И.ВейнбергВведение в ТАНАХ |
Законы являются одной из основных составляющих содержания Пятикнижия, и на протяжении тысячелетий они столь сильно влияли на все сферы еврейской жизни, что традиционное определение евреев как "народа закона" вполне оправданно. В последние два века направляющая роль законов Пятикнижия в еврейской жизни заметно ослабела, но, тем не менее, их воздействие сказывается на многих аспектах современной еврейской действительности в Израиле и в диаспоре. Поэтому разговор о законах в Пятикнижии касается не только прошлого еврейского народа, но также его настоящего и, видимо, будущего.
1. Законы: понятие, термины, формы
Закон определяется как обладающая авторитетом и требующая обязательного соблюдения норма поведения индивида и группы людей в обществе и представляет собой одну из основополагающих предпосылок формирования и способ функционирования человеческого общества. Ни одно общество не может существовать без закона и вне закона, поэтому закон - непреложный компонент любой культуры, непременная составная часть ее устной или письменной традиции. Но эпохи, общества и культуры отличаются друг от друга степенью осознания закона, т.е. осознанием и признанием роли и значимости закона в жизни человека, индивида и общества. В древнем Египте, в жизни древних египтян закон, по всей вероятности, играл не меньшую роль, чем в Двуречье, в жизни древних шумеров, вавилонян и ассирийцев. Но от несомненно существовавших древнеегипетских законов почти ничего не сохранилось, тогда как значительную часть письменного наследия Двуречья составляют
законы Шульги и законы из Исина,
законы из Эшнунны и законы Хаммурапи,
средне-ассирийские законы и пр.
Столь разная степень осознания закона обществами и культурами одной и той же эпохи, приблизительно одного и того же типа и уровня не может быть случайным явлением - этот факт обусловлен коренными свойствами соответствующих обществ и культур. Правомерно предположить, что в странах, у народов и в обществах с преобладающей ориентацией на устойчивость и незыблемость во всех сферах жизни, например, в древнем Египте, осознание закона как еще одного стабилизирующего и упорядочивающего фактора может быть выражено слабее, нежели в странах, у народов и в обществах с преобладающей ориентацией на контрастность и изменчивость, подвижность и неустойчивость во всех сферах жизни, как, например, в древнем Двуречье, где закон приобретает роль и значение стабилизирующей и упорядочивающей силы. Поскольку древний Израиль, древних евреев, очевидно, следует причислять ко второй группе, то становится понятной особая роль закона в их жизни, исключительно высокий уровень осознания ими закона.
Большая значимость закона в жизни древнего человека нашла убедительное выражение во всеобщем признании в древности божественных истоков закона. В законах Хаммурапи сказано:
"Я, Хаммурапи, царь справедливости, которому Шамаш [бог Солнца] поручил закон",
а в Пятикнижии и во всем Танахе многократно повторяется формула:
"Смотри, я [Моше] учу вас [сынов Израиля] законам и установлениям, как велел мне поступать Йахве, Бог мой" (Втор. 4:5 и др.).
Если для Мардука, Шамаша или других богов законотворчество представляется лишь одним из многих и разных деяний, то в Пятикнижии и других частях Танаха подчеркивается, что для Йахве законотворчество, дарение законов - одно из важнейших и наиболее благостных его деяний, равное сотворению мира и человека, обещаниям, данным патриархам, и избавлению от египетского рабства:
Ибо вспомнил Он святое слово Свое Аврааму, рабу Своему,
И вывел Он народ Свой в радости,
Избранных Своих с ликованием.
И дал им земли народностей,
И наследуют они труд народов.
Дабы соблюдали они законы Его
И хранили учения Его
Пс. 105:42-45/704:42-43 и др.).
Нет никакого сомнения в том, что выполнение и соблюдение закона во всем древнем мире признавалось добродетелью, в той же степени, как нарушение закона считалось пороком, дурным поступком. Но в древней ближневосточной и античной словесности мало столь ярких прославлений послушания и исполнения закона, как в псалме 119/118:
"Блаженны непорочные в пути, идущие в учении Йахве" (ст. 1),
как мало и таких яростных осуждений нарушителей и нарушений божественного закона, которые мы находим в том же псалме:
"Ужас овладевает мной от злодеев, оставляющих учение Твое" (ст. 53).
Преобладавшее во всем древнем мире мифологическое мышление, свойственная ему диффузность, неразличение или неполное различение между божественным и человеческим, сакральным и профанным и т.д. (см. с. 45 и ел.), породили первоначальную неразделенность законов о божественном и законов о человеческом, сакральных и профанных законов. Но с течением времени, по мере ослабления мифологического мышления и укрепления мышления научно-логического с его ориентацией на четкое размежевание сферы божественного со сферой человеческого, сакрального и профанного, происходит также размежевание в законотворчестве, и законы о божественном обособляются от законов о человеческом.
