История Израиля. Сикарии

С началом Второй Мировой войны очень многое изменилось. Расклады поменялись радикально, а если что и осталось неизменным, так это упорная слепота "демократических стран" к положению евреев там, куда приходили немцы. Откровенно говоря, лично я полагаю, что гибель как можно большего количества евреев была одним из пунктов глобальной программы англосаксов.

Более того, вслед за Уильямом Перлом, готов повторить: "Нет никакой другой страны, которая была бы так последовательна и жестока в своих действиях, направленных на блокирование всех возможных путей побега для тех евреев, которые пытались спасти свои жизни, как это делала Великобритания. И нет никакой другой страны, в которой на ответственных постах находились люди, занимавшиеся этим. И многочисленные ведомства, вовлеченные в это занятие. Следом за немцами, которые разработали "окончательное решение" и которые, как палачи и убийцы находятся в особой, только им присущей, категории, англичане несут на себе тяжелейшую вину за омерзительное кощунство, за полный упадок человеческой морали - за Катастрофу европейских евреев". Разве что, на мой взгляд, зря в один ряд с Великобританией не поставлены США, но, в конце концов, сделаем поправку на то, что эти слова принадлежат американцу. Впрочем, вопрос столь конспирологичен, что здесь ему не место. В Палестине же перемены были очевидны.

Прежде всего, притихли, - а после вступления Ирака в войну на стороне Оси, его быстрого поражения и жесточайшей расправы, совсем успокоились, - арабы. Их симпатии к Гитлеру никуда не делись. Напротив, по мере появление слухов о расправах с европейскими евреями (источником ненавистной эмиграции), укреплялись. Но восточные люди предпочитали выжидать, чтобы не прошляпить. Даже в период наступления Роммеля, немцы, ожидавшие восстания в Египте, которое было им обещано, так его и не дождались.

Единственным серьезным арабским лидером, открыто вставшим на сторону Рейха и призывавшим арабов к оружию, стал, как известно, Амин Аль-Хусейни, - но ему, эмигранту, да еще участнику войны в Ираке, терять было нечего, а в Берлине он, оказав немалую помощь в формировании корпуса СС "Ханджар" (из мусульман Боснии) нашел полное понимание. Вплоть до обещания помощи в очистке Палестины не только от англичан, но и от "нехорошего народа". Иными словами, роман наци и сионистов, завершился полностью и окончательно.

Хотя, если совсем уж точно, разрыв произошел гораздо раньше появления муфтия в Берлине, - и точкой разлома, безусловно, следует считать известное письмо Хаима Вейцмана, опубликованное в лондонской "Таймс" 6 сентября 1939 года. "В эти дни тяжелейшего кризиса, - писал формальный глава сионистов, - сознание того, что евреи обязаны внести свой вклад в защиту священных ценностей, побуждает меня написать это письмо. Я хочу подтвердить со всей однозначностью заявления, которые мы с моими коллегами делали в течение последних месяцев и особенно в последнюю неделю, о том, что евреи "поддерживают Великобританию и будут сражаться на стороне демократий"".

Вот тут не обойтись без небольшого, но важного отступления. Ни для кого не секрет, что этот документ впоследствии стал основанием для утверждений о том, что "Вейцман объявил войну Германии от имени всех евреев мира ещё до нападения Германии на Польшу". То есть, - и этим письмом, и еще чуть раньше, заявлением ВСО от 21 августа 1939 года, - сделал евреев воюющей стороной, а поскольку они не подписывали никаких конвенций, отношение к ним в лагерях военнопленных не могло быть щадящим. Данный тезис вовсю обыгрывают и вполне (на мой взгляд) респектабельные историки-ревизионисты типа Дэвида Ирвинга, и политические публицисты вроде Исраэля Шамира, и разнообразные сетевые озабоченные. На мой взгляд, этот тезис не соответствует истине, и потому, отставив в сторону общий принцип ("Больше фактов, меньше трактовок"), считаю необходимым разобраться.

Во-первых, что бы ни сказал Вейцман, он мог говорить и говорил это отнюдь не от имени "всех евреев мира", а только от лица одной, пусть и влиятельной, общественной организации. Иными словами, даже будь все так, как утверждают ревизионисты, под раздачу должны были попасть только сионистские общины в странах, захваченных Рейхом. Противники сионизма (те же ортодоксы, например) при этом однозначно оставались в стороне, а уж евреи СССР, - где сионистских ячеек вообще не было, а количество подпольных сионистов в это время стремилось к нулю, - и вообще, по логике, оставались вне разборок. Гитлеровцы, однако, гребли всех под чистую.

