ХОЛОКОСТ И ЕВРЕЙСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ НА ОККУПИРОВАННОЙ ТЕРРИТОРИИ СССР

ГЛАВА 3 ГЕТТО И ЛАГЕРЯ НА ТЕРРИТОРИИ СССР

§ 4. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ В ГЕТТО

Конфискации, контрибуции, штрафы

Феномен выживания узников гетто невозможно понять и оценить вне контекста политики систематического ограбления нацистами и их пособниками еврейского населения. Следствием этого стали не только моральные и физические, но и материальные лишения всех без исключения жертв Холокоста. Проблему поиска элементарных путей к выживанию узникам гетто приходилось решать в условиях тотального лишения всех средств к существованию.

В отличие от других стран, оккупированных нацистами, на советской территории уже не было евреев - крупных собственников, предпринимателей, банкиров, владельцев "доходных" домов. За исключением зданий синагог, переданных в управление религиозным организациям, в стране не существовало общинной собственности.

В частной собственности евреев, как и других советских граждан, в местечках, небольших и даже крупных городах находились их жилые дома, приусадебные участки, домашний скот. В каждой квартире имелись мебель, одежда, иногда - музыкальные инструменты. Многие семьи владели сравнительно недорогими, но многочисленными изделиями из золота и серебра: обручальными кольцами, часами, серьгами, женскими украшениями, предметами религиозного быта.

Нередко в семьях хранились и фамильные ценности. Многие жители городов носили золотые коронки. У некоторых представителей интеллигенции (адвокатов, врачей, профессуры), а также работников торговли к моменту оккупации оказались немалые сбережения в советских рублях. С дореволюционных времен ценились, а потому бережно сохранялись золотые червонцы и пятерки. На территориях, присоединенных в 1939 г., сотни людей имели небольшие сбережения в иностранной валюте, полученной от родственников из других стран.

Нацистское руководство разработало довольно стройную и последовательную систему мер по изъятию еврейской собственности. Оно преследовало различные цели: идеологические (квартиры евреев и часть награбленного бесплатно передавались "пострадавшим от иудо-большевиков" пособникам оккупантов и особо нуждающимся); экономические (часть денежных средств непосредственно шла на финансирование органов оккупационного режима или поступала впоследствии после продажи недвижимости и имущества евреев местному населению; ценные вещи, изделия из драгоценных металлов и валюта отправлялись в Германию) и, наконец, военные цели (меховые мужские и кожаные изделия, рукавицы, обувь частично передавались вермахту).

Разграбление еврейского имущества проводилось уже в первые дни оккупации как армейскими подразделениями, так и местной полицией и отдельными мародерами. В первую очередь пострадало недвижимое имущество евреев, которым удалось эвакуироваться. Оставшиеся подвергались систематическому грабежу. Повсеместно изымались ценные вещи и предметы быта. Наконец, до создания или без участия юденратов решалась судьба еврейского имущества, оставленного при переселении в гетто. Солдаты и офицеры вермахта систематически грабили евреев по своей инициативе. И не только в первые дни оккупации. Создание гетто лишь облегчало им решение этой задачи.

Приказы о регистрации и конфискации еврейского имущества в зоне гражданской администрации издавались местными оккупационными властями. Евреи обязывались подать сведения о своем имуществе ценой более 50 рейхсмарок. Уже в середине октября 1941 г. оккупационные власти объявили, что все имущество евреев, включая их земельные участки, "является государственной собственностью".

Не только нацисты и их союзники, но также часть местного населения беззастенчиво грабили еврейское имущество уже с первых дней войны. Обычно такие стихийные грабежи продолжались недолго, так как противоречили стратегическим экономическим интересам оккупантов. Они вновь возникали во время или сразу же после проведения акций по уничтожению еврейского населения. Судя по воспоминаниям уцелевших, такие действия имели место во многих населенных пунктах. Обычно их удавалось пресечь только угрозой строгого наказания и показательных экзекуций над провинившимися.

Помимо отдельных мародеров, в конфискации еврейского имущества самым активным образом участвовала местная полиция. Другой формой конфискации еврейской собственности было изъятие денег и ценных вещей, а также одежды у расстрелянных евреев. Для этого были разработаны детальные процедуры (приказ о "переселении" предписывал взять ценные вещи и деньги; людей обыскивали; расстрелу предшествовало полное раздевание обреченных; их одежда проверялась).

Значительную материальную ценность в период оккупации представляли квартиры и частные дома, принадлежавшие евреям. Лучшие из них занимали представители оккупационных и местных властей. Часть предоставлялась лицам, пострадавшим от советской власти. В декабре 1941 г. 1700 семей жителей Харькова получили квартиры евреев.

