И.Вейнберг Введение в ТАНАХ

2. От вопроса: "Кто сочинил Пятикнижие?" к вопросу: "Было ли Пятикнижие изначально целостностью или совокупностью разных текстов."

Для иудаистского толкования вопрос о том, кем было создано Пятикнижие, вообще не стоял и не мог стоять. Окончательным и бесповоротным вердиктом на этот счет были слова Талмуда (Баба батра 14б) -

"Моше написал свою книгу [Пятикнижие]..."

Христианские же толкователи в большинстве своем придерживались мнения Григория Нисского (IV в.), признававшего Моше творцом Пятикнижия и образцом для всех христиан. Тесная и непосредственная связь базисного признания толкованием изначальной законченности Пятикнижия и представления о Моше как его создателе неминуемо привела к тому, что переход границы, отделившей толкование от исследования, начался с сомнений по поводу авторства Моше. Эти сомнения в зачаточной форме звучали уже в словах Талмуда:

"Йехошуа написал свою книгу и последние восемь стихов Пятикнижия [повествующих о событиях после смерти Моше]..." (Баба батра 146).

Сомнения по поводу полного и безусловного авторства Моше для всего Пятикнижия были вскользь высказаны выдающимся представителем так называемого Каролингского гуманизма Абеляром (1079-1142), предположившим, что Эзра, которого толкователи признавали только переписчиком Пятикнижия, при переписке внес несколько дополнений, в том числе - последние главы Второзакония (33-34), рассказывающие о смерти Моше Маловероятно, чтобы выдающемуся еврейскому поэту и мыслителю Ибн Эзре (XII в.) были известны эти слова христианского мыслителя. Но одна из великих загадок человеческой мысли состоит в том, что, когда зарождается какая-то новая и важная идея, она как бы витает в воздухе и находит своего выразителя в разных и независимых друг от друга местах, людях и сочинениях. Так и было в данном случае - мысль, вскользь высказанная на берегу Рейна, осела в Испании, где нашла себе развернутое выражение в комментарии Ибн Эзры к Пятикнижию. В нем он на то, что слова "по ту сторону Иордана" в начале Второзакония (1:1) не могли быть сказаны Моше - ведь тот умер, не переходя через Иордан; последние главы Второзакония, рассказывающие о смерти Моше, также могли быть написаны им.

Христианский протестантский теолог А. Карлштадт (XVI в.) и его современник христианский католический теолог А.Масиус, по всей вероятности, никогда ничего не слышали об Ибн Эзре и его размышлениях. Тем не менее они и ряд других христианских теологов того времени отвергали авторство Моше для всего Пятикнижия, приводя те же аргументы, что Ибн Эзра. Вскоре французский протестант И. де ла Перейре и католический священник Р.Симон (оба в XVII в.) выдвинули новые аргументы против признания изначального единства Пятикнижия и единоличного создания его Моше - такие, как указания на многочисленные повторения, противоречия и другие особенности текста Пятикнижия. По мнению де ла Перейре, книга которого была сожжена как еретическая, эти особенности доказывают, что Моше не мог быть автором всего Пятикнижия, большую часть которого написал кто-то другой на основе разных древних текстов.

Заметный шаг вперед в научном подходе к Пятикнижию сделал английский философ Т.Гоббс, который в своем главном труде "Левиафан" (1651 г.) писал:

"Свет, которым мы должны руководствоваться в данном вопросе [изучении Пятикнижия], должен быть тот, что приходит к нам из самих этих книг. И этот свет, хотя он не показывает нам автора каждой из книг [Пятикнижия], полезен, ибо дает знание о времени, в котором они были написаны".

