РАЗДЕЛ V. РАБИН КОМАНДУЕТ БРИГАДОЙ

“КАЖДЫЙ ПЕРЕРЫВ МЕЖДУ УСПЕХАМИ ОТКРЫВАЕТ ПЕРЕД ПРОТИВНИКОМ НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ”.

"РЕЗУЛЬТАТЫ ПОБЕДЫ ОПРЕДЕЛЯЮТСЯ ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ ЭНЕРГИЕЙ, С КОТОРОЙ ВЕДЕТСЯ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ".

(Клаузевиц)

Победы в боях за Кастель и Дир-Ясин создали ситуацию эквивалентную прорыву фронта. Теперь следовало развить успех. Требовались быстрые и энергичные действия, и фактор времени стал первостепенным.

14 апреля командир операции “Нахшон” Шимон Авидан так анализировал ситуацию на иерусалимском шоссе. “Положение типично для активной обороны, которая, правда, позволяет удерживать линию (шоссе), но не в состоянии гарантировать контроля над ней в течение продолжительного времени. Необходимо вести решительные наступательные действия, нанося удары по базам противника (т.е. по деревням). Что касается физической и боевой подготовки бойцов, то желателен промежуточный период подготовительных операций, чтобы неопытные части успели приобрести боевой опыт".

Промежуточный период с целью приобретения опыта противоречил требованию решительного наступления, но он был необходим, потому что за первые месяцы войны была выведена из строя значительная часть "кадрового ПАЛЬМАХа” и “первой волны” резервистов. Особенно тяжелы были потери в секторе Иерусалима. Теперь ПАЛЬМАХ почти наполовину состоял из новобранцев, прошедших только самую минимальную подготовку. Кроме того, подготовка командного звена не отвечала требованиям, выдвигаемым новой стадией войны.

ПАЛЬМАХ владел только тактикой вылазок, внезапных ударов и ночных нападений. Его командиры не знали теории и техники дневного боя, атаки без фактора внезапности и операций в рамках батальона. Все эти вопросы теперь стали актуальными, если ишув хотел развить успех и не дать противнику времени на реорганизацию.

Доклад Авидана помечен 14 апреля, т.е. он не предваряет, а подытоживает бои, развернувшиеся после двойной победы Кастеля/Дир-Ясина. Операции 10-16 апреля не были включены в предварительные планы операции “Нахшон”. Они были импровизацией, развившей случайный успех. Уже 10 апреля, в день взятия Дир-Ясина Авидан приказал Табенкину атаковать деревни Бейт-Сурик и Бейт-Икса и "не растрачивать силы на мелкие операции и охрану своих баз". Однако Табенкин вместо этого взял деревню Колонья. Он оправдывался тем, что у него не было сил для атаки, потому что он должен был охранять базу в Кирьят-Анавим, а также отсутствием батарей для радиоаппаратуры. 12 апреля Авидан приказал атаковать деревни Сарис и Бейт-Махсир, т.е. создать сплошной коридор по южной стороне шоссе. Табенкин снова не выполнил приказ, объяснив что он опасается конфликта с английской армией.

ПАЛЬМАХ не использовал выгодной ситуации, сложившейся в начале апреля. Скоро стало заметно, что арабы приходят в себя. Тем временем 4-й и 5-й батальоны ПАЛЬМАХа были сведены в бригаду “Харэль”. Ицхак Рабин снова принял командование над иерусалимским шоссе.

"Есть отличные заместители, которым не дано быть "номером первым". Таков Рабин. Я понял это, только когда увидел, как он командует бригадой "Харэль".

Игаль Алон

Глава 27.“Юный Нахшон” (склонный к панике)

В этой главе мы возвращаемся к главному "герою" нашей книги - к Ицхаку Рабину. Что делал он в первые месяцы войны? Одной из главных ошибок Алона в начале войны была недооценка важности “иерусалимского шоссе". Алон считал, что главные сражения развернутся на юге (Негев) и на севере (Галилея). Предполагалось, что 6-й и 5-й батальоны ПАЛЬМАХа смогут обеспечить конвои в Иерусалим. О серьезных боях Алон не думал, его беспокоило другое. До сих пор ПАЛЬМАХ состоял из батальонов, формально сведенных в бригаду под его командованием. Теперь эта структура начала распадаться: на юге уже была сформирована самостоятельная бригада (“hа-Негев”), теперь создавали новую формацию. Формальные полномочия Алона ослабевали, и тем нужнее была теперь для него личная преданность командиров. В этом смысле он вполне мог положиться на Рабина.