Во-вторых, если обратить внимание на внутренние кавычки в тексте, становится ясно, что Вейцман не бежит впереди паровоза. Он отвечает кому-то, выразившему уверенность в том, что еврейские организации займут в конфликте правильную, британскую сторону, подтверждая, что да, займут. Понятно, и кому адресован ответ - премьеру Чемберлену, за два дня до того высказавшему такую идею. И дело тут даже не в Вейцмане, в самом деле (по убеждениям), марионетки Лондона, к тому же тесно связанного с МИ-5. Будь он даже намного меньшим англофилом, никакого иного ответа быть не могло. Просто потому, что Вейцман и возглавляемая им организация была слишком тесно связана с Великобританией (при всех оттенках, бывшей все-таки гарантом исполнения Декларации Бальфура). А следовательно, когда конфликт вошел в военную фазу и пришлось выбирать, никакого выбора у сионистов не было (ссылки на предыдущее сотрудничество с нацистами здесь не проходят, поскольку это сотрудничество было не политическим, а тактическим, сугубо в рамках реализации нужно обеим сторонам эмиграции).

И, наконец, в-третьих, сами нацисты такую точку зрения отнюдь не разделяли. Я уже писал о том, что еще летом 1941, - то есть, почти через два года после письма Вейцмана, - они активно решали, как все-таки поступить с евреями, разрабатывая план "Мадагаскар". И нигде, ни в одном документе и ни в одной речи, по сей день не найдено даже намека на то, что они, в связи с письмом Вейцмана, считали евреев "воюющей стороной".

Это логика. Только логика, и ничего больше. Я, безусловно, понимаю м-ра Ирвинга: он, как ученый, предлагает (кстати, достаточно аккуратно) тему для размышлений, именно к логике и взывая. Я понимаю г-на Шамира: он, как политический публицист, внедряет в массовое сознание некую идеологему, в связи с чем, логика не является приоритетом. Я понимаю даже сетевых озабоченных: у них мозги устроены на особый, логике не конгруэнтный манер. Но в своих рассуждениях изъяна не вижу, в связи с чем, пока не обнаружены документы, их опровергающие, считаю их единственно верными.

Возвращаясь же к событиям в Палестине, повторю, что, хотя война ее почти не затронула, - разве что французские самолеты (Франция, не забудем, была членом Оси), слегка побомбили Тель-Авив. - а со стороны арабов угроз не намечалось, покоя, тем не менее, не было. Да и не могло быть. Еврейское Агентство следовало указаниям из Лондона, но слухи о творящемся в Европе просачивались все гуще. Ишув, хоть, в целом, и доверявший своему руководству, понемногу начинал волноваться. Обиды на англичан копились, и в такой ситуации вполне закономерно возрастала роль "ревизионистов", примиренчества не признававших, а их влияние, ранее очень ограниченное, понемногу начинало укрепляться.

В общем, для пламенных революционеров, переполненных сознанием своей высокой миссии, - будь то хоть якобинцы, хоть большевики, хоть еще кто, - моральных ограничений в борьбе нет, им и своя-то жизнь копейка, а уж вражеская, так и тем паче. Ранние сионисты были ягодками с того же поля, мало чем, ежели оно казалось целесообразным, брезгуя. Не шарахались и от террора. Для не желавших платить взносы на общину, всегда находились убедительные аргументы.

А в 1924-м, когда стало ясно, что некий Яков де Хаан, ученый и журналист, считавшийся "министром иностранных дел" религиозного, "старого" ишува и убежденный враг сионизма, полагавший, что дело евреев молиться, а не лезть в политику, обижая арабов, своими связями в европейских столицах, очень мешал Еврейскому Агенству, - его просто грохнули. И приказ на устранение дали отнюдь не радикалы-ревизионисты", а приличные люди, профсоюзные вожаки. Однако для лидеров Еврейского Агентства такие эксцессы были все же крайностями, а вот радикалы, считавшие себя новой инкарнацией древних сикариев ("кинжальщиков"), свято исповедовали принцип, много позже сформулированный Анатолием Рыбаковым - "Нет человека, нет проблемы".

Свои градации были, конечно, и среди них. Скажем, уже известный нам Авраам (Яир) Штерн был "бесом" в крайнем, "нечаевском" понимании. "Я знаю, многие укажут на темные стороны в нашей сущности, Они отметят моральные дефекты и интриги ...по ходу нашего движения к цели. Все это верно. Мы повторяем и подчеркиваем: если имморализм, обман и мистификация, проституирование наших сестер и жен, использование самых презренных средств приблизит нас к цели - мы пойдем на все это!!!", - согласитесь, такая идеология, особенно в совокупности с обилием восклицательных знаков, любого вменяемого человека как-то настораживает. Но Штерн, восстановивший против себя весь ишув, погиб в 1942-м, весь актив его группы угодил в лагеря, и организация на какое-то время перестала существовать. А в сентябре того же года, возродившись после побега ближайших друзей покойного Яина, Ицхака Езерницкого-Шамира и Элияху Гилади, была уже не совсем той, что раньше.