Широко была распространена реквизиция еврейского имущества для военных нужд и на территории Транснистрии. Сохранились описание и оценка этого имущества, причем забирались даже детская мебель, утюги, скатерти, стулья, столы, парикмахерские машинки, простыни, подушки, наволочки.

Оккупационные власти стремились учесть все имущество эвакуировавшихся и переселенных в гетто евреев, оставленное ими на хранение друзьям и соседям, а также попавшее в пользование местных жителей иным способом. В октябре 1941 г. комиссар Минского округа издал распоряжение о регистрации властями любого еврейского имущества, оказавшегося у других жителей. Его предлагалось зарегистрировать и тем, кто "распоряжается или может распоряжаться" таким имуществом не только "законным образом", но и "фактически". Такие заявления необходимо было сделать на имя районных бургомистров. В конце ноября городской голова Киева под угрозой сурового наказания призвал киевлян представить к 16 декабря 1941 г. списки оказавшегося в их собственности еврейского и иного бесхозного имущества, включая мебель, одежду и даже книги. Целью этих мер была частичная конфискация с продажей населению большей части этих вещей для пополнения местного бюджета.

В июне 1942 г. рейхскомиссар Кох подписал инструкцию о распределении на территории рейхскомиссариата "Украина" между вольнонаемными немцами трофейного имущества, включая туда, в первую очередь, имущество евреев, оставшееся после их эвакуации. Местные власти принимали самое активное участие в конфискации и распределении еврейского имущества. Именно на их склады поступали одежда и обувь расстрелянных евреев, которые впоследствии распределялись среди местных жителей.

Городские управы активно занимались использованием еврейской недвижимости.

Помимо ограбления населения, нацисты лишали еврейский народ (как и другие народы СССР) его духовных ценностей. Примечательно, что, планомерно реализуя план истребления народа, нацисты не менее планомерно собирали еврейские архивы, частные и музейные коллекции. В конце 1942 г. была составлена докладная записка о подготовленных к вывозу во Франкфурт еврейских книгах и предметах культа из Киева и Харькова, а также о подготовке картотеки архивных дел о евреях.

Главная рабочая группа "Украина" штаба особого назначения рейхсляйтера Розенберга сообщала 22 июля 1943 г., что это делается "для планомерного духовного уничтожения наших идеологических противников, прежде всего евреев, масонов и большевизма". Среди особо ценных находок назывались "еврейские материалы, собранные на Востоке, прежде всего в Вильно и Киеве".

Особую активность в вопросе контрибуций проявляло министерство по делам оккупированных Восточных территорий и его местные подразделения. Причем в рейхе-комиссариате "Остланд" этот вопрос решался более тщательно и быстро, чем в рейхскомиссариате "Украина". Уже осенью 1941 г. в Прибалтике и генеральном округе "Белоруссия" еврейская собственность была зарегистрирована и взята на учет. 1 декабря 1941 г. по приказу Лозе в рейхскомиссариате "Остланд" и входивших в него генеральных комиссариатах были созданы специальные органы по вопросам еврейской собственности.

Оккупанты рассматривали еврейское имущество как "государственную собственность" рейха. Гражданская администрация была обязана составить подробный перечень домов, хозяйственных построек и инвентаря, приусадебных участков, мебели, предметов домашнего обихода, одежды с указанием количества и состояния этого имущества.

Коллективные контрибуции налагались на еврейское население военным командованием уже в первые дни оккупации. Они преследовали две цели: лишить евреев экономической основы их существования и пополнить местный бюджет. Иногда для этого придумывался формальный предлог (чаще всего - "грабеж" евреями или советской властью местного населения). На еврейскую общину нередко возлагалась оплата расходов, связанных с переселением в гетто. Именно под этим предлогом евреи Минска должны были внести 30 тысяч червонцев. Оккупанты даже давали обещание, что этот "принудительный заем" будет позднее возвращен "с процентами".

Вместо этого в сентябре 1941 г. евреев Минска обязали сдать 11 кг золота и 1 миллион рублей. Эта мера обеспечила функционирование экономики города. В сообщении полиции безопасности и СД о положении в Минске отмечалось, что "финансирование в настоящее время осуществляется путем принудительных займов у евреев".

На юденраты возлагалась обязанность оплачивать контрибуцию неимущих слоев населения. Эти меры, сопровождавшиеся угрозами и взятием заложников, делали еврейскую общину в целом гарантом выполнения данных контрибуций. Если еврейская община не уничтожалась в первые недели оккупации, то контрибуция налагалась неоднократно. Лучшим стимулом для ее выполнения нацисты считали арест заложников (от десятков до нескольких тысяч человек).

