцов такого дота - вовремя спастись, как это сделали люди нашего дота. Мы поразили врага и разрушили его планы. Мы выполнили свой долг".

Пока они спорили, приводя доводы "за" и "против", росло ощущение, что их положение действительно безнадежно, что Пальмах не в состоянии обеспечить все их нужды, что перед ними только два выбора - смерть или отступление. Залман подвел итоги.

"Я не верю, что в те несколько часов, что еще остались, к нам может поспеть помощь, - сказал он. - Мы должны поступить так, как было в Дюнкерке. Мы должны уйти отсюда, чтобы воевать где-нибудь в другом месте".

Гершон был потрясен увиденным: множество потерь, состояние оставшихся в живых, разруха. Однако он был военным человеком и руководствовался приказами. "Я не могу разрешить вам отступать, - сказал он Комитету. - По приказу вы должны оставаться здесь.

Я возьму с собой столько женщин, сколько смогу. Я доложу обо всем, что я здесь видел. Мы дадим вам знать при помощи световых сигналов или через связного, какая помощь вам может быть оказана.

"Мы будем готовиться к тому, чтобы остаться, - сказал Алекс. - Но мы также будем готовиться и к отступлению. Если ответ не придет до трех часов, мы начнем отступать".

Так как Гершон согласился эвакуировать часть женщин, Комитет обороны должен был решить, кого из них отпустить и кого оставить для дальнейшей обороны. Они решили, что девять женщин здесь необходимы: Мирьям, Дина, три связные, две медсестры. Лея, ответственная за питание, и Рахель, радистка Пальмаха. Но грузовики не могли вместить всех остальных женщин вместе с ранеными. Как сделать выбор, когда в сознании каждого возник беспощадный вопрос: "Уцелеет ли хоть кто-нибудь из тех, кто здесь останется?" Наконец, Комитет решил, что восемь девушек из молодежной группы, обучавшейся в Яд-Мордехае, должны остаться. Женщины кибуца, в большинстве своем матери, должны уйти.

В то время, пока длилось совещание, Лейб Дорфман занимался эвакуацией раненых. Следовало перенести шестнадцать человек, однако было лишь семь носилок. Санитарам предстояло пройти туда и обратно три раза. Мужчины и женщины были сняты с других заданий, чтобы транспортировать раненых к грузовикам. В небе все еще светила луна - необходимо было пробираться с особой осторожностью по лабиринту траншей.

Когда санитары пришли за одним из раненых, он стал их умолять, чтобы они его оставили. Это был Леон Блау; он очень страдал из-за раны в легком. Его ранило при первом же обстреле, и целых два дня он провел в убежище стоя, так как боль становилась невыносимой, когда он пробовал лечь. Наконец, ему удалось обмануть бдительного доктора Геллера и выйти наружу. Он хотел умереть; он надеялся, что египетская пуля прервет его страдания. Один из друзей нашел его и заставил вернуться в убежище.

"Оставьте меня, - просил он санитаров. - Это ни к чему. Я не вынесу тряски, так что нет никакого смысла. Оставьте меня - все равно со мной все кончено".

"Нет, ты должен идти, - настаивал доктор Геллер. - Тебе сделают операцию (Через шесть месяцев после сражения пуля была извлечена в результате умело проведенной операции. Она сломала ребро, расщепленные края которого прокололи легкое. Когда я спросила Леона, как он себя чувствует теперь, он ответил: "Стараюсь быть здоровым."), и все будет в порядке".

Многие раненые со страхом отправлялись в дорогу. Когда они миновали пост 7, Рафаель Рудер почувствовал, как один из них, протянув руку, вытаскивает ручную гранату из-за его пояса. "Что ты собираешься делать с ней? - спросил он. - Отдай гранату, она нам еще очень понадобится".

"Если нас схватят по дороге, я уж лучше воспользуюсь гранатой, чем попадусь в руки египтян", - ответил раненый.

"Перестань волноваться, - сказал Рафаель другу. - Брось такие мысли. Ты еще нужен своей семье и Яд-Мордехаю. Я провожу тебя до самых грузовиков, а дальше Гершон будет заботиться о вас".

Раненый заплакал, но гранату вернул.

Когда стало известно, кто из женщин покидает кибуц, начались поспешные прощания. Жены, чьи мужья не могли оставить своих постов, послали им записки через друзей. Некоторые женщины побежали к своим разрушенным домам, чтобы спасти семейные альбомы, но большинство пришло к грузовикам, не взяв с собой ничего.

