И.Вейнберг Введение в ТАНАХ

Глава III. ЗАКОНЫ В ПЯТИКНИЖИИ

В. Кодекс святости

Этот свод законов был выделен как самостоятельный текст в Пятикнижии уже во второй половине XIX в. Правомерность этого выделения в настоящее время оспаривается лишь немногими библеистами, однако по-прежнему остаются спорными вопросы о его объеме, "месте в жизни" и, главное, о его месте среди сводов Пятикнижия. Название "Кодекс святости" было предложено в 1877 г. немецким библеистом Э.Клостерманом, исходя из того, что одной из отличительных особенностей этого свода является повторяющаяся в нем 11 раз формула:

"Святы будьте, ибо свят Я, Йахве, Бог ваш" (Лев. 19:2 и др.).

Выделение Кодекса святости (Лев. 17-26) как самостоятельной текстовой единицы в Пятикнижии маркируется делимитатором начала:

"И сказал Йахве Моше: Обратись к Аарону и сынам его и ко всем сынам Израиля и скажи им: это слово, которое Йахве велел сказать" (Лев. 17:1),

и еще более определенным делимитатором конца:

"Эти законы и предписания, и учения, которые Йахве установил между Собой и сынами Израиля на горе Синай через посредство Моше" (Лев. 26:46).

В Кодексе святости, отличающемся большим объемом (433 стиха по сравнению, например, с 76 стихами Свитка завета), можно выделить четыре различных по своему содержанию комплекса:

а) комплекс из разных сакральных и профанных законов, сформулированных аподиктически (т.е. как непреложные) или казуистически (т.е. применительно к казусу, прецеденту) (Лев. 19:1-37), большинство из которых затем в более развернутой форме повторяется в последующих комплексах;

б) компактный и однородный по тематике комплекс из аподиктически сформулированных законов о половых запретах (Лев. 18:6-30);

в) комплекс из казуистически сформулированных, в основном профанных законов об убийстве и телесных повреждениях, о Субботнем и Юбилейном годах, о правилах владения недвижимой собственностью и о защите имущества социально ущемленных (Лев. 24:17-25:55);

г) обширный комплекс, в основном "казуистически" сформулированных, сакральных законов

о жертвоприношениях (Лев. 17:3-7; 22:17-30; 23:9-14; 24:1-9),

о пищевых запретах (Лев. 17:10-12; 20:25-26),

против поклонения чужим богам и следования чужим обрядам (Лев. 20:2-6; 26:1),

об обязанностях священника (Лев. 21:1-24; 22:1-16),

о праздниках (Лев. 23:2-8,15-44)

о наказании богохульника (Лев. 24:13-16,23).

Выделенность первого комплекса подтверждается наличием у него внутренней делимитации (Лев. 19:1-2 и 366-37), а также своеобразием его содержания. Это лишенный упорядоченности набор разнородных законов. Если подобная форма первична, то она указывает на низкий уровень, примитивность юридического мышления и практики. В данном случае такое объяснение едва ли уместно. Наличие отчетливой делимитации и единообразие юридической терминологии указывают скорее на преднамеренное сохранение или даже искусственное воспроизведение архаичной формы юридического текста, к которому прибегли, чтобы поднять и утвердить его авторитет и значимость.

Почти все законы в этом комплексе - от таких важных, как закон о почитании отца и матери, о соблюдении Шабата, о запрете почитания других богов и т.д., до таких обыденных и приземленных, как запрет смешивать разносортные растения, требование соблюдать правильный вес и меру и др., - в более развернутом и детализированном виде повторяются в других комплексах Кодекса святости.

В комплексе законов о половых запретах два основных мотива: обращение к "сынам Израиля", т.е. к "мы", всему народу, и четкое определение назначения законов:

"Не поступайте по обычаям страны Египет, в которой вы жили, и по обычаям страны Ханаан, в которую я вас веду, и не следуйте законам их. Мои предписания выполняйте и Мои законы сохраняйте..." (Лев. 18:3 и ел.).

Осуждаемое сексуальное поведение, главным образом, египтян и ханаанеев, обозначается в Танахе словом "то'еба" ("мерзость"), которое (и это важно) упоминается в делимитаторе конца данного комплекса (Лев. 18:27).