Еще одним способом изъятия золотых изделий стало вырывание коронок при сокрытии следов массовых убийств. Накануне расстрелов у узников тюрем нередко вырывали золотые коронки. В некоторых регионах сначала конфисковывали вещи, а затем - деньги.

Контрибуции на территории России также проводились регулярно, с момента создания гетто. Имущество и ценности, изъятые здесь нацистами и их пособниками, были весьма внушительными.

Значительная часть еврейского имущества оказалась разграбленной. На представителей гражданской администрации было возложено поручение доставлять самое ценное имущество и драгоценности в Берлин через кредитные кассы рейха. Тем не менее многие изъятые ценности не попадали в Германию, а расхищались или использовались местными оккупационными органами. Даже официально зарегистрированные ценности и деньги, конфискованные у евреев в 1941-1942 гг., руководители полиции безопасности и СД передавали гражданской администрации лишь под нажимом из Берлина и после долгих переговоров. Нередко руководители местных управ и полиции присваивали себе наиболее ценные вещи. Не оставались в стороне и высшие чины СС и полиции безопасности многих регионов. Начальник комендатуры ЗИПО и СД в Станиславе (дистрикт "Галиция") хранил в своем офисе неучтенную валюту (включая 6000 долларов США), а также драгоценности и золотые изделия на сумму не менее нескольких сот тысяч рейхсмарок. За попытку личного обогащения был отстранен от должности, а впоследствии казнен первый немецкий губернатор дистрикта "Галиция".

В сентябре 1942 г. распоряжением А. Розенберга был определен порядок учета и реализации еврейского имущества (наряду с "советским и бесхозным"). Драгоценности из благородных металлов, включая ювелирные изделия, предметы искусства и роскоши подлежали доставке в Берлин для реализации через специальный отдел городского ломбарда.

Уже в конце июля - августе 1941 г. в управление военных трофеев Главного казначейства Рейхсбанка начали поступать драгоценности и валюта, конфискованные у советских евреев в Литве, Латвии, Белоруссии. Первые партии, посланные обычно местными военными комендатурами, включали небольшие собрания золотых и серебряных изделий. К ним прилагался список евреев с указанием изъятых у них предметов.

Деньги и ценности начинают поступать в Берлин осенью 1941 г. и из зоны действия группы армий "Юг": из Бердичева и Винницы. Однако это были чисто символические поступления, явно не адекватные отобранному имуществу и ценностям.

К февралю 1942 г. в Берлин поступило еще 35-40 тонн серебра, конфискованного у советских евреев. Полный учет был невозможен, ибо малоценные вещи и одежда передавались для распределения местным властям, которые должны были в первую очередь обеспечивать этнических немцев и членов их семей. Но была и еще одна важная причина столь неполной фиксации сведений о конфискованной еврейской собственности. По мнению ряда исследователей, значительная часть конфискованных денег и ценностей попадала в личную собственность членов айнзатцгрупп и особенно местной полиции. Часть этих средств шла на зарплату, некоторые вещи (например, часы) передавались армейским офицерам и сотрудникам СС и полиции безопасности.

Одна из самых больших контрибуций была взыскана с узников минского гетто. В кассу генерального комиссара округа "Белоруссия" к октябрю 1943 г. было переведено свыше полумиллиона рейхсмарок.

Конфискационная политика румынских властей несколько отличалась от немецкой (особенно в провинции "Буковина"). Только в 1942 г. частные фирмы были изъяты у евреев и переданы румынам. Лишь в 1943 г. было принято решение о национализации всего движимого и недвижимого еврейского имущества. В этих темпах и масштабах проявилось существенное отличие конфискационной политики румынских и немецких оккупационных властей. Евреям в Буковине в первые годы оккупации были предоставлены несравненно большие шансы для выживания.

Примария Черновиц получала немалый доход от сдачи в аренду сотен домовладений евреев. В 1942 г. приказом министра обороны Румынии предписывалось сохранять еврейское имущество и передавать его "заслуженным румынским солдатам и офицерам". Имущество (прежде всего мебель, включая стулья и детские кровати), конфискованное у евреев в гетто на территории Транснистрии, лишь в некоторых случаях было тщательно описано и оценено.

Еврейская собственность была важным источником финансирования деятельности германской, румынской и местной администрации на оккупированной территории СССР. Она шла на пополнение местного бюджета, служила одним из основных источников легального "материального поощрения" местных коллаборационистов, способствовала разрешению жилищного и продовольственного вопросов. Размеры конфискованного и награбленного еврейского имущества крайне сложно выразить в точных цифрах. Вместе с утраченной недвижимостью они составили многие сотни миллионов, а возможно, и несколько миллиардов рейхсмарок. Изъятие под угрозой уничтожения таких значительных сумм, наряду с другими экономическими и социальными факторами, обрекало узников на неизбежную гибель.

