=ПРАЗДНИКИ =НА ГЛАВНУЮ=ТРАДИЦИИ =ИСТОРИЯ =ХОЛОКОСТ=ИЗРАНЕТ =НОВОСТИ =СИОНИЗМ = АТЛАС =

---

ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ПОЛИТИЧЕСКИЙ СИОНИЗМ С МОМЕНТА ЕГО ЗАРОЖДЕНИЯ И ДО СМЕРТИ ГЕРЦЛЯ

Глава десятая - РУССКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И СИОНИЗМ

{154} 3. Беседы Герцля с Плеве

Герцль был принят Плеве дважды, оба раза для продолжительной беседы. Однако министр воздержался от разговора о Кишиневском погроме. Он коснулся положения евреев в России в целом. Разговор велся по-французски. Начал Плеве:

"Я дал согласие на эту беседу, господин доктор, по вашей просьбе, чтобы мы могли придти к взаимопониманию в вопросе сионистского движения. Отношения, которые установятся между императорским правительством и сионизмом и которые могут быть, я не говорю исполнены симпатии, но отношениями, основанными на взаимопонимании, зависят от вас".

На что Герцль заметил: "Если отношения будут зависеть только от меня, ваше превосходительство, то они будут отличными".

Плеве продолжал: "Для нас еврейский вопрос - это не вопрос жизни и смерти, но, во всяком случае, достаточно важный. Мы трудимся, дабы изыскать для него по возможности хорошее решение...

Государство российское обязано стремиться к тому, чтобы все народы, населяющие его, были как одно целое. Мы, конечно, понимаем, что не сумеем исключить из жизни все религиозные и языковые различия. Мы, например, вынуждены согласиться, чтобы старая скандинавская культура продолжала существовать в Финляндии как самостоятельное целое, однако мы обязаны требовать от всех народностей нашего государства, и то же самое от евреев, патриотического отношения к России, как к незыблемой основе. Мы хотим ассимилировать их в нашей среде, и для этой цели у нас есть два пути: высшее образование и материальное благосостояние. Тот, кто выполнил определенные условия, связанные с двумя этими путями, - тот получает у нас гражданские права, т. к. мы можем предположить, что, ввиду своего образования и приличного положения, он предан существующему строю. Однако эта ассимиляция, которой мы желаем, продвигается медленно".

{155} Ассимиляцию, как основное средство разрешения еврейского вопроса в России, Плеве неоднократно выдвигал от имени правительства в беседах с разными лицами еще до приезда Герцля и после него. Но при условии такого подхода была совершенно непонятной антиеврейская политика русского правительства в сфере образования и права на жительство.

Ведь устанавливая скудную "процентную норму", закрывающую еврейской молодежи доступ в средние и высшие учебные заведения, правительство отдаляло, а не приближало евреев к русской культуре, - так же как и запирая их в тесной черте оседлости. Плеве, понимая это противоречие между его словами и политикой правительства в отношении евреев, добавил:

"Верно, что блага высшего образования мы можем предоставить лишь ограниченному числу евреев, ибо в противном случае у нас очень скоро не станет должностей для христиан.

Я также не закрываю глаза на тот факт, что материальное положение евреев в черте оседлости весьма плохое. Признаю, что они там живут, как в гетто, но тем не менее пространство это все-таки обширное - тринадцать губерний. И вот в последнее время положение ухудшилось из-за того, что евреи примкнули к революционным партиям. Ваше сионистское движение поначалу было для нас приемлемо - пока работало на поощрение эмиграции. Разъяснять мне характер движения вам нет нужды, ибо перед вами человек, уже знакомый с вашим учением. Однако со времени конгресса в Минске (Плеве имел в виду Минский съезд сионистов России) мы наблюдаем большие перемены.

О палестинском сионизме говорят меньше, нежели о культуре, организации и еврейском национализме. Нам это нежелательно. Мы особенно заметили, что ваши руководители в России - а это в своем кругу в высшей степени уважаемые люди - не слушаются должным образом вашего венского комитета. Ему подчиняется, пожалуй, только один Усышкин".

Передавая в дневнике содержание беседы с Плеве, Герцль замечает: "Про себя я поразился такой {156} осведомленности, показавшей мне, насколько серьезно он изучил вопрос". Вслух же он ответил тогда Плеве: "Ваше превосходительство, все руководители в России верны мне, хотя порою и оспаривают мои рекомендации. Важнейший среди них - профессор Мандельштам из Киева". И снова Герцль был вынужден изумиться, когда Плеве сказал: "Но Коган-Бернштейн! Он совершенный его противник! Кстати, нам известно, что он направляет против нас из-за границы газетную войну".

Герцль ответил, что в это ему просто не верится, так как за границей этот человек почти неизвестен, у него нет ни связей, ни полномочий. Что касается сопротивления, которое главы российских сионистов оказывают ему самому, то Герцль сравнил это с явлением, знакомым еще Христофору Колумбу: когда прошло несколько недель, а земли все не было видно, матросы начали роптать.