Теперь ярких лидеров не было, да и не предполагалось: "вождизма" парни опасались, а потому руководство боевой группой стало коллегиальным, и таковым оставалось до самого конца. На "триумфе воли" времен Яира была поставлена жирная точка. Понимая, что быть изгоями невозможно, новые лидеры ЛЕХИ сделали все, что могли, чтобы заслужить симпатии ишува. Теперь они принимали всех, - левых, правых, религиозных, светских, "ханаанитов" (порвавших с европейством), - лишь готов был драться, а главным врагом признавал не арабов, а британцев, - свою борьбу ребята всерьез считали войной коренного народа против колонизаторов, которых не признавали настолько, что даже в суде, под угрозой петли, отказывались от защиты.

" Они, разумеется, не превратились в ангелочков, - чтобы добыть деньги на борьбу, годились и грабежи, и разбой (однажды боевики ЛЕХИ ограбили поезд, который вез зарплату рабочим, в другой раз "взяли" бриллианты на 38 тысяч фунтов. Изредка во время акций гибли и мирные люди, в основном, евреи. И все же им прощалось. Новый" ЛЕХИ довольно быстро заработали репутацию "горячих, но правильных ребят", их теперь было гораздо больше, чем при недоверчивом Штерне, и лидеры держали их в строгом ошейнике. Если же возникало хотя бы малейшее подозрение, что кто-то предпочитает "думать сердцем", разбирались, невзирая на личности.

Скажем, когда тот же Гилади, считавшийся одним из самых жестоких и буйных, вопреки запрету организации, задумал "очистить арену" и "стереть в пыль раболепное старое руководство" (то есть, верхушку социал-сионистов), он был убит, даже не успев приступить к делу, - по приказу своего лучшего друга Шамира, разрешившего даже нарушить обязательное правило ЛЕХИ: никогда не стрелять в спину. "Эли был супермен, - объяснил позже один из исполнителей, Арье Коцер. - Если бы на него напали лицом к лицу, он перебил бы всех". Ну и совершенно изящный, окончательный штрих: после убийства Гилади, незадолго до смерти женившегося, друг Ицхак, порвав с невестой, которую очень любил, женился на вдове, а дочь назвал Гиладой.

ЛЕХИ, однако, это все-таки всего лишь ЛЕХИ. Продукт двойного распада. Они и в лучшие годы были маргиналами, и популярность их была серьезной лишь по сравнению со временами Яира, когда их не любил никто. Совсем иное дело - "Иргун". Тоже радикалы, но респектабельные, с отсветом харизмы Жаботинского. Сам Владимир Евгеньевич к тому времени уже ушел из жизни, но завещание его организация исполняла честно: "ревизионисты" объявили перемирие, отложив "решительную битву" с англичанами до победы над Гитлером. Более того, активно помогали британцам за пределами Палестины (преемник Лидера, Давид Разиэль, погиб, проводя по заданию англичан боевую операцию в Ираке). Однако, затем к рулю пришел молодой и энергичный Менахем Бегин, прибывший в Палестину в составе армии Андерса, - и новая метла была жестче некуда.

По всем отзывам, милый, интеллигентный человек, полная противоположность не шибко грамотному "кровавому карлику" (Шамир на такое даже не обижался, ибо и то, и другое было правдой), но в плане фанатизма совершенно ему не уступавший, а то и превосходивший. Жаботинского, любимого учителя, энергичного парня отметившего и выдвинувшего, он обожал, но даже его иногда пугал своим радикализмом, чуть ли не обвиняя в "соглашательстве", - и теперь, став главой "ревизионистов", сразу определил новую стратегию организации. Война с гитлеровцами по-прежнему оставалась приоритетом, всем членам "Иргун", находящимся вне Палестины, рекомендовалось помогать союзникам всеми силами, - короче, никакой "штерновщины", - однако, наряду с этим, на территории Палестины Бегин провозгласил "восстание" против еще одного врага - "преступной нацистской британской оккупационной армии".

Англичан он вообще, судя по всему, не любил вдвойне: во-первых, за ограничения въезда евреев в Святую Землю, а во-вторых, за "предательство", совершенное в 1939-м в отношении Польши. К Польше он вообще относился трепетно, однажды даже выразившись в том смысле, что "не родись я евреем, я хотел бы родиться поляком или не рождаться вовсе". Что до комплексов по поводу методов борьбы, ими новый глава "Иргун" не страдал в принципе, напротив, гордился ими - много позже, в одном из интервью, когда его сравнили с Арафатом (когда лидера ООП еще считали террористом), он, уже премьер-министр, парировал: "Чушь! Это я террорист, а он - бандит!".

Авторитет в ишуве у него был высок даже заочно, а теперь и подавно - в отличие от местечкового плебея Шамира сотоварищи, личность (эстет, лингвист, джентльмен) была яркая, привлекательная, умевшая блеснуть, так что "Иргун" быстро пополнялся новыми кадрами, а операции его, хотя много менее кровавые, нежели действия ЛЕХИ, выглядели куда солиднее. Вместо индивидуального отстрела, хлопцы Бегина били по узловым точкам, тоже щадя арабов, но крайне досаждая британцам. После атаки на радиостанцию в Рамалле, уничтожение стратегически важного нефтепровода и разгрома нескольких полицейских участков, власти даже назначили за его голову награду в 10 тысяч фунтов, - честь, которой ранее не удостаивался даже Штерн, не говоря о Шамире и прочих "кинжальщиках". И чем больше известий о судьбе евреев Европы доходило до Святой земли, тем более жестко действовал "Иргун", обвиняя англичан в пособничестве нацистам, "окончательно решавшим" еврейский вопрос.