Хотя луна светила вовсю, египтяне не заметили движения в поселении. Но когда санитары стали грузить раненых в грузовики, что-то встревожило египтян. Минометы и пулеметы, установленные на холмах, открыли огонь. Двое раненых были задеты осколками; к счастью, эти раны были незначительными. Два грузовика тронулись с места. Стрельба усилилась.

Лейб Дорфман и его помощники принесли четырнадцатого человека, Севека, к последнему грузовику в тот момент, когда водитель завел мотор.

"Подожди! Подожди! - кричал Лейб. - Остались еще трое".

"Не могу ждать, слишком опасно, - ответил водитель. - Должна прийти еще одна машина". "Ведь он уже здесь. Ты не посмеешь оставить его!"

Севека втиснули в переполненный грузовик, и машина тронулась. Весь промежуток пути до Гвар-Ама сплошь обстреливался. Египтяне обстреливали грузовики с ранеными, и бронированные машины Пальмаха, которым не удалось добраться до Яд-Мордехая, открыли ответный огонь. Все грузовики прорвались благополучно, лишь самый последний прибыл в Гвар-Ам с загоревшимся колесом.

Тем временем санитары принесли двух последних раненых - бойцов Пальмаха - к назначенному месту, но обнаружили, что грузовика уже нет. Они успели только услышать шум его мотора.

"Его надо вернуть!" - крикнул один из санитаров и побежал вслед за грузовиком. Совсем забыв об опасности, он свистел и кричал. Грузовика он не остановил, но вызвал на себя огонь египтян. Он прыгнул в придорожный кювет и преследовал машину до самого Гвар-Ама.

Лейб и санитары пытались найти какой-нибудь выход. "Он сказал, что придет еще одна машина, - успокоил Лейб остальных. - Подождем". Они укрылись в вади и стали ждать.

В то время, как Тувия наблюдал за эвакуацией раненых и женщин, находясь на посту 7, Алекс вернулся в штаб для организации ночной работы. Все мужчины, отдыхавшие в убежищах, были высланы на посты, чтобы восстановить разрушенные траншеи. Натеку было приказано заняться распределением оставшегося оружия и боеприпасов. Если будет принято решение остаться и вести бой дальше, им понадобится каждый патрон; если же придется отступать, вооружение не должно попасть в руки врага.

Когда закончилось совещание Комитета обороны, Залман не пошел на свой пост, а повернул к деревянной постройке в эвкалиптовой роще, где в прежние мирные дни находилась контора секретаря кибуца. Хотя стены покосились и дверь была сорвана, здание все еще стояло. Он зажег свой фонарь. И вчерашний мир вдруг ожил. Все было на месте. На его конторке лежал флаг кибуца, за которым он сюда пришел. Папка с бумагами, которыми он занимался в то время, когда начался первый воздушный налет, все еще лежала открытой. С острой болью в сердце он вспомнил, как Ариэль пришел к нему в тот день, чтобы обсудить некоторые проблемы столярной мастерской. Он услышал какой-то звук и, обернувшись, увидел в дверях Рубена. "Я подумал о флаге, - сказал Рубен. - Мы ведь не можем оставить его египтянам". Залман уже снимал флаг с древка. "Да, я тоже подумал об этом", - ответил он.

Он обмотал флаг вокруг пояса, чтобы было удобнее его нести, и продолжал с оттенком эмоциональности: "Когда римляне угоняли евреев в плен, они брали с собой Менору. Я видел такую Менору в Риме на Арке Титуса. Мы возьмем свой флаг".

Они уже собирались выходить, когда в проеме дверей появилась Лейка. "Я пришла за печатью кибуца, - сказала она. - Нельзя ее оставить. Египтяне еще могут использовать ее для чего-нибудь, а, кроме того, ведь она нужна будет нам. А в кассе тут есть еще двадцать фунтов. Я возьму эти деньги с собой; если мы уйдем отсюда, они нам очень пригодятся".

Так они готовились к уходу, собирая не свое личное имущество, а спасая средства и символы их коллективной жизни.

Время подходило к трем часам. За несколько минут до назначенного срока Тувия вернулся в штаб с известием, что прибыл связной Пальмаха. Не было никакой возможности оказать помощь кибуцу. Командиры дали приказ отступать.