Жилье, топливо, питание

Условия проживания узников в большинстве гетто были ужасны. Везде катастрофически не хватало помещений. Средняя норма площади на одного узника была поистине тюремной: 2-4 кв. метра на человека. В комнатах устанавливались двух- и трехэтажные нары; ночью выносились столы и стулья, люди спали по очереди. Во львовском гетто люди спали на голом полу, в коридорах, на балконах, на улице. Нередко их размещали в полуразрушенных строениях или под открытым небом. В нечеловеческих условиях оказались евреи Витебска. На правом берегу Двины практически все здания были разрушены в ходе боев за город. Люди сооружали себе некое подобие шалашей. По свидетельству очевидца, "здесь было очень мало подвалов, жить приходилось под навесом, в конурах из кирпичей и жести и горелых кроватей".

В гетто не работали водопровод, канализация, колодцы, телефоны, было отключено электричество. Во многих семьях не хватало столов, шкафов, стульев. В гетто Смоленска практически не было мебели: ели и спали на полу.

Холодной зимой 1941/42 г. одной из главных проблем было топливо. Люди разбирали внутренние заборы и хозяйственные постройки, топили книгами.

Едва ли не главной проблемой физического выживания узников гетто был продовольственный вопрос. Зимой 1941/42 г. во всех зонах оккупации евреи получали половинные нормы (по сравнению с другими местными жителями), и то лишь на ограниченное число продуктов (в основном хлеб).

На территории Украины в целом и в рейхскомиссариате "Украина", в частности, нормы снабжения хлебом заметно колебались: от 100 до 400 граммов хлеба в день для работающих узников. В генеральном округе "Белоруссия" в августе 1941 г. еврейское население получало 125 граммов хлеба в день, а также 100 граммов муки и 75 граммов крупы в неделю. Но так было не везде: например, в гетто Борисова паек в размере 150 граммов хлеба в день получали только работающие.

Евреям запрещали выход на базар (или ограничивали его неудобным временем) и контакты с местным населением. Эти ограничения совпали с переходом к распределению продуктов питания по карточкам (в зависимости от возраста и трудоспособности населения), а также взиманием первых контрибуций. С этого времени обеспечение узников гетто продовольствием становится трудно разрешимой задачей. Из рациона питания евреев исключаются мясо и жиры. Становятся невозможными индивидуальные покупки в нееврейских магазинах и на рынках; запрещен обмен или покупка продуктов питания у остального населения.

Местные власти, испытывая недостаток продуктовых запасов, именно еврейское население ограничивали даже в отведенных ему нормах снабжения хлебом. Евреям не выдавали или постоянно урезали те виды продовольствия (мука, крупы, соль, картофель), которые получали остальные жители.

Проблемы снабжения евреев продовольствием на оккупированной территории России были еще острее. Хлебный паек колебался от 100 до 200 граммов. В некоторых городах и местечках узники вообще не получали никакого продовольствия. Так, евреи Калуги "в половинном размере" должны были получить по карточкам по полкилограмма соленых огурцов и помидоров, а также соли. Но и это им выдано не было. Власти решительно пресекали попытки получения продовольствия от местных жителей. В Смоленске местная полиция прогоняла крестьян, привозивших продукты. Многие узники буквально пухли от голода. В гетто была сильная нехватка воды. Результатом голода и антисанитарных условий была высокая смертность узников. В Смоленске от голода и тифа ("в результате того, что население питалось помоями и различными отбросами") весной 1942 г. умерли не менее 200 человек.

Узники были не только голодны, но и практически раздеты, так как одежду и обувь они меняли на продукты. В этих условиях (помимо поддержки родственников и знакомых) ключевой становится роль юденратов. Только у еврейских советов было право покупать и получать" продовольствие по официальным каналам. В частности, исходя из количества зарегистрированных узников (с учетом их трудоспособности) местные власти обеспечивали юденраты мукой для выпечки хлеба. Поскольку нормы ежедневного снабжения мукой постоянно не соблюдались, количество и качество хлеба также снижались.

Юденратам приходилось снабжать продуктами питания больных и неимущих, что требовало дополнительных затрат. Для этого использовалась часть средств, оставленных после сбора контрибуций, а также (в тех гетто, где было налажено производство и торговля) от сбора налогов и продажи продуктов питания.

Еще одним источником решения "продовольственной" проблемы была деятельность контрабандистов (прежде всего - в крупных гетто). Такая деятельность была очень опасна, поскольку власти запрещали любые экономические отношения с евреями. Расширение рынка продовольствия объективно способствовало выживанию большинства узников. В львовском гетто уже к январю 1942 г. было создано 49 мест снабжения продовольствием. Но этого было недостаточно. Особенно тяжелые условия были в еврейских детских домах.

