И.Вейнберг Введение в ТАНАХ

Глава IV. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС В ПЯТИКНИЖИИ

Б. Пласт Элохиста

Этот пласт, выделение и обозначение которого также восходят к трудам Ж. д'Астрюка (см. гл. I, разд. 2), начинается рассказом о том, как Бог явился Аврахаму в видении (Быт. 15), и кончается, вероятно, описанием пребывания сынов Йисраела в Кадеше (Числа 20), на южных подступах к Стране Обетованной. Если окончание пласта Элохиста существенно не отличается от пласта Йахвиста, то начало в обоих пластах разительно не походит друг на друга. Пласт Йахвиста в соответствии с принципами еще во многом архаического историописания открывается повествованием о "начале времен" - сотворении мира, человека и человечества. Создатель (создатели) пласта Элохиста опускает эту "общую часть" и вполне в духе более позднего "национального" историописания обращается главным образом к прошлому лишь "своего" этноса.

Справедливость сказанного подтверждается уже первыми словами пласта Элохиста:

"...не бойся, Аврам, Я - щит тебе, велика награда тебе" (Быт. 15:1),

за которыми следует рассказ о том, что

"В тот день заключил Йахве с Аврамом завет (верит), сказав: потомству твоему Я передаю страну эту от реки Египта до великой реки, реки Перат [Евфрат]" (Быт. 15:18).

Затем рассказывается о пребывании Аврахама в Гераре, о встрече его с царем Герара Авимелехом (Быт. 20:1-18; 21:22-34) и изгнании Хагари, родившей Аврахаму сына Йишмаела, а также о чудесном спасении матери и ребенка в пустыне (Быт. 21:9-21).

Сюда примыкает важнейший для осмысления и понимания отношения "Бог - человек, человек - Боп> в Танахе, в йахвизме, рассказ об испытании Аврахама Богом, т.е. о жертвоприношении Йицхака ('Акеда - Быт. 22:1-19).

Далее Элохист переходит к Йаакову и рассказывает о некоторых эпизодах пребывания Йаакова у Лавана (Быт. 30-33) и о теофании в Бейт-Эле (Быт. 35). Пласт Элохиста, возможно, содержит также ряд эпизодов из "жизни" Йосефа: о его встречах с братьями и пр. (Быт.42-46).

К пласту Элохима относят отрывки описания, как Бог призвал Моше (Исх.З:! и ел.), рассказ о встрече Моше с отцом жены, мидйанитским жрецом Йитро, и совете последнего назначить

"из всего народа мужей, боящихся Элохима, людей правды... И пусть они судят народ все время и будет каждое большое дело представлено тебе [Моше], а всякое малое дело рассудят они" (Исх. 18:21 и ел.).

Большое место в повествовании Элохиста занимает откровение в Синае (Исх. 19). Завершает он свой рассказ описанием пребывания сынов Йисраела в Кадеше, где умерла и была погребена сестра Моше Мириам, где народ страдал от жажды и Моше сотворил чудо, добыв воду из скалы, о чем сказано:

"Это Воды Спора (мей триба), у которых сыны Йисраела спорили с Йахве и Он явил Свою святость им" (Числа 20:1-13).

Обзор содержания пласта Элохиста показывает, что тот охватывает отрезок "истории" намного короче и уже того, что изображен в пласте Йахвиста. По составу своих источников пласт Элохиста также единообразнее пласта Йахвиста. В нем практически нет мифов. Если даже принять, что в основе рассказа о жертвоприношении Йицхака (акеда) лежит архаический ритуал приношения в жертву перворожденного, то в пласте Элохиста он настолько переосмыслен, что мифологическая первооснова в нем почти не ощущается. Среди источников пласта Элохиста мало также сказаний и этиологических легенд, зато значительное место занимают родоплеменные саги - об изгнании Хагари и Йишмаела, их спасении и божественном обещании:

"ибо народом большим Я сделаю его [Йишмаела]" Быт. 21:18) и др.