Многих людей, несмотря на все пережитое здесь, приказ этот привел в уныние. На посту 4 Дина нашла Натана, яростно роющего окоп. Он был ветераном Второй мировой войны, во время которой потерял ногу. Алекс отправил его на относительно спокойный пост, но этой ночью Натан превзошел всех при восстановлении траншей. Так как он был одним из немногих, у кого еще была лопата, он впрягся в работу с такой силой, словно сражался с врагом.

"Уйти? Уйти отсюда? - вскричал он, когда Дина сообщила ему новость. - Уйти, когда мы бьем их? Я не пойду. Я не могу идти. Как мне пройти весь путь до Гвар-Ама?"

"Ты не можешь здесь оставаться, - ответила ему Дина. - Иди вместе со мной, я помогу тебе".

"Такого пути мне не одолеть, - сказал он в отчаянии, но все же бросил лопату и заковылял по траншеям".

Пост Мирьям должен был отступить одним из последних. Когда связной пришел сюда, он увидел Мирьям, помогающую укладывать на место мешок с песком. Она была поражена приказом. На ее посту все было готово к атаке - траншеи перекопаны, наблюдательный пункт восстановлен, боеприпасы пересчитаны. Она была хорошим солдатом и знала, что готовится к последнему бою; все сомнения, все страхи, все мысли о муже и маленьком сыне она отбросила. "Мы должны бороться, как те евреи, которые защищали разрушенные стены Храма, - говорила она себе. - Яд-Мордехай должен стать второй Масадой". (Масада была почти неприступной крепостью, высеченная в горе, которая находится около Мертвого моря. После того, как римляне завоевали Иерусалим, они три года держали ее под осадой. Когда им, наконец, удалось прорваться в крепость, они обнаружили, что все защитники предпочли лучше покончить собой, чем попасть в руки врага. В живых остались только три старые женщины и несколько детей.).

Сейчас оказалось, что этому не быть. Она не почувствовала никакого облегчения, хотя сознавала, что этот приказ дает возможность выжить. Она чувствовала лишь горечь поражения. Столько пережить, потерять стольких товарищей, а потом оставить египтянам кибуц! Она тихо отдавала команды своим людям. "Взять все оружие и боеприпасы. Взять оставшуюся воду. Выходить по одному". Через двенадцать лет она не могла говорить об этом без слез.

Когда люди собрались около поста 7, все обернулись, чтобы бросить последний взгляд на то, что осталось от их очага. Луна низко висела в небе, и ее ровный свет бросал причудливые тени на эту странную, нереальную картину. Знакомые здания, в которых они жили и работали, стали чужими; снесенные крыши, разбитые окна и двери, криво висящие на петлях. Груды развалин вместо деревянных построек. Заботливо выращенные деревья - разбиты, без крон, с отломанными ветвями, валяющимися на земле. Спаслось лишь одно дерево - китайская бохиния. Притаившись за холмом, она мерцала белыми цветами в лунном свете. Над всем этим опустошением возвышалась водонапорная башня, которая для этих пионеров являлась символом их борьбы за озеленение пустыни. Она стояла на трех ногах, и пробоины в ней зияли словно большие, черные раны. Как горько было оставлять это место даже теперь, когда оно казалось кошмаром! Людей охватила щемящая тоска.

Рискованное отступление усталых бойцов, женщин и раненых, которые могли передвигаться сами, было тщательно продумано. Алекс и Тувия посоветовались с двумя командирами из Пальмаха, Салеком Бельским и другими, хорошо знающими местность. Были только два пути, по которому можно было идти, и каждый по-своему был опасен. Они могли двинуться по дороге, ведущей к заброшенному британскому лагерю и дальше через поля к холмам, за которыми лежал Гвар-Ам. Именно этой дорогой Иошке привел в кибуц отряд Пальмаха на вторую ночь сражения. Опасность здесь была в том, что египтяне могли открыть огонь с придорожных холмов. Согласно второму маршруту, людей надо было вести через поля и виноградники на север. В этом случае они должны были миновать две апельсиновые рощи и пройти мимо покинутого арабского дома. Командиры Пальмаха считали, что роща и дом могут быть заняты египтянами. Тщательно обсудив оба варианта, Алекс и Тувия решили все же рискнуть и отправиться по дороге. Этот путь был намного короче, а каждый лишний ярд многое значил для измученных людей.