В Пятикнижии, по мнению Гоббса, возможно, имеются отрывки, принадлежащие Моше. Эти мысли английского философа получили дальнейшее развитие в основном труде крупнейшего мыслителя XVII в., одного из творцов современной философской мысли Б.Спинозы, еврея по происхождению и образованию, но отошедшего от иудаизма. По мнению Спинозы, изложенному в его "Теолого-политическом трактате", Пятикнижие совместно с последующими книгами Танаха, включая писания Ранних пророков (см. ч. III), составляет одно большое историческое сочинение. Его создателем был Эзра, который использовал разные древние тексты, в том числе и некоторые сочинения Моше. Но Эзра, который также разделил это историческое сочинение на отдельные книги соответственно их содержанию, не смог довести свой труд до завершения. Этим объясняются отсутствие последовательности, наличие повторений и противоречий и другие недочеты в тексте Пятикнижия.

Высказываниями Гоббса, Спинозы и других исследователей того времени можно завершить обзор первого этапа научного изучения Пятикнижия. В этот период были установлены следующие основные моменты знания: Пятикнижие не является изначально завершенным и законченным, целостным текстом, а текстом, создававшимся и складывавшимся постепенно; Моше не был и не мог быть единственным создателем текста Пятикнижия, в его создании участвовал также Эзра; не только Эзра, но также и Моше пользовались при создании Пятикнижия более древними текстами-источниками; важнейшей задачей исследования Пятикнижия является выявление этих текстов-источников, для чего должны быть применены методы, обычные при изучении древних исторических и литературных текстов, т.е. приемы литературно-критические. Тем самым вопрос: "Кто сочинил Пятикнижие?" был на время исчерпан и уступил место вопросу: "Как образовалось Пятикнижие?", ставшему центральным вопросом в исследовании Пятикнижия в XVIII-XIXвв.

В 1711 г. молодой немецкий священник по имени Х.Б. Виттер опубликовал книгу, в которой указывал на применение в первых главах кн. Бытие двух разных обозначений Бога - тетраграммы йхвх (Йахве) и наименования Элохим, что можно считать еще одним аргументом, опровергающим изначальную целостность данного текста. Виттер умер молодым, его наблюдения, казалось бы, остались незамеченными. Но, как уже говорилось, назревшая мысль или суждение, раз возникнув, не пропадает и проявляется в другом месте и в другом человеке. Ж. д'Астрюк был не теологом, а придворным врачом французского короля Людовика XIV. В 1753 г. он опубликовал книгу с типичным для того времени пространным заглавием "Соображения об оригинальных записях, которыми, как кажется, пользовался Моисей при составлении книги Бытие". В этом заглавии отразились характерные особенности труда д'Астрюка, немало способствовавшие его успеху: осторожно скептический подход, столь созвучный духовной атмосфере интеллектуального Парижа, Версальского дворца времени "короля-солнца", умелое сочетание традиционных взглядов (возможное авторство Моше) с радикальным новаторством, по существу отвергавшим эту традицию. По мнению д'Астрюка, наличие и чередование двух различных названий Бога - Йахве и Элохим - указывает на существование двух основных источников кн. Бытие: сочинения Йахвиста и сочинения Элохиста (названия, конечно, условные, образованные для удобства исследования). Моше пользовался этими источниками, расположив их содержание в четырех параллельных столбцах, которые позже, после Моше, были объединены неизвестным составителем в единый рассказ.

Однако д'Астрюк оставил открытыми вопросы о характере и особенностях этих двух сочинений, о способах их объединения. К этим аспектам литературно-критического исследования Пятикнижия обратился немецкий теолог И.Г. Эйхгорн. В опубликованном в 1781 г. "Введении в Ветхий завет", одном из первых сочинений такого рода, Эйхгорн высоко оценил заслуги д'Астрюка. Но, подробно изучив различия и особенности содержания и стиля обоих сочинений, Йахвиста и Элохиста, он, по существу, обосновал их возникновение и бытование как изначально самостоятельных текстов. Тем самым Эйхгорн положил начало целому течению в научном исследовании Пятикнижия, всего Танаха, получившему название "Старшая документальная гипотеза".