Создатель (создатели) пласта Элохиста знал и использовал сочинение Йахвиста. Это доказывают многочисленные параллели и повторения, например рассказ об объявлении Аврахамом Сары своей сестрой в Быт. 12:10-20 (Йахв.) и в Быт. 20:1-18 (Элох.), описание явления . Бога Йаакову в Бейт-Эле в Быт. 28:10-22 (Йахв.) и в Быт. 35:1-7 (Элох.) и др.

Но ни в одной из этих параллелей создатель (создатели) пласта Элохиста не повторяет, не воспроизводит рассказанное его предшественником прямо, а, как правило, преобразовывает, дополняет и переосмысляет рассказанное им. Эпизод, в котором Аврахам объявляет Сару своей сестрой, в пласте Йахвиста происходит в Египте, где Сару забирают во дворец фараона, и

"Аврахаму было хорошо из-за нее и был у него мелкий и крупный скот, и ослы, и рабы, и рабыни, и ослицы, и верблюды",

но, тем не менее:

"И поразил Йахве фараона и дом его тяжкими бедами из-за Сары, жены Аврахама" (Быт. 12:16 и ел.).

В пласте Элохиста это событие происходит в Гераре, на юге Негева, и предупрежденный Богом царь Герара не прикоснулся к Саре, вернул ее Аврахаму, сказав ему:

"...Вот моя страна пред тобой, живи, где тебе угодно" (Быт. 20:15).

Различия заметные и показательные: если в пласте Йахвисга событие происходит в далекой и чуждой стране, то Элохист относит его в страну близкую, почти "свою"; в отличие от Йахвиста, который не стесняется упомянуть о выгоде, даже корысти Аврахама, у Элохиста нет и намека на столь низменные побуждения героя; если в рассказе Йахвиста чужая страна плохая, то в рассказе Элохиста "не совсем чужая" страна открыта и доступна для "нас".

На выделение Элохистом Ханаана как страны "нашей" указывает также различие между двумя описаниями теофании в Бейт-Эле: если в пласте Йахвиста Бог является Йаакову во время его бегства из Ханаана и во сне Йааков видит доходящую до небес лестницу и Бога, вещающего ему:

"Я, Йахве, Бог Аврахама, отца твоего, и Бог Йицхака, землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему" (Быт. 28:13),

то в пласте Элохиста это событие приурочено к возвращению Йаакова в Ханаан и Бог повелевает Йаакову поставить жертвенник в Бейт-Эле (Быт. 35:1 и ел.).

Эти примеры, а их число нетрудно умножить, говорят об избирательно-критическом отношении создателя (создателей) пласта Элохиста к уже существующему, известному ему и использованному им тексту, указывают на зарождение так называемого "сознания источника", т.е. осознания различия между словом "моим" и словом "не моим", между словом "сегодняшним" и словом "вчерашним", что является одной из важнейших предпосылок и черт исторической мысли.

Пласт Элохиста, как и пласт Йахвиста, обладает композиционным единством. Но если в сочинении Йахвиста доминирует линейная композиция и все события нанизаны на единый событийно-временной стержень, то композицию пласта Элохиста можно определить как точечную, т.е. создатель (создатели) сосредоточивает внимание на отдельных, важных для него и его аудитории событиях, которые поставлены во временную последовательность, но без непрерывности времени, порой даже без непосредственной взаимосвязи между ними.

Подбор и место событий в такой точечной композиции определяются главным образом их значимостью в глазах создателя текста и его аудитории. Так, например, первая "точка" в композиции пласта Элохиста - божественное призвание Аврахама - не связана непосредственно со второй точкой - 'аЬеда (жертвоприношением) Йицхака, которая в свою очередь не имеет непосредственной содержательно-временной связи с третьей точкой, где говорится главным образом о Йаакове, и т.д. Преимущество такой точечной композиции в том, что она нацеливает внимание слушателя/читателя на события и персонажи, которые создателю текста представляются наиболее важными.

