Александр Щелоков
УНИЧТОЖИТЬ ИЗРАИЛЬ
| |
Александр Щелоков
|
|
|
Конь везения быстрее стрел неудач
Машина, вырвавшись из Боровицких ворот, свернула направо, на Моховую. В поздний час городская суета уже утихала, и потому особенно странным Андрею показалось остервенение, с каким сразу два милиционера на перекрестке, размахивая жезлами, бросились освобождать зеленую улицу кремлевскому лимузину.
Машина понеслась к Тверской мимо Манежа, мимо кремлевских красных стен, золотых куполов, желтых зданий, искусно подсвеченных прожекторами.
Андрей, откинувшись на спинку скрипучего кожаного сиденья, впал в тягостное раздумье. "Москва. Кремль. Товарищу Сталину". "Москва. Кремль. Товарищу Брежневу", "Москва. Кремль. Ельцину" - в памяти неожиданно возникли адреса великих вождей, на которые шли рапорты о победах в строительстве социализма, о разгроме коварных врагов народа, о демократических преобразованиях и о счастье нищающего народа. И он вдруг подумал, что никакие социальные преобразования в России не изменят стремления ее высших руководителей к византийской помпезности и авторитарности, пока резиденцией власти будет оставаться Кремль.
Территория, окруженная глухой зубчатой стеной, наполненная базарной толчеей православных соборов, опутанная тайными подземельями и дворцовыми переходами, ухоженная и декоративно обставленная раритетами, специально подобранными так, чтобы вызывать у попавших сюда людей оханье узнавания, восхищения, радости, и тем самым не позволять им здесь задумываться над бесцельностью громадной Царь-пушки, нерациональностью безголосого Царь-колокола, потерявших для народа реальную стоимость сокровищ Алмазного фонда и Оружейной палаты, эта территория излучает ауру азиатской жестокости, улыбчивого лицемерия.
Можно говорить о колготной шумности в здании Государственной Думы, о чиновничьей чопорности узких коридоров Совета Федерации, но при всем при том это места, где можно встретить не мумию, а живого человека, увидеть разговаривающих, а порой спорящих людей и понять, что здесь не только представляют государственность, но и ее осуществляют - одни, пытаясь влить жизнь в законы, другие - окончательно сделать любые уложения предельно бездушными.
Никогда человеку, ежедневно въезжающему в стены Кремля, где сотни лет подряд плетутся хитроумные интриги, где народ привыкли рассматривать то в виде черни, то куда более демократично - в виде электората; где ежеминутно завязываются и развязываются, а то просто обрываются узелки планов передела власти, не избавиться от желания добиться авторитарных полномочий. Возвысить себя в императоры вне зависимости от убеждений, идеалов, предвыборных обещаний, инаугурационных присяг и публичных деклараций.
Первым, кто понял гнетущую силу Кремля, был Петр Первый. Он перенес столицу в надежде, что уход из Кремля поможет обновлению государства и общества. Кое в чем это изменило нравы, но большевики, совершившие революцию и перебравшиеся из Питера в Кремль в восемнадцатом, не без влияния духа старинных стен превратили Россию в государство, где четырех богов - православного, мусульманского, буддийского и помазанника божьего - царя - заменил один живой бог - одновременно царь, воинский начальник, верховный жрец, судья, надзиратель над тюрьмами и палач. Все последующие попытки облагородить облик кремлевской власти так и не сделали его демократичным, поскольку возможности демократии по природе не могут быть сжаты стенами, даже если это стены Кремля.
До тех пор, пока Кремль не станет государственным музеем-заповедником тирании, до тех пор, пока не утихнут споры вокруг гробниц в его стенах, пока каждый новый человек, впервые оказавшись у власти, в первое же утро голосом, полным нескрываемого торжества будет приказывать своему шоферу: "В Кремль!", Россия так и останется страной не народа, а страной Кремля.
Машина неслась с бешеной скоростью не потому, что ее торопила необходимость. Правительственные номера ставили водителя выше правил, которые обязаны соблюдать законопослушные граждане, и он, утверждая себя в особом статусе личности неприкасаемой, быстрой ездой тешил душу.
Андрей не узнавал улиц Москвы. В те времена, когда он учился здесь, проспекты казались широченными магистралями, которые без задержек способны пропустить любой поток машин. Улицы в те времена были действительно удобными, тротуары просторными, а люди по ним двигались свободно, не мешая друг другу.
Теперь от края до края проспекты и Садовое кольцо были забиты железом машин, гремучим и чадящим, забиты настолько плотно, что езда больше походила на стояние в очереди за правом сдвинуться вперед на десяток метров в минуту. Едва кто-то из участников движения не успевал своевременно тронуться с места за отъехавшей вперед машиной, обозленные водители нажимали на клаксоны, и поднимался вой, отражавший не столько их возмущение чужой нерасторопностью, сколько всеобщую натянутость нервов.
По непонятным причинам эта широкая лента блестящих машин с запертыми в них людьми служила общепринятым показателем общественного благосостояния и счастья. Автомобилист, глядя, как мимо проходят трамваи и зная, что где-то под землей бегут поезда метро, искренне гордился своим правом стоять в дорожных заторах во имя демонстрации своего материального и социального превосходства.
В сгустившихся сумерках Андрей узнал только одно место. Это был Ленинградский проспект, спортивно-рыночный комплекс ЦСКА. Слева, за редкой чередой чахлых лип, виднелся дом с явными признаками запустения. В нем не светились окна, не чувствовалось жизни и тепла.
- Что это? - спросил Андрей.
- Пантеон, - небрежно бросил сопровождавший его капитан.
- Не понял, - признался Андрей.
- Гробница Консенсуса, - тем же тоном пояснил капитан.
- Мужики, - взмолился Андрей. - Я же не из России. Ваших прикольчиков не секу.
- Гробница Горбачева, - смилостивился капитан. - Склеп советской демократии.
