По материалам пособия «Архив гетто».
Центр «Масуа». Израиль

Окончательная ликвидация Варшавского гетто началась в канун праздника Песах. На сей раз депортация не явилась неожиданностью. Евреи, предупрежденные о том, что должно произойти, были наготове. Немцы стянули к гетто довольно значительные войска для проведения депортации, но, очевидно, они не ожидали, что произойдут уличные бои. Немецкие власти, не полагаясь на оберфюрера фон Замернфранкенега - начальника полиции и СС в Варшавском регионе, придали ему в помощь генерала армии и полиции Йоргена Штрупа, имевшего опыт в столкновениях с партизанами, чтобы тот наблюдал за депортацией и ликвидацией гетто. Для участия в операции немцы выделили более 3000 человек, вооруженных, по словам Штроопа, как на фронте — 2000 членов СС, 234 немецких жандарма, 367 польских полицейских, 337 так называемых аскаров, прибывших из лагеря в Травниках, 35 гестаповцев, а кроме того еще саперов и артиллеристов из гарнизона, дислоци-ровавшегося в Варшаве. В польской части Варшавы на всякий случай было поднято по тревоге еще около 7.000 полицейских и эсэсовцев, а в Варшавском дистрикте приведено в боевую готовность до 15.000 человек.

Штруп начал «большую акцию» 19 апреля в 3 часа ночи. Немецкие подразделения, вооруженные и готовые к сражению, насчитывали 850 солдат и 18 командиров под начальством фон Замернфранкенега. Подразделения немцев вошли в гетто с двух сторон, но наткнулись на вооруженное сопротивление и вынуждены были отступить.

В гетто ожидали нападения и подготовились к нему. Командова-нию еврейских боевых организаций стало известно о предстоящей немецкой акции еще накануне вечером. В половине третьего ночи разведчики сооб-щили о подходе к гетто крупных сил врага. В боевые группы был разослан сигнал боевой тревоги «Ян-Варшава». Боевики получали боеприпасы, продовольствие и цианистый калий — для самоубийст-ва в случае необходимости. На одеялах уносили бутылки с горючей смесью. В четыре часа утра все боевые группы находились на своих позициях.

В пятнадцати местах были заложены мины, на улицах и в подво-ротнях высились баррикады из опрокинутых повозок и мебели, окна закладывали подушками и мешками с песком. В некоторых домах были заранее разрушены лестничные марши и припасены стремян-ки, в ряде зданий — замурованы входы. Патрули боевых организа-ций непрерывно следили за передвижениями неприятеля. Улицы опустели: предупрежденное население попряталось в укромных мес-тах. Воззвания на стенах домов призывали «К оружию!», «Погиб-нуть с честью!» На самом заметном месте — на здании костела — развевалось красно-белое полотнище польского национального фла-га, на других домах повстанцы вывесили красный флаг и бело-голу-бое еврейское знамя. На видных местах, так, чтобы можно было прочесть с польской части Варшавы, появились большие плакаты: «За нашу и вашу свободу!», «Мы сражаемся за Польшу!», «Поляки, помогите нам!».

Первое вооруженное столкновение 19 апреля произошло на умшлагплаце. Руководитель «вертэрфассунг» Франц Конрад в полови-не пятого утра направил под охраной несколько сот еврейских рабочих якобы, как обычно, на работу, на самом же деле — прямо к железнодорожной платформе, чтобы начать с них новую депорта-цию. Через полчаса подоспевшая боевая группа освободила рабочих. Конраду удалось бежать.

В центральном гетто, куда направился Заммерн, общее руковод-ство еврейскими боевыми группами осуществлял Израиль Канал. Боевые группы забросали врага из окон и с балконов домов гранатами и бутылками с зажигательной смесью, открыли огонь из нескольких имевшихся у них винтовок. Растерявшиеся от неожиданности фашисты бросились бежать, оста-вив убитых и раненых. Повстанцы гнались за ними, стреляя из револьверов.