Точечная композиция с разрывами и пустотами между "точками" и даже внутри отдельных "точек" предоставляет создателю (создателям) пласта Элохиста возможность заполнять эти разрывы и пустоты вставными рассказами, которые могут не иметь прямого отношения к теме, сюжету данной "точки", но, подключенные к ней, они придают ее содержанию дополнительные смысловые оттенки. Таким вставным рассказом можно считать эпизод с мидйанитским священником, тестем Моше, советующим, как организовать судебное разбирательство у сынов Йисраела, и др.

Характерной стилистической особенностью Элохиста является преобладание в его пласте косвенной повествовательной речи. По сравнению с прямой речью это не только более поздняя форма речевого общения человека, она также эмоционально более приглушенная и уравновешенная, что создает эффект или иллюзию эффекта отстраненности, временной дистанции между рассказчиком и его аудиторией, с одной стороны, и описываемым событием - с другой.

Чтобы убедиться в справедливости сказанного, достаточно сравнить эмоционально напряженное, создающее впечатление непосредственной причастности слушателя/читателя к описываемому, явление Бога Йаакову в сочинении Йахвиста:

"И пробудился Йааков от сна своего и сказал: воистину, Йахве здесь, в этом месте, а я и не знал. И испугался он и сказал: как страшно это место, не иначе это дом Элохима и это ворота неба! И встал Йааков утром и взял камень, который был под головой его, и поставил его памятником и возлил елей поверх него" (Быт. 28: 16-18),

и лишенное всякой эмоциональной непосредственности, деловито-отстраненное описание в пласте Элохиста:

"И пришел Йааков в Луз, который в стране Ханаан, она же Бейт-Эл, он и весь народ, который с ним. И построил он там жертвенник и нарек место это Бейт-Эл, ибо там Элохим открылся ему, когда он бежал от брата своего" (Быт. 35:6-7).

Косвенная речь весьма удобна для создания сложной, многогранной повествовательной ткани, для обогащения основного сюжета вставными рассказами и пр. Но она затрудняет, особенно на ранних стадиях своего развития, описание человеческого характера. И действительно, пласт Элохиста уступает сочинению Йахвиста по яркости и выразительности человеческих образов, характеров. Если сравнить характер Аврахама в обоих пластах, то в пласте Элохиста он лишился не только таких черт, как гостеприимство, тоска из-за отсутствия сына, опущена вся сложная история его отношений с Сарой и т.д. Элохист стремился представить своих героев прежде всего как религиозно-этические символы, точнее, как воплощение определенных религиозно-этических норм и идеалов, - и Аврахам у него олицетворяет абсолютную богобоязненность и богопослушание.

Этой задаче соответствовал также язык Элохиста. В нем нет той яркой и живой красочности и сочности, что свойственны языку Йахвиста. Это язык более "литературный", дальше ушедший от речи, которая звучала на улицах и площадях, но, видимо, достаточно близкий тому древнееврейскому языку, которому обучали в школах, которым пользовались писцы. Язык Элохиста сравнительно беден метафорами, он отличается стремлением к четкости и однозначности использованных выразительных средств.

Прекрасный пример тому - язык одного из центральных рассказов в пласте Элохиста: о приношении в жертву Йицхака. Драматический сюжет предполагает метафоричность, даже делает ее желательной. Но в рассказе нет ни одной метафоры, зато употребляется ряд слов с однозначной семантикой, а также слова, редкие в лексиконе Танаха и, вероятно, столь же редкие в разговорной речи, как ма'акелет ("нож"), себах ("чащоба") и др., само использование которых служит показателем эксклюзивности среды создания и функционирования данного пласта, среды, где знали эти редкие слова и гордились своим знанием.

Пласт Элохиста повествует о былом, но это минувшее интересует создателя (создателей) пласта не столько само по себе, в качестве собственно прошлого, сколько в качестве арены для выражения своих религиозно-этических представлений и идеалов. Любое историописание неизбежно содержит и выражает взгляды своего создателя, его времени и действительности. Но присутствие автора и его взглядов в историописании - лишь призма, через которую он смотрит на это прошлое и описывает его. Такое определение вполне правомерно по отношению к Йахвисту, но едва ли оно подходит к пласту Элохиста, который по жанру правильнее причислить к историко-теологическим сочинениям - это подтверждается и характером присущей ему картины мира.