Они пронеслись мимо и у "Сокола" свернули на Алабяна. Затем поворот направо у метро "Октябрьское поле". Проехали по улице Маршала Бирюзова. Выскочили на просторную площадь. Андрей сразу заметил огромную странную глыбу. Что это такое, он сразу понять не мог. И только когда машина приблизилась, лучи подсветки позволили ему понять, что глыба - это огромная голова человека, опиравшаяся о низкий постамент такой же огромной бородой.
- Кто это? - спросил Андрей водителя.
- Курчатов, - ответил тот, не поворачивая головы и не вынимая изо рта сигареты.
- Остановимся, - предложил Андрей, - я посмотрю.
- Еще будет время, - буркнул водитель и прибавил ходу.
Они подъехали в особняку, огражденному от узкой зеленой улицы высоким забором. Перед машиной автоматически открылись ворота. Машина проехала к дому и остановилась.
- Выходите, - пропуская вперед себя Андрея, предложил сопровождавший его капитан и открыл дверь особняка.
Они вошли в холл, хорошо освещенный, со стенами и подвесными потолками, свидетельствовавшими о недавнем ремонте. У стены, за столом, на котором стояло несколько телефонов и портативная рация с выдвинутой антенной, сидел крепкий мужчина лет сорока в штатском. Но даже белый воротничок и легкомысленный галстук не могли скрыть его военную выправку.
- Привет, Гера! - сказал капитан и шлепнул тремя пальцами по протянутой ему из-за стола ладони. - Принимай гостей!
- Здравствуйте! - сказал Андрей, но ответа не дождался.
- Это тюрьма? - спросил Андрей капитана, не скрыв желания задеть охранника за столом.
- Ага, - подал тот без сопротивления голос, - для высокопоставленных персон. Вадим, кто у нас тут последним сидел? Принц из Катманду или шейх из Баб-эль-Мандеба?
- По-моему, министр иностранных дел Чукчестана.
Они рассмеялись.
- Вы все же не ответили, - Андрей посмотрел на капитана. - Я спросил про тюрьму.
- Да бросьте вы!
- Значит, могу сейчас выйти отсюда и уйти куда хочется?
- Конечно, только я пойду за вами.
- Тогда я арестован.
- Нет, вы находитесь под охраной. Арестован - это когда шаг вправо, шаг влево считается побегом. А вы вольны передвигаться. Под моим присмотром.
- Чтобы не убежал?
- Нет. Не люблю этого слова, но я ваш телохранитель. Вы для меня - ВИП. Очень импотентная персона. За вас я головой отвечаю.
- На хрена за меня кому-то отвечать головой?
- Вопрос не по адресу. Мы народ приказной. Сказано охранять, вот и стараемся.
- А для чего? Вам объяснили?
- Объяснения в правила игры не входят. Нам кого-нибудь охранять поручают каждый день. Всеми интересоваться - опупеешь. Дипломаты, олигархи, чрезвычайные и полномочные, полномочные, но не чрезвычайные…
- Вроде меня?
- Кто вас знает? Если приказано - значит вроде… И тут же другим тоном спросил. - Вы поужинаете?
- Если это предложение, то с удовольствием.
- Тогда я распоряжусь, а вы располагайтесь. Спальня наверху. Там же удобства.
- Простите, как к вам обращаться?
- Просто зовите Германом. Фамилия Северин. Устроит?
Андрей поднялся на второй этаж и сразу прошел в туалет. Голубой унитаз был закрыт крышкой, а ее, в свою очередь, перепоясывала белая бумажная лента с красной надписью на каком-то иностранном языке. Андрей постоял, помялся. Потом открыл дверь. Подошел к лестнице.
- Герман, есть вопрос.
Охранник неуклюже шевельнулся в широком кресле, положил на колени газету, которую только что читал.
- Что у вас? Говорите.
- Этим туалетом можно воспользоваться?
- Почему нет?
- Так он опечатан лентой.
- Не пугайтесь, радиации нет. Лента удостоверяет, что до вас на унитаз ни одна посторонняя задница не опускалась. Так что смело располагайтесь.
- А ленту потом назад вернуть?
- Нет, сверните и возьмите на память. Потом будете дома друзьям показывать, каких почестей ваше седалище удостоено правительством России.
- Пошел ты!
Северин весело заржал.
Из туалета Андрей прошел в ванную комнату. Над раковиной умывальника, похожей на гигантскую розовую ракушку, размещалось большое овальное зеркало. В нем Андрей увидел себя и не узнал: загорелое до черноты худое энергичное лицо, озабоченный взор - в самом деле высокопоставленная персона из далекой южной страны. Из Туркменистана. Вот только каким образом ему выскочить из этой почетной клетки?
Андрей прошел в столовую. На большом столе под хрустальной люстрой, в которой горели всего три лампы, был накрыт ужин. Обойдя стол, Андрей повернулся к Северину:
- Мужики, составьте компанию.
- Спасибо, - пытался отказаться Герман. - Нам не положено.
- А если об этом просит министр иностранных дел страны Макаронии?
- Казаков, - обратился Северин к Вадиму. - Как ты на это посмотришь?
- В конце концов, гость просит, - отозвался тот. - Давай посидим. Глядишь - не заложит.
- Могила, - заверил их Андрей и тут же задал вопрос: - А пиво в этом доме можно достать? Или надо сбегать в город?
- В этом доме, как в Греции, есть все, - сказал Северин и голосом известного телеведущего подал команду. - Пиво в студию!
- И водку тоже, - добавил Андрей. - По маленькой.
- Слушай, Назаров, - сказал Казаков. - Быстро ты обретаешь манеры.
- Черт его знает, куда меня переселят завтра. Так что буду ловить момент. За ваше благополучие, стражники!
- Слушай, ты в самом деле сегодня имел беседу?
Андрей понял недосказанное. Ответил коротко:
- Было, сподобился.
- И ты ему прямо так и рубанул, что не патриот?
- Так и рубанул.
- Ну, милки-вэй! Ляпнуть такое президенту!
- А что, тебе я могу говорить правду, а президенту должен врать и говорить иное? Есть, мол, ваше величество. Я патриот и готов выполнить любое ваше задание. Так?