Отступление

Порядок отступления был организован следующим образом: Тувия и Салек ушли вперед в качестве разведчиков. За ними последовал Зиги с десятью лучшими бойцами, позади шли мужчины и женщины группами по десять человек, каждая во главе со старшим; отряд Пальмаха прикрывал тыл под командованием Алекса и Иошки. Всего их было 110 человек. Из них двадцать пять - раненых, семнадцать женщин и дюжина совсем молодых ребят.

Отступавшие не взяли с собой никакого личного имущества из разрушенного кибуца; они несли на себе все уцелевшее вооружение: 35 винтовок, "шмайсер", "шпандау", пулеметы "стен" и "брен", пятьдесят ручных гранат и 100 патронов для винтовок. Большинство боеприпасов не соответствовало их винтовкам; то была итальянская амуниция для старых ружей, от которых они уже давно отказались. Несмотря на тяжесть, они также взяли с собой двухдюймовый миномет, хотя боеприпасы к нему уже иссякли. Шамай и Рахель несли радиоприемник и передатчик. Старый передатчик они разбили, а код разорвали на мелкие кусочки и пустили по ветру.

Как только разведчики пересекли шоссе, они натолкнулись на двух санитаров. Лейб Дорфман объяснил, что они ждут машину, которая должна приехать за ними.

"Присоединяйтесь к первому отряду, - приказал Тувия. - Никакой помощи больше не будет. Нам придется их нести с собой. Когда нужна будет замена, зовите тех, кто идет позади".

Тувия и Салек ожидали у вади, чтобы перебросить людей через импровизированную переправу, сооруженную здесь после того, как арабы взорвали мост в дни осады.

"Нам придется сойти с дороги, - сказал Салек. - Слишком уж мы шумим здесь, на асфальте . . ."

Колонна свернула с дороги и направилась дальше по придорожному кювету. Люди старались двигаться бесшумно, держась друг за другом. Луна зашла, и все кругом исчезло в кромешной тьме. Лейб Дорфман споткнулся и упал, и боец Пальмаха, которого они несли, чуть не соскользнул с носилок. Лейка бросилась вперед, чтобы занять место Лейба.

"Не оставляйте меня! Пожалуйста, не оставляйте меня!" - просил раненый.

Подошла Рая и взяла его за руку. "Не волнуйся, мы донесем тебя, - успокаивала она его. - Тебя сразу положат в госпиталь, вылечат ногу, и ты скоро вернешься домой, в свой собственный кибуц. Не беспокойся, все идет к лучшему".

"Мы скоро будем в безопасности, Нафтали, - бодро сказала Лейка. - Мы уже думали, что все здесь погибнем, а теперь, видишь, мы спасены". "Не радуйся слишком рано", - прошептала сзади Дора.

"Мы ведь знаем египтян, - самоуверенно ответила Лейка. - Они не решатся напасть в темноте. Не успеем оглянуться, и мы уже в Гвар-Аме".

Тувия и Салек (По грустной иронии судьбы Салек, оставшийся в живых после службы в Галилее под командованием Орда Вингейта, выживший во время сражения и отступления, пал жертвой от снайперской пули. В 1955 году он руководил защитой Яд-Мордехая. Однажды ночью он вышел, чтобы проверить распространившийся слух о проникновении арабов, и был убит из засады Через полчаса после его смерти по этой дороге проехал грузовик с детьми из соседнего кибуца Возможно, что его своевременное вмешательство спасло многие жизни.), шедшие во главе колонны, осторожно пробирались вперед, разведывая дорогу, затем ждали, пока подойдет группа Зиги, чтобы не терять с ней связь. Они рассчитывали примерно через полчаса добраться до холмов, которые находились между ними и Гвар-Амом. Когда колонна, растянувшаяся на пятьсот ярдов, прошла треть этого пути, египтяне обнаружили ее и открыли огонь. Минометные снаряды с воем проносились над головой и взрывались с глухим звуком, вселяющим ужас. Застрочили пулеметы; трассирующие пули посыпались с холмов. Фактически египтяне стреляли через дорогу, но люди не понимали этого. Каждый человек чувствовал себя незащищенным, беспомощным, одиноким. Не было никакой возможности ответить на удар, и это вызвало панику. Каждый думал, что уже есть жертвы впереди или сзади, и что он будет следующим. Так хорошо подготовленное отступление превратилось в беспорядочное бегство. Некоторые бросились за груды камней, оставшиеся от разоренного английского лагеря; они припали к земле и боялись подняться. Другие пробивались через пески, падали, поднимались и бежали опять. Более опытные ждали, пока снаряд взорвется, и затем бежали, время от времени укрываясь в воронках, оставленных снарядами. Некоторые побежали через виноградники на север, чтобы укрыться в апельсиновой роще.