Английский теолог А. Геддес в опубликованных в 1792-1800 гг. исследованиях предположил, что не только кн. Бытие, но все Пятикнижие, законы и повествования в нем, состояло из нескольких раздельных и обособленных друг от друга больших и маленьких фрагментов. Они восходили к двум разным кругам традиции, из которых в одной бытовал теоним Йахве, в другой - Элохим. Эти фрагменты были собраны неизвестным составителем, видимо, времени Шломо в Пятикнижие. Концепцию Геддеса перенял и дополнил немецкий ученый И.С.Фатер. В опубликованном в 1802-1805 гг. комментарии к Пятикнижию он заявил, что Пятикнижие представляет собой конгломерат различных и независимых друг от друга фрагментов, например, в основе кн. Бытие - 38 фрагментов, в основе Второзакония - 20 фрагментов и т.д. К концу допленного времени неизвестный составитель объединил эти фрагменты в единое произведение. "Гипотеза фрагментов" Гедцеса-Фатера содержала ряд важных инноваций в научном изучении Пятикнижия: признание его многосложного построения, введение представления о "кругах традиций", к которым восходят отдельные фрагменты, стремление определить время составления Пятикнижия и др., которые подготавливали появление новой концепции, получившей название "Гипотеза дополнений".

Суть этой гипотезы, создателями которой в 20-х гг. XIX в. были немецкие ученые X.Г.А. Эвальд, И.И. Штегелин и др., заключалась в признании существования в Пятикнижии основного первоначального ядра и последующих дополнений к нему. По мнению Эвальда, таким первоначальным ядром Пятикнижия, отличавшимся "единством и последовательностью повествования", "единством плана", "общностью языка" и т.д., было элохистское сочинение, охватывавшее период от сотворения мира и человека до овладения Ханааном. К этому ядру позже были присоединены сочинение Йахвиста, содержащее в основном различные сказания, разные своды законов и иные материалы.

В "Гипотезе фрагментов" и "Гипотезе дополнений" был поставлен вопрос о сущности тех текстов - фрагментов или дополнений, которые предположительно лежали в основе Пятикнижия. Этот вопрос стал центральным в так называемой "Новой документальной гипотезе", которая почти безраздельно господствовала в научном изучении Пятикнижия, всего Танаха на протяжении всей второй половины XIX - до начала XX в. и не утратила своего влияния в настоящее время. Столь длительное господство одной концепции в быстро меняющемся мире науки объясняется не только ее несомненными научными достоинствами, авторитетом немецкой научной мысли в целом и научной библеистики в частности. Эта концепция идеально соответствовала духовной атмосфере Европы, особенно Германии того времени, где царил тогда исторический оптимизм, нашедший яркое выражение в философии Гегеля, который считал развитие духа процессом противоречивым, осуществляемым в борьбе и преодолении противоположностей, но непременно и неизбежно прогрессивным и ведущим к идеальной (но достижимой) цели.

У истоков "Новой документальной гипотезы" стояли многие ученые, но особенно велики заслуги В.М.Л. де Ветте (первая половина ХIХ в.). Его важнейшим и по сей день не утратившим значения открытием было признание, что Второзаконие моложе других сочинений Пятикнижия, что оно, вероятно, и представляет собой ту книгу Учения, о которой сказано:

"...книгу Учения (сефер хат-тора) нашел я [первосвященник Хилкийаху] в доме Йахве [в Иерусалимском храме]..." (2 Цар.22:8)

в 622 г. до н.э. В открытии де Ветте особенно важны два момента: признание Второзакония законченным, завершенным произведением, т.е. "документом", и определение даты его создания как отправной точки для датировки остальных "документов" в Пятикнижии.