Андрей замолчал. Потом налил стаканчик "Столичной", выпил, но ничего так и не сказал.
Казаков продолжил разговор, но зашел с другого конца:
- Чему удивляться? Пора привыкнуть, Россия нынче страна демократическая.
- Бросьте, мужики! О какой демократической России вы говорите? Да о том, чтобы она стала такой, здесь даже помыслов нет.
- Ну, блин, ты уж совсем распоясался! - Казаков недовольно нахмурился. - Сказать мало, нужны доказательства.
- Хорошо. Давай не пойдем дальше вашей Кремлевской стены. У вас часто марширует президентский почетный караул. Чтобы в него попасть, нужно иметь определенный рост, хорошее сложение и здоровье, а еще славянскую внешность. Так сказать, русскую морду лица. Ни друг степей калмык, ни бурят и уж тем более чукча в этот строй попасть не могут. В анекдот - пожалуйста, в почетный караул - ни за что. Тем более у вас не могут представлять демократическую Россию лица кавказской национальности. Великий прогресс демократии! Особенно если вспомнить, что личный конвой Николая Второго включал горцев Северного Кавказа. Вот был разгул монархии!
- Ну и что ты прицепился к этому? - Казаков не хотел уступать. - Традиция пошла от Сталина, который уважал русских, и ее никто не пересмотрел. Меня она лично не задевает.
- Казак, посиди помолчи, - сказал Северин. - Мне это тоже не очень приятно слушать, но зачем ему рот затыкать? Давай терпеть. - И посмотрел на Андрея. - Ты все сказал?
- Хочется еще? Пожалуйста. Чего у вас здесь больше всего боится демократическая власть? Кавказцев? Ну, чего молчите? Ладно, скажу. Она больше всего боится своего народа и особенно его вооруженной части. Военных в России замордовали и обратили в бомжей. В Швейцарии, к примеру, резервисты армии, находясь в запасе, хранят свою форму, штатное оружие и боеприпасы у себя дома. Объявляется мобилизация, и они на сборный пункт приходят вооруженными. А в демократической России кадровому офицеру личное оружие выдается из-под замка только на стрельбище или при заступлении на дежурство. И вы привыкли к такому оскорбительному недоверию, не замечаете его унизительности.
- Все, - сказал Казаков. - Он меня достал. Слушай, критик, ты сам-то хоть служил?
- Тебе выписку из личного дела или показать афганскую отметину на пузе?
- Не надо, - воспротивился Северин. - С такими аргументами у нас верят на слово. А насчет патриотизма ты либо чего-то недопонимаешь, либо плутуешь. Скажи, как назвать солдата, который служит стране бесплатно, ничего за службу не получая? Разве он не патриот?
- Он жертва несправедливости. Попробуй такой не пойди в военкомат, да его затравят и с милицией увезут к месту службы силой. А это насилие. Теперь прикинь: за учебу в вузе парню нужно платить, а в армии он служит бесплатно. Институты забиты детками тех, у кого баксов навалом.
- Что предлагаешь?
- Платить солдатам сполна. Отслужил два года - у тебя на счету сумма, которой можно оплатить учебу.
- У государства нет денег.
- Пусть отслужившим выдают безналичные сертификаты. Плохо служишь - штрафуй, опять же из этих сумм.
- Назаров, ты социально опасный тип, - Казаков ошалело мотнул головой. - Тебе хоть что-то в жизни нравится?
- Да, конечно.
- И что же?
- Женщины.
- И все?
- В стране, где благополучие людей определяют два эквивалента - тротиловый и долларовый, для простого человека другого стоящего ничего нет.
- А водка? - спросил Казаков иронически. - Она не в счет?
- Ладно, мужики, не возмущайтесь. Вас я понимаю прекрасно. Вам здесь жить и служить, а потому положено все одобрять, поддерживать и кричать "Ура!" Если вы возьмете манеру недовольно бурчать на порядки и власть, то сами сразу станете службой государственной опасности.
- Хороший ты парень, Назаров, - сказал Северин и сжал правой рукой костяшки пальцев левой так, что раздался треск сухих ломаемых сучьев, - но даже я сейчас бы врезал тебе от души. Так, что потом собирали бы тебя из мелких частей.
Андрей задиристо хохотнул:
- Это у тебя от близости к красным стенам.
- К каким?! - не понял Северин.
- К кремлевским.
- При чем они? - теперь уже удивился Казаков.
- При том, что пока власть не выберется из-за этой стены, она все время будет тяготиться стремлением к монархии. Вы хоть раз задумывались над тем, в какой эпохе живете?
- Все, - Северин встал. - Хватит. Поговорили. Давай-ка, Назаров, иди спать. Пока тут тебе настоящие патриоты не помяли ребер. Беседа окончена.
- Спокойной ночи, господа, - откланялся Андрей. - Только скажу по-нашему, по-азиатски. Никогда не надо наказывать зеркало. Оно ни в чем не виновато.
Андрею и самому это показалось странным, но в ту ночь, после нервного напряжения и споров, он спал беспробудно и проснулся только в девятом часу утра, когда его пришел разбудить Северин.
- За вами машина, - сообщил он тоном вышколенного коридорного пятизвездочного отеля, который вежлив в силу исполнения служебных обязанностей. - Будете завтракать?
- Буду, - сказал Андрей. - И бриться - тоже.
В десять он сел в черную "Ауди" с правительственными номерами, и молчаливый водитель отвез его на Лубянку. Поставив машину у подъезда, он сам провел Андрея в здание. На вахте, где пропуска у входивших проверяли два прапорщика, их пропустили без какой-либо задержки. Через пять минут Андрей был у Травина.
Генерал оглядел гостя и вдруг спросил:
- Сегодня ты завтракал, или готовить бутерброды?
- Даже побрился.
- Это заметно. А коли сыт, не станем терять времени. Сначала обговорим…
- Простите, Иван Артемьевич, сперва один деликатный вопрос.
