ЛЕОН ПОЛЯКОВ ИСТОРИЯ АНТИСЕМИТИЗМА ЭПОХА ВЕРЫ

ХРИСТИАНСКАЯ ЕВРОПА

V. ЭПОХА ГЕТТО (НАСТОЯЩИЙ АНТИСЕМИТИЗМ)

Поношения:

"Ужасный народ, у которого нет ни кола, ни двора, не имеющий своей страны, который можно найти в любой стране. Когда-то это был самый счастливый народ в мире, теперь это несчастный народ, который никто не жалеет, который в результате проклятия стал посмешищем всех бедняков..."

(Боссюэ)

"Самое большое преступление евреев не в том, что они виновны в смерти Спасителя. Это вас удивляет: я это предвидел... В чем же здесь дело? Дело в том, что после смерти своего сына Господь оставил их в покое на сорок лет, не подвергая наказанию... Когда же он обрушил на их головы внезапную кару, то это было вызвано еще одним преступлением, которого он не мог вынести, которое было для него более невыносимым, чем даже убийство его собственного сына. Что же это за преступление, столь черное и столь ужасное? Это ожесточение, это отсутствие раскаяния..."

(Боссюэ)

"Что сделали евреи, побив камнями (Стефана)? Послушайте, что думает об этом святой Фульгенций. Его слова покажутся вам столь же разумными, сколь и убедительными. Этот отец церкви говорил: "Стефан, как первый мученик христианства, - это один из тех живых камней, из которых Иисус Христос начал строить здание своей церкви. Что же касается евреев, с их каменными сердцами, то поразив этот мистический камень, они высекли из него искры милосердия и божественной любви..."

(Бурдалу)

"Теперь мы оставим этих неверных: поскольку они предали позору Иисуса Христа, то по справедливому Божьему суду они стали позором для всех народов и они останутся такими вплоть до того, когда наступит конец света и Господь соберет остатки Израиля..."

(Флешье)

"До каких пределов этот безумный народ доводит свое легкомыслие и свое ослепление? Сколько преступлений совершил он одновременно? Во-первых, чудовищная несправедливость (...). Во-вторых, слепая ярость (...). Этот безумный народ хочет, чтобы пролитая кровь была на нем вечно; он согласен, он желает, чтобы это проклятие навсегда тяготело над его потомками,... и ход событий соответствует его пожеланиям: даже в наши дни, став позором для всего мира, бродяги, беженцы, презренные, лишенные дома, церкви, богослужения, везде они несут на своем лбу печать этого кровавого преступления..."

(Массийон)

Угрозы:

"Необходимо, о грешник, необходимо, чтобы я обсудил с тобой все детали: необходимо, чтобы я изучил, насколько меньше ты виноват по сравнению с евреями (...). Но вы скажете, что евреи распяли Спасителя. Да, но вы, грешники, не задумываетесь, что вы попираете ногами кровь Его Завета?..."

(Боссюэ)

"Смерть во грехе, смерть с грехом, даже смерть, наступившая, как это часто бывает, через посредство греха, вот дорогие мои слушатели, что меня страшит, и вот что должно страшить и вас, как меня; вот самое страшное из того, что есть у Господа в сокровищнице Его гнева; вот чем Сын Божий грозит сегодня евреям и чего мы должны остерегаться наравне с евреями..."

(Бурдалу)

"Для него приготовили терновый венец, который с яростью водрузили ему на голову. Отовсюду течет кровь, каждый шип оставляет рану. Вот как синагога обошлась со своим Царем! Вот как она обошлась с вашим и моим Царем: вот как она обошлась с Хозяином и Царем всего мира. Гнусность, которую мы все презираем! Но пока мы ее презираем в других, разве мы не должны презирать ее и в нас самих? Разве мы, христиане, не поступали сотни раз точно так же по отношению к Иисусу Христу?...

(Бурдалу)

"Какую грозную заповедь объявил сегодня людям Иисус Христос, или, вернее, какой приговор вынес Он сегодня людям?... Они без всякого уважения выслушали истину, которую изрекли Его священные уста; они без восхищения смотрели на сияние Его ангелов... Таковы были раньше евреи; таковы теперь христиане..."