Топос "осуждаемые, запрещенные половые мерзости" весьма распространен в Танахе и за пределами Пятикнижия преобладает

в речениях пророка Иехезкеля (16:22 и ел.; 44:6 и ел. и др.),

в кн. Эзры (9:1 и ел.)

в кн. Хроник (2 Хрон. 28:3; 33:2 и др.),

т.е. в произведениях периода пленения и послепленного времени. Тогда проблема взаимоотношений "мы" - "они" была особенно актуальна, и партикуляристское восприятие этой проблемы, отчетливо звучащее в делимитаторе начала комплекса, имело немало сторонников среди евреев в изгнании и в Гражданско-храмовой общине (см. с. 105 и ел.).

Комплекс профанных законов в Кодексе святости состоит из двух частей, обособленных друг от друга местоположением и по-разному оформленных, но объединенных профанностью содержания, а также некоторыми формальными признаками. Первую часть составляет небольшая группа законов о телесных повреждениях и наказаниях за них (Лев. 24:17-22), оформленных аподиктически по формуле "смертью умрет" и основанных на принципе "око за око", что указывает на их архаичность. Такая архаичность может быть первичной, истинной, но также вторичной, воспроизведенной. Второе предположение представляется более обоснованным, так как встречающееся в этом комплексе требование:

"Одно предписание (мишпат) да будет у вас для пришельца и для коренного жителя ('эзрах)" (Лев. 24:22)

маловероятно в юридической практике и мышлении общества, придерживающегося принципа "око за око".

Вторая часть профанных законов в Кодексе святости охватывает три их группы. Первую составляют законы о Субботнем и Юбилейном годах (Лев. 25:2-22). Это не первое упоминание в Пятикнижии Субботнего года, т.е. седьмого года, когда запрещается обработка земли. Уже в Свитке завета имеется краткое предписание о том, лишенное обоснования, даже собственного обозначения. Сравнение его с законом в Кодексе святости указывает на ряд существенных различий между ними: в последнем закон изложен более детально, с развернутым обоснованием смысла и назначения его, с более дифференцированным и конкретным определением тех, кому этот закон предназначен:

"...тебе и рабу твоему, и рабыне твоей, и наемнику твоему, и прясельнику твоему, которые живут с тобой. И для скота твоего и для зверя, что в стране твоей, да будет весь урожай ее для пищи" (Лев. 25:6-7);

и главное - данное действие, данный закон уже имеет свое название "шабат шабатон" (Лев. 25:4-5).

К закону о Субботнем годе примыкает закон о Юбилейном годе (йовель) (Лев. 25:8 и ел.), согласно которому каждый пятидесятый год не только земля должна оставаться необработанной, но:

"...провозгласите освобождение (дерор) в стране всем ее жителям, йовель да будет вам и вернете вы каждому собственность его [если она заложена или продана] и каждого верните в семью его [если он продан в рабство]" (Лев. 25:10 и ел.).

Хотя не исключены древние, возможно, даже ханаанейско-угаритские корни традиции общего освобождения к пятидесятилетию, йовель ("юбилей") как реальное событие упоминается в Танахе только накануне катастрофы 586 г. до н.э., когда последний царь Йехуды Цидкияху

"провозгласил для них [народа] освобождение (дерор). Чтобы каждый отпустил на волю раба своего и рабыню свою, еврея и еврейку, чтобы в Йехуде муж не поработил брата своего. И исполнили все руководители и весь народ", что повелел царь (Йирм. 34:8 и ел.).

Следующую группу в комплексе профанных законов в Кодексе святости составляют законы о собственности (Лев. 25:23 и ел.), которые существенно отличаются от аналогичных законов в Свитке завета. Если в последних шла речь только о защите права собственности на движимость, главным образом на скот, то в Кодексе святости внимание законодателя (законодателей) обращено в основном на недвижимость, на землю и строения. Это говорит о существенно иной хозяйственно-собственнической ситуации и вместе с ней о другой системе юридических приоритетов.