Иначе оценивал значение Иерусалима Бен-Гурион. Он считал, что там будет решена судьба войны. Бен-Гурион неоднократно говорил об этом, но сильнее всяких слов говорят сделанные им назначения. Руководство города он постарался составить из "своих людей". Прежде всего, он назначил лично близкого ему Давида Шалтиэля комендантом Иерусалима и командиром бригады "Эциони". Общее командование иерусалимским шоссе Бен-Гурион предложил Моше Нецеру, с которым мы уже встречались в нашем рассказе. Нецер был один из немногих командиров ПАЛЬМАХа, принадлежавших бен-гурионовской партии МАПАЙ. Большинство, (включая Алона, Рабина, Табенкина и др.) были членами партии МАПАМ(1). Нецер предпочел получить назначение в северном Негеве. Так он упустил свой шанс войти в "большую историю", хотя, разумеется, не было никакой гарантии, что действия его были бы успешнее, чем действия Рабина (партийная принадлежность, равно как и классовое сознание, может гарантировать верность партии и лидеру, но отнюдь не профессиональные знания и таланты).

После того как Нецер “предпочел Негев”, Алон мог назначить своего человека - он выбрал Ицхака Рабина. Рабин командовал в 1948 г. иерусалимским фронтом - и командовал плохо. Ход событий за первые четыре месяца мы уже видели (раздел III). К концу марта был разгромлен ряд конвоев, 6-й батальон ПАЛЬМАХа понес тяжелые потери и нуждался в переформировании, движение в Иерусалим было прекращено, Гуш-Эцион был окончательно блокирован. Мы уже говорили, что объективные тактические и топографические преимущества были на стороне арабов, но и командование ПАЛЬМАХа внесло свою “лепту” в эти поражения. Хагана не была первой в мире армией, которая вела войну за дороги. Мало того, почти точно такая же война уже велась на том же иерусалимском шоссе всего 10 лет назад. Но Рабин и его товарищи по ПАЛЬМАХу не учитывали чужого опыта, теории и уроков прошлого. Для них военная история начиналась с создания ПАЛЬМАХа, и его теоретики должны были создать все с самого начала. Как некогда учитель Новик (гл.10) был уверен, что "пролетарские дети" сами по себе научатся читать, так и марксистские догматики ПАЛЬМАХа не сомневались, что "пролетарские солдаты" создадут неотразимые тактические приемы. На деле командиры ПАЛЬМАХа постоянно "изобретали колесо", заранее объявляемое высшим достижением человеческой мысли, даже если на поверку оно выходило слегка овальным или попросту квадратным.

Одним из таких "колес-откровений" был принцип защиты конвоев исключительно силами сопровождения. Элементарная военная логика говорила, что возможности этой тактики чрезвычайно ограничены, а горный сектор иерусалимского шоссе менее всего подходит для ее применения. Поэтому поражения ПАЛЬМАХа на иерусалимском шоссе можно было предвидеть заранее. Почему же его не предвидели, и почему вновь поручили командование фронтом командиру, который уже доказал свою неспособность? Причина в том, что политическое руководство не имело никакого контроля над тем, что происходило внутри Хаганы и, тем более, ПАЛЬМАХа. Формально Бен-Гурион имел все полномочия, но они не могли быть реализованы без знания фактов, а факты не доходили до него. Некогда, в 1941 г., Хагана обманула англичан, убедив их, что она имеет подготовленный контингент опытных разведчиков-следопытов (гл.13), теперь ПАЛЬМАХ обманывал руководство ишува, скрывая ошибки своих командиров и представляя их “великими специалистами” по войне в “специальных условиях Палестины”. До поры до времени даже Бен-Гурион верил этому блефу, а многие верят ему и до сих пор.

