РАЗДЕЛ I. РАБИН, ПАЛЬМАХ, ЦАХАЛ

ЧАСТЬ I. ТРИ ОТСТАВКИ ЗА ОДИН ГОД (январь-май 1948г.)

ГЛАВА 1. ВТОРОЙ БАТАЛЬОН ПАЛЬМАХА

В 1947 г. мобилизованные вооруженные силы ишува состояли из одной бригады ПАЛЬМАХа (1400 бойцов), разделенной на четыре батальона. 2-й батальон отвечал за всю территорию от Тель-Авива до Эйлата, включая район Иерусалима, что, по современным понятиям, было равносильно фронту. В начале года командир батальона Зеэв Глазер был послан в Европу, Игаль Алон должен был найти ему замену. Он остановил свой выбор на Ицхаке Рабине. В октябре того же года, за полтора месяца до начала войны, Алон отстранил Рабина от командования и перевел его в свой штаб на должность оперативного офицера.

В "нормальной армии" такой перевод мог бы считаться повышением, но ПАЛЬМАХ меньше всего был "нормальной армией". Рабин командовал четвертой частью ПАЛЬМАХа, следующей ступенью для него должен был быть пост заместителя Алона или командующего отделом генштаба. Вместо этого он получил пост, который был лишен престижа, потому что в негласной иерархии ПАЛЬМАХа только боевые командиры "имели значение". Работники штабов считались людьми второго сорта. Должность оперативного офицера в штабе ПАЛЬМАХа и вовсе была лишена реального значения: планирование боевых операций и контроль за ними Алон осуществлял сам. Таким образом, перед нами типичный пример увольнения путем формального повышения, то что в бюрократической машине называется "пинком наверх".

Можно понять, за какие заслуги Алон включил Рабина в свой штаб. Рабин обладал важным качеством. Как объяснил Алон автору, "Рабин умел проводить линии на картах и составлять таблицы". Остальные не умели и этого. Менее понятно, почему Алон до этого назначил Рабина командиром батальона. Рабин не проявлял выдающихся военных способностей. Он был в ПАЛЬМАХе с 1941 г., прошел курс командиров отделений. Но в 1947 г. он числился в резерве, в соответствии с "духом времени" военная карьера его не интересовала. Рабин собирался поехать в университет Беркли (Калифорния), чтобы учиться на инженера-гидролога. Он хотел бы посвятить себя сельскому хозяйству, но Алон убедил его изменить планы и принять командование батальоном.

Если "военная линия" аргументов не дает нам убедительного ответа, то более серьезной представляется "линия политическая". Родителями Ицхака были знаменитая Роза Коhен, прозванная "Красной Розой", и скромный функционер партии "Ахдут-hа-Авода" Нехемия Рабин. Партийная лояльность Рабина представлялась несомненной, кроме того, он не имел собственных политических и военных амбиций. В "политической игре" Алона Рабин представлялся удобной фигурой.

Боевой опыт

Первой задачей нового командира должно было стать приобретение боевого опыта. "Ветераны боев" были на вес золота. Сплошь и рядом в операциях активную роль играли единицы (обычно командиры), тогда как прочим отводилась роль почти пассивных учеников. Слегка подучившись, ученики сами начинали командовать. Такая система - в принципе весьма вредная - была вызвана недостатком времени. Разумеется, в этих условиях оперативно и тактически могли действовать только самые маленькие соединения: расчет, отделение, самое большее - взвод. Даже рота была единицей административной, а не боевой. Низовые командиры принимали решения которые сейчас в пору принимать генеральному штабу, именно они накапливали боевой опыт в первых боях.

Арье Теппер (Амит) был командиром взвода во 2-м батальоне и считался одним из самых опытных командиров ПАЛЬМАХа. Теппер рассказывает: "Я командовал взводом в роте Амоса Хорева. В первой половине 1947 г. он поручил мне проводить операции возмездия против деревни Бейт-Джиз недалеко от Латруна. Я получил только самые общие инструкции: "вредить деревне и ее жителям". Помимо этого вся ответственность и все решения лежали на мне, равно как и планирование, и исполнение. Дополнительных приказов я не получал ни от комбата Рабина, ни от его заместителя, ни от Амоса. В течение двух недель мы подходили по ночам вплотную к домам и вслепую стреляли по окнам. Мы могли бы ранить или убить женщин и детей, никто не приказывал мне избегать ненужных жертв. Днем я и мои ребята стреляли по арабским пастухам и их стадам. Не было регулярных отчетов об этих действиях. Я возвращался на базу, бросал Амосу несколько общих фраз, и на этом кончалось дело. Амос ничего не смыслил в вопросах тактики, с ним не имело смысла разговаривать. Уже тогда я наедине с самим собой начал понимать, что так не командуют ротой, так не командуют батальоном. В юности я интересовался военными вопросами, и пустые объяснения командиров ПАЛЬМАХа и его политруков не удовлетворяли меня. За все это время я ни разу не встретился с Рабиным, и это может многому научить нас. Если командир взвода в течение месяцев боевых действий ни разу не встречается с командиром батальона, это может означать только, что комбат не умеет командовать. Это указывает на вполне определенное свойство в его личности".

Свойство это называется отсутствием "военной жилки". Рабин не имел "души" боевого командира; он не искал боевого опыта. Рабин в это время был как бы "един в двух лицах": с одной стороны он командовал фронтом, но вместе с тем он был всего лишь неопытным комбатом, которому еще надо было многому учиться у своих подчиненных.