Основополагающий принцип собственническо-владельческих отношений к земле выражен в формуле:

"И земля не должна продаваться окончательно, ибо [Мне] принадлежит земля, ибо вы [сыны Израиля] пришельцы и присельники у Меня" (Лев. 25:23),

которой утверждено высшее право божества на всю землю в Израиле. Элементы такой аграрной системы встречаются уже в до-пленное время, когда в надписи первой половины VII в. до н.э. из Хирбет Бейт-Леи сказано:

"Йахве Бог всей страны, горы Йехуды принадлежат Ему, Богу Иерусалима".

Более определенно этот принцип выражен в "Плане реконструкции" в кн. Иехезкеля (45:1 и ел.): по-видимому, он стал основой системы аграрных отношений в Гражданско-храмовой общине (см. с. 113). Если земля признается собственностью Бога, то человек может быть ее владельцем только на определенный срок.

Это подтверждается законами Кодекса святости о временной ограниченности любой сделки с землей - ее продажи, купли, заклада и т.д. и о праве-обязанности "ге'ула" ("спасение, вызволение; выкуп"), которому законодатель (законодатели) уделял особое внимание (Лев. 25:29 и ел.). Речь идет о праве-обязанности выкупа проданного участка земли самим продавцом, его сородичем или о возвращении участка его собственнику в Юбилейном году.

В Танахе есть ряд упоминаний о применении закона "ге'ула" в жизни: пророк Ирмияху рассказывает о том, что к нему обратился его дядя Ханамель, сын Шаллума, с просьбой купить его участок земли в Анатоте,

"ибо у тебя (пророка) есть право выкупа (ха-ге'ула)" (32:7 и ел.).

В книге Рут (см. ч. IV) Боаз выполняет обязанность "ге'ула" и приобретает надел земли, ранее принадлежавший умершему мужу Рут (4:3 и ел.).

Третью группу в комплексе профанных законов Кодекса святости составляют законы о защите имущественно и социально слабых (Лев. 25:35-54). По сравнению с аналогичными законами Свитка завета они более конкретны и многосторонни, содержат множество практических предписаний о том, как поступать

"Если обеднеет брат твой и ослабеет рука его" (Лев. 25:35 и ел.),

как обращаться с соплеменником, вынужденным продать себя в рабство (Лев. 25:39 и ел.),

что делать в случае порабощения соплеменника разбогатевшим пришельцем (Лев. 25:47 и ел.), и т.д.

Все эти законы указывают на социальную среду с углубившейся имущественно-социальной дифференциацией внутри "мы".

Основной объем Кодекса святости - 124 стиха - занимают сакральные законы, что уже само по себе указывает на главную ориентацию и адресность всего свода. Об этом же говорит расположение отдельных частей комплекса сакральных законов, который не образует компактный текст, а состоит из отдельных групп законов, размещенных на всем протяжении Кодекса святости.

Его сердцевину составляют законы об обязанностях священников, которые открываются обращением:

"К священникам, сынам Аарона".

Левиты, второй и нижестоящий отряд древнееврейского жречества (см. с. 42-43), упоминаются в Кодексе святости только в качестве объектов определенного юридического казуса, например, в связи с городами левитов и правом собственности в них (Лев. 25:32-33), но никогда в обращениях, которыми открываются отдельные группы законов и отдельные законы в Кодексе святости.

Следовательно, "место в жизни" сакральных законов в Кодексе святости, а возможно и всего свода, следует искать в том времени и в той части древнееврейского жречества, которая, хотя и не игнорировала реального существования левитов, тем не менее признавала настоящими жрецами только себя, "священников, сынов Аарона". В истории йахвизма и древнееврейского жречества такие взгляды и настроения были распространены среди части священников в Вавилонском пленении и в "Плане реконструкции" в кн. Иехезкеля.

Комплекс сакральных законов в Кодексе святости включает группу законов о жертвоприношениях, которые своей казуистической оформленностью, развернутыми мотивациями и описаниями последствий в случае их соблюдения или нарушения заметно отличаются от аналогичных законов в Свитке завета. Например:

"Когда придете в страну, которую Я даю вам, и пожнете жатву, то принесите первый сноп жатвы вашей священнику... Это закон навечно для всех ваших поколений во всех ваших поселениях" (Лев.23:10-14).