В сионистском движении министр наблюдает не что иное, как бунт матросов против своего капитана. Поэтому стоило бы, чтобы Плеве помог добраться до земли, тогда бунт тотчас прекратится... На вопрос Плеве, в чем же должна заключаться помощь правительства, Герцль ответил следующими тремя пунктами:

1. Правительство России ходатайствует перед турецким султаном о даровании евреям "чартера" на заселение Палестины, за исключением святых мест. Страна останется под верховной властью султана, администрация же перейдет в руки переселенческого общества с достаточным капиталом, которое будет создано сионистами. Оно будет вносить в казну Оттоманской империи ежегодную согласованную плату взамен налогов.

2. Русское правительство окажет эмиграции евреев финансовую поддержку.

3. Русское правительство облегчит законное распространение в России сионистских организаций, в основе которых будут лежать принципы Базельской программы.

Плеве выразил принципиальное согласие с этими тремя пунктами и добавил, что деньги для финансовой {157} поддержки придется брать из налогов, которые платят евреи.

13 августа Герцль во второй раз встретился с Плеве. Во время этой беседы министр заявил, что император крайне разгневан тем, что имеют дерзость говорить, будто русское правительство участвовало в погроме или хотя бы терпимо к нему относилось. Император как глава государства хорошо относится ко всем подданным. Далее Плеве сказал:

"Не хочу отрицать, что положение евреев в Российской империи не слишком завидное. Да, будь я евреем, я, вероятно, тоже был бы врагом правительства. Однако мы не можем поступать иначе, чем до сих пор, и поэтому для нас было бы весьма желательным создание самостоятельного еврейского государства, способного принять несколько миллионов евреев. В то же время мы не хотим удалить всех наших евреев. Обладателей высокой интеллигентности - а вы являетесь лучшим доказательством, что таковые среди вас имеются, - мы желаем сохранить для себя.

В отношении высшей интеллигенции не делается никаких различий, религиозных или национальных. А вот от евреев слабой и низкой интеллигентности и от малоимущих мы хотели бы избавиться. Кто способен ассимилироваться, того мы хотим оставить у себя. Мы не питаем ненависти к евреям как таковым".

(Примерно через два месяца после беседы Герцля с Плеве, в конце октября 1903 года, известный английский еврейский деятель и журналист Люсьен Вольф посетил Россию и был также принят Плеве. Содержание их беседы о положении евреев в России было опубликовано лишь в 1916 году. Плеве почти в точности повторил сказанное им два месяца назад Герцлю, например, о необходимости ассимилировать представителей крупной интеллигенции, а также о больших трудностях разрешения проблемы малоимущих евреев и т. д. Об отношении министра к сионизму Люсьен Вольф писал: "Господин Плеве сказал мне, что русское правительство было бы довольно, если б оттоманское правительство разрешило въезд евреев в Палестину. Господин Плеве не возражает против чистого сионизма. Но он испытывает опасения, что политический сионизм окажется в конечном счете миражем. Тем не менее, он не будет мешать распространению сионистской идеи, при условии, что она поощрит евреев к эмиграции. Кроме того, сионистские идеи могут внутри России с успехом конкурировать с социалистическими").

{158} Тогда Герцль попросил Плеве облегчить положение евреев, остающихся в России, по крайней мере, расширением черты оседлости и включением в нее Курляндии и Риги (Прибалтийского края Российской империи), а также разрешением покупки земли для сельскохозяйственных надобностей внутри черты. Плеве обещал отнестись положительно к этому.

В этом обращении Герцля проявляется его забота о евреях России, чье тяжелое положение, в особенности после Кишиневского погрома, потрясло его. Он приехал в Россию в сущности для того, чтобы исхлопотать у представителей власти разрешение на сионистскую работу, однако счел нужным просить об облегчении судьбы евреев на месте, потому что не тешил себя иллюзиями о возможностях сионизма оказать настоящую и немедленную помощь русским евреям, обнищавшим и преследуемым, вынужденным массами эмигрировать (По данным исследования В. Каплун-Когана (на немецком языке) о еврейском эмиграционном движении в год Кишиневского погрома (1903-1904) из России эмигрировали в США 77.544 еврея.). В этом кроется и объяснение драматического шага Герцля на Шестом конгрессе (см. далее), который расколол сионистское движение и привел его к кризису (Писатель и журналист Бен-Цион Кац, встречавшийся с Герцлем в Петербурге после его визита к Плеве, высказывает любопытное предположение, что рекомендацию Уганды, хотя бы в качестве "ночлежного приюта" (по выражению Нордау), Герцль вынес на Шестой конгресс, отнюдь не имея в виду ее буквальный смысл, а только в виде политического маневра, рассчитанного на Плеве.