Вот как описывает Рабина его биограф Р.Слайтер. "За четыре года после того, как Рабин присоединился к ПАЛЬМАХу (1941-1945), он стал одним из самых заметных командиров. Остальные, включая и его начальников, не раз обращались к нему за советами и интересовались его мнением. Он не только был усердным и преданным солдатом, но было еще у него особое понимание роли ПАЛЬМАХа. Если еврейские военные силы желали игнорировать большинство существующих военных доктрин, они должны были найти новые теории и приемы их реализации. Для этого требовались люди особого восприятия, люди, подобные Рабину, способные находить решения для повседневных проблем с учетом реальных ограничений - нехватки людей и оружия - и преодолевать их, используя наше единственное преимущество: знание местности. Рабина высоко ценило высшее командование не только за храбрость, доказанную на поле боя - не раз он доказал свое хладнокровие под огнем - но, прежде всего, за способность анализировать военные проблемы и оригинальность мышления. Когда военная теория вырабатывалась не в невидимой иерархии, но простыми солдатами, у каждого были свои представления и принципы действия. Советы сыпались со всех сторон. Но Рабин, который был по природе своей спокоен, застенчив, серьезен и глубок, не торопился. Он исследовал проблемы и в ширь, и в глубь. Прежде чем выбрать идею, он исследовал ее недостатки со всех возможных сторон. Его уверенность в себе была основана на основательности и способности предвидеть развитие событий. Он получал удовольствие от использования военных стратегий, которые были его "коньком". Ицхак Садэ и Игаль Алон были его командирами. Он почитал их. Они внедрили в его сознание, что следует любой ценой избегать применения военных теорий, проповедуемых другими. Копирование их тактики означало бы повторение их ошибок, чего не мог себе позволить ПАЛЬМАХ при его тяжелых ограничениях. Если говорить о примерах, то партизаны Франции и Югославии могли научить нас, как использовать местность. Способность к экспромтам была важнее знания исторических прецедентов. Рабин хорошо понимал это".

В этом панегирическом отрывке полуправда перемешана с прямой ложью, а риторические фразы прикрывают идеологические постулаты. Попробуем разобраться в сказанном. Личная смелость Рабина является предположением, не обоснованным фактами. Мы уже видели, что до апреля 1948 г. Рабин ни разу не "стоял под пулями". В следующей главе мы увидим, как в первом своем бою, он бежал, оставив своих солдат под огнем. Никогда больше в своей жизни он не командовал “на линии огня и крови”.

Слайтер отмечает, что Рабин превосходил всех остальных вдумчивостью и способностью анализировать ситуацию. Имидж "аналитического ума" был принесен им еще из школы "Кадури" и останется с ним, по крайней мере, до середины 90-х годов. Истинный интеллектуальный уровень Рабина и всего его окружения лучше всего очерчивается характерным риторическим “ЕСЛИ”. Слайтер использует риторическую фигуру: “Если еврейские военные силы желали игнорировать большинство существующих военных доктрин”... А собственно, почему они этого желали? В этом в этом и состоит суть проблемы.

Ключом к пониманию является упоминание “партизан (Франции и Югославии)”. С точки зрения логики, оно попросту абсурдно. Массовая партизанская война в горной и сравнительно малонаселенной Югославии мало в чем походила на действия партизанских диверсионных групп во Франции. При этом ни условия Франции, ни условия Югославии не были похожи на условия ишува 1948 г. Не случайно из всего опыта партизанских войн был взят только принцип "знакомства с местностью". Но это сравнение попросту смешно. При всем уважении к походам наших пальмахников, ясно, как белый день, что они не могли знать местность лучше, чем пастухи арабских деревень или бедуины. Если спустится с высот риторики на бренную землю (войны 1948 г.), то окажется, что ошибки в ориентации на местность в ночных передвижениях отнюдь не были редкостью (2).

Если логика нам не дает ответа, то стоит попытаться найти его в идеологии. Догмы вульгарного марксизма предписывали отдавать предпочтение формам “народной войны”. Отсюда пришли к нам партизаны, а коль скоро книга Слайтера обращена к американскому рынку, то вместо исторически правильных советских партизан упомянуты французы и “приемлемые” югославы. Из опыта XX века мы знаем, что режимы тотальной идеологии стремятся к “теоретической автаркии”: все хорошее должно было изобретено в рамках “идеального” режима, будь то марксистская Россия или арийская Германия (3). В представлении Рабина, Алона, Садэ и др. использование чужого опыта как бы уменьшало "славу" ПАЛЬМАХа. Именно поэтому отцы-основатели (Садэ и Алон) вдолбили в головы своим ученикам запрет пользоваться чужим опытом. Борьба за чистоту идеологии была для них не менее важна, чем война с арабами. Расплачивались за это простые солдаты.