Первый экзамен

20 мая 1947 г. 2-й батальон ПАЛЬМАХа провел акцию в Федже, это была одна из самых крупных операций до ноября 1947 г. В мае были убиты два еврея, следы убийц вели в Феджу: ныне один из кварталов Петах-Тиквы, а тогда - арабская деревня. Было решено ответить на это убийство "демонстрацией силы". Она должна была остановить волну террора в Петах-Тикве, поднять моральный уровень ишува и доказать арабским руководителям, что и евреи могут мстить.

Петах-Тиква лежала в зоне ответственности 2-го батальона. План операции принадлежал Рабину и был утвержден Алоном. Шансы на успешное выполнение были невелики с самого начала. Командир операции во главе своих подчиненных должен был ворваться в арабское кафе, как гангстеры врываются в банк. Предполагалось, что, подобно служащим банка, посетители кафе застынут в ужасе. Далее следовало опознать убийц и тут же казнить их. Затем предполагалось взорвать кафе. В боковых улицах были выставлены заслоны, чтобы задержать подход арабских подкреплений или английской полиции. Заслоны свою функцию выполнили.

Слабой стороной плана было предположение, что при виде мстителей арабы оцепенеют. На самом деле это были смелые бойцы, и их боевой опыт не уступал опыту нападавших. Командиром операции был назначен летчик из резерва ПАЛЬМАХа (Шломо Милер), он не знал людей и не имел опыта наземных действий (ему также не случалось грабить банки). Когда в ночь на 20 мая группа Милера атаковала кафе, ее встретили огнем: арабы не исполнили своей части плана. Милер был убит, и атакующие остались без командира. Комбат (Рабин) не находился поблизости и не мог взять командование в свои руки, как это принято в армии. Разумеется, не могло быть и речи об опознании подозреваемых. Под градом пуль заложили взрывчатку, арабы отступили, и в момент взрыва кафе было пусто. По отчету Алона были убито четыре араба и трое ранено, утверждалось также, что все они были членами банды, что несколько сомнительно. Так или иначе, операция была представлена успешной, и без сомнения, ничего другого нельзя было и ожидать. Цель операции с самого начала была более психологической, чем военной; отчет мог быть сформулирован в оптимистичных тонах, и этого было достаточно для поднятия морали ишува.

Совершенно иное дело - тактические выводы. Не случайно Рабин не упоминает Феджу в своих воспоминаниях. Действительно, особо гордиться тут было нечем. План был в корне неверен. Операция только чудом не кончилась полной катастрофой и, может быть, самое главное - комбат не участвовал в бою и не принял командования в критический момент.

Акция в Федже имела дополнительную задачу: ПАЛЬМАХ должен был доказать Бен-Гуриону свою тактическую зрелость. Как назло, через пару месяцев подобная операция была организована и успешно проведена отделением тель-авивской Хаганы под командованием ветерана британской армии.

Сторожевые башни Негева

Среди прочих дел Рабин занимался в 1947 г. подготовкой киббуцев Негева к будущей войне. В ходе своего "семинара" Бен-Гурион решил проверить готовность Северного Негева к отражению наступления египетской армии. Инспекция была поручена Хаиму Ласкову, который раньше командовал ротой в составе Еврейской бригады. В ходе инспекционной поездки Рабин с гордостью указал на бетонные сторожевые башни, составлявшие основу обороны. Тактические достоинства башни Рабин видел в том, что она позволяла издалека обнаружить приближающуюся арабскую банду. Бетон ее стен должен был спасать защитников от ружейного огня. Ласков считал, что башни станут удобной целью для артиллерии и авиации противника и превратятся в братскую могилу для своих защитников. Он хотел бы видеть крытые бункеры и узкие траншеи, оправдавшие себя в мировой войне. Идея башен была заимствована из опыта 30-х годов, когда киббуцы, создаваемые по программе "Хома у-Мигдаль", обводились деревянными стенами, заполненными щебнем. Идея осталось той же с заменой щебня на бетон. Отсюда ясно, что тактическая мудрость и оригинальность ПАЛЬМАХа были не более чем опытом боев 10-летней давности, освоенным на фоне полной военной безграмотности. Разумеется, после первых же боев пришлось отказаться от башен, и Негев охватила "лихорадка окапывания". Все усилия, средства и время, вложенные в бетон, были растрачены впустую.

В конце 70-х гг. Рабин несколько раз обращался к истории ПАЛЬМАХа и Войны за Независимость. Мы приведем два фрагмента, демонстрирующие "глубину анализа", на которую был способен Ицхак Рабин.

"Неизбежен грустный вывод: мы не были готовы к тяжелым испытаниям и опасностям арабского вторжения. Слишком много времени было растрачено впустую, пока понимание необходимости создания самостоятельных еврейских сил не вышло за рамки навязчивой идеи командиров ПАЛЬМАХа и не стало общепринятым в руководстве ишува. Не было возможности наверстать потерянное время". ("Послужной список", 1977)

"Основной спор между нами и ветеранами английской армии составляла система обучения. Концепция ПАЛЬМАХа опиралась на самостоятельность бойца в рамках небольшой группы; это могло компенсировать численный недостаток. Ветераны Бригады стремились ввести систему конвейерного обучения солдат" (интервью автору).

Поразительно, но факт: даже спустя тридцать лет Рабин не был в состоянии понять концептуальную сторону разногласий, хотя за это время он набрал уже немалый опыт, был начальником генштаба и главой правительства.