В другой части гетто повстанцы пропустили группу еврейских полицейских и атаковали немцев сразу с четырех сторон. Был подожжен немецкий танк. Говорили, что на него бросилась с балкона шестнадцатилетняя девушка, которая облила себя бензином и подожгла. Фашисты поспешили укрыться в подворотнях, откуда офицеры тщетно пыта-лись выгнать солдат.

Фон Замерн, не будучи готов к такому повороту дел, потерял самообладание, и Штруп занял его место. В первый же день немцам стал ясен характер восстания. Центральное гетто, в котором находилось более 30.000 евреев, было совершенно пусто - ни на улицах, ни в домах не было ни души - за исключением еврейской полиции и нескольких человек из юденрата. Оказалось невозможным собрать людей для высылки, и вагоны, пригнан-ные на «умшлагплац», остались порожними. Существование множества тайников, в которых укрывались люди, явилось сюрпризом для немцев, равно как и масштабы вооруженного сопротивления.

Повстанцам был направлен ультиматум о сдаче, на который они не ответили. «Все без исключения хотели драться, — восклицает в своих воспоминаниях Ноэми Шац-Вайнкранц, — все благословляли смерть в бою с врагом. Какое счастье — померяться с ним; почувст-вовать, что можно отомстить за своих близких, почувствовать себя не безоружным ведомым на бойню животным, а человеком который умеет сражаться, стрелять, облить танк бензином, человеком, кото-рый может целиться в немца и видеть его мертвым».

Утром следующего дня штурм возобновился. Прилегающие к гетто улицы заполнялись немецкими солдатами, на площадях уста-навливали орудия, на крышах — тяжелые пулеметы. Еврейские по-встанцы, подобравшись к стене гетто, время от времени швыряли в сгрудившихся немцев гранаты.

В первые три дня в гетто велись уличные бои, но систематические поджоги домов вынудили еврейских бойцов оставить позиции, спуститься в бункеры и перейти к неожиданным вылазкам и нападениям на немцев. Все гетто было превращено в огромный пылающий факел. Тем, кто прятался в бункерах, становилось все труднее дышать.

22 апреля воздух в бункерах накалился до предела. Пищевые продукты испортились, вода стала горячей и протухла. Люди находились на грани безумия. Несмотря на весь этот ад, евреи не сдавались. Под прикрытием ночи они пытались переправиться из бункеров, жизнь в которых стала невозможной, в другие, где условия были хоть немного легче, хотя и те через несколько дней должны были превратиться в настоящее пекло.

С середины второй недели сопротивления бункеры стали главной ареной событий. Немцы вынуждены были вести борьбу в каждом из них. Средствами, с помощью которых они заставляли людей, засевших в бункерах, выйти на поверхность, были бросаемые внутрь гранаты и слезоточивые и отравляющие газы. Выходившие наружу люди не сдавались без боя, и некоторым из них удавалось, стреляя из пистолета, уничтожить попавшегося навстречу немца.

25 апреля гетто было охвачено пожаром. Варшаву затянули тучи дыма. Сполохи огня освещали город ночью, как днем, дома на «арийской стороне» сотрясались от детонации. Погода в течение всего восстания стояла сухая, и ничто не мешало быстрому распро-странению пожаров. Несколько раз огонь перекидывался на дома на «арийской стороне». Условия ведения боев резко ухудшились для повстанцев. До сих пор они, выдерживая убийственный обстрел, стремились подпустить противника поближе и открыть по нему огонь с крыш, чердаков и из окон верхних этажей. Нередко немцы были вынуждены часами гоняться за повстанцами в лабиринтах комнат и коридоров больших зданий, не будучи никогда уверенны-ми, что район, казалось, уже проверенный, не занят снова просочив-шимися бойцами. Теперь гитлеровцы, держась на более или менее безопасном расстоянии, попросту выжигали квартал за кварталом, готовые расстрелять любого, кто попытается выбраться из горящего дома.