Еще одна тема упомянута Слайтером: авторитет и уважение, которыми пользовался Рабин у солдат и у командиров. Логика не поможет нам в этом психологическом вопросе, но мы обратимся к свидетельству, которым пренебрег (почему?) Слайтер. Рассказывает Барух Фрумкин: “В 1943 г. я кончил учебный год в Иерусалиме и решил пойти добровольцем в британскую армию, чтобы бороться с нацистской Германией. Но меня “завербовал” Дани Мас. Он послал меня в 6-ю роту ПАЛЬМАХа. Я думал, что речь идет о секретном подразделении английской армии, но вскоре я понял, имелась в виду работа на полях киббуца Кфар Гилади. Мы в основном работали в поле или на огороде и немножко тренировались. Моим отделением командовал Амос Хорев, а командиром взвода был Ицхак Рабин. Мы очень редко видели Рабина. Он “соблюдал дистанцию”. Человеческого общения с ним не установилось, если ему случалось говорить, он отдавал приказы. Я не помню, чтобы мы с ним беседовали. Ребята не любили его за самонадеянность, не подтверждаемую делом. Однажды отделение тренировалось на горных террасах около “двора” Тель-Хай (где погиб Трумпельдор). В тот день я собирал огурцы на огороде. Возвращаясь в конце дня с работы, я заметил, что машина с британскими полицейскими поднимается в Кфар Гилади. Я понял, что отделение с его итальянскими ружьями идет прямехонько в руки английским сыщикам. Я побежал по тропинке, чтобы предупредить их. Я встретил их уже на пути в киббуц. Рабин был с ними. Я подошел к нему и доложил о прибытии сыщиков. Амос Хорев и рядовые стояли вокруг и ждали. Рабин побледнел. Он смешался и не мог вымолвить ни слова. Сейчас я понимаю, что это была прострация. Мы переглядывались в полном недоумении. Было очевидно, что командир взвода, который до сих пор держался, как сам Господь Бог, потерял способность соображать. Амос отвел его в сторонку, видимо, сказал ему там, что надо делать, и Рабин согласился. Мы спрятали ружья, и англичане ничего не нашли. Вечером Амос сказал мне, что Рабин не забудет мне этой истории и будет мне мстить. Время от времени я встречал его потом, спустя много лет. Он всегда отворачивался от меня и уходил, не сказав ни слова”. Несомненно, это крайне интересное свидетельство, и любители психоанализа найдут в нем обильную пищу для исследования. Несомненно также, что в нормальной армии человека с такими личными качествами держали бы как можно дальше от командных должностей любого уровня. Но, как уже не раз говорилось, ПАЛЬМАХ не был нормальной армией. Боевая эффективность не считалась главным для его командиров.

По-видимому, в одном пункте Слайтер абсолютно прав. Он верно отмечает личную вассальскую преданность Игалю Алону и Ицхаку Садэ. Мы смело можем прибавить к этим именам и неперсонифицированные структуры: партию МАПАМ и ПАЛЬМАХ. Вне всякого сомнения, Рабин не был в состоянии понять слабости своих кумиров, он принимал как непререкаемую догму их подход к стратегии и тактике. По их мнению, надлежало, прежде всего, "до основания разрушить старый мир", т.е. априори отвергнуть весь военный опыт всех стран, эпох и народов. Ишув, якобы, находился в уникальной военной ситуации, не имеющей аналога в истории человечества. Эту нелепость можно объяснить только догматизмом марксистского мышления. ”Левые" сионистские партии считали, что в "Палестине" происходила своеобразная пролетарская революция, а марксисты “знали”, что пролетариат начинает новую страницу в истории человечества. Другими словами, "нашему новому миру” надлежало все создать заново, а весь прежний опыт отмести как ненужные обломки прошлого. Отцы-основатели ПАЛЬМАХа и его политические патроны вели идеологическую войну с конкурентами, и Рабин с его “аналитическим умом” и вассальной преданностью был им очень и очень полезен. Они в свою очередь строили ему мифологический авторитет. Такова “тайна” карьеры Рабина, она повторяется постоянно вплоть до наших дней, когда авторитет “Залога безопасности Израиля” используется для оправдания смертельной авантюры соглашений с ООП.