Рабин не осознал, что основной проблемой ишува было неизбежное вторжение регулярных арабских армий. Командиры ПАЛЬМАХа не смогли выйти из рамок "малой войны" и диверсионных операций. По их мнению, силы обороны ишува могли состоять из полуобученной милиции и небольшого числа элитарных соединений, эта концепция обанкротилась в марте 1948 г. Действия одних только иррегулярных отрядов местных арабов поставили ишув перед бездной военного поражения, даже до начала боев с регулярными арабскими армиями, имевшими артиллерию, танки и самолеты. Качественное превосходство бойца ПАЛЬМАХа могло быть достаточным, только если бы арабы ограничились локальными и несогласованными нападениями на еврейские поселения, но не такова была реальность 1947-1948 гг. Единственное спасение состояло в создании массовой армии. Конвейерная система обучения была необходимостью, и она спасла страну. Более того, эта система принята во всех армиях мира, и она доказала свою эффективность, чего нельзя было сказать об "оригинальных" методах ПАЛЬМАХа.

Но вернемся в 1947 г. Перед всеми командирами ПАЛЬМАХа стояли следующие главные задачи: усвоить боевой опыт первых боев, приобрести навыки командования, впитать новые идеи, доказать превосходство ПАЛЬМАХа над ветеранами регулярных армий. Ни одной из этих задач Рабин не выполнил.

Снимая Рабина с должности командира батальона, Алон знал, что он не теряет ценного боевого командира. Вместе с тем он не испортил отношения с важными людьми в партийном аппарате и даже освободил должность командира батальона для представителя партии МАПАЙ, что было правильно в смысле отношений с Бен-Гурионом.

Была еще одна причина для того, чтобы перевести Рабина в штаб. Мы помним, что в "семинаре Бен-Гуриона" продолжался спор между "школой ПАЛЬМАХа" и "школой регулярной армии". Рабин, по крайней мере, "умел составлять таблицы и проводить линии на картах", он должен был быть представителем Алона на семинаре. Задачей Рабина было блокировать любое предложение, которое могло хоть как-то ущемить исключительное положение ПАЛЬМАХа и его командующего. Но истинный экзамен предстояло держать на поле боя: приближалась война.

ГЛАВА 2. ИЕРУСАЛИМСКОЕ ШОССЕ

Условной датой начала Войны за Независимость считается 29 ноября 1947 г., когда Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о разделе Палестины на два государства. Общее военное положение еврейского ишува было очень тяжелым. Относительно благополучно было в районе Тель-Авива и Хайфы: там евреи имели численное превосходство. Алон предположил, что основная борьба развернется в Галилее и в Негеве, поэтому он взял на себя командование этими районами. Алон считал, что Иерусалим и шоссе, связывающее его с Тель-Авивом, останутся относительно спокойными, и командиром этой "непроблематичной иерусалимской линии" он назначил Рабина. Это была ошибка, и она едва не стала роковой для рождающегося государства.

Ключом к победе или поражению были дороги, и в первую очередь иерусалимское шоссе на горном участке от Баб эль-Вад (Шаар hа-Гай) до Иерусалима. Нормальное движение по шоссе прекратилось. Город находился в состоянии "полублокады", транспортные колонны ("конвои") должны были пробиваться с боем, оставляя за собой сгоревшие машины и убитых бойцов. Иерусалиму грозила голодная смерть, и его падение неминуемо привело бы к поражению ишува.

Командование Хаганы поняло это только в январе, и это опоздание имело тяжелые последствия. В борьбе за дороги арабы имели важные преимущества географического и тактического характера. Положение ухудшила стратегическая оценка, сделанная генеральным штабом: "Следует предположить, что арабы не изменят тактики нападений на еврейский транспорт". Арабы не послушались "совета сионских мудрецов", они быстро научились использовать естественные преимущества, и постоянно совершенствовали технику нападений. Напротив, ПАЛЬМАХ цеплялся за устаревшие тактические приемы 30-х гг. Охрана конвоев осуществлялась бойцами, размещенными на машинах конвоя и на броневиках. Большие конвои растягивались на несколько километров, и вместе с ними растягивались силы сопровождения. Даже прорвавшись через арабскую засаду, конвой не уничтожал сил противника и не наносил ему значительных потерь. Арабы могли "шлифовать" технику нападений. Остро стоял вопрос разрыва между "линией огня и крови" и "штабами". В течение первых месяцев конвоями командовали только низовые командиры. "Высший слой ПАЛЬМАХа" был оторван от них и от реальности, не получал навыков командования. В марте 1948 г. генштаб отдал новую директиву: командовать большими конвоями должны командиры рот и батальонов. Формально директива выглядела логичной, но на деле она привела к катастрофичным результатам. Большие конвои были поручены командирам, которые не имели боевого опыта, тогда как арабы уже вполне отработали тактику нападения на еврейский транспорт.

Проблематичной была и организация командования. Дорога на Иерусалим была поделена на два участка. В западном действовал 5-й батальон ПАЛЬМАХа (Шауль Яфе), а в восточном - 4-й батальон (Йосеф Табенкин). Эти батальоны составляли "как бы бригаду", которой "как бы командовал" Ицхак Рабин. В генштабе Хаганы был командир (Мишаэль Шахам), который отвечал за организацию конвоев. Шахам пришел к заключению, что Рабин только координировал действия Яфе и Табенкина, причем и с этой задачей он не мог справиться. Рабин утверждал спустя 20 лет, что он не получал указаний от Шахама, Алон пояснил, что Рабин уклонялся от выполнения указаний. Такова была негласная политика ПАЛЬМАХа, который прежде всего боролся за свою "независимость". По той же причине Алон не сместил Рабина, несмотря на явные неудачи на этом решающем фронте борьбы. Результаты не заставили себя долго ждать.