Травин, не терпевший, когда его прерывали, поморщился:
- Давай.
- Насколько я понимаю, в этой игре я и пуля и мишень в одном лице. Сам выстрелю, и, если попаду, то в самого себя.
- Куда гнешь, Назаров?
- Господин генерал, ваше высокоблагородие! Президент вашей страны определил, что детали операции мне предстоит согласовать с руководством контрразведки. Поэтому я ничего никуда не гну, а стараюсь выстроить прямую линию. Разве не так?
- Давай по порядку. Если решил титуловать, то не делай ошибок. К генерал-лейтенанту, как к имевшему чин третьего класса, равный чину тайного советника, в прошлом было положено обращаться со словами "ваше превосходительство". Далее. Я тебя хорошо понимаю. Ты вляпался в дерьмо, и только теперь начинаешь понимать, в какое. Скажи, кем ты себя мнил, когда согласился взять на себя дело? Мастером тайных операций? Тоже мне, Цезарь. Пришел, увидел… Или просто возжелал денег, о которых раньше не мог и мечтать?
- Могу и отказаться. Скажу, что получил от вас добрый совет.
- Не выйдет. Ты уже прыгнул и летишь. Думать о том, как вернуться назад, бессмысленно. Надо решать, как заполнить водой бассейн, куда ты нацелился.
- Элегантно, Иван Артемьевич! С каким мастерством вы вернули меня на землю. Вот спасибо!
- Тогда к делу. Давай продумаем, как выстроить твою оборону. Видишь, какую плешь я здесь нажил? - Травин положил ладонь на голову с таким количеством волос, чтобы считаться лысым. - И все только потому, что выкручиваю мозги при каждой операции. Даже если в них не участвуют Цезари. Берешь гребаного боевика, а готовишь чуть ли не батальонную операцию. Чтобы дело сделать и людей не потерять. А ты побегал от туркменов по тундре и уже решил, что можешь исполнить все. Теперь скажи откровенно, ты думаешь, что я разверну для тебя операцию прикрытия в полном масштабе?
- Почему нет? - сказал Андрей, понимая, что злит генерала.
- Ай, голова! - вскипятился тот. - Ты взялся за дело, а теперь только понял, что попа у тебя голая. Значит, я должен снять портки и отдать тебе. Так? Тогда ответь, кто на этом месте будет держать беспорточного генерала?
- Это неконструктивно, - сказал Андрей задумчиво. - Если в вашем ведомстве нет лишних штанов, доложите своему шефу. Он переговорит с президентом…
- Ладно, разберемся. Сообщи свои размеры и рост.
- Для гроба?
- Нет, за мой счет этого не получишь.
- Тогда о чем говорить?
- О деле. Я твои проблемы представляю, но лучше, если сперва о них скажешь ты сам.
Андрей задумался. Все, что он заранее продумал, идя на встречу, вдруг раскололось, рассыпалось. Надо было определять свои требования сначала.
- Я слушаю, - прервал его раздумья Травин.
- Для подрыва устройства потребуется взрывчатка.
- Нет проблем.
- Но я везти ее с собой не могу. Как доставить?
- Записал. Подумаем. Дальше.
- Нужен канал связи с вами.
- Продумаем.
- Найдите мне консультанта по взрывному делу.
- Найдем. Что еще?
- Пока вы его будете искать, я поработаю в Минатоме. Изучу геологию района. Разрешите позвонить с вашего телефона?
Андрей кивнул в сторону нескольких аппаратов правительственной связи, стоявших справа от Травина.
- Это спецсвязь, - сказал тот, словно сразу желал отбить у Андрея охоту кому-то звонить.
- Догадываюсь, - Андрей иронично улыбнулся. - А я разве не состою с вами в спецсвязи? Значит, тоже спецчеловек. Так можно или нет?
- Кто тебе нужен, спецчеловек?
- Минатом. Аркатов.
- Хорошо, я тебя с ним соединю, но сперва скажи, тебе знаком этот человек?
Травин положил перед Андреем фотографию.
Андрей легко узнал Кашкарбая, но на мгновение задержался, просчитывая в уме, стоит ли ему узнавать знакомого узбека. Немного раздумывал, но вскоре понял: раз спрашивают, значит что-то знают и темнить незачем.
Он отодвинул фотографию.
- Это Кашкарбай. Доверенное лицо Ширали-хана.
- Верно. И насколько мы разобрались, он здесь пытался приглядывать за тобой. Много накопать мы ему не позволили, но бестия он что надо. Несколько раз уходил от моих людей и что-то мог пронюхать.
- Черт с ним, подозрение - не доказательство.
- Тоже верно. Тогда начнем?
Травин набрал номер и протянул трубку Андрею. Тот взял ее и почувствовал крепкий запах мужского парфюма. Генерал, должно быть, одеколоном протирал микрофон.
- Аппарат Алексея Адамовича Аркатова, - в телефонной трубке прозвучал хорошо поставленный голос Катенина. - Алексея Адамовича нет на месте. У аппарата его помощник…
- Виктор, - прервал Андрей объяснение. - Это Назаров. Я сейчас еду к вам. Будь добрым, зажги мне зеленый свет. У меня мало времени, а дел ваше хозяйство подкинуло выше головы.
- Я понимаю, но Алексея Адамовича не будет до обеда. Без него…
- Ничего, найди его по телефону и доложи. Он знает, что сказать. И давай, до встречи.
Андрей потянулся через стол и положил трубку на аппарат.
- Круто ты их зажал, - сказал Травин, с удивлением слушавший разговор.
- Нормально, пусть покрутятся. Кому Россия больше нужна? Мне или вам?
Андрей приехал в министерство, когда Аркатов уже был на месте. Министр знал, что президент серьезно воспринял его сообщение, что в Кремле прорабатываются какие-то меры для исправления опасной ситуации, но ему никто не сообщил, какую роль в этих планах будет играть Назаров, и тот оставался для него всего лишь человеком, который принес в министерство поганую новость. Однако когда Катенин сообщил, что Назаров звонил по правительственной связи, Аркатов принял гостя без задержки. Поздоровался из-за стола, не подавая руки. Спросил:
- Вы все еще в Москве? Что теперь требуется от нас?