(Флешье)

"Вот плоды ваших действий и завершение вашей неправедности и вашей неблагодарности, если вы грешны; вот ваше варварство, которое вы повторяете каждый раз, когда совершаете преступление; вот плоть, которую вы позорите, когда вы оскверняете свою плоть; вот августейшее чело, которое вы увенчиваете терновым венцом, когда вы с удовольствием позволяете, чтобы в вашем сознании образы разврата могли оставить опасный след; ... Вот человек, се человек. Может ли это зрелище оставить вас равнодушными? Нужно ли, чтобы Он еще раз взошел на Голгофу? Хотите ли вы, чтобы ваши голоса смешались с голосами вероломных евреев и снова потребовали Его распятия?..."

(Массийон)

Покаяние! Покаяние! "Хотите ли вы, чтобы ваши голоса смешались с голосами вероломных евреев и снова потребовали Его распятия?" Но ужасные грешники, о которых говорилось в нравоучительных речах проповедников, служили для паствы прежде всего необходимыми козлами отпущения. В самом деле, что следует думать о душераздирающем вопле Паскаля во время его обращения: "Иисус Христос, Иисус Христос! Я отделился от него, я избегал его, я отрекся от него и распял его!" И это был Паскаль. Для менее возвышенных и менее страдающих душ возможность поведать о выдуманной ужасной вине в совершении воображаемого и иллюзорного преступления составляла в конечном итоге единственный психологически возможный выход.

Разумеется, цитаты могут ввести в заблуждение, и мы не хотим создать у читателя впечатление, что у церковных ораторов, которых мы упоминали выше, в голове были одни евреи. Напротив, они их упоминали довольно редко. Но если уж они о них говорили, то это всегда было именно так. Можно сказать, что это была "пропаганда известного", а не "пропаганда нового".

Если мы теперь спросим себя: в какой степени эта пропаганда была действенной? Могла ли она при практическом отсутствии евреев возбудить те массовые порывы народной ярости, которые служат бессознательным и окончательным признаком антисемитизма? Наш ответ будет варьироваться в зависимости от эпохи. Для XVI века ответ будет отрицательным: от этого времени не дошло известий ни о каких антиеврейских кампаниях или беспорядках. Причина этого вполне очевидна: слишком много разных вещей в век Реформации вынудили французских протестантов оказаться в типично еврейской ситуации, поскольку традиционные чувства "чудесной ненависти" оказались направленными на них в полной мере. Преследуемое меньшинство, преданность Ветхому Завету (т. е. еврейской Библии) -можно привести множество аналогий. Приводимые ниже строки, написанные Люсьеном Ромье в 1922 году, в которых еврейский читатель найдет для себя много хорошо знакомого, типичны для этой ситуации:

"Протестанты, каждый в отдельности и все вместе, существовали в обстановке постоянной опасности... Католическое население или "атеисты" издевались над этими людьми, устраивавшими тайные собрания. О них собирали и распространяли самые обидные и неприятные истории, которые имели хождение как раз в тех предместьях, где проходили эти тайные собрания. Можно себе представить, насколько подозрительными казались ночные приходы и уходы чужаков или людей из высших слоев общества в этих отдаленных кварталах и на пустынных дорогах. В результате начинались оскорбления, бросание камней, насмешки, беспорядки, и даже пожары..."

И разве в конце XIX века Эдуар Дрюмон не называл французских протестантов "полуевреями"?

Следует отметить, что следуя общему правилу, ненависть к евреям также подвержена старению, когда иные необузданные страсти начинают бушевать в обществе. Еретики, турки и другие неверные, или просто "наследственный враг" в период очередного конфликта - в течение веков было много различных исполнителей этой роли.

Поэтому ситуация изменилась в XVII веке, после того как Нантский эдикт положил конец религиозным войнам. Мы видели, какие волны поднялись в результате дела Кончини. В отсутствие евреев, которые всегда были добросовестными летописцами собственных несчастий, многие другие случаи подобного рода могли остаться для нас неизвестными. Однако в этой странной и упорной войне с тенями имеются отдельные сражения, сведения о которых дошли до нас. Одним из примеров может служить дело Жана Буржуа в 1652 году.

В Париже тогда бушевала Фронда: с одной стороны, "партия двора", Анна Австрийская и Мазарини, с другой, - население города во главе с парламентом. Стычки, битвы - на какое-то время вооруженные горожане фактически взяли власть в свои руки, а цеховые организации по очереди осуществляли в городе полицейские функции.

15 апреля 1652 года рота старьевщиков и бочаров возвращалась с очередного дежурства и с развевающимся знаменем проходила мимо церкви Сен-Есташ. В этот момент оказавшийся поблизости молодой проказник по имени Жан Буржуа воскликнул смеха ради: "Вот господа из синагоги!"

