И.Вейнберг Введение в ТАНАХ

Глава IV. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС В ПЯТИКНИЖИИ

В. Пласт Второзаконие

Составители Пятикнижия, видимо, ощущали особые черты пласта Второзаконие, так как в отличие от пластов Йахвиста и Элохиста, которые были растворены в общем тексте, они сохранили выделение повествовательного пласта Второзаконие (вместе со сводом законов Второзаконие) как автономного текста. Выделен-ность его отмечена отчетливым делимитатором начала:

"Таковы слова, которые говорил Моше всему Йисраелу по ту сторону Йардена в пустыне, в степи против Суфа... в одиннадцати днях пути от Хорева к Кадеш-Барнее через горы Сеир. И было в сороковом году в двенадцатый месяц, в первый день месяца, говорил Моше сынам Йисраела..." (Втор. 1:1-3),

и столь же определенным дели-митатором конца:

"И не появилось в Йисраеле пророка, подобного Моше, которого Йахве знал бы лицом к лицу" (Втор. 34:10 и ел.).

Эти делимитаторы не только выделяют данный текст, но и выражают основную его особенность: концентрацию вокруг одного героя - Моше.

Наличие отчетливой выделенности текста еще не означает отсутствия проблем в определении его границ и объема. Одна из них - соотношение между сводом законов Второзаконие и повествовательным пластом Второзаконие.

В современной библеистике она решается чаще всего признанием обоих частей составляющими единого текста, в котором повествовательный пласт служит нарративным обрамлением свода законов. Не отвергая очевидную взаимосвязанность повествовательного пласта Второзаконие и одноименного свода законов, возможную общность или близость их "места в жизни", приходится все-таки признать изначальную обособленность и самостоятельность их возникновения. Основаниями для такого заключения являются, во-первых, жанровые различия каждой части - повествования и свода законов (в древности у каждого жанра было свое "место в жизни") и, во-вторых, концептуальные, мировоззренческие отличия, которые в них существуют.

К повествовательному пласту Второзаконие относится первая речь Моше (Втор. 1-4), содержащая краткий обзор странствий сынов Йисраела по пустыне Синай от явления Бога Моше на горе Синай (Хорев) и до их прихода в Кадеш-Барнеу.

Вторая речь Моше (Втор. 5:32-11:32) содержит развернутый призыв к соблюдению божественных повелений. Их выполнение, говорится в третьей речи Моше (Втор. 27-28), обеспечит божественное благословение, тогда как нарушение их, предупреждает четвертая речь Моше (Втор. 29-30), повлечет за собой божественное проклятие.

Завершается пласт Второзаконие рассказом о последних днях Моше, приводится его Прощальная песнь и Благословение и сообщается о смерти Моше (Втор. 31-34).

Классификация и анализ состава и содержания повествовательного пласта Второзаконие показывает, что он гораздо менее универсален и глобален не только по сравнению с пластом Йахвиста, но даже с пластом Элохиста, так как полностью посвящен краткому по времени и ограниченному в пространстве эпизоду из прошлого только одного "мы".

Это указывает на дальнейший отход создателя (создателей) пласта Второзаконие от свойственной архаической исторической мысли потребности рассматривать отдельное событие в контексте мировой истории и на возрастающую уверенность в достаточной значимости отдельно взятого события, что свойственно более развитой исторической мысли.

Подобная суженность содержания и обращение к описанию лишь ограниченного пространством и временем эпизода во многом определили подбор источников, привлеченных и использованных создателем (создателями) пласта Второзаконие. Коль скоро создателя (создателей) этого пласта не интересовали события до Исхода, да и в самом Исходе его внимание привлекал в основном только последний этап, то сочинения Йахвиста и Элохиста лишь в малой степени могли ему пригодиться.

Он действительно почти не обращается к ним, равно как и к сводам законов, за исключением свода законов Второзаконие. Переклички с последним звучат в утверждениях о божественной избранности "мы" (Втор. 14:2 и Втор. 4:37), о единственном храме единственного Бога в избранном Им месте (Втор. 16:2 и Втор. 31:11) и т.д.