Последовательность, бесстрашие и жесткий упор (тут Бегин жестко продолжал линию покойного Лидера) на "демократические либеральные национальные ценности" привлекали многих. На сторону "ревизионистов" начала склоняться даже немалая часть левых, опоры Еврейского Агенства. Наследник Жаботинского становился центром политического притяжения, еще чуть-чуть, и в рамках общины могли пойти разговоры о хотя бы частичном, но все же перераспределении властных полномочий, и это очень беспокоило руководство ишува, никого, кроме себя, у власти в будущем государстве не видевшее, и никаким иным, кроме социалистического, это государство не представлявшее. Несколько раз с главой "Иргуна" пытались поговорить, что называется, "по-людски", предлагая оставить в покое англичан и заключить союз, а взамен обещая разные вкусности, - но тщетно: в отличие от профессиональных политиков, Бегин был абсолютно неподкупен. Отвечая же на упреки типа "как можно бить в спину англичанам, сражающимся с Гитлером?", он пояснял, что в рядах союзников воюет достаточно "иргуновцев", а кроме того, союзники так и так победят, главная же задача евреев - по возможности, не убивая, доказать, что они реальная сила, шутить с которой не стоит.

Безусловно, "Иргун", как ни крути, был мощнее, авторитетнее, популярнее ЛЕХИ, с которыми поддерживал контакты, иногда даже совместно действуя, а в смысле активности никак им не уступал. Его операции следовали одна за другой, его удары наносили серьезный ущерб, а его ряды, несмотря на аресты, суды, тяжелейшие приговоры и пытки (раньше англичане в отношении евреев их не практиковали), не редели, а совсем наоборот. И тем не менее, самую громкую акцию этого периода учинили все-таки парни Шамира. 6 ноября 1944 года в Каире двумя молоденькими боевиками, Эли Хакимом и Эли Бейт-Цури, был застрелен Уолтер Гиннес, лорд Мойн, министр по делам Ближнего Востока, а до того министр колоний.

При этом убийцы, имея полную возможность бежать с боем, предпочли попасть в плен, но не стрелять в полицейских, которые "ни в чем не виноваты", получили вполне заслуженный смертный приговор и пошли на эшафот, своим поведением на суде заслужив удивленный восторг даже египетской прессы. В принципе, убийство было предсказуемо: лорд Мойн по праву слыл одним из самых последовательных противников сионизма и всячески (а возможностей у него было много) противился реализации Декларации Бальфура, будучи твердо убежден в том, что как пояснял он в Палате Лордов "эти евреи - не потомки и не древних евреев, и не имеют прав на Святую землю, принадлежащую только арабам". Вместе с тем, признавая, что евреям "национальный дом" все-таки нужен, а в Европе им делать нечего, он предлагал обустроить этот самый дом где-нибудь в Африке, хотя бы даже и на Мадагаскаре.

Арабы его, естественно, обожали, а лидеры ишува, тоже естественно, объявили "безжалостным врагом независимости евреев". И тем не менее, акция была чересчур уж броская. Одно дело - рядовой томми, тем более, даже не убитый (и люди Шамира, и люди Бегина, когда речь шла о "простых парнях", старались стрелять по ногам), и совсем иное - обнуление одного из столпов британского истеблишмента. Еврейский Комитет был в полном шоке, и не только он. Вейцман заявил, что "известие об этом преступлении потрясла меня больше, что весть о гибели сына" (пилота британских ВВС), - но это понятно, его и в своем кругу считали английской маронеткой. Бен-Гурион призвал все еврейское население Палестины "с корнем вырвать из своей среды членов этой разрушительной банды, не давать им убежища, не поддаваться на их угрозы и оказывать властям помощь для уничтожения этой банды".

Но и это ясно: до исхода войны он твердо ориентировался на англичан, считая, что только они смогут "сделать" государство. Однако случившееся поразило даже Бегина - "Иргун" официально осудил "каирскую трагедию, которой не должно было быть". Но было уже поздно: своими действиями ЛЕХИ дали Еврейскому Комитету повод нанести удар по слишком усилившимся "ревизионистам", среди которых главной целью был отнюдь не Шамир. От имени ишува на "отщепенцев" была объявлена тотальная охота - знаменитая операция "Сезон".