Разгневанные старьевщики набросились на него, нещадно избили алебардами и прикладами мушкетов и заставили публично покаяться, а затем отпустили. Таково краткое описание инцидента, послужившего причиной всего этого дела.

Жан Буржуа, происходивший из семьи почтенного галантерейщика, не захотел смириться с происшедшим и подал на своих обидчиков жалобу байи. Один из напавших на него был арестован. Разгневанные старьевщики поклялись отомстить. Они заманили несчастного молодого человека в западню, долго и со знанием дела пытали его, а затем разнесли ему череп выстрелом из мушкета.

Еще одно происшествие в это смутное время? Ссора между двумя корпорациями? Общественное мнение отнеслось к этому происшествию совершенно иначе. А общественное мнение в это время было крайне активно и весьма чувствительно. За те четыре года, что продолжалась Фронда, общественное мнение выражалось в политических памфлетах, которые назывались мазаринадами, поскольку они в основном были направлены против Мазарини. Иногда за один день появлялось несколько таких памфлетов, в стихах и прозе, длиной в шесть-восемь страниц. Внезапно Мазарини оказался забыт на несколько недель, которые, по-видимому, целиком прошли под знаком "еврейской проблемы".

Сначала это были прозаические тексты: "Увещевательное послание всех приходских церквей города Парижа против евреев и синагоги...", "Искренний и подлинный рассказ о жестоком убийстве и ужасном злодеянии, совершенном 26 августа 1652 года...", "Расследование жизни евреев, их религии, занятий и темных дел...".

В последнем из названных выше памфлетов можно прочитать следующие слова: "Нет никого, кто бы не знал, что евреи были позором для всех народов более тысячи шестисот лет". "В их обычая проявлялось как их проклятие, так и их рабство. Нет никого, кто бы не знал, что у них нет других занятий в жизни, кроме ростовщичества, и что их богохульная ложь и недостойные дела сеяли порчу по всей земле..."

Можно привести еще несколько названий таких памфлетов "Подлинное свидетельство о том, что произошло во время убийств молодого человека, сына торговца галантереей...", "Ответ старейшин синагоги...", в котором старьевщики берутся под защиту, и наконец, "Собрание старьевщиков... для поиска способов, как за гладить жестокость их ужасного преступления...". Этот последний памфлет отличается известной тонкостью замысла, его автор вкладывает в уста "евреев" следующие рассуждения:

"В чем наша вина? В свое время Моисей приносил в жертву животных, а мы принесли в жертву человека. Разве в той же самой книге не сказано, что наши предки смогли принести в жертву Иисуса Христа, их нашего Царя? Почему же мы не можем принести в жертву обычного человека?..."

В соответствии с модой того времени авторское воображение особенно сильно проявилось в стихотворных произведениях. Ниже мы приведем довольно типичные примеры подобных сочинений. Некоторые из них были переполнены бешеной яростью:

"Мерзкие убийцы,

Презираемый народ,

Изгнанный отовсюду,

Зачем вы решили сегодня

Вернуться к вашим неслыханным жестокостям,

Которые причинили смерть

Господу, дающему нам жизнь?"

("Подлинная история ужасного убийства, совершенного старьевщиками-евреями...")

"Демоны, сбежавшие из ада,

Еврейское племя, презренные люди,

Более гнусные, чем сам Люцифер,

И более злые, чем все дьяволы,

Жестокие тигры, убирайтесь,

Вы недостойны жить среди нас.

Жадные до людской крови,

Бойтесь же наказания,

Которым Святая Инквизиция

Должна покарать вас за ваши отцеубийства.

Развяжите руки и ноги

Горожанина, преданного пытке.

Хотите ли вы, чтобы он на самом деле

Стал повторением "Се человек" (т. е. Иисуса под пыткой, - прим. ред.)

Жертвой оскорблений и поношений".

("Синагога в подлинном свете...").

Легко заметить, что в уме наших памфлетистов возникает немедленная ассоциация между распятием, его продолжением в истории в виде ритуального убийства и преступлением старьевщиков.

Итак, проблема была сформулирована именно таким образом, а в других текстах предлагались конкретные способы ее решения. Конечно, это были всего лишь песенки - но нельзя не заметить, что в них предлагались те же способы, которые применялись в Европе в недавнем прошлом. В конце концов, в вопросах такого рода человеческое воображение неизбежно оказывается ограниченным. В одной из этих песен предлагалось изгнать евреев или заставить их носить специальные знаки:

"Заставьте покинуть наши стены

Людей со столь ужасным нравом.