Но подобных связок немного, и для всего пласта Второзаконие показательно обращение к неординарным текстам - источникам. Таковыми выступают, например, древние и в значительной степени достоверные итинерарии (т.е. описания маршрутов пути сынов Йисраела от Кадеш-Барнеи до берегов Иордана - Втор. 2:1-3:7), "этнографические" материалы об эмимах, анакитах, рефаимах и других этносах в этом районе (Втор. 2:10 и ел.) или данные об истори-ко-политических реалиях, например, в описаниях царства Ога, Царя Башана, и Сихона, царя Хешбона, их взаимоотношений (Втор. 2:24 и ел.).

Пласт Второзаконие отличает своеобразный стиль, главной особенностью которого является абсолютное преобладание в нем прямой речи, так как почти весь пласт целиком представляет собой собрание монологов Моше. Но это, конечно, не изначальная прямая речь, а "вторичная", искусственная, на что указывают ее длинноты (первая речь Моше включает 61 стих, вторая 63 стиха и т.д., что маловероятно для подлинной прямой речи той среды), насыщенность этих речей религиозно-культовыми предписаниями, описаниями маршрутов и т.д.

В Танахе царит убеждение, что истинным словом, тем более такой фигуры, как Моше, может быть только слово устное (см. с. 205-206). Поэтому сочинитель (сочинители) этих речей прилагал все усилия, чтобы уверить свою аудиторию в изначальной устной природе их, в том, что они действительно были произнесены. Он включал в них прямые обращения к воображаемым слушателям:

"Вы же все подошли ко мне [Моше] и сказали: пошлем вперед людей..." (Втор. 1:22 и ел.),

подобные тем настоящим обращениям к слушателям, что сохранялись в словах пророков, например: "Слушайте это старцы и внимайте все жители страны..." (Йоэл 1:2).

Однако эти заверения в изначальной устности слов Моше не скрывают, да и не слишком стараются скрыть, что пласт Второзаконие отличается от пластов Йахвиста и Элохиста выраженной письменной оформленностью. На это указывает распространенность в пласте Второзаконие терминов письменного слова, которые почти полностью отсутствуют в предыдущих пластах: глагол ктб ("писать") встречается в пласте Второзаконие 20 раз, существительные луах ("доска, таблица") и сефер ("книга, свиток") соответственно 14 и 11 раз (в пластах Йахвиста и Элохиста они не употребляются ни разу).

Пласт Второзаконие содержит также прямые указания на письменный характер всего текста:

"И было когда Моше завершил писать книгу-свиток, все слова этого учения до конца. Моше повелел левитам, носящим Ковчег Завета Йахве, сказав: Возьмите эту книгу-свиток учения и положите ее рядом с Ковчегом Завета Йахве, Бога вашего, и да будет она [книга-свиток] там свидетельством для тебя [народа]" (Втор. 31:24-26, ср.28:20 и ел. и др.).

Содержание пласта Второзаконие, равно как и размещение его в пространственно-временной ситуации конца (причем конца в двойном смысле - как близкого завершения скитаний сынов Йис-раела по пустыне и как окончания жизненного пути Моше), позволяет причислить его к жанру прощально-завещательной речи религиозно-политического лидера (см. с. 211). Правомерность такого определения жанровой принадлежности Второзакония подтверждается не только словами Моше:

"Соберите ко мне всех старейшин колен ваших и надзирателей ваших, и скажу я им вслух эти слова, и призову в свидетели небо и землю. Ибо знаю я, что после смерти моей вы развратитесь и собьетесь с пути, который завещал я вам" (Втор. 31:28 и ел.),

но также его образом в этих прощально-завещательных речах.

Пласт Йахвиста густо населен действующими лицами, мужчинами и женщинами, многие из которых наделены четкими характеристиками; они выступают как личности, действующие на различных в пространстве и во времени сценах. В пласте Элохиста набор сцен и лиц участников резко сокращен, в большинстве своем они предстают воплощениями определенных религиозно-этических представлений и норм. В пласте Второзаконие сцена получает пространственные ограничения - "по ту сторону Йардена", а также временные - конец блужданий сынов Йисраела по пустыне. На этой одной, ограниченной сцене действует (точнее, ораторствует) лишь одно лицо - Моше, по отношению к которому Бог есть тот, о ком Моше говорит, а сыны Йисраела те, кому говорит Моше.

