Никто не станет отрицать, что положение евреев более, чем незавидное. Во всех тех странах, где они живут в большом количестве, их в большей или меньшей степени преследуют. Равноправие, если даже подобное и признано законодательством, почти везде к их несчастью значительно сокращено, Уже средние должности в войсках ипи различных общественных и частных ведомствах для них недоступны. Стараются даже вытеснить их из торговли, пропагандируя повсюду: «не покупайте у евреев!». Нападки в парламентах, собраниях, прессе, на церковных соборах, на улице или во время путешествий, при выезде из известных гостиниц, наконец, в местах их постоянного жительства, увеличиваются с каждым днем. Преследования эти в различных странах и в различных собраниях носят различный характер: в России, например, выселяют из сел и деревень; в Румынии дело обыкновенно кончается убийством некоторых евреев; в Германии при случае бьют их; в Австрии бушуют антисемиты, терроризируя всю общественную жизнь; в Алжире странствуют лица, проповедывающие травлю людей; в Париже, так называемое, лучшее общество смыкается, чуждаясь евреев, – словом вариации бесчисленны. Но пусть не подумает благосклонный читатель или прелестная читательница, что я хочу их утруждать излишним перечислением всех ограничений, которые практикуются по отношению к этим несчастным людям; я не буду также останавливаться пред единичными случаями, как тяжелы они бы ни были; я не думаю также вызвать к нам сочувствие, – все это напрасно, неосновательно и не достойно. Я удовольствуюсь только опросом самих евреев: правда ли, что в странах, где мы живем в большем количестве, положение наших врачей, адвокатов, инженеров, техников, учителей и представителей других знаний и искусств действительно невыносимо; что весь средний класс у евреев в ужасном, угрожающем положении; что несчастья простого народа происходят из-за наших богатств; что наши бедняки терпят гораздо больше, чем всякий другой пролетариат?

  Я думаю, что гнет везде имеется; но, проявляясь в высших зажиточных слоях евреев только как неприятность, он в средних слоях общества уже выражается тяжелым глухим стеснением, а в низших слоях есть уже ничто иное, как только отчаяние, бьющее в глаза своей наготой. Во всяком разе, как ни проявлялся бы этот гнет в различных слоях общества, он везде оканчивается одним и тем же, сливаясь в общий крик берлинцев: «долой евреев!». Я постараюсь поэтому формулировать еврейский вопрос в самых сжатых и самых ясных выражениях: должны ли мы уже уйти? и куда? или мы можем еще оставаться? И как долго? Остановлюсь прежде всего на втором вопросе: можем ли мы надеяться на лучшие веяния, набраться терпение и с Божьей помощью ждать, что цари и народы на земле смилостивятся над нами? К несчастью я должен ответить, что нет никакой надежды. А почему? Да потому, что цари, если бы даже мы были близки их сердцу, как и остальные граждане, не могут нас защитить. Они только усилят ненависть к евреям, если окажут последним слишком много предпочтения, хотя бы под этим «слишком» нужно было разуметь значительно меньшее, чем то, на что имеет право всякий обыкновенный гражданин или всякий народ.

  Все народы, у которых живут евреи, явные или замаскированные антисемиты.

  Искусственные приемы, которые применялись до сего времени для улучшения и изменения несчастного и бедственного положения евреев, были или незначительны, как например, эмиграция и колонизация их в различных странах, или ложно понимаемы, как например, попытки превратить их в крестьян на полях их теперешней родины, т.е. в местах их постоянного жительства. и чего мы в самом деле достигнем, если какой-нибудь тысяче евреев дадим другое положение, переведем в другую страну? Либо эта тысяча погибнет, или, если она начнет процветать. то во всей своей силе встанет антисемитизм со всеми своими средствами. к тому же мы уже раньше говорили о всех зтих попытках, практиковавшихся и практикующихся еще до сих пор, переселять бедных евреев в другие страны. Эмиграция во всяком разе неудовлетворительна и бесцельна, если не прямо противна цели; и благодаря этим приемам разрешение интересующего нас вопроса только тормозится, затягивается и, может быть, даже затрудняется.

  Кто думает и хочет превратить евреев в земледельцев тот удивительным образом заблуждается.

  Крестьянство есть собственно историческая категория, в чем легко и удобно можно убедиться из привычек и забот крестьянина, в большинстве случаев однообразных и старых, и его земледельческих орудий. те и другие совершенно примитивны, ничем не отличаясь от привычек или земледельческих орудий его предков. Он пашет еще тем же плугом, он сеет еще рукой, он косит еще допотопной косой и молотит допотопными цепами, несмотря на то, что для всего этого имеются уже очень давно превосходные земледельческие орудия и машины. Сельскохозяйственный вопрос есть в тоже время и машинный вопрос и на этом пути Америка, подобно крупному хозяину, пожирающему мелкого, победила Европу. Крестьянин таким образом на общем фоне вполне определенная фигура. Если его искусственно оберегают, то это совершается на счет политических интересов, которым он призван служить. Если же создавать новых крестьян по старому рецепту, то это только безумное и не выполнимое желание. Никто настолько не силен и не богат, чтобы насильственно отодвинуть назад ход культуры, и даже при всех могущественных средствах самостоятельных государств уже одна задержка культуры в прежнем состоянии есть необыкновенная и необычайная задача. и вот, при таких-то обстоятельствах, хотят еврея, интеллигентность которого нельзя отрицать, принудить сделаться крестьянином старого покроя. Это так же возможно, как сказать еврею: вот тебе лук и отправляйся на войну! Как, вправе воскликнуть он, с одним луком отправляться на войну, когда другие снабжены малокалиберными ружьями и крупповскими пушками! Евреи, которых хотят омужичить, вполне правы, если они при таких обстоятельствах не трогаются с места. Лук прелестное оружие, но все таки ему место только в музее.

  Существуют, конечно, страны, где ненавистные евреи приходят на полевые работы и могут ходить на заработки, занимаясь земледелием, но тут-то и замечается главный антисемитизм, тут-то и зарождается главный источник вражды и ненависти.

  Мировые филантропы, заботящиеся о евреях и посылающие их пахать землю, совершенно упускают из виду мнение последних, а они, эти будущие крестьяне, имеющие полное право высказать свое мнение, могли бы очень многое сказать. Земельная подать, неурожаи, экономический гнет крупных земледельческих хозяйств, работающих дешевле, а особенно американская конкуренция делают жизнь крестьянина достаточно горькой. Вместе с тем, необходимо иметь в виду и фабричного, или мастерового, которого нельзя заставить голодать, оставляя без необходимого хлеба, ибо его политическое значение все возростает, и цены на зерно не могут бесконечно увеличиваться. Все эти затруднения очень хорошо известны всем, и я привожу их здесь только потому, что хотел напомнить, как ничтожны попытки прежние и попытки, предпринятые в настоящем с известной, в большинстве случаев похвальной целью, разрешить столь наболевший и вполне назревший вопрос. Ни эмиграция, ни искусственное омужичение духовно развитых сил нашему пролетариату помочь не может, точно также как и чудное средство ассимиляции, о котором я уже говорил выше.

  Таким образом почти невозможно осилить антисемитизм; он не может быть уничтожен, пока его основы не будут уничтожены, – а можно ли последние уничтожить?