Свидетели геноцида
С первых дней немецкой оккупации привычным фоном польской жизни стали насилие и
жестокость. Урон, нанесенный нацистами жителям Польши, евреям и неевреям,
огромен и ощущается по сей день.
Поляки едва ли не ежедневно были невольными свидетелями геноцида еврейского населения.
Мало кто из них напрямую сотрудничал с нацистами, однако многие доносили немецким
властям о побегах евреев из гетто или, взяв у беглецов деньги за предоставленное им убежище,
затем выдавали их нацистам. В то же время тысячи поляков, рискуя собственной жизнью и
жизнью чле-нов своих семей, помогали еврейским соседям. И только поляки организовали
движение сопротивления, главной задачей которого было спасение евреев.
Отношения поляков и евреев были непростыми и в довоенные годы. Было взаимное недоверие,
неприязнь. Однако в годы войны евреям помогали даже убежденные антисемиты — иногда
из религиозных соображений, иногда просто по-соседски. Ни один народ, кроме
евреев и цыган, не пострадал так сильно, как поляки. Борьба против общего
нацистского врага порождала терпимость.
Когда около трехсот тысяч уцелевших евреев — из трех миллионов, живших в Польше до войны,
— вернулись домой, они были встречены в лучшем случае холодно, а в худшем — откровенно
враждебно. Случались погромы, из-за которых многим евреям пришлось эмигрировать.
Сегодня в среде польской молодежи заметно возрос интерес к вкладу евреев в историю их
страны, внимание привлекают и вещественные свидетельства еврейской культуры — пустые
синагоги, заброшенные кладбища. Однако евреев в Польше практически уже нет.
Я вспомнил Кампо ди Фьори
В Варшаве, у карусели,
В погожий весенний вечер
Под звуки польки лихой.
Залпы за стенами гетто
Глушила лихая полька,
И подлетали пары
В весеннюю теплую синь.
А ветер с домов горящих
Сносил голубками хлопья,
И едущие на карусели
Ловили их на лету.
Трепал он девушкам юбки,
Тот ветер с домов горящих,
Смеялись веселые толпы
В варшавский праздничный день.
Мораль извлекая, скажут,
Что римляне ли, варшавяне
Торгуют, смеются, любят
Близ мученического костра.
Другие, возможно, скажут
О бренности мира людского,
О том, что забвенье приходит
Прежде, чем пламень угас.
Я же тогда подумал
Об одиночестве в смерти...
ЧЕСЛАВ МИЛОШ
Перевод Наталии Горбаневской