Если в Свитке завета законы о жертвоприношениях не привязаны к какому-либо определенному месту, то в Кодексе святости их отличает предельно конкретная локализация, причем на двух уровнях. На первом уровне это Страна Обетованная, поскольку речь идет только о жертвоприношениях там - "если придете в страну, которую Я даю вам"; на втором уровне это место, где жертвоприношение может и должно быть принесено:

"Ко входу Шатра встречи ... перед Скинией Йахве" (Лев. 17:4 и ел. и др.).

Создатель (создатели) сакральных законов Кодекса святости озабочен также точным определением состава жертвователей и исполнителей жертвоприношения, равно как и получателей доли жертвы. Если в роли жертвователей названы

"каждый муж из дома Израиля и из пришельцев, которые живут среди вас" (Лев. 17:8),

то в роли исполнителей обряда жертвоприношения могут выступать только священники (Лев. 17:5-6).

Если кто-либо из несвященников принесет жертву сам, без посредничества священника, то

"тот муж будет отторгнут от своего народа [или "родственников"]" (Лев. 17:9 и др.).

Только священники вправе пользоваться долями жертв (Лев. 23:9 и ел.) и

"никто чужой [т.е. несвященник] не должен есть священное" (Лев. 22:10 и др.).

Эти правила соответствуют преобладавшей во время и в условиях Вавилонского пленения и в послепленное время тенденции к четкому обособлению сфер профанного и сакрального, разграничению между нежречеством и жречеством, а среди последнего - между священниками и левитами.

Набор регулярных и обязательных жертвоприношений в Кодексе святости, включающий жертву всесожжения, хлебное приношение, жертву благополучия и др. (Лев. 17:5; 22:18 и др.), более ограничен, чем перечень в Учении о жертвоприношениях. Но в Кодексе святости больше внимания уделено нерегулярным и добровольным жертвоприношениям, таким, как жертвоприношение по обету (недер), добровольное жертвоприношение (недаба) и благодарственное жертвоприношение (тода). Такие жертвоприношения, как правило, распространяются, когда в общественной и духовно-религиозной жизни крепнет автономность индивида и возрастает роль добровольности в отношениях "человек - человек", даже "человек - Бог". Эти явления были свойственны древнееврейскому обществу и воззрениям времени Вавилонского пленения и Гражданско-храмовой общины.

Не является также чем-то новым в сакральном законодательстве Пятикнижия группа законов о пищевых запретах Кодекса святости. По сравнению с аналогичными законами в Свитке завета они многочисленнее и разнообразнее и отличаются тяготением к религиозно-мировоззренческому обоснованию запрета, как, например, в случае запрещения употреблять в пищу кровь:

"Ибо душа тела в крови и Я предназначил ее [кровь] вам для искупления душ ваших на жертвеннике" (Лев. 17:11).

Особенно показателен принцип наказания за нарушение пищевых запретов, предусматривающий личную ответственность виновного за свой проступок: употребивший для еды нечистое должен постирать свою одежду, а "если не постирает и не помоет тело свое, то понесет вину свою" (Лев. 17:16).

Привычными и повторяющимися в древнееврейском сакральном законодательстве являются законы, запрещающие поклонение чужим богам и следование чужим обрядам. Однако соответствующие законы в Кодексе святости содержат ряд особенностей.

Кроме обычного призыва/запрета

"Не создавайте себе идолов и не воздвигайте изваяния и кумира и не ставьте в стране вашей камня с изображениями, чтобы поклоняться ему, ибо Я, Йахве, ваш Бог..." (Лев. 26:1 ср. Исх. 20:3-4 = Втор. 5:7-8 и др.),

законы в Кодексе святости особо подчеркивают недопустимость поклонения Молоху (Лев. 20:2 и ел.) и обращения к ("духу мертвых") и ("ведун, предсказатель; предсказывающий по духам мертвых" - Лев. 20:6).

Древнее аммонитское, но также угаритско-ханаанейское божество Молох-Милком упоминается среди чужих богов, которым поклонялся Шломо (1 Цар. 11:7), а в конце VII в. до н.э. царь Израилю разрушал высоты (жертвенники),

"чтобы никто не проводил бы [не жертвовал] сына своего или дочь свою через огонь Молоху" (2 Цар. 23:10 и ел.).