Поражения первых месяцев боев имели не только военное значение. Америка получала регулярные отчеты о ходе вооруженной борьбы, неудачи Хаганы неизбежно повлекли изменение позиции США. Собственно, Госдепартамент всегда был против создания Еврейского Государства, положительное голосование в 1947 г. было личным решением президента Трумэна, которое он принял вопреки мнению своих экспертов. Теперь Трумэну нечего было возразить им. Национальный Совет безопасности США предвидел два сценария возможного развития событий. (1) Арабы сгонят евреев на узкую прибрежную полосу, где будет невозможно создать государство. (2) Арабы начнут поголовное истребление евреев Палестины. В любом случае США будут вынуждены вмешаться и поставят под угрозу свои интересы в арабском мире. Анализ был представлен президенту 9 февраля 1948 г., 16 марта Трумэн решил снять свое согласие на создание Еврейского Государства. Официальное сообщение об этом было сделано 19 марта на заседании Совета Безопасности ООН.

Без поддержки или хотя бы нейтральной позиции США создание Израиля было невозможным. Политическая борьба стояла перед катастрофой, и причиной тому было банкротство военной стратегии ишува. Видимо, Бен-Гурион первым осознал, что необходимо отказаться от "традиционной" концепции. Несомненно, он был особенно чуток к политическому и дипломатическому аспектам борьбы. Тем не менее, он опоздал: заявление в Совете Безопасности уже было сделано, а самые тяжелые поражения еще были впереди: в конце марта один за другим был разгромлены конвои Атарот, Хар-Тов,

Нэбэ-Даниэль, Йехиам, и др. Последним в этом трагическом списке было поражение у деревни Хульда, после него прекратилось снабжение Иерусалима. Только тогда Бен-Гурион сумел преодолеть консерватизм командования ПАЛЬМАХа и Хаганы. Вооруженные силы ишува, наконец, перешли к активным действиям. Стратегия была изменена де-факто, однако на бумаге она осталась прежней. За это "раздвоение личности" ишув заплатил дорогую цену.

Бен-Гурион настоял на изменении стратегической линии, потому что понял, что тактические победы необходимы для ведения дипломатической борьбы, что дипломатия, не поддерживаемая военной силой, не способна решить своих задач. Этот вывод нелегко было "переварить" сионистскому руководству, воспитанному на традициях "закулисной дипломатии" и отрицательном отношении к "милитаризму". На первый взгляд может показаться, что Рабин тоже разделяет вывод Бен-Гуриона. В статье "Битва за Иерусалим" (1975г) он писал: "Месяц март (1948) был особо тяжелым периодом для наших сил. Не случайно, что именно в марте Соединенные Штаты отказались от идеи раздела Палестины и вернулись к идее мандата ООН. Это был первый, но не последний случай, когда военное положение (т.е. поражение) определило политику". Однако Рабин не упомянул, что именно он, а никто другой нес ответственность за поражения на иерусалимском шоссе.

Рабин отстранен от командования. Хульда и Кастель

Иначе оценил положение генеральный штаб Хаганы. Еще до катастроф конца марта было решено реорганизовать командование иерусалимским шоссе: Рабин отстраняется от должности, 4-й и 5-й батальоны объединяются в одну бригаду под командованием Шауля Яфе. Приказ о реорганизации был передан в штаб ПАЛЬМАХа, но дальнейшие события смешали все карты. Первой операцией новой бригады должно было быть сопровождение большого конвоя в Иерусалим, но конвой был разбит у Хульды: он даже не сумел выйти на главное шоссе. Шауль Яфе был ранен в этом бою. Еще не будучи сформированной, бригада осталась без командира. С арабской стороны бой у Хульды вело местное ополчение, при участии горсти иракских офицеров и нескольких броневиков (трофеев еврейского конвоя, разбитого у Нэбэ-Даниэль). ПАЛЬМАХ имел все шансы победить эту вооруженную толпу, но он проиграл бой из-за плохого, чтобы не сказать нелепого, командования. Чтобы спасти "честь" ПАЛЬМАХа и его политических патронов (партия МАПАМ), был составлен лживый отчет, в котором генеральному штабу и правительству докладывалось об арабских засадах, концентрации огромных арабских сил и т.п. Из страха перед этими силами (которые существовали только на бумаге отчета) было прекращено снабжение Иерусалима.

Таков был фон для изменения стратегической линии ишува. Бен-Гурион настоял на "сверхсрочном" прорыве блокады Иерусалима (операция "Нахшон", 6-10 апреля 1948 г. В ходе этой операции был проведен один конвой грузовиков (из трех запланированных), и впервые была захвачена и удержана арабская территория: деревня Кастель, которая контролировала шоссе на подходе к Иерусалиму. Операция "Нахшон" справедливо считается поворотным пунктом в истории Войны за Независимость. Вместе с тем реальный ход событий выглядел много сложнее.

Под влиянием лживого доклада о бое у Хульды операция была спланирована неверно. Большие силы выделялись для борьбы с несуществующими арабскими отрядами в районе Хульды. Предполагалось на время захватить "коридор" по обе стороны главного шоссе, "провести" конвой и затем оставить захваченную территорию. Меньше всего хотели посягнуть на "идеологическое табу" Хаганы: не занимать арабских деревень. Все-таки в ходе операции это правило пришлось нарушить: деревня Дир-Мухсейн была занята в ночном бою, выдержала несколько контратак и в итоге была передана под контроль английской армии. Но подлинный перелом в Войне за Независимость был связан с взятием и удержанием деревни Кастель. Обычно бои за Кастель считаются частью операции "Нахшон", но это есть не что иное, как искажение истории. Кастель первоначально даже не входил в зону операции, он был захвачен вопреки планам по "частной инициативе" коменданта Иерусалима Давида Шалтиэля. Лишь задним числом этот успех был как бы включен в планы. Между тем, как стало понятно в ходе операции, без захвата Кастеля шоссе на Иерусалим было бы перекрыто, и "Нахшон" окончился бы полным провалом. Таким образом, вся победа фактически была чудом.