Вернемся однако к весне 1948 г. Конкурентом ПАЛЬМАХа становилась Хагана, которая быстро перерастала рамки статической милиции, отводимые ей "военными специалистами" ишува. Генеральный штаб (т.е. Игаль Ядин) учредил специальную должность координатора всей войны на дорогах. Ее занял Мишаэль Шахам. Он обратил внимание, что два батальона ПАЛЬМАХа, действующие на иерусалимском шоссе, не имеют общего командования. По мнению Шахама, Рабин не командовал ими, а только координировал их действия, причем, и это он делал неудачно. Рабин утверждал впоследствии, что он не получал указаний от Шахама. Алон (в интервью автору) объяснял, что Рабин уклонялся от их исполнения, чтобы сохранить независимость ПАЛЬМАХа от генерального штаба.

Генеральный штаб вмешался, наконец, в "империю ПАЛЬМАХа". Два батальона были сведены в боевую группу под командованием Шауля Яфе. Рабин был отстранен от командования и получил должность представителя ПАЛЬМАХа при генеральном штабе. Но боевая группа потерпела поражение на выходе из киббуца Хульда (гл.19), и сам Яфе был ранен. Тогда Бен-Гурион принял решение о проведении операции "Нахшон", для чего была создана сводная бригада. Командиром был назначен Шимон Авидан, Рабин по-прежнему не получил боевого назначения.

Затем 4-й и 5-й батальоны ПАЛЬМАХа были сведены в новую бригаду, и иерусалимское шоссе вернулось в зону ответственности ПАЛЬМАХа. Тогда Алон назначил Рабина командиром новой бригады. Рабин получил кодовое имя "Юный Нахшон". Он должен был принять командование 12 апреля, но фактически смена командиров состоялась только 16 числа. Назначение Рабина было временным. В приказе Алона сказано, что назначение "будет проверено через несколько недель, и тогда Рабин получит постоянное назначение, или будет заменен другим командиром" (что и имело место: см. гл.36). Следовательно, уже тогда у Алона и у Ядина имелись сомнения относительно командирских способностей Рабина. Однако бригада, в отличие от ее командира, считалась постоянным образованием. "Бригада эта не случайна и не временна. Схема мирного времени - учения и работа - не соответствует более требованиям борьбы. Командиры батальонов будут обращаться к командиру бригады, а он будет обращаться в "Совет" (штаб ПАЛЬМАХа)”. Табенкин считал, что Алон еще тешил себя надеждой, что ПАЛЬМАХ только растет количественно. Если раньше батальоны ПАЛЬМАХа "составляли бригаду", то теперь новые бригады "составят дивизию", и он по-прежнему будет командовать этой привилегированной армией. К счастью, мечтам Алона не было суждено осуществиться. Эта структура (нелепая с военной точки зрения) не была создана. Табенкин совершенно справедливо отмечает (4), что "с созданием формации "Харэль" началась ликвидация штаба ПАЛЬМАХа как оперативного органа". Неудивительно поэтому, что в отношениях между ПАЛЬМАХом и Хаганой четко прослеживается напряженность, и нет сомнения, что она нанесла большой вред боевым действиям ишува.

Проблематичными были и отношения внутри самой бригады. 4-м батальоном командовал Йоселе Табенкин. Ровесник Рабина, он тоже считался одним из “теоретиков”, создавших “оригинальную тактику” ПАЛЬМАХа. Сам Табенкин следующим образом изложил историю этого творчества (1977-78, интервью автору). “Когда Роммель подошел к Египту, и появилась опасность, что он дойдет до “Палестины”, мне было 19 лет, и я командовал группой Хаганы киббуца Эйн-Харод. Ко мне пришел секретарь хозяйства Виня (Реувен) Коhен и сказал: “Роммель подходит к Эль-Аламейну. Что будем делать?” У меня хватило ума ответить: ”Дай мне подумать пару дней (?!)” У меня была брошюра, выпущенная британской армией: “Обучение пехотных частей”. Там я прочел, что лучшим ответом на танковую атаку является танковая контратака. Я знал, что танков у нас нет и не будет. Так распалась вся моя прежняя система военного мышления, и новая оригинальная система родилась и заняла ее место (в Японии это явление известно под названием сатори - внезапное просветление). 450 членов киббуца будут сражаться, как будто границы киббуца являются границами страны (статичная оборона, прикованная к случайному пункту? - сатори Табенкина явно подвело его). Мне стало ясно, что комплекс проблем, стоящих перед киббуцом, идентичен комплексу проблем, стоящих перед генеральным штабом, помимо количества, которое переходит в качество (Табенкин привычно повторил марксистско-гегельянскую формулу, не заметив, что этим опроверг свой собственный тезис).