"Только политические соображения, - писал впоследствии один из самых восторженных историков социал-сионизма, - заставили лидеров Агентства выступить против террористов: эти диссиденты могли нанести тяжелый, а возможно, и непоправимый ущерб сионистской политике. Террористы отказывались подчиняться внутренней дисциплине и пытались навязывать свои правила выборному руководству ишува; в таких условиях сионисты не могли проводить эффективную внешнюю политику". Однако в реале выглядело все куда гаже: мало того, что англичанами передали всю информации на членов "Иргун" (ЛЕХИ, которые, собственно, и были виноваты, шли под раздачу по остаточному принципу) - начались еще и "изъятия".

По всей Палестине ребята из ударных отрядов "Хаганы" вырвались в дома, похищали конкурентов и увозили их в отдаленные кибуцы, где допрашивали, избивали, а затем либо передавали англичанами, или, если те считались "особо опасными" (для социалистов), оставляли гнить в наспех оборудованных зинданах. Один из похищенных, Едидия Сигал, был даже убит, а самого "особо опасного" - Якова Твина, шефа разведки "Иргун", вообще полгода держали в яме, зверскими пытками вынуждая сдать Бегина. Жестокость изумляла. Мало кто понимал, что идет, по сути, борьба за власть, в которой сантиментам не место. К тому же, молодежь, составлявшая костяк "Хаганы", в основном, выросла в кибуцах, под влиянием наставников, для которых все, кроме социалистов, были чем-то худшим, чем для самого радикального ортодокса пресловутые "гои".

В целом, по итогам "Сезона" в руках англичан оказалось более 800 активистов "Иргуна", осужденных на ссылку в Эритрею, сотни лишились работы, были выгнаны из институтов. Силы "ревизионистов" были изрядно подорваны, позиции официального руководства ишува, наоборот, укрепились, - но моральные издержки оказались непомерно высоки. Тем более, что под шумок, - что-то скрыть в маленьком обществе, где все всех знали, было нереально, - сводились не только политические, но и личные счеты (в операции задействовали только добровольцев, поэтому на маленькие слабости начальство смотрело сквозь пальцы). Изумлялись даже англичане, которым, по идее, происходящее было очень на руку.

"К сожалению, - докладывал министру колоний верховный комиссар Палестины, - в списки Еврейского агентства включено много людей, не принимавших участия в террористических акциях, но не согласных с политикой Агентства. Это существенно затрудняет работу полиции по отделению зерен от плевел". Общественность вообще стояла на ушах, открыто протестуя против "похищения детей народа из их домов, семей, лишения их свободы", и даже лидер палестинских пацифистов, известнейший философ Хуго Бергман, левак из леваков, всей душой ненавидевший подпольщиков, заявил, что "Киднеппинг - это могила демократии, смертный приговор всему тому, что нам дорого в ишуве". Больше того, возмущены были и военные. Добровольцам-"сезонникам" не подавали руки, офицеры "Хаганы" начали отказываться участвовать в "подлости", и в марте 1945, когда стало ясно, что силы самообороны вот-вот выйдут из-под контроля, Еврейское Агентство распорядилось, наконец, свернуть операцию.

Собственно, в те месяцы ишув, впервые в истории, стоял на грани полноценной гражданской войны, куда ближе к ней, чем годом ранее. Численно и в смысле вооружения "Иргун" был, конечно, много слабее "Хаганы", но кусаться умел. ЛЕХИ, например, себя подстраховали. Сохранилась запись беседы Натана Елин-Мора, одного из их лидеров, с командиром "Хаганы" Эли Голомбом, где крайне прозрачно звучит намек на возможные ответные удары персонально по "первым лицам".

Своими жизнями "первые лица" дорожили, и рисковать не стали, хотя именно ЛЕХИ и замочили лорда. Впрочем, лорд мало кого волновал, огород городили не ради него. Били "Иргун", и били наотмашь. Ничего не боясь, ибо хорошо знали Бегина. Тот был человеком особого склада, - именно в этот момент, зная, что бойцы только ждут отмашки, он обратился к членам "Иргун" с приказом, а к членам ЛЕХИ, которым приказывать не мог, с просьбой не отвечать злом на зло. "Не поднимайте руки, не ведите вооруженной борьбы против этой молодежи, - призывал он. - Они наши братья. Их одурманивают и подстрекают подлецы. Но да не будет братоубийственной войны". В его организации дисциплина была стальная, когда их приходили забирать, вооруженные до зубов "экстремисты" сдавались без сопротивления. Репутация Бегина в ишуве выросла еще больше, но удар по оппонентам социалистов был нанесен неслабый, а это для руководства Еврейского Агентства (насчет англичан и речи нет) было главнее всего.
Часть вторая

Следует отдать должное руководству сионистов: лавировать они умели. Кто-то,, как Вейцман, англофил, да и не только,, верил, что Великобритания, раньше ли, позже, но честно сдержит слово, и верил даже тогда, когда стало ясно, что у Лондона есть свои планы, но большинство, в частности, Бен-Гурион, полагало, что в политике, как на рынке, зазевавшихся кидают. Была даже четкая формула: "Мы будем бороться с Гитлером так, как если бы не было "Белой книги", и будем бороться с "Белой книгой" так, как если бы не было Гитлера". В общем, хитрый дядька многое учуял даже раньше появления "Белой книги". По мнению Сергея Щевелева, наводить мосты со Штатами он начал через голову формального главы Еврейского Агентства еще в 1938-м, итогом чего и стала Билтморская программа, принятая в Нью-Йорке (1942-й), где значилось, что "Палестина (подразумевалась, вся Палестина) должна стать еврейским сообществом, интегрированным в структуру нового демократического мира". Это, учитывая несогласие Лондона с таким вариантом, означала начало формальной переориентации сионизма с Великобритании на США и, по сути, политического краха Вейцмана, готового вести переговоры вечно, лишь бы британцы были довольны.