Картину мира Элохиста, как и у Йахвиста, его предшественника, отличает несомненная теоцентричность: это Бог подвергает Аврахама суровому испытанию требованием принести в жертву сына Йицхака, это Он является Йаакову в Бейт-Эле, Моше на горе Синай и т.д. Но по сравнению с пластом Йахвиста в пласте Элохиста больше эпизодов, в том числе ключевых, в которых создатель текста предоставляет действовать человеку. Так изображаются пребывание Йаакова у Лавана, отношения Йосефа с братьями, так рассказывается о наведении порядка в управлении народом в пустыне и пр. Картина мира Элохиста, конечно, не стала антропоцентричной, но человеку, его действиям здесь отпущен больший простор, чем в картине мира Йахвиста.

Восприятие и осмысление Элохистом Бога отличается большей степенью монотеистичности, чем в пласте Йахвиста. Это сказывается в отчетливом предпочтении Элохистом теонима Элохим, в отсутствии в его словаре теонимов 'эл шаддай, 'эл 'элйон и др., в более редком, чем у Йахвиста, упоминании полубожественных существ и т.д. Элохим здесь менее "телесен", чем Йахве в пласте Йахвиста. В пласте Элохиста Элохим тоже "говорит", "слышит" и т.д., однако там реже упоминаются "части тела" Бога, так, например, лик Бога упоминается Йахвистом около 160 раз, а Элохистом около 60 раз.

Существуют также различия между восприятием и осмыслением отношения "Бог - человек, человек - Бог" в обоих пластах. В пласте Элохиста Бог более определенно, чем в пласте Йахвиста, представлен как "близкий Бог" Аврахама и Йаакова, объявивший последнему:

"И вот Я с тобой и буду Я охранять тебя повсюду, куда ты пойдешь..." (Быт.28:15).

С этими изменениями в восприятии отношения "Бог - человек, человек - Бог", видимо, связано еще одно принципиальное новшество в картине мира Элохиста. Всеми древними религиями, в том числе и йахвизмом, послушание сотворенного Богом человека сотворившему его Богу признается безусловной обязанностью человека, однако допускается и краткий, преходящий выход из воли Божией - как средство проверки истинности послушания.

Об этом немало говорится в пласте Йахвиста - история непослушания Хаввы (Быт. 3:1 и ел.), сомнений Сары (Быт. 18:12 и ел.) и т.п.

Элохист же обращался к другому, более сложному аспекту этой проблемы, к вопросу о пределах послушания человека Богу. Именно это составляет суть одного из центральных эпизодов в пласте Элохиста - приношения в жертву Аврахамом своего сына Йицхака, который израильский библеист Й.Ш.Лихт назвал "одной из вершин литературного мастерства в Танахе" и также, добавим, религиозно-этической мысли в нем.

"И было после этих дел, и Элохим испытал Аврахама...",

повелев ему принести в качестве жертвоприношения всесожжения

"сына своего единственного, которого ты любишь..." (Быт. 22:1 и ел.).

Аврахам беспрекословно выполнил божественное повеление, но в последний миг Бог заменил Йицхака жертвенным бараном, сказав:

"Поскольку ты совершил этот поступок и не пожалел сына своего единственного, Я дарую тебе Свое благословение и приумножу потомство твое" (Быт. 22:17 и ел.).

На протяжении веков этот рассказ привлекал внимание толкователей и исследователей Танаха, мнения которых варьировались в диапазоне от провозглашения его гимном безоговорочному, абсолютному послушанию Богу до утверждения, что такое слепое послушание в нем как раз осуждается. Как часто бывает в подобных случаях, вероятное решение этого очень сложного вопроса лежит где-то между названными крайностями, в признании, что это рассказ об испытании Богом истинности богопослушания и богобоязненности и одновременно предупреждение о недопустимости, ненужности, а возможно, и вредности крайнего, нечеловеческого проявления такого безоговорочного, тупого послушания.