- Совсем немногое. Нужно посмотреть маркшейдерские листы горных работ в Ульген-Сае.
Аркатов, казалось, уже привыкший к общению с Назаровым, не сдержал раздражения.
- А может быть, вам и схемы изделия потребуются?
Министр все еще никак не мог привыкнуть, что человек, явившийся со стороны, с огромной настырностью требует того, о чем не могут говорить вслух более двух третей сотрудников его ведомства. Более того, даже не подумывают об этом, чтобы не навести начальство на мысль о подозрительном любопытстве. Предоставление литерных документов постороннему лицу нарушало режим секретности, благодаря которому государству все еще удавалось сохранять свои тайны от чужих любопытных глаз и ушей.
Назаров не обратил внимания на тон, каким министр задал вопрос. Ответил спокойно:
- Хорошо, что напомнили. Описание объекта и самого изделия мне тоже потребуется. Только чуть позже.
Уверенность, с которой говорил Назаров, подсказала Аркатову, что тот действует не по наитию, а по указанию свыше. А поскольку в этом деле фигурой свыше был сам президент…
Аркатов снял трубку и набрал кремлевский номер Краснова.
- Роман Андреевич? Это Аркатов. Сейчас у меня находится Назаров. Он просит предоставить ему для ознакомления ряд документов. Да, точно. Допуска у него нет. Вы так считаете? Тогда, может быть, мне стоит перезвонить президенту? Значит, взять под свою ответственность и показать ему в полной мере? Да нет, я верю, хотя все это крайне странно. Спасибо за информацию. Придется делать.
Сложившиеся за долгие годы и вошедшие в кровь Аркатова понятия о секретности ломались и летели к чертовой матери. Президент давал человеку со стороны право знакомиться с документами высшей степени засекреченности. Однако то, что о тайне Ульген-Сая знали те, кому об этом не следовало знать вообще, аргументом для рассекречивания закрытого объекта не являлось.
Аркатов вспомнил, как к великому министру атомной промышленности СССР Ефиму Павловичу Славскому, правившему должность двадцать шесть лет, с просьбой опубликовать очерк об Атомграде - Арзамасе-16 обратился видный советский журналист. Свою просьбу он обосновал тем, что в зарубежной печати сведения об этом научном центре уже публиковались несколько раз. "Пусть публикуют, - ответил министр. - А мы им этого подтверждать не будем". Логика дикая, но кто сказал, что у начальства, которое привыкло блюсти государственные секреты, она должна быть иной?
Повесив трубку, министр нажал на клавишу внутреннего переговорника.
- Филиндаш? Здравствуйте. Приготовьте, пожалуйста, документы по Ульген-Саю. К вам сейчас зайдет гражданин Назаров. Сделайте так, чтобы он ознакомился с тем, что покажется ему интересным.
"Филиндаш, ну и пароль", - подумал Андрей, все больше проникавшийся пониманием хитростей спецслужб.
От министра Андрей прошел в комнату, где его уже ждал сотрудник с двумя папками документов. Это был строгий с виду мужчина лет пятидесяти с профессорской бородкой клинышком, в белой рубашке при галстуке и в черных нарукавниках.
- Вы Назаров? - спросил он.
- Да. Назаров Андрей Иванович.
- Очень приятно. Я Филиндаш. Лев Константинович. Теперь, извините, будьте добры, покажите мне ваши документы. Паспорт и допуск.
Выходило, что "Филиндаш" не пароль, а живой человек, ко всему достаточно въедливый.
Андрей вынул из кармана паспорт с узбекским гербом на обложке и протянул Филиндашу.
Тот взял документ, открыл его и немедленно возвратил Андрею.
- Возьмите. С этим документом я не могу позволить вам знакомиться с нашими материалами.
Через минуту оба были в кабинете министра.
- Поймите, Алексей Адамович, - объяснял свою позицию Филиндаш, - вы можете говорить что угодно, но в вопросах соблюдения режимности я отвечаю не перед вами, а перед законом. Государственный порядок требует, чтобы господину Назарову был оформлен допуск первой формы для получения материалов по проекту "Портфель".
- Лев Константинович, ты же умный человек. Сколько времени займет оформление допуска на Назарова? Месяц, два?
- Может быть и полгода. Откуда я знаю. Ваш Назаров полжизни болтался в Средней Азии. У него паспорт гражданина Узбекистана.
- Но ты же понимаешь: время не терпит. Больше того, третья сторона в курсе проекта "Портфель", и сидеть на секретных бумагах, когда под угрозой образец самого изделия - это бюрократическая глупость. Если не преступление.
- Согласен, глупость. Возможно и преступление. Но не я создал эту ситуацию. Меня поставили охранять секретность проектов и материалов, имеющихся в министерстве. За это я отвечаю головой. А за то, что кто-то где-то в степях Казахстана не так упаковал изделие, с меня никто не спросит.
- Хорошо, Лев Константинович. Мне ты можешь принести эти бумаги?
- Да, Алексей Адамович, принесу и оставлю. Вот карточка-заместитель. Вы распишитесь как положено. Но, предупреждаю, в присутствии господина Назарова комментарии к проекту делать не буду. Больше того, обязан по инструкции доложить в службу безопасности о нарушении режима работы с особо секретными документами.
- Погоди, Лев Константинович. Вы оба присядьте. Попробуем решить вопрос иначе.
Министр потянулся к телефону. Настукал номер. Нажал клавишу "конференция", чтобы разговор слышали все.
- Помощник директора Федеральной службы безопасности полковник Коноплев, - прозвучал в кабинете громкий бодрый голос.
- Степан Федорович, это Аркатов. Мне нужен директор.
Голос порученца был переполнен вежливостью.
- Здравия желаю, Алексей Адамович. Генерал Барышев занят. У него заместитель. Как только он освободится, я вас соединю.