Или приказом короля

Заставьте их носить знак,

Который будет отличать их от христиан

И поместит среди собак..."

("Неистовство евреев, посвященное господам из синагоги...").

В другой песне предлагается повесить их без долгих рассуждений:

"Пусть все видят, как их племя

Со связанными руками и ногами

Повторит весь путь того,

Кого они погубили

Жесточайшей смертью.

Пусть увидят на виселице

Без пощады, милосердия и прощения

Синагогу из Монфокона..."

("Жестокость синагоги...").

Еще одна песня предлагает оскопить их всех, "чтобы их род на земле угас навсегда...":

"Я верю, что самое правильное

Иначе применить к ним ножи

И полностью отсечь им

Тот член, который у них и так

Не сохранился в целости.

Чтобы покарать их пороки

Пусть они переживут свою казнь.

Пусть по воле наших праведных обетов

Их имя умрет здесь вместе с ними..."

("Судебный приговор, вынесенный синагоге...").

Автор последней песни оказался более осторожным, чем его собратья, и сделал следующую оговорку: "Сначала надо убедиться, все ли у них цело спереди. Или они себе что-то резали, и шрам от этого остался на коже". А затем он переходит к простым и безыскусным фривольностям: "Красотки, преодолейте все преграды и приходите. Я приглашаю вас на замечательное зрелище. У вас будет хороший выбор, чтобы утолить ваши желания. Вы увидите лучшие образцы природной силы. Вы увидите длинные, короткие..." и т. д.

Столкнувшись со столь большим количеством текстов, посвященных этому делу, читатель вправе задать себе вопрос, не являлись ли на самом деле парижские старьевщики тайными евреями, марранами, которые в глубокой тайне сохраняют свою религию. В противном случае вся эта кампания не имела никакого смысла. Однако на самом деле никакого отношения к евреям старьевщики Парижа не имели. Все участники конфликта без исключения были самыми искренними и преданными католиками. Все сомнения по этому поводу немедленно рассеиваются при чтении протоколов судебного процесса, который был возбужден в связи с этим происшествием. Ключ к пониманию этого дела содержится в определении понятия "еврей", которое пятьюдесятью годами позже дал "Коммерческий словарь" Савари:

"Еврей. Этот термин в коммерции имеет различные значения, но почти всегда с негативными оттенками...

Очень часто в Париже евреями называют торговцев подержанными вещами и старьевщиков, то ли потому, что люди их считают такими же обманщиками, какими раньше были евреи, занимавшиеся во Франции торговлей поношенной одеждой, то ли потому, что существовали подозрения, что некоторые семьи из числа этих торговцев на самом деле происходят от евреев прошлого. Эти подозрения тем не менее не имели достаточных оснований; в их корпорации было не меньше честных людей и добрых католиков, чем в любой другой корпорации Парижа".

В результате это дело начинает проясняться. Старьевщики Парижа были евреями в том смысле, что они занимались традиционным еврейским ремеслом и носили прозвище "евреи", в то время как их корпорация была известна под шутливым именем "синагога". В результате они выполняли для населения профессиональные и знаковые функции евреев. Но сами себя они ни в коей мере не считали евреями и с отвращением отвергали эти параллели. На протяжении бесчисленных поколений они исповедовали католичество и ни в своих обычаях, ни в образе жизни ничем не отличались от остальных христиан. Однако они продолжали оставаться объектом глубоко укоренившихся социальных подозрений.

Итак, для окружающих они были евреями, хотя субъективно отнюдь ими не являлись. Иными словами, им приходилось играть чужую роль. Поэтому хотя уязвимая чувствительность народных масс иногда могла спровоцировать временные вспышки, подобно тому, что произошло в 1652 году, священный гнев не находил достаточной поддержки извне и сам собой затухал. При отсутствии горючих материалов пожар разжечь не так легко.

Все же время от времени этот огонь разгорался. Так, восемнадцать лет спустя, когда в 1670 году в Меце, где тогда жили евреи, начался большой процесс по поводу ритуального убийства, это совпало с таинственными исчезновениями молодых людей в Париже, где евреев не было. Немедленно по столице начали распространяться слухи, что эти юноши могли быть похищены евреями. Но эти слухи быстро угасли сами собой из-за отсутствия евреев, а старьевщики на этот раз остались в стороне.