Энергичные меры ряда руководителей юденратов помогали узникам выжить. Огромное значение имела организация юденратами социальной помощи. Во многих гетто были организованы бесплатные или очень дешевые столовые для малоимущих. В Белостоке они возникли по частной инициативе, но потом стали финансироваться юденратом и обслуживали до 10000 человек. Юденрат Бреста содержал детский дом, детский сад, дом престарелых, ночлежный дом, общественную кухню. Все эти учреждения бесплатно снабжались хлебом и некоторыми другими продуктами. Благотворительная деятельность юденрата помогала решить проблему питания 23% всех узников гетто Бреста.

Был и еще один источник помощи - из-за рубежа. Однако пользоваться им можно было лишь в ограниченных размерах в Галиции (до вступления США в войну) и в румынской зоне оккупации. Во Львове, независимо от организации юденрата, была создана так называемая "Еврейская социальная помощь". Через нее иностранные евреи, прежде всего американские и швейцарские, отправляли через Лиссабон (Португалия) транспорты продовольствия и медикаментов для помощи евреям генерал-губернаторства. Подавляющее большинство посылок немцы забирали себе.

Система социальной помощи при поддержке еврейской общины Румынии активно действовала в гетто Транснистрии и Буковины, особенно после Сталинградской битвы. Это было главной особенностью румынской зоны оккупации. С 1942 г. депортированным узникам гетто приходила финансовая и продовольственная помощь от еврейского совета Румынии. Был разрешен сбор одежды и питания для направленных в рабочие лагеря.

Медико-санитарное обслуживание

Необходимость предотвратить эпидемии, казавшиеся неизбежными в условиях антисанитарии и огромной скученности населения гетто, нехватки не только лекарств, но также продовольствия и топлива, обусловила чрезвычайно важную роль этого вопроса. Даже частичная потеря трудоспособности на непродолжительный срок могла иметь самые печальные последствия как для самого узника, так и для членов его семьи.

На оккупированной территории нехватка местного медицинского персонала была очевидной. Часть медицинских работников была призвана в армию или эвакуирована. Оставшиеся по разным причинам евреи-врачи, удельный вес которых был весьма высок и до оккупации, составляли от 30 до 75% квалифицированного медицинского персонала и аптечных работников большинства городов Украины, Белоруссии и Прибалтики. Тем не менее с осени 1941 г. подавляющее их большинство изгоняется из всех медицинских учреждений и лишается права обслуживать нееврейское население. Одновременно они становятся сотрудниками еврейских больниц и других медицинских учреждений гетто.

В некоторых городах (например, в Барановичах) именно врачи стали одними из первых жертв массовых расстрелов. Однако оккупанты вскоре оценили важность этой категории работников для нужд оккупационного режима. Этому в немалой степени способствовала высокая квалификация еврейских врачей.

Евреям запрещали пользоваться городскими поликлиниками. Обеспечить медицинскую помощь в гетто удавалось не всегда. Узникам Калуги было отказано не только в открытии амбулаторного пункта в гетто, но и в медикаментах. В более крупных гетто открывались больницы. Очень часто за пределами гетто оказывались все или почти все больницы и другие медицинские учреждения, даже те из них, где евреи-медики работали в первые месяцы оккупации до переселения в гетто (так было во Львове, Одессе, Белостоке и других местах). Еврейским врачам запрещали брать из них в гетто не только оборудование, но и медикаменты, бинты, вату. Более того, в ходе контрибуций изымались даже личные медицинские инструменты врачей гетто. При отсутствии лекарств, бинтов и ваты врачи умудрялись не только лечить от тифа и других болезней, но даже выполнять небольшие операции в совершенно неприспособленных помещениях.

Невозможность соблюдать элементарные правила личной гигиены обуславливалась практически полным отсутствием водопровода и канализации в гетто. Изнурительный физический труд создавал непосредственную угрозу не просто здоровью, но и жизни обитателей гетто. В первые месяцы (особенно зимой) на оккупированной территории смертность узников была чрезвычайно высокой. В ряде гетто (например, в Транснистрии) вспыхнули эпидемии. В том, что эти эпидемии не стали массовыми, а смертность удалось свести к минимуму, - огромная заслуга еврейских медиков. В Пружанах врачи смогли остановить эпидемию и скрыть ее от оккупантов. Летом 1942 г. медицинским работникам гетто Гродно ценой неимоверных усилий удалось предотвратить распространение дизентерии. В Вильнюсе была проведена серия профилактических мероприятий среди детей и взрослых.