26 апреля бои в гетто достигли наивысшего напряжения. «На ожесточенное и упорное сопротивление наткнулись почти все штур-мовые группы, посланные в гетто», — отметил в рапорте Штрооп. Фашисты снова прибегли к поджогу домов и к взрывам подземных укрытий — «единственному и решающему средству вынудить людей выйти на поверхность». В этот день гитлеровцы смогли вывезти из гетто всего 30 человек. 362 еврея, согласно рапорту Штрупа, были убиты в бою и 1330 застрелено сразу же после пленения, не считая погибших внутри сгоревших домов и взорванных бункеров.

27 апреля огнем были охвачены двадцать из двадцати шести улиц гетто. 320 гитлеровцев проводили «очистку» домов по улице Низкой в северной части гетто. Повстанцы ожесточенно отстреливались, а когда огонь, охвативший здание, не оставлял более другого выхода, они, как пишет Штрооп, с проклятиями в адрес Германии, фюрера и немецких солдат прыгали подчас с высоты пятого этажа. На балконе одного из горящих домов появилась молодая женщина с ребенком. Она обратилась к находившемуся неподалеку Штрупу: «Я не прошу у вас пощады, но помните: вас не минет наказание за все, что сейчас делается с нами». Когда пламя подобралось к балко-ну, она взяла ребенка на руки и бросилась на мостовую.

Штрупу не раз казалось, что сопротивление в гетто должно уже пойти на убыль. «На пятый день нам, очевидно, удалось добраться до самых крупных террористов и активистов, которые до этой поры смеялись над всеми нашими усилиями разыскать их и депортиро-вать», — сообщал он 23 апреля. 25 апреля он было решил, что в гетто уже уничтожены «все бандиты и саботажники». Но вскоре нацистскому генералу пришлось признать преждевременность своих выводов. Явно озадаченный, он писал 28 апреля: «Сегодня мы снова встретили и сломили во многих местах очень сильное сопротивле-ние. Становится все яснее и яснее, ввиду затяжки операции, что нам теперь противостоят настоящие террористы и активисты».

8 мая пал бункер командования Еврейской боевой организации, в котором скрывались Мордехай Анилевич и ведущие бойцы.

В ночь с 13 на 14 мая над Варшавой показались советские само-леты. Налет продолжался два часа. При свете ракет и пожаров на казармы СС и другие военные объекты было сброшено около ста тонн фугасных и зажигательных бомб. Частично вышел из строя городской водопровод. Одновременно разбрасывались листовки с текстом ответов Сталина корреспонденту газеты «Таймс» о будущем Польши. Хотя жертвы были и среди евреев, налет вызвал у них ликование.

«Восстание угасало постепенно, и трудно установить точный мо-мент его окончания», — пишет историк Б.Марк. Время от времени немцы обнаруживали не замеченные до того бункеры. Штрупу, которому уже несколько раз казалось, что борьба окончена, при-шлось 13 мая снова отметить: «Ныне стало ясно, что попадающие теперь в наши руки евреи и бандиты являются членами так называ-емых боевых групп. Это все молодые парни и женщины от 18 до 25 лет. При захвате одного бункера произошла схватка, во время которой евреи не только стреляли из пистолетов калибра 0,8 и польских пистолетов «Вис», но и бросали в эсэсовцев польские гранаты «апельсины». После того, как часть из находившихся в бункере была схвачена и начался обыск, одна из женщин — что случалось уже часто — молниеносно сунула руку за пазуху и, выта-щив ручную гранату — «апельсин», сдернула предохранитель, бро-сила гранату в обыскивавших ее людей и быстро спрыгнула в укры-тие.» Это была Сара Розенблюм.