Моше появляется на этой сцене внезапно, без предварительного представления, без каких-либо данных о его рождении и божественном призвании, о его предшествующих деяниях. Это позволяет предположить, что аудитория, к которой обращался создатель (создатели) пласта Второзаконие, не нуждалась в таком представлении, что фигура Моше, его биография была знакома слушателям/читателям, - возможно, по рассказанному о нем в пластах Йахвиста и Элохиста.

Поэтому слушатель/читатель пласта Второзаконие не мог не ощущать сущностных различий между образом Моше в этом пласте и у Йахвиста и Элохиста. Если у тех Моше предстает в первую очередь исполнителем воли Бога, орудием его:

"И сказал Йахве Моше: иди к фараону и скажи ему: так сказал Йахве, Бог евреев" (Исх.9:1),

то в пласте Второзаконие Моше наделен намного большей самостоятельностью, автономностью по отношению к Богу. Моше больше не "уста", которыми говорит сам Бог, а человек, пересказывающий слова Бога. Между "вещанием" и пересказом существует принципиальное различие, которое отражается также в языке.

Если в пластах Йахвиста и Элохиста, где Моше показан только передающим слова Бога, эти слова, как правило, даны в форме прямой речи:

"И сказал Йахве Моше: иди к фараону и скажи ему...",

то в пласте Второзаконие слова Бога нередко приводятся в форме косвенной речи:

"И на меня [Моше] прогневался Йахве за слова ваши и поклялся, что не перейти мне Йарден" (Втор. 4:21).

Это неминуемо порождает ощущение отстраненности, удаления говорящего, т.е. Бога, от слушателя/читателя, переключая его внимание на пересказывающего, т.е. на Моше.

Автономность и самостоятельность Моше по отношению к Богу подчеркивается в пласте Второзаконие и другими средствами. Если в пластах Йахвиста и Элохиста место Моше в отношении с Богом определяется формулами "Я буду с тобой", "это Я, который послал тебя" и подобными, подчеркивающими главенство, превосходство Бога по отношению к Моше, подчиненность, зависимость последнего от Бога, то через весь пласт Второзаконие проходит гордый, пронизанный осознанием собственной значимости мотив:

"И тогда сказал я [Моше] вам" (Втор. 1:9),

"И теперь, Йисраел, внемли законам и предписаниям, которые я [Моше, а не Бог!] учу вас исполнять" (Втор.4:1),

включая даже заявление:

Не могу я один вести вас [народ]",

более уместное в устах Бога, чем в устах человека Моше.

В пласте Второзаконие Моше изображен лидером, предводителем на завершающем этапе его жизни и деятельности. Этот этап жизненного пути, как правило, драматичен, особенно если он, как у Моше, сопряжен со старостью -

"Мне [Моше] теперь сто двадцать лет, не могу я больше выходить и входить" (Втор. 31:2).

Но особенно усиливается напряжение, когда роль лидера, предводителя ставит его, как Моще, посредником между требовательным Богом и непокорным народом. Этим драматизмом дышит единство и противоречивость слов Моше, выражающих, с одной стороны, гордое осознание своей значимости:

Внимайте, небеса, я [Моше] буду говорить

и услышит земля речи уст моих.

Да прольется дождем урок мой,

да падет росою речь моя... (Втор. 32:1 и ел.),

а с другой - преисполненное горького разочарования признание:

"даже пока я [Моше] жив с вами [сынами Йисраела] ныне, вы упорствуете пред Йахве, тем более [будет так] после смерти моей" (Втор. 31:27).

Величественный и трагический образ Моше заполняет собой основное пространство пласта Второзаконие, что, однако, не отменяет принципиальной теоцентричности его картины мира. Один и единственный Бог, хотя Он изображен в этом пласте не непосредственно действующим лицом, а лишь тем, о поступках которого рассказывается, тем не менее является движителем всего происходящего:

"Йахве, Бог ваш, идет перед вами. Он будет сражаться за вас..." (Втор. 1:30 и др.).

Единобожие пласта Второзаконие выглядит более последовательным, чем в предыдущих пластах. Об этом свидетельствуют не только повторяющиеся утверждения/формулы

"ибо Я - это Я, и нет бога рядом со Мной" (Втор. 32:39) и т.п.,

но также полное преобладание в этом пласте теони-мов Йахве и Элохим и их сочетания.