Помогала и солидарность медиков разных национальностей. Исключительным был подвиг русского врача Жукова, оказавшегося в гетто Велижа Смоленской области по своей воле вместе с женой и тремя детьми. Он бескорыстно лечил всех больных.

Руководство юденратов всемерно содействовало профилактическим и санитарным мероприятиям. На территории Транснистрии наиболее эффективно работали медицинские подразделения жмеринского и джуринского гетто. Смертность узников была здесь самой низкой в Транснистрии (лишь 9% от численности еврейского населения). В целом же в условиях гетто уровень смертности узников превосходил в 4-10 раз смертность остального населения.

Согласно нацистской теории о недопустимости воспроизводства "еврейской расы", с середины 1942 г. на оккупированной советской территории действовал приказ о запрещении родов в гетто. Молодая мать и ее ребенок, а также все члены семьи подлежали уничтожению. Позднее гитлеровцы распространили действие этого приказа на всех проживающих в одном доме с роженицей, а затем ввели принцип коллективной ответственности: юденрат и все гетто могли быть расстреляны за нарушение этого приказа. Так, за сокрытие фактов родов и проведенные аборты были расстреляны лучшие врачи каунасского гетто. Тем не менее, врачи (например, в Шауляе) скрывали от оккупантов факты родов; отказывались умерщвлять младенцев; предоставлять списки беременных. Лишь по просьбе самих женщин врачи способствовали преждевременным родам со смертельным исходом.

Именно еврейские врачи и санитарные работники, пользовавшиеся огромным авторитетом у узников, сыграли главную роль в противостоянии эпидемиям и болезням, сорвали планы нацистов по форсированию "естественной" смертности еврейского населения.

Религиозная, культурная и педагогическая деятельность

Предметы культа, здания синагог и еврейских религиозных учебных заведений стали особыми объектами ненависти нацистов и их пособников. Почти повсеместно разрушались синагоги; оккупанты открыто издевались над верующими. Ничего подобного не делалось по отношению к представителям других конфессий. Отношение к иудаизму на советской территории было более нетерпимым, чем в других странах, включая Польшу. Из 5 округов, вошедших в генерал-губернаторство, раввинаты были разрешены в четырех (за исключением дистрикта "Галиция").

Все синагоги и молитвенные дома были разрушены либо использованы для хозяйственных нужд (в этом подходы нацистов мало отличались от практики использования культовых зданий при советской власти). Однако этот процесс сопровождался сожжением священных книг и разграблением имущества, а также показательными издевательствами над служителями культа и верующими. В местечке Любавичи Смоленской области (оккупанты называли его "святой город Иеговы, раввинов и ритуальных убийств") они подвергли жестоким пыткам десятки стариков. Их публично избивали, заставляли танцевать на свитках Торы, выдергивали волосы из бороды. Все они были затем расстреляны. Оккупанты повсеместно запретили кошерный забой скота; заставляли религиозных людей брить бороды и пейсы.

Роль религиозных лидеров в жизни гетто и еврейской общины в целом была достаточно высока. Так, во Львове почти все раввины города оказались в оккупации. Некоторые из них были убиты уже в первых погромах летом-осенью 1941 г. В отдельных случаях раввины становились во главе или избирались членами юденратов. Однако в большинстве случаев они оставались неформальными лидерами, к мнению которых прислушивались не только верующие. Как показано выше, при их активном участии именно достойные люди становились во главе юденратов. К раввинам обращались за советом - составлять ли списки людей, которые требовали немцы. Мнения их были разные, но большинство склонялось к тому, что во имя сохранения жизни большинства следует выполнить; приказ нацистов. Обращает на себя внимание, что мало кто из религиозных лидеров пережил оккупацию.

Несмотря на неимоверно тяжелые условия, религиозная жизнь в гетто продолжалась. В структуре юденратов отделы религии были невозможны. Однако некоторые вопросы религиозной жизни решались в отделах культурной деятельности. Во Львове полулегально была возобновлена деятельность раввинского суда, регистрировавшего браки и разводы (по требованию властей, "арийские жены", перешедшие в иудаизм, и их дети только после развода получали право не жить в гетто).

В вильнюсском гетто работали две йешивы (еврейские религиозные учебные заведения), в которых обучались 200 учеников. Также полулегально шло обучение небольшого количества учащихся религиозным дисциплинам во львовском гетто.

В больших и малых гетто проводились нелегальные службы. Некоторые религиозные мероприятия проводились под видом культурных. По вечерам в уголках холодных, неотапливаемых бараков собирались на молитву религиозные евреи. В ряде гетто (прежде всего в Транснистрии, Нальчике) удавалось соблюдать обряды при похоронах.