Однако в древнем мире это обособление нигде не было доведено до конца, в том числе в Пятикнижии. Там в одном и том же своде законов сугубо сакральные установления о единобожии и запрете идолопоклонства чередуются с запретами взяток, притеснений социально слабого и прочими законами преимущественно человеческого, профанного содержания. Тем не менее в Пятикнижии заметны зачатки размежевания между законами сакральными и профанными, когда, например, одни своды законов содержат главным образом законы о божественном, в других же преобладают законы о человеческом.
Начало, но и незавершенность процесса размежевания между законом сакральным и профанным в Пятикнижии подтверждается его юридическим словарем. Он отличается, с одной стороны, множественностью терминов, а с другой - их семантической неопределенностью, многозначностью, подтверждение чему можно наблюдать в такой формуле:
"...соблюдать законы Его, повеления Его и предписания Его и постановления Его, как написано в учении Моше" (1 Цар. 2:3 и др.).
В древних языках употребление большого числа разных терминов для обозначения одного и того же явления может служить показателем многогранности этого явления и поисков более точного описания каждой из этих граней, но может также свидетельствовать о недостаточной оформленности объекта описания, невыделенности его разновидностей. Применительно к юридической терминологии в Пятикнижии, видимо, одинаково верны оба объяснения, что подтверждается анализом их семантики.
Термин хок, хукка. имеет значения: "мера, цель; порученная работа; обязательство; притязание; барьер; определенное время; порядок (в основном в природе); определение, правило, предписание, закон о профанных и сакральных проявлениях", что оправдывает применение для него в дальнейшем русского эквивалента "закон" в профанном и сакральном значениях.
В отличие от этого термина, одинаково или почти одинаково укорененного в сакральной и профанной сферах, слово "мицва", восходящее к глаголу "цех", который имеет значения: "отдавать приказ, приказывать, повелевать и т.д.", причем главным субъектом действия выступает, как правило, Бог, а его объектом - человек, обозначает исходящее от Бога "повеление, предписание".
Семантически менее однозначен термин "мишпат". Он образован от глагола "шит", имеющего значения: "решать, улаживать; судить, вершить суд; править преимущественно в сфере человеческой", и имеет значения: "правомерность; право на что-либо; судебное дело, судебное решение, определение; право вообще как таковое", главным образом, в сфере человеческой, что лучше всего передается русским словом "предписание".
Преимущественно в человеческой, общинной и судебной сфере коренится термин "'едут", имеющий значения: "свидетельство, свидетельствование" (во мн. числе "законы, законодательные постановления профанного и сакрального содержания"), что оправдывает применение русского эквивалента "постановление".
Что касается термина "тора", то он образован от глагола "йрх" ("поучать, обучать") и имеет значения: "указание; решение; отдельное повеление; учение как совокупность предшествующих значений". Это оправдывает применение в дальнейшем слова "учение", в смысле единичного, исходящего от человека, но главным образом от Бога поучения, но также в значении исходящей только от Бога совокупности всех божественных поучений, как "Учение". Разбор этимологии и семантики юридических терминов в Пятикнижии, во всем Танахе показывает, что в юридическом сознании, в юридической практике древних евреев происходил интенсивный процесс размежевания и разделения различных видов законов и законотворчества. Но этот процесс находился в стадии становления, и поэтому применение, преобладание в разных сводах Пятикнижия того или иного юридического термина может служить полезным индикатором характера данного свода и его "места в жизни".
Закон в Пятикнижии предстает в двух видах оформления: как запись отдельного закона и как свод законов. Основным свойством отдельного закона, помимо его выделенности и обособленности, является, как правило, включение его в ткань повествования, как, например, закон о дочерях-наследницах, включенный в рассказ о дочерях Целафхада (Числа 36 и др.). Для свода законов показательны выделенность из повествовательного текста и наличие собственной рамки (совокупности законов различного содержания) при преобладании какого-то определенного типа законов и наличии некой сквозной общей черты или принципа. Основываясь на этих и других свойствах свода законов, можно выделить в Пятикнижии следующие своды:
Свиток завета (Исх. 20:22, или 21:1-23:19, или 23:33)
Учение о жертвоприношениях (Лев. 1-7)
Учение о ритуальной чистоте (Лев. 11-15)
Закон святости (Лев. 17-26)
Второзаконие (Втор. 12-26).