С этими выводами я вернулся к Вине и предложил ему отвести часть бюджета на закупку оружия. Покупать, где только можно: у Хаганы (?), у арабов, у английских солдат (оружие разных образцов?!). Кроме того, я предложил, чтобы товарищи проходили военную подготовку группами по 20 человек. Так в самом скором времени все члены киббуца пройдут военное обучение. “Так мы - сказал я - лучше всего подготовимся к вторжению Роммеля”. Отрывок, разумеется, говорит сам за себя. Можно только добавить, что даже в 1948 г. Табенкин все еще не имел представления, как вести боевые действия в дневное время (гл.28.1). То ли Виня забыл спросить его об этом, то ли Йоселе полагал, что Роммель проявит рыцарство и будет воевать только так, как это удобно товарищу Йоселе - этого нам уже никогда не узнать).

Если теоретическая подготовка и военный интеллект Рабина и Табенкина были вполне соизмеримы, то, как личность, Табенкин, безусловно, превосходил Рабина. Он обладал сильным и харизматичным характером, увлекал за собою окружающих. Табенкин привык быть объектом почитания. Один только "политрук" Бени Маршак имел на него какое-то влияние. Табенкин был обижен назначением Рабина - у него был сильный аргумент: в отличие от Рабина, он умел командовать боем. Впоследствии он говорил: "Только у меня был опыт командования батальоном в бою. В этом не было сомнения. Ицхак Садэ, например, не сомневался в этом". У него был готов и ответ на выбор, сделанный командиром ПАЛЬМАХа. "Было обсуждение кандидатов. Алон предложил Рабина, потому что я отказался войти в узкий круг его приближенных и стать одним из его вассалов". Ядин участвовал в этом совещании. Он поддерживает мнение Табенкина. По словам Ядина, Рабин действовал очень удачно в качестве заместителя Алона и составителя отчетов и приказов: "У него была думающая голова, но он был склонен впадать в панику". Спустя много лет, подводя итоги этим месяцам войны, Алон сказал автору: "Есть отличные заместители, которым не дано быть "номером первым". Таков Рабин. Я понял это только когда увидел, как он командует бригадой "Харэль".

Трения и склоки в бригаде "Харэль" продолжались все время. Офицер бригады Ицхак Генигер вспоминает: "По крайней мере, трижды я был свидетелем разговора в следующем стиле. Рабин: "Это приказ!" Табенкин: "Я не выполняю твоих приказов!" Рабин: "Я говорю тебе, что ты это сделаешь!" Табенкин: "А я говорю тебе, что я не буду делать!" Йоселе с позором прогонял Рабина из Маале hа-Хамиша (из своего штаба) и отказывался выполнять приказ. Застенчивый Рабин против наглого Йоселе - это было просто жалкое зрелище".

Конфликт разрешился только в июне, когда Табенкин стал командиром бригады "Харэль", а Рабин вернулся в штаб Алона на должность оперативного офицера. Затем, когда Бен-Гурион распустил штаб ПАЛЬМАХа, Алон взял Рабина в штаб Южного фронта. Вот что говорит Игаль Алон: "В штабе ПАЛЬМАХа, равно как и в штабе Южного Фронта, Рабин обрабатывал мои карты и планы. Моим приказам и идеям он умел придавать ясную формулировку. Он не нес никакой ответственности и не принимал никаких решений. Я не могу припомнить ни одной оперативной идеи, которая принадлежала бы ему. Работу штаба координировал я сам”.

---

1.Точнее говоря, партии "Ахдут hа-Авода”, которая вместе с партией “hа-Шомер hа-Цаир” составила МАПАМ. Обе партии характеризовались просоветскими (и просталинскими) симпатиями, но отличались в отношении к национальному вопросу.
2. Из-за такой ошибки погибла, например, группа 35. (гл.17).
3. Литературное выражение этому явлению дал Орвелл в книге “1984”.
4. Исследование: "Поворотная точка в Войне за Независимость".