Как показала жизнь, плебей был дальновиднее лощеного аристократа. После учреждения правительством Его Величества (в начале 1943) должности комиссара по восстановлению Палестины, стало ясно, что англичане сдавать мандат не собираются. То есть, что нужно искать покровителя, способного на них надавить. Вариантов было только два: Штаты или СССР, но Москва считала сионизм "уловкой английского империализма", а будущее Палестины видела в "сплочении арабских и еврейских трудящихся масс Палестины, создания единого фронта всех прогрессивных антифашистских (как арабских, так и еврейских) элементов", что исключало создание собственного "национального дома", а значит, для сионистов было категорически неприемлемо.

Правда, элиты Америки еще определялись, и не без труда. Рузвельт лавировал, с одной стороны, задабривая еврейских избирателей, с другой стороны, успокаивая арабских монархов, а в целом признавая приоритет интересов Лондона. Зато Трумэн, богобоязненный протестант, был настроен куда более юдофильски. Он потребовал отменить "Белую книгу", как не утвержденную Лигой Наций, и раскрыть двери Палестины для беженцев из Европы. Под его давлением Лондону, опасавшемуся интереса к ближневосточным делам Сталина, пришлось дать согласие на создание в ноябре 1945 года "Англо-американского комитета по Палестине", который, правда, поддержал, скорее, англичан, указав, что любой вариант независимости территории, хоть с разделом, хоть без оного, хуже, а лучше всего продлить срок действия мандата.

Правда, янки рекомендовали разрешить въезд в Палестину, как минимум, 100 тысячам евреев, однако британцы уклонились от исполнения, пояснив, что въехавшие могут пополнить ряды боевиков. Что, в принципе, тоже соответствовало истине, - на территории к тому времени полыхала крайне жестокая война, причем не гражданская, а, скорее, антиколониальная: евреи против англичан при нейтралитете арабов. Компромиссный план, названный в честь глав комитета "План Моррисона-Грэди", предлагал установить в Палестине, как было в начале новой эры, "тетрархию": два кантона под прямым британским управлением, автономный арабский, свободный от евреев вообще, и автономный еврейский, куда могло бы приехать сколько угодно эмигрантов.

Поскольку дураков не было, план в трогательном согласии отвергли все, и арабы, и сионисты, а руководству Еврейского Агентства стало ясно, что кабинет Его Величества будет лоховать его до упора, и надо показать клычки. Правда, самим это делать по множеству причин было неудобно, но на такой случай имелись "ревизионисты". Конечно, смертельно обиженные за "Сезон", но готовые, если речь идет о независимости, если и не простить, то, по крайней мере, отложить до лучших времен все личные счеты.

1945 год стал кошмаром для англичан. С подачи руководства ишува, "Иргун" получил возможность переформировать силы, - и пошло. Акций сразу стало много, и акции были разнообразны, вплоть до уничтожения самолетов на аэродромах. Всего не перечислишь. Крови уже не избегали, хотя специально убивать не стремились. Репрессии, хотя и все более жестокие, не помогали. А затем к событиям подключились ЛЕХИ, и все стало еще праздничнее. Правда, у парней Шамира силенок хватало, в основном, на "эксы" и на точечные устранения провокаторов, - на чем "ультра" и сосредоточились, разгружая старших товарищей для более серьезных дел.

Чуть позже, в ноябре, к сладкой парочке подключилась и "Хагана": Бен-Гурион пришел к выводу, что англичане в самом деле намерены остаться надолго и всерьез ускорил процесс переориентации на США, параллельно поставив перед своими офицерами задачу доказать ишуву, что лучшие бойцы все-таки не правые, а социалисты. Правда, единое "Еврейское движение сопротивления" просуществовало лишь девять месяцев, - потом руководство ишува сделало пару шагов назад, оставив драться "ревизионистов", которые и так дрались бы, и начало "действовать политическими методами", - но за эти месяцы операции развернулись практически до уровня армейских. "Цель военных действий Хаганы, - вспоминал позже видный командир еврейских формирований Игаль Алон, - заключалась не в том, чтобы уничтожить британские силы в Палестине, а в том, чтобы раз и навсегда убедить Уайт-холл, что без согласия евреев Англия не сможет иметь Палестину как надежную и необходимую ей базу в этом важном регионе". И доказательства не замедлили. Почти сразу после создания ЕДС, 1 и 2 ноября последовала грандиозная совместная операция: были взорваны 200 ключевых участков железной дороги между Иерусалимом, Хайфой и Тель-Авивом, затоплены три патрульных катера в порту Хайфы и разгромлены несколько военных лагерей.