На догоравших развалинах Варшавского гетто был оставлен бата-льон немецкой полиции. Немцы прочесывали местность, перерезали последние водопроводные трубы, отравляли все обнаруженные ре-зервуары и источники воды, забрасывали колодцы полусгнившими трупами, обливали керосином найденные остатки пищи, взрывали и заваливали дороги. Ежедневно они засыпали все люки, но евреи, намеревавшиеся бежать из гетто по канализационным трубам, по ночам раскапывали их. В течение мая были обнаружены и ликвиди-рованы почти все остававшиеся подземные укрытия. 16 мая, в день официального окончания «большой акции», гитлеровцы обнаружи-ли большой бункер в доме № 38 на Свентоерской улице и, пустив газ, заставили выйти 60 укрывавшихся там евреев. Восемнадцати-летнему Киршенбауму, полумертвому, с гангреной ног, отказавше-муся выдать другие известные ему бункеры, немцы прострелили руку. Он продолжал упорствовать, и ему выстрелили в ногу.

Столкновения с разрозненными кучками повстанцев происходи-ли еще в июне и июле. Полковник охранной полиции Харинг от-мечал впоследствии, что «ввиду ставшего известным противнику уменьшения сил отдельные банды пытались возобновить свою дея-тельность. Во время все новых и новых схваток с бандами, имевши-ми хорошее вооружение и руководство, приходилось в жестоких подчас боях подавлять отдельные гнезда сопротивления, оборудо-ванные в развалинах, подвалах, канализационных колодцах».

18 июня 1943 г. губернатор Фишер, принимая у себя во дворце Ганса Франка, с гордостью показал ему на развалины гетто. От Гиммлера пришло предписание сровнять территорию бывшего гетто с землей, засыпать все подвалы и канализацию, покрыть весь район слоем чернозема и разбить там большой парк. В середине июля немцы принялись систематически взрывать развалины в гетто, од-нако кучки вооруженных евреев снова прокрадывались в уже, каза-лось, очищенную зону. Поэтому осенью немцы, прочесывая бывшее гетто, снова (еще раз) стали взрывать развалины. Но и в конце 1943 г. они натыкались на вооруженные группки евреев, оказывав-ших сопротивление. Подобные случаи имели место даже летом 1944 г., спустя год после подавления восстания в гетто!

В последние месяцы существования гетто его покинули около 20.000 евреев, искавших убежища на польской стороне. В рамках польского подполья, при помощи подпольных партий и людей, желавших помочь евреям, было создано подразделение под названием «Жегота»; члены его самоотверженно помогали прятавшимся евреям. В разные периоды его помощью воспользовались 4 тыс. евреев. Восстание в гетто потрясло как евреев, так и неевреев оккупированной Польши и Европы в целом. Еще в самом разгаре войны восстание в Варшавском гетто стало легендой. О нем рассказывали с глубоким волнением как о примере для подражания, имевшем огромное историческое значение. Не все жители Варшавского гетто, вышедшие из бункеров или попавшие в руки немцев в ходе восстания, погибли, и не все эшелоны, отправленные с «умшлагплац» в апреле и мае 1943 года, были уничтожены. После этих трагических и героических событий спаслись около двух тысяч человек. Город был обречен на уничтожение. Через два года после возникновения Варшавского гетто все его обитатели — богачи и нищие, капиталисты и рабочие, торговцы и их клиенты, полицейские и преступники, начальники и подчиненные, мужчины, женщины, старики и дети — все погибли в жестоких мучениях, задушенные и отравленные в газовые камерах, сожженные в горящих домах, заваленные в подземных укрытиях, затопленные в канализационных трубах. Их имущество -от токарных станков до золотых зубов — собрали, рассортировали и увезли для дальнейшего использования. Улицы гетто были разрушены, дома сожжены, а выгоревшие коробки зданий взорваны, развалины - сровнены с землей. Все, что представляло хоть какую-то ценность - кирпичи, металлический лом, - тщательно собиралось вывозилось.

В Варшавском восстании погибли Поля Эльстер и Герш Берлиньский (он сражался летом 1943 г. в отряде имени Анелевича и вернулся потом в Варшаву, где написал воспоминания о подпольной работе в гетто). В начале 1945 г. выстрелом из-за угла на улице освобожденной Лодзи была убита Ноэми Шац-Вайнкранц, все родст-венники которой погибли в газовых камерах. Дождались победы Ицхак Цукерман и его жена Цивия Любеткин, Адольф Берман и Барбара Темкин-Берманова и вместе с ними немногие другие.