Сражение за Кастель продолжалось 4 дня. Это было первое многодневное сражение 1948 г. В ходе боя был убит лучший арабский командир, и в конечном итоге деревня Кастель осталась в руках Хаганы. Таков был ход событий для всего ишува, но для Ицхака Рабина в нем были особые нюансы.

Рабин назначен командиром бригады. "Кровавый конвой"

Рабин не принимал участия ни в бою у Хульды, ни в операции "Нахшон". Как мы уже знаем, в Хульде был ранен комбриг Шауль Яфе. Для операции "Нахшон" была создана сводная бригада, под командованием Шимон Авидана, командира бригады Хаганы ("Гивати"). По окончании операции бригада была расформирована, и командование вернулось к прежней идее: 4-й и 5-й батальоны ПАЛЬМАХа были сведены в бригаду "Харэль". Предстояло еще найти ей нового командира взамен раненного Яфе. Алон дал Рабину "последний шанс" - он назначил его командиром новой бригады. Прежде всего, нужно было провести в Иерусалим конвои грузовиков, затем вместе с иерусалимской бригадой Хаганы ("Эциони") бригада "Харэль" должна была начать наступление в Иерусалиме. В середине апреля два конвоя прошли в Иерусалим, они были обстреляны в районе деревни Бейт-Махсир (к востоку от Баб эль-Вад), но никто не пострадал.

Двадцатого апреля вышел в путь третий конвой: 350 грузовых машин и броневиков. С этим конвоем в Иерусалим поднимались 5-й батальон и штаб бригады, всего 650 бойцов, включая и командира бригады Рабина. С самого начала на конвой легла тяжелая тень несчастья.

Конвой был в значительной мере импровизацией. 19 апреля пришел приказ Центрального командования срочно организовать новый конвой, "балаган" был увеличен следующим приказом, который обязал перебросить 5-й батальон в Иерусалим тем же конвоем.

Конвой вышел на рассвете. Во главе колонны в броневиках сопровождения двигалась рота 5-го батальона, за ней в бронированном автобусе ехали члены руководства Сохнута (включая Бен-Гуриона) и Ицхак Садэ, назначенный командиром всех сил в Иерусалиме. Далее следовали грузовики с самым необходимым снабжением, несколько джипов и небронированных машин; в них ехали командиры: Менахем Русак (командир 5-го батальона), Гарри Яфе (командир "гражданской" части конвоя), Бен Дункельман (доброволец из Канады, командир роты во Второй мировой войне), Маккаби Моцри (командир сил сопровождения), Цви Замир (командир 6-го батальона) и др. Силы сопровождения были сосредоточены в авангарде, считалось, что он в любом случае сможет прорваться в Иерусалим.

Дальше положение было много хуже. Бойцов 5-го батальона разбросали по грузовикам, подразделения были рассеяны, не было связи. Опасность была очевидна, но хотели до предела использовать грузовики. Русак: "С тяжелым сердцем мы выполнили приказ". Замыкали колонну несколько броневиков с ротой 54-го батальона "Гивати", там скопились машины без сопровождения, на них ехали девушки, не имевшие оружия. Колонна растянулась на 15-20 км. Даже в нормальной обстановке невозможно командовать батальоном на таком фронте. В последнюю минуту обнаружились дополнительные административные трудности, Рабин задержался в Хульде и догнал конвой, когда бой уже был в разгаре.

В 8 часов утра, в районе теснины Баб Эль-Вад арабы открыли огонь из хорошо замаскированных позиций по обе стороны шоссе. Как в страшном сне, были повторены все старые ошибки. Силы сопровождения (650 человек), казалось, были вполне достаточны для отражения атаки. В колонне находился сам комбриг, его заместитель, два командира батальонов и другие командиры. Но все это были только формальные расчеты. Авангард оторвался от колонны, он прорвался через первые арабские выстрелы. Остальные машины застряли в огневом мешке.

Пятый батальон не только был разбросан и лишен связи, но и вообще не был подготовлен к бою. Тяжелое оружие везли разобранным. Батальонный оружейник Цадок Гуль под огнем собрал станковый пулемет и вел огонь по атакующим арабам. Он был убит.

Командиры не сумели организовать солдат. Русак: "Бросалось в глаза отсутствие координации и неумелое распределение сил. Это парализовало одновременно и ударные силы, и силы обороны. Наши солдаты вели огонь без приказа и согласования, поэтому огонь не был эффективен". Командир роты Идэль Дракслер: "В колонне не было командования". Командир роты Оли Гивон: "Деморализация смела организацию". Каждый делал то, что считал нужным. Водители неслись вперед или оставляли машины и "залегали" в кюветах. Две трети всех машин сумели без потерь прорваться в Иерусалим, и вместе с ними авангардная рота Оли Гивона, остальные застряли в "огневом мешке". Только в Иерусалиме Оли Гивон узнал о положении дел на шоссе, он сел в броневик и вернулся на помощь товарищам.

Высшие офицеры и штабисты бригады не руководили боем. Из всего штаба один только Зерубавэль Арэль сражался с бойцами, пока не был ранен. "Низовые командиры" пытались взять инициативу в свои руки, но на этот раз счастье не улыбнулось еврейским бойцам.

Бен Дункельман: "Дорога снова перекрыта. Горят грузовики. Тела лежат на шоссе. Броневик толкает машину. Я вижу знакомую фигуру: Гарри Яфе. Он стоит посреди дороги - идеальная мишень для врага. Пули свистят вокруг, но Гарри стоит там и хладнокровно освобождает дорогу от поврежденных машин. И вот шоссе свободно".