- Полковник, черт возьми! - Аркатов вдруг утратил выдержку. - Барышев нужен мне срочно. Сейчас. Дело на поминутном контроле президента. Любая задержка выйдет нам боком. Вам в том числе!
- Соединяю.
Барышев выслушал Аркатова и вздохнул так, что это услышали все. Кому-кому, а ему ломать порядок допуска к документам высшей секретности собственными руками никак не хотелось. С другой стороны, все, что волновало президента в связи с Ульген-Саем, он прекрасно знал.
Еще раз вздохнув, генерал сказал:
- Секретчик у тебя?
- Да, он здесь.
- Передай ему трубку…
Андрей и Филиндаш вышли из кабинета министра вместе.
- Ты только не обижайся, - сказал ему секретчик. - Как говорят, если не я, то кто… Извини, но секреты здесь не мои.
- Все, забыли, - успокоил его Андрей. - Глядишь, и я кое-чему научусь.
Подчинившись приказу начальства, Филиндаш все же не рискнул оставить Андрея одного наедине с документами. Пока тот вникал в чертежи и схемы, изучал геологический состав пород, в которых заложена испытательная камера портативного ядерного заряда, секретчик сидел за столом рядом и с деланным интересом читал какие-то документы, подшитые в толстую папку. Изредка он поднимал голову и внимательно смотрел на Андрея. Ему покоя не давал человек со стороны, никому не известный в кругах профессиональных атомщиков, не располагавший допусками, которые бы позволяли прикоснуться к тайнам, и вдруг получивший "добро" высших государственных сфер на ознакомление с тем, с чем Филиндаш не мог позволить познакомиться даже некоторым начальникам управлений своего ведомства. Этот человек казался загадкой, которую разгадать нельзя.
После двух часов работы Андрей вернул документы секретчику, который забрал их с видимым облегчением.
От Филиндаша Андрей прошел к Владлену Игнатьевичу Федотову - специалисту, который ведал подземными испытаниями ядерного оружия, чтобы в беседе с ним уточнить сведения, вычитанные в бумагах.
Федотов быстро понял, что Назаров свободно ориентируется в вопросах геологии, и отвечал не его вопросы с профессиональной четкостью.
- Толщина кровли над каверной?
- Триста два метра.
- Координаты устройства определялись?
- Да, конечно. С точностью до секунды. Кстати, на поверхности центр подземного заряда помечен маркой.
Андрей с трудом сдержался, чтобы не выдать радость. Только спросил:
- Как выглядит марка?
- В грунт вбит стальной стержень. На головке в пять сантиметров диаметром обозначен треугольник и выбита дата.
- Что произойдет, если через скважину, пробуренную точно над заложенным в камере изделием, прямо в центр устройства всадить мину?
- Мощность вашей мины?
- Допустим, пять килограммов тринитротолуола.
- В камере произойдет взрыв мощностью в пять килограммов тротилового эквивалента.
- Последствия?
- Ядерный заряд будет разрушен. Сдетонирует часть обычной взрывчатки устройства. Произойдет перегрев и частичная возгонка ядерного материала.
- Возможен ли ядерный взрыв?
- Нет, не возможен.
- Объясните, почему.
- Цепная реакция, а за ней взрыв ядерного вещества происходит только в случаях, когда заряд достигает критической массы. В устройстве, если его представить схематично, ядерный материал разделен на дольки, как мандарин. Все дольки изолированы одна от другой такими же дольками свинца. Для того чтобы создать критическую массу и запустить цепную реакцию, изолирующие сегменты выводятся, а небольшой взрыв специального устройства спрессовывает дольки в шар. Происходит ядерный взрыв. Во всех других случаях, в частности при подрыве устройства миной, ядерные сегменты будут разбросаны в стороны, что не позволит создать устройству критическую массу.
- Значит, тем, кто будет находиться над каверной, взрыв в ней ничем не грозит?
- Не совсем так, Андрей Иванович. Уж коли в камере произойдет взрыв, то температура вспышки будет крайне высокой. Часть ядерного заряда неизбежно превратится в аэрозоль. Газы высокого давления рванутся в скважину. Выброс газовой струи создаст радиоактивное облако. Куда оно двинется и насколько сильным окажется заражение, предсказать трудно.
- Что же делать?
- Надо забить в скважину тампон и заделать наглухо горловину.
- Конечно, до взрыва?
- Безусловно.
- Да, можно сказать, нажил грыжу. Сперва сказали: взорви. Теперь объясняют: заткни скважину. Может, вы согласитесь со мной туда поехать? Помогли бы?
- Нет, не соглашусь. Я, знаете ли, Андрей Иванович, по натуре не авантюрист.
- Значит, я?
- Не имел в виду.
- Конечно, вы же не азиат. А у нас там подобные обороты понимаются прямо. Значит, меня вы в виду не имели. Спасибо, хотя были бы правы: я не только авантюрист, но и дурак.
- Не знаю, не знаю. Но скважину нужно тампонировать. Иначе…
- Я уже знаю, что будет иначе.
- Скажите, Владлен Игнатьевич, что если кто-то попытается вывезти изделие из Казахстана в какую-либо из арабских стран? В какой мере с таким багажом можно обойти пограничный и таможенный контроль?
- Через границы европейских стран и США вряд ли это провезешь. Насчет стран Азии и Африки не ручаюсь. Впрочем, скорее всего это возможно.
- Допустим, надо будет вывези в Европу. Есть способы это сделать?
- Вполне вероятно, что попробуют провезти по частям.
- Вы говорили о радиационном контроле.
- Сегменты ядерного заряда можно заделать в чушки товарного свинца и вывезти под видом поставок этого металла какой-либо подставной фирме. С деталями устройства проще. Их провезут россыпью. Упаковку…
- Чемоданчик?
- Да, именно. Так вот, его можно найти в любой стране.
Они расстались довольные друг другом.
Из приемной министра по телефону спецсвязи Андрей позвонил Травину.
- Приезжайте, - сказал тот. - Вас уже ждет взрывотехник.