Анелевич, Берлиньский, Фондаминьский, Розенфельд, Артштейн, Канал, Ротблат и другие участники восстания в Варшавском гетто, а также деятели антифашистского подполья в гетто Шмидт, Левартовский, Тамаров, Саган, Циммерман были посмертно награждены польскими орденами.

Гитлеровские преступ-ники Франк, Бюлер, Фишер, Гесс были казнены после поражения нацистской Германии; Гитлер и Гиммлер покончили с собой; Франц Конрад скрылся; Заммерн был убит снарядом партизанской пушки 20 сентября 1944 г. в Югосла-вии; Глобоцник отравился 31 мая 1945 г., арестованный английскими властями в австрийской провинции Каринтии; Брандт был убит во время наступления советских войск на Познань 16 февраля 1945 г., однако есть данные, что он скрывается в ФРГ; в Западном Берлине долгие годы безмятежно работал адвокатом бывший комиссар Варшавского гетто Ауэрсвальд; Теббенса арестовали в Австрии вскоре после победы союзников и отправили в Польшу, но по дороге он бежал, потом спокойно обосновался в Западной Германии; Штрооп был арес-тован в американской зоне оккупации Германии и приговорен в 1947 г. к смерти за учиненные им во время войны расстрелы парашютистов западных союзников (переданный затем польским властям, он в 1951 г. был вторично осужден за зверства, совершенные на польской земле. До самого конца он оставался нераскаявшимся нацистом. «В без-оружных женщин и детей не стреляли, — нагло заявлял он на суде. — У меня есть глаза. Если бы они не восстали, их отправили бы в Люблин, где для них приготовили сотни бараков»).

Генерал-губернатор Франк перед Нюрнбергским трибуналом 18 апреля 1946 г. на вопрос «Принима-ли ли вы когда-нибудь участие в уничтожении евреев?» ответил: «Раз уж сам Адольф Гитлер свалил эту страшную ответственность на свой народ, то она ложится и на меня, ибо мы годами вели борьбу против еврейства и делали заявления, которые ужасают. Поэтому мой долг ответить в этой связи на ваш вопрос «да». Пройдут тыся-челетия, но и они не смоют этой вины с Германии». Горько сожалел о своих преступлениях и комендант Освенцима Гесс.

Другие нацистские преступники по большей части пытались изо-бразить себя или людьми, не подозревавшими о совершаемых зло-деяниях (так держали себя, например, Браухич, Гудериан и сам Штруп), или же, подобно Бюлеру и Эйхману, говорили о себе как о беспомощных винтиках чудовищной машины, обреченных выпол-нять приказы сверху. Эйхман пытался представить себя железнодорожным диспет-чером, заботившимся лишь о бесперебойном отправлении поездов с евреями, но не имевшим отношения к дальнейшей судьбе живого груза. «Я не знал», «Я ничего не мог поделать», «Я не могу отвечать за чужие преступления» — так отвечали многие бывшие чиновники, офицеры и солдаты гитлеровской Германии, члены национал-соци-алистической партии. Одни считали себя невиновными потому, что не убивали людей собственными руками, другие — потому, что лишь выполняли приказ, третьи — потому, что ничего не видели и не слышали. Бывшие эсэсовцы говорили, что их совесть спокойна, ибо они сражались «не за Гитлера, а за родину».

На месте, где страдали, боролись и погибали мученики и герои гетто, в Варшаве сооружен монумент, у которого ежегодно 19 апреля собираются представители польской и зарубежной общественности, чтобы почтить память павших. О неослабевающем внимании чело-вечества к трагедии Варшавского гетто свидетельствует поток книг, статей, кинофильмов, выходящих во многих странах мира.

Они боролись без тени надежды, но с ясным сознанием, что их смерть придает смысл жизни других. Они и их товарищи по бунту, стойкости и сопротивлению угнетателям не могли спасти еврейских жизней, но они спасли честь народа.

Из речи израильского генерального прокурора на процессе Эйхмана.