Яков Стоцкий, командир роты, три недели тому назад участвовал в бою у Хульды. Сейчас он собрал группу из трех солдат и без огневого прикрытия атаковал арабскую позицию. Все четверо были убиты. Йосеф Симбол собрал несколько бойцов, они заняли холмик и остановили арабскую атаку; он тоже был убит.

В Маале hа-Хамиша, в нескольких километрах от места боя располагался 4-й батальон ПАЛЬМАХа; предполагалось, что в случае необходимости он придет на помощь конвою. Но действия батальона не были согласованы с такой возможностью. В ночь на 20 апреля батальон атаковал деревни Биду и Бейт-Сурик. Бойцы еще не вернулись на базу, комбат Иосиф Табенкин спал. В 8:30 радист доложил о положении на шоссе. Табенкин решил, что конвой сможет отразить атаку собственными силами. Он только переправил известие в генштаб: "Конвой атакован, пошлите самолет для разведки". Самолет прилетел в 9 утра. В Маале hа-Хамиша знали о бое, в Тель-Авиве знали о бое, но только в полдень была организована помощь. Еврейское командование было застигнуто врасплох.

Но что же делал все это время герой нашего рассказа, командир бригады Ицхак Рабин? В своей автобиографии он пишет: "Я не мог сосредоточить силы. 5-й батальон распылен по грузовикам". Это, разумеется, естественный результат движения в колонне, известный по практике четырех месяцев боев. Это могло быть новостью только для того, кто предпочитал вести войну, не выходя из штаба.

Рабин продолжает, и здесь мы доходим до критического места в его рассказе: "Я решил поехать в Кирьят-Анавим и приказать 4-му батальону собрать кулак с тем, чтобы спасти конвой и людей. На нашем джипе был сосредоточен весь огонь. Лишь чудом никто не пострадал".

В мировой военной истории это, наверное, первый и последний случай, когда командир бригады оставил своих солдат под огнем и уехал просить помощи у своего же командира батальона. Правильнее будет сказать, что джип, прорывавшийся под огнем в Кирьят-Анавим, увозил командира бригады, который не сумел взять в свои руки руководство боем и теперь оставлял своих солдат.

Но может быть, все же правильна версия Рабина? В конце концов, дисциплина не была "сильной стороной" ПАЛЬМАХа, может быть, действительно требовалось "уговаривать" Табенкина? Ответ на этот вопрос даст ход дальнейших событий. Рабин приехал в

Кирьят-Анавим, спустя некоторое время туда прибыл и Табенкин. Разговор между ними передается со слов Табенкина, как они были записаны в интервью автору.

Рабин: "Случилось ужасное. Конвой атакован. Машины разбросаны вдоль дороги. Кошмар. Есть убитые и раненые. Необходима срочная помощь".

Табенкин: "Ребята вернутся в Кирьят-Анавим через час. Тогда мы вышлем подмогу. Пока что ты можешь вернуться на шоссе на моих броневиках".

Рабин: "Что ты, Йоселе! Я устал и хочу спать. Я еду в Иерусалим".

Читателю рекомендуется запомнить "сонливость" Рабина, она еще повторится в следующем эпизоде. Табенкин продолжает: "Я услышал и содрогнулся. Не прибавил ни слова. У меня на языке вертелись слова: "Тот, кто не может выстоять в бою, не должен принимать командования". На верх командной лестницы пробрались неподходящие люди, если они заявляют о своей усталости и желании спать, это значит, что они сломлены. Я подумал тогда, что Алон назначил на высшую командную должность неподходящего человека".

Тем временем в Кирьят-Анавим приехал Оли Гивон. Мы помним, что он вернулся из Иерусалима, чтобы принять участие в бою. Сейчас он уже был ранен и тоже поехал просить помощи у Табенкина. Видимо, он не знал о том, куда уехал Рабин. Оли Гивон: "Рабин отругал меня и обвинил в дезертирстве с поля боя". После этого Рабин пошел спать, правда, все же в Кирьят Анавим, а не в Иерусалиме. Он не вернулся в Баб эль-Вад к своим бойцам.

Яаков Заhави из 4-го батальона рассказал автору: "Неудача конвоя и все, что случилось в тот день, считалось тайной. Табенкин и "политрук" Бени Маршак дали нам понять, что это позор, и об этом не следует распространяться. Только командир батальона решает, о чем можно рассказывать, что правда, а что - ложь". В бригаде колонну 20 апреля назвали "кровавым конвоем". Вне бригады не знали ничего.

"Честь" политических командиров ПАЛЬМАХа была спасена, и дорога в большую политику не была закрыта перед ними. Табенкин мог презирать Рабина, но только наедине с самим собой и не более того. Если бы он открыл правду о конвое 20 апреля, то могла бы всплыть и правда о неприглядном поведении самого Табенкина в бою у Хульды и в операции "Нахшон". Круговая порука молчания спасла Рабина.

ГЛАВА 3. БРИГАДА "ХАРЭЛЬ"

20 апреля Рабин бросил своих солдат на поле боя, но об этом было известно только узкому кругу посвященных. Рабин продолжал командовать бригадой "Харэль". Через три дня, 23 апреля, в канун праздника Песах, бригада действовала в районе к северу от Иерусалима (операция "Йевуси"). По плану следовало захватить стратегически важную территорию от Маале hа-Хамиша до радиостанции в Рамалле. Отсюда можно было бы впоследствии соединиться с блокированными поселениями Атарот и Нэвэ-Яаков, прорвать блокаду анклава на горе Скопус и отрезать Иерусалим от Рамаллы и Шхема.