* * *

Ужас и презрение - были ли антиеврейские чувства того времени до такой степени единодушными? За небольшими исключениями так оно и было в действительности. Нам остается обратить немного внимания на те редкие голоса, которые звучали диссонансом.

Прежде всего было несколько гуманистов, проявлявших в этой области присущий им независимый и критический подход. Во Франции самым известным из них был Жан Бодэн. В его диалоге "Гептапломер" семь собеседников обсуждают сравнительные достоинства различных религий и в результате приходят к выводу, что все религии одинаково хороши. При этом похоже, что симпатии автора принадлежат не католику Корони или мусульманину Октаву, а еврею Соломону.

Но Бодэн, будучи осторожным человеком, хранил свой диалог в рукописи, так что он был опубликован много позже его смерти. Добавим к этому, что, несмотря на свой оригинальный ум, Бодэн, как истинный сын своего времени, свято верил в колдовство. Он сочинил трактат "Демономания колдунов", который был весьма популярен еще в XVIII веке.

В противоположность большинству своих собратьев, специализировавшихся в области демонологии, он не упоминает евреев в своем трактате, проявляя таким образом свой "филосемитизм" и в этом случае. Для объяснения этих его взглядов высказывались предположения о его частично еврейском происхождении - якобы его мать была из числа марранов, но похоже на то, что у этих слухов не было ни малейших оснований.

Главная дорога, которая привела к коренному повороту в этой области, проходила через Реформацию и все то, что было с ней связано в области роста интереса к Ветхому Завету, гебраистическим и библейским штудиям. Увлеченные своими занятиями, многие богословы и авторы религиозных сочинений начинают с симпатией относиться к народу Торы, тем более, что основное внимание уделяется теперь народу библейских патриархов, а не народу-богоубийце.

Постоянные контакты с еврейскими учеными, к помощи которых прибегают многочисленные гебраисты с целью совершенствования своих знаний священного языка, облегчают этот сдвиг в отношениях. В Германии, в ходе знаменитого процесса Йоханнес Рейхлин выступает в качестве защитника Талмуда, о чем мы еще поговорим ниже. Мы также подробно рассмотрим характерные и весьма противоречивые взгляды доктора Мартина Лютера. Во Франции вспыльчивый Кальвин в одном малоизвестном трактате ("Ad queastiones et obiecta Juadaei cuiusdam responsio", написан в 1539-1541 годах.) упрекает современных ему евреев в ожесточении, но Теодор де Без сочиняет "молитву за евреев", в которой появляются совершенно новые ноты:

"Господи, вспомни об избранном Тобой народе и взгляни благосклонным взглядом на этих несчастных, страдающих ради Твоего Имени. Что же касается нас, самих жалких из всех людей, которых Ты все же счел достойными своего милосердия, даруй нам возможность возвыситься в Твоей благодати и избавь нас от необходимости служить орудием Твоего гнева против них...".

Но во Франции Реформация потерпела поражение. За исключением нескольких колоритных фигур, таких как ученый гебраист Жильбер Голмэн или "преадамит" Исаак де Ла Пейрер (В 1656 году Исаак де Ла Пейрер опубликовал книгу под названием "Преадамиты, или рассуждение о стихах 12, 13, 14 главы V Послания Апостола Павла к Римлянам, из коих следует, что первые люди были созданы прежде Адама" (прим. ред.).), новые голоса стали слышны лишь спустя столетие.

Это был голос не энциклопедистов, но одного из их удивительных предшественников, которого так никогда и не оценили по достоинству, поскольку он был слишком свободомыслящим для католиков и слишком католиком для свободных умов. Я имею в виду ораторианца Ришара Симона (ораторианцы - одна из новых монашеских конгрегации, возникших в эпоху католической Контрреформации,- прим. ред.) - истинного основателя современной библейской критики.

Ученый с поистине неисчерпаемой эрудицией и замечательный гебраист, Ришар Симон живо интересовался евреями. Он даже поддерживал личные отношения с двумя-тремя евреями, в том числе с Йонасом Сальвадором, авантюристом и торговцем пьемонтским табаком, и с одним каббалистом, чье имя он умалчивает, но которого он высмеивает с блеском, ни в чем не уступающим лучшим остротам Вольтера. В 1670 году он без указания своего авторства публикует речь в защиту евреев в связи с процессом о ритуальном убийстве в Меце. Затем, под псевдонимом "Сеньор из Симонвилля" он публикует французский перевод трактата венецианского раввина Леона из Модены "Обряды и обычаи евреев" с собственным пространным ученым введением.