Несколько мягче было отношение к иудаизму у румынских оккупационных властей. В гетто Кишинева евреям формально не запрещалось исполнять религиозные обряды, были открыты две синагоги. В гетто Жмеринки и Джурина евреи ежедневно собирались в молитвенных домах, причем, помимо религиозных целей, встречи в синагоге позволяли узникам получать необходимую информацию как о внутренней жизни гетто, так и обстановке на фронте. В некоторых гетто местные евреи и депортированные из Бессарабии и Буковины молились раздельно.

В отличие от территории Польши, культурная жизнь и образование были разрешены оккупантами лишь в нескольких гетто. Так, в Вильнюсе работали театр; два хора (на идише и иврите); оркестр, которому разрешали исполнять произведения только арийских композиторов; детские и юношеские клубы, при которых работали кружки по истории, драматургии, литературе, рукоделию и другие. Дети ставили спектакли на исторические темы, умело обыгрывая современные события. Были открыты: архив (он собирал все официальные и неофициальные документы о жизни гетто); музей, комплектовавшийся коллекциями умерших, погибших и эвакуированных, а также спортивная и музыкальная школы, книжный магазин. При вильнюсском юденрате был создан союз писателей и артистов. Регулярно проходили концерты, на которых выступали музыканты и чтецы.

Издавались "Известия гетто" (в гетто на территории СССР было разрешено еще только два издания - "Еврейская газета" в Черновцах и информационный листок во львовском гетто "Сообщения еврейского совета Лемберга еврейской общине").

Другим важным культурным центром еврейской жизни была Жмеринка, находившаяся в румынской зоне оккупации. В гетто работали детский сад и средняя школа, имелся театр, школьники проводили конкурсы "изящества и красоты". Здесь также издавались (но нелегально) информационные листки на румынском и немецком языках.

Одним из главных событий культурной жизни некоторых гетто стали театры. Театр гетто Вильнюса работал ежедневно или через день. В течение 1942 г. на 120 его представлениях побывало 38000 зрителей. В Жмеринке также был организован театр, где выступали бывшие артисты Черновицкого еврейского театра.

Первым культурным учреждением, открытым в гетто Вильнюса, стала библиотека. Она насчитывала около 100000 томов и даже занималась комплектованием библиотек в трудовых лагерях и других гетто, куда попадали жители Вильнюса.

Еврейские дети были лишены права на любое образование. В немногих гетто школы работали нелегально или полулегальным образом и достаточно короткий промежуток времени. В гетто Несвижа в Белоруссии была создана начальная школа. Помещения для нее не было. Дети приходили на занятия прямо на дом к учителям, В школе изучались арифметика, письмо, чтение, история и география. Занятия здесь велись на русском языке.

Школа вызывала особую гордость узников гетто Вильнюса. Число учеников охватывало 2/3 юных узников школьного возраста. Занятия велись на идише. Любопытно, что немецкий язык не был обязательным предметом. Зато изучали иврит, арифметику, географию, общую и еврейскую историю, латынь, физику.

В Каунасе по инициативе юденрата школы открылись в обоих гетто в декабре 1941 г., но легально просуществовали лишь до августа 1942 г. Они были преобразованы в ремесленные училища, затем (после ликвидации гетто) открылись при рабочих мастерских. В рижском гетто также были организованы школа, детский сад и интернат.

Дети учились, несмотря на холод и голод, отсутствие учебников и письменных принадлежностей.

Принудительные работы

В специальном распоряжении главы министерства по делам оккупированных Восточных территорий А. Розенберга от 16 августа 1941 г. говорилось об обязательном привлечении евреев обоего пола в возрасте от 14 до 60 лет к принудительным работам. Все трудоспособные евреи указанного возраста выполняли их еще до переселения в гетто или трудовой лагерь. Это были, как правило, самые грязные и тяжелые работы. Нередко они носили бессмысленный характер и сопровождались издевательствами и побоями, преследуя цель унизить человеческое достоинство евреев и показать их бесправное положение.

Узников задействовали на восстановлении разрушенных зданий, проведении ремонтных и погрузочных работ. Их привлекали к расчистке улиц от развалин, разгрузочным и погрузочным работам, мытью вагонов, машин и военной техники, чистке мостовых, уборке подсобных помещений.

Узники гетто переносили неразорвавшиеся авиабомбы, разбирали завалы; занимались зимой расчисткой снега на железнодорожных путях; привлекались к ремонту дорог и мостов; сооружению бетонных дотов.

Главным предназначением евреев был изнурительный физический труд, в котором было занято подавляющее большинство узников. Обычно они работали по 10-14 часов на самых тяжелых работах.