Взгляды де Ветте восприняла и развила большая группа немецких библеистов середины - второй половины XIX в.: Э. Рейсе, К.Г. Граф и др., но наиболее четкое и завершенное выражение они нашли в исследованиях Ю. Вельхаузена. Он считал, что Танах в целом и Пятикнижие в частности - религиозно-литературные произведения, которые, следовательно, должны изучаться методом филологического анализа (язык, стиль и т.д.), методом литературоведческого анализа (содержание, композиция и пр.) и методом исторического анализа, т.е. сопоставления рассказанного в Танахе с историей еврейского народа. Основным критерием для выявления становления Танаха, Пятикнижия должно быть

"внутреннее развитие древнееврейской истории, насколько она нам известна из других [помимо Танаха] бесспорных источников".

История и религия древних евреев развивалась, как и у других народов, от более простых состояний и форм к более сложным. Соответственно, становление Пятикнижия представляло собой однолинейную эволюцию из четырех последовательных по времени документов:

йахвистский документ (ок. 850 г. до н.э.),

элохистский документ (ок.750 г. до н.э.),

Второзаконие (622 г. до н.э.)

Жреческий кодекс (ок.500-400 гг. до н.э.).

"Новая документальная гипотеза" имеет своих преемников и продолжателей в лице таких видных библеистов нашего времени, как С. Драйвер, С. Будде, О. Эйссфельдт и других так называемых "нововельхаузенианцев". Они заменяют трехчастный метод своего учителя одной лишь формальной литературной критикой и идут по пути дальнейшей "атомизации", т.е. дробления, текста Пятикнижия путем выявления все большего количества "документов" в его основе. В итоге текст Пятикнижия в значительной степени утрачивает всякое подобие цельности и превращается в конгломерат маленьких, не связанных между собой отрывков. Вот как, например, согласно Драйверу, выглядит построение 8-й главы кн. Исход: стихи 1-13 восходят к Жреческому кодексу,

стихи 14-15а - к Йахвисту,

полустих 15б - к Элохисту,

стихи 16-17 - к Йахвисту,

стихи 19-20а - к Жреческому кодексу,

треть (!) стиха 20б - к Элохисту,

стихи 20в-21а - к Йахвисту,

стихи 21б-22 - к Жреческому кодексу

стихи 23-25 - к Йахвисту.

И это, следует подчеркнуть, далеко не самый крайний пример "атомизации" текста Пятикнижия.

Своеобразный вариант нововельхаузенианства, причудливая комбинация столь несочетаемых явлений, как христианство и гегелианство Вельхаузена с материализмом и атеизмом К. Маркса, представлял собой марксистский подход к Пятикнижию, ко всему Танаху. Речь здесь идет, конечно, не о писаниях профессиональных "научных" атеистов, "низвергателей" и "опровергателей" Пятикнижия, Танаха, а только о тех исследованиях и исследователях, которые оставались в пределах науки, как, например, Н.М. Никольский, А.Б. Ранович и некоторые другие. Провозгласив концепцию Вельхаузена последним и окончательным словом в библеистике, эти ученые из его трехсоставного анализа восприняли, по существу, лишь исторический анализ, придав ему отчетливо марксистскую, материалистическую направленность. По их мнению, сущность и развитие древнееврейской религии, ее культа, а тем самым, в конечном счете и становление Пятикнижия, всего Танаха, как явлений "надстроечных" полностью определялись социально-экономическим "базисом", т.е. структурой древнееврейского общества.

Научное исследование Пятикнижия в ХVIII-Х1Х вв. завершилось признанием, что Пятикнижие не является изначально единым и цельным сочинением, а наоборот, в его основе лежат многие разнообразные и разновременные "фрагменты", "документы" и т.д. Но вопреки преобладавшей в научной библеистике конца XIX - начала XX в. надежды/иллюзии, что этими выводами основные проблемы происхождения и состава Пятикнижия почти решены, новый век выдвинул новые нерешенные вопросы, и среди них главный: "Каким образом создавалось Пятикнижие?"