По распоряжению Катенина на Лубянку Андрея довезла дежурная машина Минатома.
Взрывотехником оказался румяный, крепко сбитый майор с общевойсковыми эмблемами на погонах. Он весело блеснул глазами, протянул Андрею руку и представился:
- Щурков. И давай сразу на ты. Зови меня Олег.
- Давай, - согласился Назаров и ответил на пожатие. - Андрей.
- Садись, - Щурков сдвинул со стола чертежи, освободил место, выдвинул стул. - Мне сказано, время не терпит. Так? Ты готов?
- Всегда готов.
- Значит, поехали. Насколько мне сообщили, тебе потребуется взрывное устройство. Так? Тогда называй параметры.
Андрей усмехнулся:
- Собираюсь взорвать нечто, но не совсем представляю, что именно. Мне сказали, что специалист расскажет о том, что закопано в горе.
- Понял. Докладываю. Изделие в габаритах пятьдесят на тридцать семь и двадцать пять. С виду обычный чемоданчик. Оболочка из спецсплава, обтянута кожей. Устройство размещено в каверне в массиве горы. Если на то пошло, то его проще демонтировать, чем подрывать.
- Вопрос о подрыве решен и обсуждать его не будем.
- Где и как предполагается разместить взрывчатку?
- Олег, это будет скрытная операция - без прямого доступа к изделию. Через массив сверху к каверне пробурим скважину. Если она окажется над изделием - одно. Если промахнемся и войдем внутрь в стороне - другое. Однако во всех случаях взрыв должен уничтожить изделие.
- Каков диаметр скважины?
- В пределах ста миллиметров.
- Глубина?
- Метров триста как минимум. Верхний свод каверны от поверхности изделия примерно на высоте трех метров.
- Значит, человека внутрь спустить нельзя.
- А что, если внутрь запустить две-три гранаты?
- Не, - сказал Щурков и для убедительности мотнул головой. - Давай разделим функции. Ты специалист по созиданию, я по разрушению. Если надо что-то взорвать, решаю я…
- Все же, почему не гранаты? - Андрей не мог отказаться от идеи, которая казалась ему идеальной.
- Мозга зависла? Ладно. Во-первых, если глубина скважины триста метров, граната взорвется, не долетев до каверны. Во-вторых, если даже снабдить взрыватели замедлителями и гранаты залетят в каверну, будут отскоки. Взрывы произойдут в стороне. Нам это надо?
- Слушай, Олег, а если всадить в точку одним спуском килограммов десять тротила?
- Интересный вопрос. Как же это сделать?
- Ты знаешь, что такое колонковая труба?
- Скорее нет, чем да. Излагай.
- Колонковая - это стальная труба среднего диаметра. На одном ее конце на резьбе закрепляют режущий инструмент - коронку. Другой конец этой трубы крепится к металлическим штангам вращающейся свечи. Коронка при вращении прорезает породу. Внутрь трубы входит цилиндрический стержень подрезанной породы. После того, как снаряд извлекают, в породе образуется скважина…
- Так, так… Уже светлее. Так, так… Если колонковую заполнить взрывчаткой, обеспечить взрывателями, а затем запустить в готовую скважину… Какая длина у колонковой?
- А какая нужна?
- Ты случаем в торговле не работал?
- Что, похоже?
- Умеешь торговаться.
- Потому что длину в конце концов я могу сделать и больше, и меньше.
- Тогда поладим.
- Только учти, захватить взрывчатку с собой я не смогу. Нужно, чтобы мне ее доставили.
- Скажешь генералу Травину, его орлы тебе что угодно и куда угодно доставят хоть в виде шоколадных конфет, хоть как мыло.
- Нет, пусть это будет пиво. В банках. Завода "Балтика".
- Тебе не кажется, что при всех запретах на спиртное может найтись кто-то, пожелавший втихаря выглотать одну или две банки?
- Вполне возможно.
- А если он напорется на банку со взрывчаткой?
- Не напорется.
- Ты уверен?
- Да.
- Почему?
- Потому что ты прав. Вместо пива лучше прислать два ящика свиной тушенки. С этикетками, на которых будут изображены свиные морды. Чушки крупным планом. И яркие надписи "Свиная тушенка", "Донгуз" - по-казахски и "Хук" - на дари. Арабским шрифтом.
- Таких этикеток, наверное, и не найти.
- Закажите. Это не будет дорого стоить.
С Лубянки на Земляной Вал Андрея вывез сам Травин. Он остановил машину на Берниковской набережной Яузы и предложил Андрею выйти. Они встали у парапета над грязной зажатой в каменный желоб рекой, по поверхности которой плыли радужные разводы масла. Некоторое время молчали. Потом Травин сказал:
- Эх, Назаров! Хороший ты мужик, но быть хорошим мужиком - не профессия.
- Я знаю…
- Знать-то знаешь, но ни хрена не понимаешь.
- А что мне надо понимать?
- Я скажу, при одном условии. Ты не будешь считать меня в чем-то замешанным. Не я втравил тебя в эту бодягу. Ты сам в нее влез. Мог бы и не переться в Минатом. Послал бы цидульку - и пусть колупаются. Нет, ты подставился. Поэтому все, что скажу, отнеси только на свой счет.
- Хорошо, отнесу.
- Андрей, ты знаешь, что ты уже сейчас фантом?
- В каком смысле?
- Не хотелось бы говорить, но ты в нашем деле - фантом. Тебя в природе просто не существует. Думаешь, в случае провала кто-то признается, что знал тебя или видел? Ты, - Травин поднес ладонь к губам и дунул на нее, - тьфу! Пустота! Если тебя не убьют, то психушки не минуешь. Встреча с президентом, договор на два миллиона, да ты об этом сестре расскажи, она не поверит. Если откровенно, то даже я тебя не видел.
- Куда уж откровенней. А как быть с тем, что я приходил на Лубянку, бывал в Кремле, меня видели многие люди?