В описании действий этого царя упоминается также, что он истребил

"[вызывателей] духов мертвых и предсказателей по духам мертвых" (2 Цар. 23:24),

что сближает "место в жизни" данного закона в Кодексе святости с реальностью конца VII в. до н.э. и возможно также после катастрофы 586 г. до н.э.

Сердцевину комплекса сакральных законов в Комплексе святости и всего свода составляют законы о священниках, их обязанностях и правах. В них особое внимание уделяется безупречности, "чистоте" физического состояния:

"никто из семени твоего [Аарона] в поколениях их, у кого есть изъян, не приблизится, чтобы приносить жертвоприношением хлеб Богу своему" (Лев. 21:17 и ел.).

Эти законы, выражающие стабильное в древности представление, что всякий, кто выступает посредником в отношении "Бог - человек, человек - Бог", - царь, жрец или кто-либо иной, - должен быть здоров и безупречен в физическом и духовном отношении. Любой физический или умственный недостаток может свести на нет его посредничество, даже нанести вред людям, от имени которых и для которых он посредничает.

Особенно жестки эти требования по отношению к тому, кто назван в законах священником,

"который больше братьев своих, на голову которого возлит елей помазания и рука которого была наполнена, чтобы облачаться в одеяния" (Лев. 21:10 и ел.).

Нет сомнений, что подразумевается первосвященник храма, но какого храма и какого времени? Титул "первосвященник" (ха-кохен ха-гадоль) носили в Иерусалиме первосвященники Первого, но главным образом Второго храма, а вопросы их ритуальной чистоты обсуждались в "Плане реконструкции" (Иехезк. 44:17 и ел.). Не следует ли искать "место в жизни" этой группы законов среди священников, возможно, даже Цадокидов времени Вавилонского пленения и/или Гражданско-храмовой общины?

Возможно, что к этой же среде и времени можно отнести также группу законов о праздниках, в которых дистанция времени и разность социально-идеологической среды по сравнению с аналогичными законами в Свитке завета проступают весьма отчетливо.

О трех упомянутых в Свитке годичных праздниках говорится также в Кодексе святости, однако названия и объяснения двух из них существенно изменены:

праздник Опресноков называется также ("Песах для Йахве"), предусматривает "вкушание мацот", воздержание от любой работы и жертвоприношения Богу (Лев. 23:5-8), но ни единым словом не связывается с Исходом из Египта;

праздник Жатвы (Лев. 23:10-22) сохраняет свое старое название и значение; праздник Сбора [плодов] упоминается как праздник Кущей (хаг ха-сукот - Лев. 23:33-34). Заметим, что под этим названием за пределами Пятикнижия он упоминается только в книгах Эзры (3:4) и Нехемии (8:14) и в пророчествах Захарии (14:16 и ел.), т.е. в текстах послепленного времени.

Нововведением в праздничном календаре Пятикнижия является праздник Искупления (йом ха-кипурим - Лев.23:23-32). Несмотря на древние корни, он, очевидно, сравнительно поздно вошел в йахвистский праздничный календарь - во время Вавилонского пленения или Гражданско-храмовой общины.

Все сказанное позволяет предположить, что Кодекс святости был сводом законов с отчетливой выделенностью и последовательным расположением разнообразного материала, где преобладали сакральные законы. Сравнение содержания и формы Кодекса святости со Свитком завета показывает, что законы первого в основном представляют более позднюю эпоху древнееврейской социально-политической и духовно-религиозной действительности, более высокий уровень древнееврейской юридической практики и мысли.

Некоторые особенности терминологии, разные историко-ситуативные и религиозно-культовые реалии Кодекса святости позволяют предположить его "место в жизни" в качестве свода в священнической, возможно, даже цадокитской среде в Вавилонском пленении и/или в Гражданско-храмовой общине начального периода, т.е. в VI-V вв. до н.э. Поскольку такое же "место в жизни" установлено для Учения о ритуальной чистоте и Учения о жертвоприношениях (см. ранее), то не лишено вероятности предположение, что эти два учения представляли собой чуть более позднюю конкретизацию и детализацию законов Кодекса святости.