В пласте Второзаконие этот один и единственный Бог также менее "телесен", чем в пластах Йахвиста и Элохиста. Конечно, и в пласте Второзаконие Бог не только "говорит" и "повелевает", "гневается", "прощает" и т.д., но совершает действия еще более телесные, которые с особой красочностью и выразительностью изображены в поэтической Прощальной песне:

Ибо поднимаю Я к небу руку Мою

и говорю: жив Я вовеки.

Когда заострю Я Мой сверкающий меч,

рука Моя возьмется за суд... (Втор. 32:40).

Однако не эти описания телесности Бога составляют суть его восприятия и осмысления в картине мира пласта Второзаконие, а настойчивое, многократное и подчеркнутое отрицание и осуждение любого проявления телесности Бога, последовательная антиидольность. Ведь главным проступком сынов Йисраела, вызвавшим особо яростный гнев Бога и отчаяние Моше, было изготовление тельца как изображения и воплощения Йахве, которое

"...я [Моше] взял и сжег его в огне, я разбил его и растер до того, что он стал мелок, как прах, и бросил этот прах в поток" (Втор.9:21).

Возможно, что именно это тяготение к наибольшей монотеистич-ности и бестелесности восприятия и осмысления Бога и одновременно опасение чрезмерной абстрактности Бога, которая будет недоступна слушателю/читателю, породило формулу 'элохим хайим ("Элохим живой" - Втор. 5:23; 32:40).

Это представление о живом и действующем, несмотря на его бестелесность, Боге соответствует восприятию Его в пласте Второзаконие как "далекого-близкого" Бога, который сотворил Вселенную и человека и постоянно и действенно вмешивается в жизнь сотворенных им земли и людей, особенно "мы", что выражается многократно повторяемой формулой "Йахве, Бог ваш" (Втор. 1:6 и др.).

Эта особая связь, близость Бога с "мы" коренится в божественной избранности сынов Йисраела. Пласт Второзаконие одно из первых сочинений в Танахе, где тема "богоизбранность народа, избранный Богом народ" получила особо яркое и подчеркнутое выражение. Это подтверждает тот факт, что глагол бхр ("избрать, выбирать, проверять"), которым в Танахе, главным образом, обозначается избрание Богом кого-то или чего-то, упоминается в Пятикнижии по отношению к "мы" шесть раз, из них четырежды в пласте Второзаконие:

"Ибо ты народ святой у Йахве, Бога твоего, из всех народов на земле тебя выбрал Йахве, Бог твой, избранным [или собственным] народом Его" (Втор. 7:6 и др.).

Признание божественной избранности одного народа влечет за собой, как правило, усиление партикуляристской тенденции, т.е. признания только данного народа истинными людьми, а всех остальных общностей нелюдьми или почти нелюдьми с непременным требованием обособления, отделения "мы" от всех "они".

В пласте Второзаконие партикуляристская тенденция проявляется открыто и жестко, например, в заявлении, что при овладении Ханааном

"прогонит [Бог] пред тобой [сынами Йисраела] многие другие народы... И передаст их Йахве, Бог твой, тебе, и поразишь ты их, а затем наложи на них заклятие и не заключай с ними союза и не щади их" (Втор. 7:1 и ел.).

Важнейшим проявлением и подтверждением божественной избранности является берит ("договор, союз, завет") между Богом и человеком и/или людской общностью. Элементы этого основополагающего в йахвизме, в Танахе представления присутствуют уже в пластах Йахвиста и Элохиста, в описанных там обещаниях Бога патриархам.

Но завет как цельная концепция со своей специфической терминологией, определенной формулой ликрот берит ("заключать завет") утверждается в пласте Второзаконие. Там Десять заповедей именуются "таблицами завета" (лухот^ха-берит) (Втор. 9:9 и ел.), Ковчег называется Ковчегом Завета Йахве ("арон берит йхвх) (Втор. 10:8 и др.), как событие исключительной важности, по существу, как центральное событие всего повествования многократно упоминается, что

"Йахве, Бог наш, заключил с нами завет у [горы] Хорев. Не с отцами нашими заключил Йахве завет, а с нами, кто ныне жив здесь" (Втор. 5:2-3).