Маленькие группки держались вместе, но большинство людей побежало сломя голову в темноту, стремясь оставить весь этот ужас позади и не зная, какие опасности ждут их впереди.

И только один человек не в состоянии был бежать. Это был Натан, одноногий ветеран. Он ковылял из последних сил; затем он опустился на землю и начал ползти, таща за собой свой деревянный протез. "Лучше оставьте меня, - хрипло кричал он Дине и Лее, - я все равно не дойду".

"Нет, дойдешь, - сказала Лея. - Опирайся на нас!"

Натан был крупным мужчиной, а женщины - маленькими и хрупкими. Он использовал эту диспропорцию и положил свои большие руки на их плечи. Опираясь на них, он продвигался немного быстрее. В темноте они вдруг споткнулись и упали. Но женщины подняли его и благополучно привели в Гвар-Ам.

Во время обстрела Рахель потеряла свои туфли. Она пробежала вместе с Шамаем несколько сот ярдов, потом вдруг уселась на землю. Кругом рвались снаряды, а она вытаскивала занозу из голой пятки.

"Идем! - орал Шамай. - Нельзя здесь оставаться!"

"Мне очень больно", - спокойно ответила Рахель и занялась второй ногой.

"Нас убъют! Я ухожу один!" - грозился Шамай. Рахель встала и побежала дальше, но то и дело она садилась на землю - ноги очень досаждали ей. Когда они были вне опасности, Рахель отказалась идти дальше и не пошла, пока не обмотала ноги кусками разорванной одежды.

Когда люди пробежали три четверти мили, они оказались за пределами досягаемости огня. Тувия и Салек направляли людей, указывая дорогу к пункту сбора за холмами. Когда люди проходили, они каждого спрашивали: "Что случилось с теми двумя ранеными? Где вы в последний раз видели санитаров ?"

"Я немного помогал нести, а потом меня заменили.

"Я не видел носилок с самого начала обстрела" - отвечал тот или иной.

Почти рассвело. Наконец, показалась группа людей с носилками. Когда они, спотыкаясь, подошли к Тувии, он увидел, что они еле держатся на ногах. Он заменил двух человек, а в ногах стал боец Пальмаха. "Где вторые носилки?"-допытывался он. Санитары не знали; в общей суматохе они потеряли друг друга. "Должно быть, с Алексом и его группой", - ответили они. Оставив здесь Салека, Тувия с носилками направился к бронированным грузовикам, ожидавшим за холмами. В один из этих грузовиков они положили раненого - это был боец Пальмаха, имя которого осталось неизвестным.

Немного позже появился Алекс со своей группой, шагающей строем. Они с севера обошли апельсиновые рощи. Вторых носилок с ними не было.

"Что случилось? Почему вы пришли южной стороной?" - спросил Алекс.

"Разве мы не так договорились?-ответил Тувия.- Зиги сказал, что это самый безопасный путь".

Так уж случилось, что оба командира не поняли друг друга; во время этого беспорядочного бегства они повели свои группы разными путями, а многие люди бежали в том направлении, которое им казалось более безопасным.

"Нехватает одних носилок, - волновался Тувия. - Я думал, что они с тобой. Ты не видел их?"

"Нет, их не было с нами, - ответил Алекс. - Может быть, санитары пошли другим путем, и сейчас они уже в Гвар-Аме. Будем надеяться, что это так".

Уже полностью рассвело, и опасно было оставаться на открытой местности. Командиры поспешили в Гвар-Ам. Когда они прибыли туда, горе и отчаяние царило в Гвар-Аме. Люди, собравшись в маленькие группы, жестикулировали и кричали. Несколько женщин и даже мужчин лежали на земле и рыдали. Командиры еще не успели спросить ни о чем, как новость обрушилась на них из множества ртов: вторые носилки с раненым и люди, которые их несли, были захвачены египтянами.