Далее события пошли по нарастающей. Без сюрприза, хотя бы маленького, не обходился ни один день, боевики гибли, но ряды их мгновенно восполнялись. Англичане никакими усилиями, от комендантского часа до поголовных арестов заподозренных, не могли привести ситуацию хоть в какой-то порядок, тем более, что они еще и ужесточали меры по предотвращению нелегальной иммиграции, а это только все больше распаляло страсти.

"Думаю, - писал в письме супруге мемуарист, майор Джеймс Оук, - если пережить этот проклятый год, станет легче. Хуже, мой друг, просто не может быть". Он ошибался. 1946-й стал для британцев куда кошмарнее, а в самый зенит война (это уже называли именно так не только в прессе, но и в официальной переписке) вошла в июне. По всей территории, где жили евреи (арабы подчеркнуто оставались в стороне, никого не поддерживая и ни на кого не нападая), прошли масштабные бои. В конце концов, завершившиеся "Черной субботой" 29 июня, когда власти, задействовав все 80 тысяч солдат, расквартированных в Палестине (в том числе, 17 тысяч в ударных частях, при поддержке танков), заняли все кибуцы, так или иначе поддерживающие "Хагану". За сутки было конфисковано практически все тяжелое вооружение, все архивы, арестованы тысячи членов "Хаганы" и ее "ударных рот", а главное, - за решеткой (раньше о таком подумать было немыслимо!) оказалось все руководство Еврейского Агентства, все приличные, рукопожатные люди, кроме Бен-Гуриона, к счастью для себя, бывшего в тот момент во Франции.

И социал-сионисты дали задний ход. Впоследствии Бен-Гурион объяснял это отсутствием людей и оружия, однако "Иргун" и ЛЕХИ, у которых и того, и другого было еще меньше, заявили, что будут продолжать борьбу. Такой вариант руководство ишува вполне устраивал: теперь, если что, всегда можно было сказать, что виноваты экстремисты, а "Хагана" бела и пушиста. Уже много десятилетий спустя, из мемуаров современников и участников событий, стало известно, что за многими событиями, развернувшимися далее, наряду с "ревизионистами" стояло и Агентство, однако Бегина и Шамира постоянно просили "взять ответственность на себя, чтобы не компрометировать политическое руководство", - и они шли навстречу. К слову сказать, крупнейшей из таких операций стал знаменитый взрыв отеля "Царь Давид" 22 июля, - ответ на "Черную субботу", - в результате которого погибло множество людей разных национальностей и конфессий, как причастных к войне, так и совершенно посторонних; "Иргун", признавший свое участие, в очередной раз подтвердил свою репутацию "стаи извергов", зато Еврейский Комитет, не просто участвовавший в акции, но и заказавший ее, формально остался в стороне, что позволило ему вновь занять нишу "взвешенного и законопослушного института", оступившегося случайно и ненадолго.

И вот тут, наверное, сделаю стоп. Можно очень долго рассказывать историю конфликта, становившегося, что ни день, все более ожесточенным. Можно ужасаться жестокости боевиков (для чего есть все основания, и что не преминули бы сделать озабоченные), а можно восхищаться удивительными примерами благородства, самопожертвования и героизма (чему тоже примеров тьма, и что обязательно вспомнили бы с другого фланга). Но ничего нового тут не будет, аналогичные истории можно рассказывать и про Ирландию, и про Алжир, и про Россию, и даже про Галицию с ее бандеровцами.

Для нас же с вами важны факты, а потому ограничусь цитатой из "hа-Арец", подводящей итоги 1947 года: "Террор продолжался и был более ожесточен, нежели в минувшем году, почти без передышки... Не было дня, чтобы не раздавались по всей стране звуки выстрелов, взрывы мин... Инициатива перешла из рук выборных органов сионистского движения к организациям "отщепенцев"". Так оно и было. Разве что акции "отщепенцев" чаще всего теми же "выборными органами" и санкционировались, но об этом газета, орган Еврейского Агентства, умалчивает.