В этом отрывке примечательна полемическая направленность против уже наметившейся тенденции связывать завет с патриархами и утверждение связи завета с Моше и его поколением.

С концепцией завета в пласте Второзаконие связано еще одно нововведение - учение о "пути" (дерех), ставшее ядром йахвистского представления о божественном предначертании и свободе человеческого выбора. Из общего для древности убеждения о сотворении человека Богом проистекало столь же общее представление о божественной предначертанности жизненного пути человека.

На древнем Ближнем Востоке оно проявлялось в трех вариантах. Согласно воззрениям древних египтян, божественное предначертание есть волеизъявление самих богов, оно обладает абсолютной силой и не может быть отменено, даже изменено человеком, жизненный путь которого предопределен полностью и бесповоротно.

В отличие от этого категорического детерминизма древних египтян древние шумеры и аккадцы признавали, что жизненный путь человека определяется судьбой, которая сопровождает его от рождения до смерти. Поскольку судьба представляет собой особую силу, которая исходит от божества, но не является самим божеством, человек способен воздействовать на нее, смягчать, видоизменять, но не отменять ее.

В йахвизме, где в одном и единственном Боге воплощен всесильный творец и владыка Вселенной и человека, Бог лишь устанавливает "пути" человека. Слово дерех, имеющее в Танахе значения "дорога, путешествие, начинание; могущество, мощь (царства); деяние, отношение Бога; поведение человека", в последнем понимании в Пятикнижии впервые появляется в пласте Второзаконие:

"Храни заповеди Йахве, Бога твоего, чтобы идти Его путями" (8:6 и др.).

"Путь Йахве" всегда и безусловно считается "хорошим", "праведным" путем, ведущим к благополучию и счастью человека. Второй путь, "путь человека или сердца его" может оказаться нехорошим, губительным:

"и ты [человек] не преуспеешь на путях твоих" (Втор. 28:29).

Человеку надлежит выбирать между этими "путями" и решать, оставаться ли на избранном "пути" или свернуть с него:

"Ибо знаю я [Моше], что после смерти моей вы [сыны Йисраела] развратитесь и собьетесь с пути, который я вам завещал" (Втор. 31:29).

В пласте Второзаконие свобода выбора человека ограничена неминуемым наказанием тех, кто сворачивает с правильного "пути", обреченностью на неудачу и беды тех, кто выбирает "путь человека". При этом создатель (создатели) пласта Второзаконие отстаивал принцип корпоративной ответственности всего "мы" за сделанный выбор, без какого-либо учета поведения в нем индивида:

"И если будешь ты [Йисраел] истово слушаться голоса Йахве, Бога твоего... то Йахве, Бог твой, поставит тебя над всеми народностями страны [или "земли"]" (Втор. 28:1 и ел.),

но

"если не будешь ты слушаться голоса Йахве, Бога твоего... то обратятся против тебя все эти проклятия и настигнут тебя" (28:15).

В случае верности "пути Йахве" главным вознаграждением станет вечное владение Страной Обетованной, Ханааном. Повествование в пласте Второзаконие открывается божественным повелением:

"довольно вам [сынам Йисраела] пребывать у этой горы [Хорев]... Повернитесь и отправляйтесь... в страну ханаанеев" (Втор. 1:6 и ел.)

и завершается описанием показа ее Моше:

"эта страна которую Я клятвенно обещал Аврахаму, Йицхаку и Йаакову, говоря: Я дам ее семени твоему" (Втор. 34:4).

Божественное избрание страны Ханаан в качестве места обитания избранного народа определяется тем, что это страна "хорошая". Ее восхвалению создатель (создатели) пласта Второзаконие посвящает немало ярких и восхищенных слов:

Коровьим маслом и овечьим молоком, и туком ягнят

и башанских овец и козлов, и тучной пшеницей [питал вас Йахве].

И изопьешь ты [Иисраел] кровь гроздьев виноградных,

И потучнеет йешурун... (Втор. 32:14 и ел.).

Ханаан "хорошая" страна, но ее благие свойства закрепляются и приумножаются тем, что она станет местом обитания избранного народа. Создатель (создатели) пласта Второзаконие убежден во взаимосвязанности и взаимообусловленности пространства и людей, его населяющих.