Для проведения операции бригады "Эциони" и "Харэль" были сведены в "корпус" под командованием Ицхака Садэ. Объединение командования должно было обеспечить координацию действий двух бригад. Однако на практике координации не удалось добиться: бригада "Эциони" не получила боевых задач в рамках операции "Йевуси", вся операция должна была быть произведена силами одного ПАЛЬМАХа, который, естественно, получил бы и всю славу за успех.

Бригада "Харэль" состояла из двух батальонов; из них 5-й батальон после "кровавого конвоя" 20 апреля считался как бы "ненадежным". Ему была поручена более легкая часть операции (захват деревни Шоафат около Иерусалима), он выполнил свою задачу. Самая трудная часть операции была возложена на 4-й батальон. Три роты батальона при поддержке миномета "Давидка" и броневиков должны были захватить территорию от Маале hа-Хамиша до Рамаллы, включая высоту Нэбэ-Самуэль (Гиват-Шмуэль), господствующую над всем районом. Комбриг Ицхак Рабин вместе со своим заместителем находился в Иерусалиме, в пансионе Райх, командир 4-го батальона Иосиф Табенкин расположил свой штаб на главном шоссе в 4 километрах от поля боя. Эта дистанция была достаточной, если бы операция развивалась строго по плану. Однако этого не произошло, и в критический момент батальон остался без командования.

23 апреля. Нэбэ-Самуэль

Особенность операции "Йевуси" состояла в большой оперативной глубине, из-за чего операция не могла быть сведена к одному удару. Фактор внезапности мог быть использован только в начале операции, которая затем должна была развиваться как нормальное наступление регулярной армии. Первый удар должен был быть нанесен одновременно в Шоафате, деревне Бейт-Икса и Нэбэ-Даниэль в 2 часа ночи 23 апреля.

Шоафат и Бейт-Икса были атакованы и взяты согласно плану, но 1-я рота 4-го батальона сбилась с пути и опоздала на четыре часа. 1-я и 2-я роты должны были взять Нэбэ-Самуэль одновременной ночной атакой, но теперь атаковать приходилось при свете дня и без надежды застать противника врасплох. Командир 2-й роты решил атаковать. Он не получил тактической поддержки от 1-й роты. 2-я рота атаковала одна. Командир роты и командиры взводов шли во главе атаки. Они подошли почти вплотную к первым домам деревни, и были там убиты. Роту сопровождали два офицера-наблюдателя (от Хаганы), но они не взяли на себя командования. Без командиров рота превратилась в аморфную массу, она даже не сумела организовать ответный огонь, чтобы ослабить натиск противника. Атака захлебнулась.

Табенкин послал броневики с минометами. Они должны были подойти по грунтовой дороге через деревню Бейт-Икса, которая уже была занята 3-й ротой. Но оказалось, что дорога непроходима. Произвести предварительную рекогносцировку не догадались. Тогда Табенкин послал броневики в обход, через позицию британской армии (ныне поселение Гиват hа-Радар). Броневики прошли английский пост, но были затем атакованы арабами. Командиры бежали, 16 человек было убито, из 10 броневиков 4 были уничтожены, миномет "Давидка" достался арабам.

К середине дня картина была следующей: 2-я рота лежала под убийственным огнем на открытом склоне горы, 1-я рота вела оборонительный бой против превосходящих сил противника, атакующего ее с трех сторон, 3-я рота не покидала Бейт-Икса, и оставаясь бездеятельным наблюдателем. Рабин и Табенкин оставались каждый на своем месте: в пансионе Райх или на иерусалимском шоссе, но в любом случае вдали от линии огня и крови.

В современном бою в функции командира бригады не входит бежать со знаменем впереди атакующей цепи, но и находиться в полном отрыве от поля боя он тоже не должен. Интуиция, "чутье боя" остается и всегда останется важнейшим качеством тактического командира, но "чуять бой" на расстоянии невозможно. Рабин не понял этой элементарной истины, он пытался "командовать" операцией, не покидая иерусалимского пансиона.

Когда Рабин узнал о положении в 4-м батальоне, он отдал приказ прекратить бой и "очистить" всю захваченную территорию. Отступление велось при свете дня, под огнем противника. Раненых оставляли на поле боя, арабы добивали их ножами и уродовали трупы. ПАЛЬМАХ потерял в этот день 46 бойцов, и операции была провалена.

Рабин продолжал мыслить категориями диверсионной войны. До конца марта ПАЛЬМАХ только оборонял поселения и сопровождал конвои, его активные действия не выходили за рамки налетов. Только в ходе операции "Нахшон" Хагана перешла к захвату стратегически важных территорий. Опыта в таких операциях было накоплено немного, но и это немногое не было продумано и усвоено. Недостаток опыта можно было бы отчасти возместить предварительным анализом, но усвоение чужого опыта, точное понимание действительности и планирование были вне "интеллектуальной традиции" ПАЛЬМАХа.

Существует принципиальное различие в ведении "регулярной" и "диверсионной" войны. "Регулярная операция" может состоять из нескольких этапов и продолжаться несколько дней. Она требует способности менять планы в соответствии с ходом боя. "Регулярная армия" должна быть способна переходить от наступления к обороне и обратно, в то же время она должна стремиться выполнить поставленную задачу разумной ценой.

Диверсионная тактика строится по принципу налета, одноразового удара. Если не удается добиться неожиданности, диверсионная группа, скорее всего, предпочтет "исчезнуть", оторваться от противника. Рабин рассуждал как партизан. Не случайно даже 30 лет спустя он не осознал принципиального различия двух видов тактики.