В рассказе об акеда затрагивается также проблема отношения "человек - человек", в данном случае отца - Аврахама, и сына -Йицхака, о правомерности или неправомерности отца распоряжаться жизнью и смертью своего ребенка и о пределах послушания сына отцу. Принимая и разделяя общую для всей древности и распространенную в мире Танаха норму послушания детей отцу, Элохист тем не менее ставит под сомнение абсолютность этого послушания, когда он наделяет Йицхака, жертву и объекта, элементами субъекта, задающего вопрос по существу:

"...вот огонь и дрова, а где же агнец для жертвы всесожжения?" (Быт. 22:7).

Было бы преувеличением сказать, что в пласте Элохиста этика уже предстает особой сферой человеческой мысли и деятельности, однако очевидно, что моральным ценностям и нормам там уделяется большее внимание, чем в сочинении Йахвиста. Только несколько примеров в подтверждение: если у Йахвиста Аврахам, объявляя Сару своей сестрой, лжет без всяких колебаний (и без осуждения со стороны сочинителя), то Элохист чувствует себя обязанным "очистить" Аврахама от этой лжи оправданием:

"она и вправду сестра моя, она дочь отца моего, но не дочь матери моей" (Быт. 20:12);

если в пласте Йахвиста Аврахам позволяет Саре

"притеснять ее [Хагар], и та убежала от нее" (Быт. 16:6),

то в пласте Элохиста сказано, что такое поведение Сары

"казалось очень дурным Аврахаму" (Быт. 21:11).

Отсутствие в пласте Элохиста упоминаний местностей, событий и персонажей, связанных с Йехудой, напротив, его внимание к местностям в Северном царстве, в Йисраеле, к Йосефу, прародителю двух важных племен этого царства - Эфрайима и Менаш-ше, и другие данные позволяют предположить "место в жизни" этого пласта в Йисраелском царстве.

Селективно-критическое отношение Элохиста к сочинению своего предшественника, созданному в царстве Йехуда и восхваляющему колено Йехуда, указывает на такую политико-идеологическую атмосферу в Йисраелском царстве, когда там возобладало стремление и в религиозном отношении отмежеваться от своих истоков, от единого царства Давида-Шеломо, от царства Давидидов (которое, однако, не перерастает в откровенную враждебность к нему). Другим индикатором времени создания пласта Элохиста являются его устремленность к монотеистическому йахвизму, повышенная требовательность к этическим ценностям и нормам, созвучные эпохе правления Ахава и Иеху (середина IX в. до н.э.). Тогдашняя обстренность и напряженность во многих сферах жизни Йисраела могла служить благоприятной социально-политической и религиозно-идеологической почвой для появления такого сочинения.

В качестве дополнительного довода в пользу такой датировки может выступать расцвет столицы Шомрон и столичной жизни при Ахаве, непременным атрибутом которой было появление там группы царских писцов и, по-видимому, также школы для их подготовки (см. с. 190-192).

Теперь можно поставить вопрос о социально-идеологической среде, в которой создавался пласт Элохиста. Двойственность жанровой принадлежности - это историческое и теологическое сочинение - позволяет предположить в качестве среды школу писцов или "сынов пророков", которые принимали самое активное участие в бурных событиях в Йисраелском царстве времени Ахава и Иеху (1 Цар. 2:3 и др.).

Если интерес к прошлому указывает скорее на писцов, то увлеченность теолого-этическими вопросами ближе "сынам пророков". В повествовании у Ранних (Первых) пророков об этом времени внезапно упоминается некий Овадйаху (1 Цар. 18:3 и ел.), о котором сказано, что он занимал высокую придворную должность, "которая над домом" (см. ч. I), "боялся Йахве очень", спасал "сынов пророков" во время гонений на них и был близок к пророку Элийаху. Такой человек по своему общественному статусу, профессионально-образовательному уровню и, главное, по религиозно-этическим убеждениям вполне мог быть создателем сочинения Элохиста. Это, конечно, только гипотеза, но в ее пользу говорит практика так называемого непрямого упоминания автора в Танахе (см. ч. III), равно как и распространенность имени Овадйаху среди знати Йисраелского царства (1 Хрон. 7:3; 27:19 и др.) и в остраконах из Шомрона (см. с. 200).