Поэтому он и употребляет редкий в Танахе термин йешурун, который восходит к глаголу йшр, имеющему значения: "быть прямым, верным, правым", к существительному/прилагательному йашар - йошер ("прямой, гладкий, правый, правое, правдивость, порядочность" и т.д.), т.е. выражает совокупность весьма положительных этических ценностей и норм, действий и свойств, например, в словах: "Нет йешурун [праведного?] подобного Богу..." (Втор. 33:26).

Эти слова из Благословения Моше, которое представляет собой параллель и полемику с Благословением Йаакова в пласте Йахвиста, о котором говорилось ранее. Создатель (создатели) пласта Второзаконие, возможно, был знаком с предшествовавшим Благословением и воспользовался отдельными его образами, метафорами:

"молодой лев Йехуда" (Быт. 49:9) = "Дан, молодой лев". (Втор. 33:22),

"преклонился, лег он [Йехуда] как лев" (Быт. 49:9) = "как лев преклонился он [Гад]" (Втор. 33:20) и др.

Тем показательнее сущностные различия между обоими Благословениями. В основу характеристики отдельных колен в обоих Благословениях положены разные характерологические признаки. В Благословении Йаакова подчеркивается сила, могущество колена, иногда переходящие в насилие и беззаконие, например:

Винйамин - волк хищный, утром он пожирает добычу, а вечером делит награбленное (Быт. 49:27).

В Благословении Моше характеристика колен исходит из иных, более "цивилизованных" критериев, таких, как богобоязненность, созидание и благополучие, и соответствено о том же колене Винйамин сказано:

Возлюбленный Йахве,

в покое будет жить, доверив себя Ему,

Он охраняет его весь день,

он [Винйамин] остается за плечами Его (Втор. 33:12).

Сильно различается в обоих Благословениях также оценка разных колен. Если в Благословении Йаакова подчеркивается первородство и превосходство колена Реувен (Быт. 49:4), то в Благословении Моше Реувен предстает коленом изначально малочисленным и слабым (Втор. 33:6). Резко отрицательная оценка Шимеона и Леви в Благословении Йаакова:

Да будет проклят их гнев, ибо лютый он, и их ярость, ибо неумолимая она. Я разделю их в Йаакове и расселю их в Йисраеле (Быт. 49:7)

- сменяется в Благословении Моше умолчанием о Шимеоне и восхвалением Леви:

Туммими 'урим [атрибуты жречества] Твои ;

Твоему благочестивому мужу,

которого Ты испытывал... (Втор. 33:8).

Не менее разителен контраст между восхвалением могущества Йехуды в Благословении Йаакова:

"Тебя же, Йехуда, восхвалят братья твои, .

твоя рука на загривке врагов твоих..." (Быт. 49:8 и ел.) -

и весьма сдержанными, выражающими скорее мольбу о помощи, чем восхваление могущества, словами в Благословении Моше:

"..внемли, Йахве, гласу Йехуды

и приведи его к народу его,

укрепи руки его,

будь в помощь ему от врагов его "(Втор. 33:7).

И наоборот, сдержанная, выражающая необходимость в божественной помощи оценка Йосефа в благословении Йаакова (Быт.49:22 и ел.) противостоит подчеркнутому богатству и могуществу его потомков в Благословении Моше:

...да благословит Йахве страну его [Йосефа]

изобилием росы с неба и влагой бездны, лежащей Внизу

Как у первородного быка великолепие его

и как рога буйвола его рога,

ими он будет бодать народы...(Втор.ЗЗ: 13 и ел.).

Существенно различаются также места колен в перечнях обоих Благословений. Так, например,

колена потомков Йосефа Эфрайим и Менашше "повышены" с 12-го места в Благословении Йаакова на 5-е место в Благословении Моше,

колено Винйамин, соответственно, с 12-го места у Йаакова на 4-е у Моше и т.д.