С точки зрения "регулярной армии" сражение не было проиграно. Можно было закрепиться на захваченных позициях (Шоафат и Бейт-Икса), привести подкрепления и продолжить бой ночью или на следующий день. Но Рабин, видимо, знал только один вид тактики. Не имея военного образования, не интересуясь теорией, Рабин, скорее всего, просто не имел достаточного кругозора, и его интервью автору показало, что кругозор этот не расширился и 30 лет спустя. В спорах и контактах на "семинаре Бен-Гуриона" он, несомненно, сталкивался с альтернативными концепциями, но его приучили относиться с пренебрежением к любой идее, не утвержденной идеологами левого сионизма.

Для того чтобы перейти к иному типу военных действий, нужно было обладать военными знаниями, нужно было интересоваться военным делом, нужно было располагать достаточным интеллектуальным потенциалом. Рабин доказал, что он не обладает этими качествами.

Рабин спит в пансионате Райх

23 апреля Бен-Гурион находился в Иерусалиме. Узнав о провале наступления, он пошел в штаб Рабина и нашел комбрига спящим! Бен-Гурион не обладал достаточным опытом или интуицией, чтобы оценить ситуацию. Видимо, он решил, что Рабин всю ночь командовал войсками и сейчас "свалился с ног" от усталости. Бен-Гурион не позволил будить комбрига и покинул штаб бригады. В это время пальмахники гибли под огнем арабов, отступая по приказу Рабина. Во всяком случае, благодаря дневнику Бен-Гуриона мы узнали о втором случае "сонливости", которая нападала на Рабина, пока его бойцы вели бой.

Алон возвращает Рабина в штаб

Еще три недели командовал Рабин бригадой. Но на исходе трех недель подчиненные ему командиры не выдержали. Они приехали в Тель-Авив и в обход командира ПАЛЬМАХа Игаля Алона обратились непосредственно к Игаэлю Ядину, который фактически был начальником генштаба. Табенкин сказал Ядину, что командуя бригадой, Рабин подвергает опасности еврейский Иерусалим. Рабин был отстранен от командования - уже третий раз за один год. Командиром бригады был назначен Табенкин, а Рабина Алон вернул в свой штаб на прежнюю должность оперативного офицера. Игаль Алон: "В штабе ПАЛЬМАХа, равно как и в штабе Южного фронта, Рабин обрабатывал мои карты и планы. Моим приказам и идеям он умел придавать ясную формулировку. Он не нес никакой ответственности и не принимал никаких решений. Я не могу припомнить ни одной оперативной идеи, которая принадлежала бы ему. Работу штаба координировал я сам" (интервью автору).

"Бирманская дорога". Рабин спасает Иерусалим

Нельзя, однако, закончить эту главу без рассказа о том, как Рабин на самом деле спас Иерусалим. Это произошло в конце мая после кровопролитных боев за Латрун, откуда арабы блокировали огнем иерусалимское шоссе. Латрун не был взят, и дорога на Иерусалим была перерезана окончательно. Через несколько дней должно было вступить в силу перемирие, и блокированный Иерусалим был обречен на голод и капитуляцию. Рабин уже знал, что он уволен или вот-вот будет уволен.

И тут к нему пришел Арье Теппер и попросил отпуск в Тель-Авив по семейным делам. Брат Теппера погиб в бою у Нэбэ-Самуэль, и Арье хотел увидеть осиротевшую мать в киббуце Ягур. Гористая местность в районе Латруна считалась непроходимой, две единственные дороги, простреливались с арабами. По ночам Арабский Легион высылал патрули на броневиках. Так осуществлялась блокада Иерусалима.

Мы уже писали (гл.1), что в 1947 г. Теппер осуществлял нападения на деревню Бейт-Джиз. Во время этих операций он "понял" характер местности и был уверен, что сумеет найти "тропу". Рабин поверил Тепперу, утвердил отпуск и даже дал двух провожатых. Теппер пришел в Хульду к полному удивлению командиров Хаганы. Свой путь он нанес на карту, и по пути в Ягур, в Тель-Авиве, передал ее в штаб, а также связался с Рабиным. Рабин понял важность события и телеграфировал Ядину: "Теппер пришел в Тель-Авив".

С этого момента начинается история "бирманской дороги". Сначала по "тропе Теппера" прошло пешком подкрепление в Иерусалим, затем разведывательный джип спустился по ней в Тель-Авив. В конце концов, была проложена дорога, которая спасла Иерусалим и вместе с ним все Еврейское Государство.

Рабин упоминает этот эпизод в своей книге, но его описание лишено логики. Сначала, упоминается "дорога, о существовании которой нам было известно, и которую уже использовали арабы". Затем выясняется, что "18 мая еврейский броневик прошел в Иерусалим по какому-то окольному пути, который не простреливался с арабских позиций в Латруне". Затем "4 джипа сумели проехать по "трассе Теппера", откуда можно сделать вывод, что это не была дорога, по которой проехал броневик.

Похоже, что отсутствие логики в рассказе Рабина должно скрыть главный факт: его роль в нахождении бирманской дороги была пассивной. В рассказе Рабина отсутствует ключевое предложение: "Я приказал искать трассу альтернативной дороги". Рабин не послал разведчиков искать путь в Тель-Авив, он только понял, что можно использовать трассу, найденную Теппером. Так Рабин спас Иерусалим.

"Бирманская дорога" использовалась только до декабря 1948 г., когда была проложено новое шоссе через Хар-Тов. Новая дорога не простреливалась из Латруна и обходила контрольный пост ООН в Баб эль-Вад.