В этом введении Ришар Симон прежде всего напоминает, что "поскольку авторами Нового Завета были евреи, его можно понять только в контексте иудаизма". Отсюда вытекает необходимость изучения еврейских обычаев и традиций. Затем он воспевает набожность евреев: - "Невозможно не восхищаться скромностью и внутренней собранностью евреев, когда они по утрам собираются на молитву" - и их человеколюбие:

"Евреи достигли вершин не только в молитвах, но также и в человеколюбии: кажется, что в свете сострадания, которое они питают к бедным и несчастным, можно увидеть образы любви к ближнему, которую первые христиане испытывали к своим братьям. Затем это продолжалось в синагогах, так что евреи сберегли эти традиции, тогда как мы сегодня сохранили об этом только смутные воспоминания..."

Наш автор проявляет осведомленность во всех вопросах, вплоть до истории французских евреев: "Я мог бы рассказать здесь о наших французских евреях, которые когда-то превосходили своим богатством всех остальных евреев, вплоть до того, как их изгнали из Франции... Французские евреи достигли самых больших высот в деле изучения Талмуда. В то время Париж был как бы Афинами евреев, и они приходили туда отовсюду для учебы..."

Но таковы были предрассудки того времени, или таковы были евреи, с которыми ему пришлось столкнуться, но в дальнейшем Ришар Симон сменил тон. В 1684 году он писал одному из своих друзей: "Я хочу сделать вам признание, что я не достаточно знал евреев, когда опубликовал на нашем языке маленькую книжку Леона из Модены с описанием их обычаев. В моем предисловии к этой книге я написал слишком хорошие слова об этом ничтожном народе. Мне пришлось это признать в дальнейшем, в результате моего общения с некоторыми из них. Они смертельно нас ненавидят...".

Ришару Симону пришлось пережить и другие разочарования. Его концепции в области библейской критики, слишком смелые для своей эпохи, навлекли на него критические молнии Боссюэ. Он оказался вынужденным покинуть свою конгрегацию и до конца своих дней оставался объектом жесточайшей критики.

За исключением Симона в Великое столетие имелся лишь один серьезный автор, который проявил некоторую оригинальность в обсуждении еврейской проблемы. Разумеется, мы здесь имеем в виду Блеза Паскаля, которому "тайна евреев" не давала покоя точно так же, как и непостижимая тайна Бога. "Что касается религий, то нужно быть искренним: настоящие язычники, настоящие иудеи, настоящие христиане...", - можно прочитать в его "Мыслях". Далее, по поводу ложности других религий говорится: "У них нет свидетелей, тогда как у евреев они есть".

"Я верю только тем историям, свидетели которых готовы положить за них свою жизнь",- продолжает Паскаль (знаменитая фраза находится именно в этом контексте). Далее он выражает свое восхищение "искренностью евреев":

"Честность для них превыше чести, и они готовы умереть за нее; этому нет ничего подобного в мире, даже корней этого нельзя найти".

"Это поразительная вещь, достойная всяческого внимания, - восхищается Паскаль, - когда наблюдаешь, как еврейский народ смог выжить в течение стольких лет, при этом всегда оставаясь отверженным: еврейский народ необходим для доказательства Иисуса Христа, и он выживает, чтобы доказывать это, но он должен быть отверженным, потому что евреи распяли Иисуса; и хотя евреи не хотят мириться с тем, чтобы быть отверженными и выживать, но тем не менее еврейский народ по-прежнему существует, вопреки своей отверженности..."

Легко заметить, какое впечатление производит на великого мыслителя необыкновенная и значительная роль, которую отводит евреям христианская эсхатология, и каким образом из их странного и тяжелого положения он пытается извлечь еще одно доказательство.

Затем наступил Век Просвещения с его призывом "раздавить гадину" - Знаменитый антицерковный призыв Вольтера (прим. ред.).

Нет ничего более показательного для нашего сюжета, чем то смятение умов, которое охватило тогда умы философов. Одни из них (во главе с Монтескье) от имени справедливости и разума защищали дело традиционных жертв суеверий, другие (самым знаменитым среди них был Вольтер) во имя того же разума обрушивались на народ обманщиков, пришедший из Ханаана. Этот спор, являвшийся салонной игрой в XVIII веке, приобрел общественное значение в следующем столетии, и в наши дни он по-прежнему далек от завершения. Но об этом речь пойдет в следующей книге.