При этом, ни ЛЕХИ, ни "Иргун" не были куклами на ниточках. Им было плевать на репутацию, они спокойно относились к роли ширмы, но не фишек. Британцы, зверея, ввели порку заключенных, - Бегин ответил тем же, похитив и выпоров 4 английских офицеров. "Четыреста лет, - указал он в специальном заявлении, - вы безнаказанно секли туземцев в ваших колониях. Из-за своей глупой спеси вы считаете евреев такими же туземцами. Вы ошибаетесь. Евреи не зулусы. Вы не будете пороть евреев на их родине. И за каждого выпоротого, двое британских офицеров будут выпороты публично". И порки прекратились. Британцы начали вешать, - Бегин не остался в долгу, в ответ на очередную казнь повесив двух британских сержантов. После чего во все печатные издания территории пришло официальное сообщение, что "двое британских граждан были преданы суду по обвинениям в

(1) Незаконном въезде в страну,

(2) Службе в преступной террористической организации, известной как оккупационная британская армия, ответственной за пытки, убийства и депортации,

(3) Незаконное владение оружием. Признанные виновными по этим обвинениям, они были приговорены к повешению. Прошение о помиловании отклонено.
Это не месть за казнь трех еврейских солдат, это обычный судебный факт". Событие впечатлило. Всех. В Англии на улицах бесновались толпы патриотов, требовавших "страшной мести". Парламент дул в ту же дуду. Арабские лидеры хихикали в кулак, тихо злорадствуя и комментируя в стиле "нас тоже вешали, но мы ж с пониманием". Взбешенный Вейцман и испуганный Бен-Гурион подняли на поиски "презренных убийц" всю "Хагану". Что же до Бегина, то он, выждав время, дал пояснения уже от себя: "Мы не признаем двойных стандартов войны. Если британцы решили, что их уход должен случиться на фоне виселиц, под плач отцов, матерей, жен и возлюбленных, мы проследим, чтобы в этом не было никакой расовой дискриминации. Виселицы не будут все одного цвета. За каждую будет уплачено в полном объеме". И британцы перестали казнить. А когда все же приговорили к смерти двух пленных боевиков, Бегин объявил, что ответит казнью шести британских офицеров, и приговор был отменен.

В конце концов, жизнь англичан стала адом. Они и так жили, не рискуя выходить за пределы "зон безопасности", кварталов, похожих на крепости, но люди из "Иргун" и ЛЕХИ прорывались и туда. "Британская армия была выставлена на посмешище в глазах всего мира", - отлил в бронзе Черчилль, возможно, немного злорадствуя и намекая лейбористам, что при нем такого не было. Действительно, армия буксовала.

Так что в начале 1947 власти эвакуировали из страны более двух тысяч гражданских лиц, а также одобрили перевод в метрополию военных и полицейских, приговоренных боевиками к смерти за особую жестокость. Однако и это не помогло: военные действия начались там, где их никто не ожидал. В Лондоне взлетели на воздух офицерский клуб и главный офис Министерства по делам колоний, в Риме - здание английского посольства, в Австрии был пущен под откос британский военный эшелон. Ходили упорные слухи о предстоящих бомбардировках Лондона, и в эти слухи верили. Английским чиновникам, вплоть до министров, начали приходить бандероли с сюрпризом; одно из таких писем, отправленное некоему Джону Фарану, - полицейскому, забившему на допросе молодого подпольщика, но успевшему сбежать, - разорвало в клочки его старшего брата. Британский премьер Иден и командующий, генерал Баркер уцелели чудом.

И наконец, когда стало ясно, что события уже невозможно развернуть вспять, английские газеты, еще недавно требовавшие "кровавой мести", сменив тон, одна за другой начали требовать ухода Британии из Палестины. Эти газеты убеждают англичан, что игра не стоит свеч, что 100 миллионов фунтов в никуда всего за два года, - это слишком, что кровь английских парней дороже любой стратегии, а главное, не стоит из-за всего этого портить отношения с Америкой. Пресса тогда играла роль нынешнего ТВ, и население метрополии, уставшее от плохих новостей, читало такого рода материалы внимательно. Учитывая уже тогда крайне тесные отношения лондонских изданий с заокеанскими партнерами, это, странным образом слаженная кампания означала, в частности, что американская интрига по изменению политических конфигураций региона вступает в стадию завершения. Как бы то ни было, решить "еврейскую" проблему своими силами англичане не могли, а однозначной поддержки американцев не получили. На помощь арабов надеяться не приходилось (те, хотя и молчали, но хотели ухода англичан не меньше евреев).

На всякий случай, правда, попытались еще раз сыграть по старым нотам, предложив новый план, "план Бевина". На сей раз предлагалось продлить мандат на пять лет, а затем созвать единый территориальный парламент, который все и решит. И снова против оказались все. Арабы устали ждать, они требовали независимости немедленно, евреям же вовсе не улыбалось оказаться меньшинством в "общем парламенте", что было неизбежно, поскольку их на всю Палестину было всего лишь около трети.

В итоге, в феврале 1947, сразу после получения отказа обеих сторон, кабинет Его Величества объявил, что принято решение "передать вопрос о будущем Палестины на усмотрение ООН". Учитывая возможность игры на уже очевидно обостряющихся противоречиях между СССР и США, только такой вариант решения еще оставлял Лондону какое-то поле для маневра, и теперь политики спорили только о возможных вариантах. "Иргун заставил англичан бежать, - подытожил все тот же Черчилль. - Они задали нам такого жару, что мы были вынуждены ввести в Палестину 80 тысяч солдат, чтобы как-то справиться с ситуацией. Но не преуспели, а военные расходы были слишком высоки. И Иргун доконал нас"