Герцль, безусловно, не думал, говорит Бен-Цион Кац, будто в Уганду поедет из России много евреев. После визита к Плеве Герцль провел в Петербурге неофициальную встречу с группой еврейских литераторов, в которой участвовали Бен-Цион Кац, д-р Л. Кацнельсон (писатель Буки-Бен-Иогли), Саул Гинзбург, Л. Рабинович, Ю. Бруцкус, Ш. Розенфельд, Л. Сев из редакции "Восхода", а также сионистский деятель из Либавы д-р Нисан Каценельсон, сопровождавший Герцля в качестве советника в продолжение всей его поездки по России.

Когда Буки-Бен-Иогли выступил в защиту "территориализма" (отказа от Эрец-Исраэль), Герцль дал ему резкую отповедь - в это время в кармане у него уже лежало английское предложение насчет Уганды. Герцль говорил о сионизме, как о спасении для еврейского народа. Когда же присутствующие стали ему возражать, что в Турции еще более дурные порядки, чем в России, Герцль вынул часы и твердо заявил, что "можно установить по часам время раздела Турции". Однако эти слова, сказанные еврейским литераторам, не могли быть сказаны Плеве. Поэтому Герцль и поставил перед Шестым конгрессом вопрос об Уганде, дабы уверить русское правительство, что у сионистов есть реальные виды на отправку из России большого количества евреев. Это должно было облегчить сионистскую работу в России. По той же причине Герцль огласил на Шестом конгрессе в Базеле письмо Плеве к нему, где говорилось: если сионизм докажет, что способен облегчить эмиграцию русских евреев, то Плеве поможет этому движению. Отсюда Бен-Цион Кац приходит к предположению, что "вся история с Угандой имела целью выручить сионизм в России и убедить Плеве, с которым Герцль не мог говорить о разделе Турции, как он это сделал в разговоре с литераторами" (см. Б. Ц. Кац. "Еврейство в России пятьдесят лет назад", сборник по истории еврейства России, на иврите; "Хеавар", том первый, 1953 г.).

{159} В конце беседы Плеве обещал Герцлю сделать послабление сионистскому движению в России, если оно не будет заниматься внутренней политикой. Он также сказал, что русское правительство готово использовать свое влияние на турецкие власти, чтобы содействовать доступу евреев в Палестину. В качестве резюме Плеве вручил Герцлю письмо, которое могло рассматриваться как официальное правительственное заявление. Министр сообщил Герцлю, что показывал письмо царю и получил согласие последнего на отправку этого письма адресату. Поскольку Герцль считал исход переговоров с Плеве политическим достижением, а письмо - важным документом и так его позднее и {160} представил Шестому конгрессу, есть смысл привести его полный текст (из книги М. Медзини "Сионистская политика"):

"Министр внутренних дел

30 июля - 12 августа 1903 г.

Вы, господин Герцль, выразили желание, чтобы остался вещественный след нашей беседы. Охотно соглашаюсь с этим, дабы устранить все, что может дать место преувеличенным надеждам либо тревожным сомнениям.

У меня была возможность разъяснить вам точку зрения русского правительства на сионизм. Эта точка зрения легко может привести к необходимости переменить нашу политику терпимости на средства, вытекающие из надобности национальной самозащиты. Пока сущность сионизма выражалась в желании создать независимое государство в Палестине и пока он обещал организовать выезд из России некоторого количества русских подданных-евреев, русское правительство могло относиться к нему благожелательно.

Но с минуты, когда эта первичная цель сионизма кажется упраздненной ради элементарной пропаганды еврейской национальной обособленности в России, естественно, что правительство никоим образом не может терпеть это новое направление сионизма, результатом которого может стать появление групп, совершенно чуждых и даже враждебных патриотическим чувствам, слагающим мощь страны.

Поэтому доверительное отношение к сионизму может быть восстановлено лишь при условии, что он вернется к старой программе действий. В таком случае он сумеет рассчитывать на моральную поддержку с того дня, как часть его практических действий обратится на уменьшение еврейского населения в России.

Эта поддержка может быть облечена в форму заступничества за сионистских уполномоченных перед оттоманским правительством, облегчения работы эмиграционных обществ, а также поддержки их нужд, {161} разумеется не из государственных средств, а из налогов, взыскиваемых с евреев.

Считаю нужным добавить, что правительство России, будучи обязанным согласовывать свой образ действий в еврейском вопросе с государственными интересами, никогда не отходило от великих принципов морали и человечности. Не далее как в последнее время оно расширило право жительства в сфере округов, отведенных для еврейских масс, и ничто не препятствует надеждам, что развитие таких средств послужит улучшению условий существования евреев России, в особенности, если эмиграция сократит их количество.

Плеве".

Письмо Плеве, как видно из его содержания, осложнило и сократило возможности легализации сионистской работы в России. Тем не менее, в нем есть некоторые послабления по сравнению с секретным циркуляром, приведенным нами ранее. Учитывая это, Герцль был вправе рассматривать итоги своих переговоров с Плеве как настоящее достижение.

---