Салек Бельский рассказал, как это произошло. Когда Тувия оставил его, а сам ушел к грузовикам, появились пропавшие носилки. Их несли лишь двое - Яаков и связная Лейка. Они шли, шатаясь от усталости. Салек побежал навстречу, чтобы помочь им. Он пробежал только часть пути, когда послышались крики на английском и арабском: "Кто здесь? Руки вверх!" Прогремели выстрелы. Он ужаснулся - он понял, что с наступлением дня египтяне выслали патруль. Отрезанный от группы с носилками, он бросился к грузовикам; несколько бойцов Пальмаха присоединились к нему, и все вместе побежали назад, чтобы отбить товарищей. Когда они добежали до этого места, носилок уже не было. Чуть позже, вдали, перед взором Салека предстала печальная картина - силуэты девушки и мужчины, все еще несущих раненого бойца. Их окружал египетский патруль.

"Мы виноваты, что потеряли их! Мы виноваты!" - кричал Тувия, почти рыдая от горя и ярости.

И других объяло чувство вины, прозвучавшее в этом крике. "Почему мы не держались все вместе? - плакали они. - Почему они были оставлены одни? Почему они только вдвоем несли носилки?" "Может они заблудились?" "Может у них уже не было сил, чтобы идти быстрее?"

Были потеряны трое - Яаков Яхалом и Лейка Шапир из кибуца, Нафтали Гольцман из Пальмаха. Но их только взяли в плен; они не были убиты. Друзья начали успокаивать Шифру, жену Яакова.

"Он военнопленный, и только. Когда человек несет носилки, как он - это то же самое, как если б он представлял Красный Крест. Увидишь, через несколько месяцев его обменяют".

"Он подошел и простился со мной, когда я поднялась в грузовик, и сказал "шалом", - говорила Шифра. - Он сказал: "Береги нашу дочь", как будто он уже тогда предчувствовал, что с ним должно что-то случиться. О, если б я осталась вместе с ним! Я бы помогла ему нести носилки и никогда не бросила бы его".

Шифра и Яаков были женаты немногим более четырех лет. Они встретились в те дни, когда Яаков был послан из другого кибуца в полицейский отряд, охранявший берега Натании. Из любви к ней он оставил свой кибуц и стал членом Яд-Мордехая.

Как многие кибуцники, он был образованным человеком. Он владел четырьмя языками и изучал пятый. Он работал на огородах; в трудные дни осады орошал их ночью, когда можно было пользоваться электричеством для подачи воды. Так как он был политическим руководителем кибуца, он, естественно, имел полное право попросить разрешения использовать еще немного электроэнергии, чтобы слушать по радио последние известия. Каждой ночью после работы он сидел еще час или два, чтобы выпустить к утру стенгазету. Когда люди приходили к завтраку, она уже висела на доске объявлений.

Нафтали Гольцман был большим, грузным человеком; нести его было очень тяжело. Будучи членом кибуца Далия, он был призван на действительную службу в Пальмах и послан на защиту осажденного Яд-Мордехая.

Лейка, на время ставшая санитаром, тащила носилки почти всю дорогу. Лейка была борцом всю свою жизнь и отличалась исключительным чувством долга. Она осталась сиротой, когда ей было всего лишь несколько месяцев, ее воспитывал строгий дед и три незамужние тетки. Они не одобряли ее стремление стать халуцой, уйти в трудовой лагерь, а потом эмигрировать в Палестину. Однако она боролась, не подчинялась и настаивала на своем, пока, наконец, тетки не отправились к раввину за советом. "Пустите ее - если бы она хотела перейти в другую религию, было бы хуже", - таков был его совет. Таким образом она добилась разрешения эмигрировать, но могла это осуществить только своими собственными силами. Она стала бухгалтером и работала годами, чтобы накопить деньги для отъезда на родину. Но ей это давалось очень нелегко - ничего в жизни не доставалось ей легко. Арестовали ее единственную сестру, которая была членом нелегальной коммунистической партии. Лейка должна была выбрать - осуществить свою мечту или отдать деньги на защиту сестры. Она отсрочила эмиграцию. Через несколько лет, когда тяжело заболела одна из ее теток, она должна была сделать такой же выбор. Наконец, ее час настал, и она прибыла в Палестину в тот день, когда началась Вторая мировая война.

Месяцами люди Яд-Мордехая надеялись на возвращение этих троих. О них запрашивали через Красный Крест и Объединенные Нации. Хотя известие об их пленении было передано по каирскому радио, египтяне не давали никаких сведений о них. Конечно же, их убили, но как и где - останется тайной навсегда. Их смерть увеличила список погибших в этом сражении до двадцати шести - восемь человек из Пальмаха и восемнадцать из кибуца.