Поскольку место людской общности в перечне зачастую указывает на ее действительное место в реальности и/или на отношение к ней создателя и читателя/слушателя данного текста, то разбор двух Благословений в Пятикнижии, черт общности и различия между ними может оказаться полезным для установления времени и "места в жизни" пласта Второзаконие. Но прежде чем обратиться к этому вопросу, необходимо остановиться еще на одной сущностной грани картины мира этого пласта, на восприятии и осмыслении в ней пространства и времени.

"Вот слова, которые говорил Моше всему Йисраелу по ту сторону Йардена в пустыне, в степи напротив Суфа, между Параном и Тефелом и Лаваном и Хацеротом и Ди-Захавом. В одиннадцати Днях пути от Хорева, дорогой от горы Сеир до Кадеш-Барнеи" (Втор. 1:1-2).

Такое начало повествования, многочисленные упоминания и описания местностей и дорог в пласте Второзаконие (3:8 и ел.; 4:46 и др.) указывают на значение, которое создатель (создатели) пласта Второзаконие придавал пространственным параметрам. В его картине мира пространство воспринималось и изображалось как четко определенная, ограниченная и отграниченная, качественно совершенно нейтральная сцена, на которой развертываются соответствующие действия.

Аналогично воспринималось и осмысливалось время:

"И было [это] в сороковом году [Исхода], в одиннадцатый месяц, в первый день месяца говорил Моше..." (Втор. 1:3).

В этом сообщении время предстает определенной, отграниченной, качественно нейтральной рамкой, в которой данные события или действия происходят. К тому же время воспринималось и осмысливалось создателем (создателями) пласта Второзаконие текущим из прошлого через настоящее в будущее. Настоящее - это отрезок времени, которым открывается повествование, будущее - "Когда введет тебя [Йисраел] Йахве, Бог твой, в страну, в которую ты направляешься, чтобы овладеть ею" (Втор. 7:1), а прошлое:

Вспомни дни давние,

подумай о годах [многих прежних] поколений,

спроси отца своего - и он расскажет тебе,

старцев своих - и они скажут тебе... (Втор. 32:7).

Такое восприятие и описание пространства и времени в соответствии с основами научно-логического мышления, последовательный монотеизм, признание растущей значимости человека в отношении "Бог - человек, человек - Боп>, акцент на письменную оформленность текста - все эти и другие сущностные свойства текста и картины мира пласта Второзаконие указывают на относительно позднее время его создания. Близость его к своду законов Второзаконие, упоминание "своей" царственности (Втор. 28:36 и др.) и иные данные позволяют отнести оформление пласта Второзаконие к позднему допленному времени, возможно, к двадцатилетию между гибелью царя Йошийаху в 609 г. до н.э. и катастрофой 586 г. до н.э.

В пользу такой датировки говорят отсутствие в Благословении Моше упоминаний племени (колена) Шимеон, тогда действительно утратившего свое значение, изображение племени Йехуда как нуждающегося в божественной помощи, что также соответствовало реальности того времени. Но особенно показательны слова:

"Поднимет Йахве на тебя народность издалека, от края земли, орлом налетит [на тебя] народность, языка которого ты не поймешь" (Втор. 28:49),

напоминающие пророчество Йирмйаху (5:15 и ел.), очевидно относящиеся к скифам-киммерийцам, которые в 612 г. до н.э. вторглись на Ближний Восток, ошеломив обитателей тех краев своей иноземной свирепостью.

Пласт Второзаконие, принадлежащий к жанру прощально-завещательного слова и обладающий выраженной поучительно-дидактической ориентацией, был близок к тем профессионально-духовным кругам древнееврейского общества позднего допленного времени, для которых поучение/обучение стало сутью и целью их деятельности.

В указанное время таких кругов было два - писцы и левиты, которые зачастую представляли одно целое, так как левиты нередко действовали как писцы и учителя. В пласте Второзаконие левитам уделено заметно большее внимание, чем в предыдущих пластах. Особенно показателен резкий контраст между осуждающей, отрицательной оценкой Леви в Благословении Йа-акова и хвалебной, положительной оценкой его в Благословении Моше, где как об одной из обязанностей потомков Леви сказано:

Твоим предписаниям они обучат Йаакова

и Твоему учению Йисраела (Втор. 33:10; ср. 31:9 и др.).

Правомерно предположить "место в жизни" пласта Второзаконие среди писцов -левитов в царстве Йехуда в последние десятилетия его существования.