- Ошибаешься. Тебя нигде никто не видел. Кстати, чтобы ты знал, корешки пропусков на всех, кто входит в наше здание или в Кремль, хранятся определенное время. Тебя пропускали без бумажек. Верно?
- Ну у вас и контора!
- На том держимся, Назаров. Служба такая. И потом, судя по тому, что донеслось до нас из Туркмении, ты вообще анархист и полубандит.
- Да ну?! - язвительно спросил Андрей. В том беспокойном состоянии, в котором он находился последнее время, дерзость помогала ему сохранять присутствие духа.
- Не пойми, что я тебя осуждаю, - сказал Травин. - Мне самому иногда хочется сбросить с себя хомут, оборвать вожжи и взбрыкнуть. Но вот как зажал себя в кулак на курсантской скамье, так и не могу ослабить зажим. Так что я тебя понимаю и прошу понять меня.
- Я постараюсь, - теперь Андрей заговорил спокойно, без всякой задиристости.
- Ты хороший мужик, Андрей, и мне не по душе подталкивать тебя в пустоту. Поэтому сделал все, чтобы хоть как-то прикрыть твою задницу. Запомни пароль. Если к тебе кто-то подойдет и скажет: "Я от Барышева", это наш человек. Положись на него в большей мере, чем на себя. Ты в этой игре кость "пусто-пусто". Тот, кого я пошлю - "шесть-шесть".
- Как я вам сообщу, что сделал дело?
- Этого не потребуется, - Травин отвел глаза. - Твоя забота - уничтожить штуковину. А о том, что это сделано, доложит наш человек. Да, видишь, вон у моста стоят два мента? Это тоже наши. Ты подойдешь туда, у тебя проверят документы. Найдут отсутствие регистрации и отвезут на вокзал. Для депортации в связи с нарушением режима регистрации и пребывания иностранцев в Москве.
- Спасибо, это очень хороший повод.
- Ладно, давай клешню, - Травин протянул Андрею руку. - Ни пуха тебе, Илья Муромец. И запомни: "Я от Барышева".
- Поселяйся! - милицейский сержант мощным тычком в спину вогнал Андрея в обезьянник линейного отделения милиции на железнодорожном вокзале. - Сиди и не рыпайся.
В вонючей металлической клетке вдоль стен тянулись лавки, наглухо привинченные к полу. Два алкаша, прижавшись спинами один к другому, тихо дремали в дальнем углу. Рядом, растянувшись во всю длину в балдежной дреме, кемарил третий клиент отделения. Пока Андрей приглядывал место, где можно сесть поудобнее, из полумрака появился человек.
- Салам! - сказал он и посмотрел на Андрея пристально. - Это ты, Сарбас?
- Кашкарбай! - Лишь всмотревшись в обросшее щетиной лицо азиата, Андрей узнал его. - Ты как сюда попал?
- А ты?
- Нет регистрации.
- У меня тоже.
- Когда уезжаешь?
- Дали сутки.
- Билет уже есть?
- Пока нет.
- Отпустят, пойдем вместе и купим. Договоримся так. Ехать поездом через Казахстан тебе опасно.
- Почему?
- Андрей, я приехал в Москву не на прогулку. Ты заключил договор. Теперь тобой дорожат. Ты нужен хану живым и здоровым. Меня прислали обеспечить твою безопасность. По мере сил здесь в Москве я этим и занимался. Ты дал обязательство на период договора выполнять все указания хозяина. Я сейчас передаю тебе его приказ.
- Слушаю и повинуюсь, - Андрей приложил руку к животу и отвесил глубокий поклон. Он за последнее время пережил столько необъяснимых и удивительных событий, что принимать совет Кашкарбая всерьез ему казалось делом самым несерьезным.
- Ты поездом доедешь до Рязани. Будь внимателен, обязательно заметишь за собой хвост. Это опасно. Для тебя. Для плана, с которым ты знаком.
- Почему до Рязани?
- Чтобы те, кто захочет тебя поиметь, были уверены - ты уехал.
- Допустим.
- В Рязани выйдешь на перрон. Прогуляться. Вещи оставь в поезде. Все самое нужное забери с собой. Зайди в здание вокзала. Пусть поезд уйдет. Ты сядешь на электричку до Москвы. Поздно ночью самолет на Астану. Билет для тебя уже есть.
- А если…
- Никаких если. Ты не забыл, как в поезде собачка пошла к твоему багажу? Думаешь случайно? Нет, Андрей. Тебя хотели подставить, и ты бы влип, но Аллах был на твоей стороне. Ты думаешь, он все время будет поддерживать человека, который не понимает намеков?
- Все, - сказал Андрей. - Ты меня убедил.
В поезд, уходивший в Узбекистан, они сели вместе.
Бросив на полку полупустой полиэтиленовый пакет, Андрей вышел в коридор. Поезд гремел и шатался, проходя по стрелкам. Неожиданно кто-то задел его плечом. Андрей полуобернулся и буквально оторопел. Перед ним в форме вагонного проводника стоял Иван Черных, тот, который приезжал за ним в Акуловку.
- Чайку? - спросил Черных, всем видом показывая Андрею, что не стоит его узнавать.
- Да, чайку. Погорячее. И вот еще что, придумать глупей твое начальство ничего не могло? Советую тебе отсюда исчезнуть. Доложи кому надо и сойди в Рязани. Тут половина поезда наркокурьеры. Стоит намекнуть, что ты мент…
- Не дури, - Черных зло покраснел. - Скажешь ты, я тоже скажу, кто ты.
- Не скажешь. Ты ведь патриот. Служишь идее. Так что исчезай.
- Андрей, мне казалось, что ты порядочный мужик.
- А что, порядочный мужик не имеет права жить без хвоста? И потом представь, с тобой что-то случится без моей помощи. Да я же век себе этого не прощу. Так что давай разбежимся. Понял?
- Не могу. Не убеждай.
- Смотри, как хочешь.
В Рязани Андрей сошел, прошелся по вокзалу, зашел в туалет,
а поезд поехал дальше…
|
|
|