Сначала на такие работы выгоняли мужчин, затем и женщин. Лишь незначительная часть узников была задействована на уборочных работах на территории гетто.

Вскоре рабочие колонны стали вывозить на работы за пределы гетто.

При незначительной оплате труда или даже ее отсутствии работа за пределами гетто давала единственную возможность обмена вещей на продукты питания, кражи товаров первой необходимости и установления контактов с внешним миром.

Переселение евреев в "закрытые" гетто приводило к возникновению новых форм трудовой деятельности узников. Именно они были вынуждены ограждать его колючей проволокой, деревянным забором или каменной стеной.

В военной зоне оккупации евреев привлекали прежде всего к неквалифицированному физическому труду. Оккупанты активно использовали на самых тяжелых работах евреев, эвакуированных в станицы Краснодарского края.

Потребность в использовании еврейских квалифицированных трудовых ресурсов в зонах немецкой военной и гражданской администрации отчасти влияла на последовательность уничтожения еврейского населения на территории СССР. Одной из первоочередных задач оккупационного режима было скорейшее открытие ремесленных мастерских и предприятий сферы обслуживания. Отсутствие или недостаток квалифицированных рабочих вынуждал власти использовать еврейских специалистов. Еще накануне или после первых расстрелов в немецкой зоне оккупации на территории Украины, Белоруссии и России нацисты отбирали таких специалистов (сапожников, кузнецов, портных) и помещали в отдельное огороженное помещение или здание. Их труд оккупанты использовали от недели до нескольких месяцев, а иногда и в течение полутора лет.

Вплоть до весны-лета 1943 г. евреи работали на предприятиях, обслуживавших потребности вермахта в Минске. Необходимость столь интенсивного и продолжительного использования труда евреев объяснялась прежде всего отсутствием местных кадров. Эта же проблема остро вставала и на других оккупированных территориях.

Ситуация с использованием принудительного труда узников была непосредственно связана с экономической деятельностью данного гетто, организацией производства в том или ином населенном пункте, использованием еврейской рабочей силы. Она во многом зависела от политики оккупационных и местных властей в еврейском вопросе; роли и количества еврейских и иных квалифицированных рабочих кадров в данном регионе; экономического положения в нем; ситуации на фронте.

Продолжительность существования того или иного гетто (если не принимать во внимание положение на фронте и настойчивость карательных органов) чаще всего зависела от вклада еврейских рабочих в немецкую военную экономику. Менее значимым, хотя и весьма существенным было отношение к судьбе гетто местной администрации (этот вопрос решался иногда с помощью взяток, которые могли лишь отсрочить ликвидацию части узников или уменьшить количество жертв). Еще одним важным моментом можно считать наличие связей с местным населением и готовность его представителей участвовать в хозяйственной жизни гетто. Здесь были задействованы не только такие ресурсы, как заинтересованность вермахта и гражданской администрации в обеспечении экономических нужд военного и гражданского населения, но и личный интерес частных предпринимателей, в том числе немцев.

Вторым важным ресурсом выживания стала организация различных производств и мастерских. Эта деятельность опиралась на надежду руководителей юденратов доказать властям "полезность" и "эффективность" всей еврейской рабочей силы, а не одних лишь квалифицированных рабочих и ремесленников. Именно в этом многие руководители юденратов видели единственную возможность избежать массовой депортации.

Оккупационные власти в конце 1941-начале 1942 г, под влиянием того, что война против СССР явно затягивалась, стали обращать большее внимание на экономические ресурсы и производственный потенциал гетто. Первоначально евреи активно использовались за пределами гетто. Например, в Белостоке на отдельных фабриках работали тысячи узников. Руководители юденратов Минска, Львова и Вильнюса пытались убедить оккупационные власти в целесообразности использования еврейской рабочей силы на созданных в этих городах многочисленных ремонтных заводах и складах вооружений, горючего и продовольствия. Здесь, как и в Смоленске, находились важные железнодорожные узлы, которые также нуждались в рабочей силе. Вот почему экономическая деятельность большинства узников была сосредоточена в так называемых рабочих отрядах, которые ежедневно направлялись на производство.

В конце марта 1942 г. число трудоспособных евреев только в Минске составляло 20 тысяч человек. Большинство из них было занято на предприятиях и в мастерских вермахта. В апреле 1943 г. евреи составляли более 18% всего трудоспособного населения города.

По инициативе оккупационных властей в некоторых гетто открывались государственные предприятия и артели. Они возникали прежде всего в гражданской зоне оккупации. Только в западных районах Белоруссии было создано свыше 100 предприятий, на которых трудились около 20000 рабочих. Они производили самые разнообразные товары (фурнитуру, конскую сбрую, химическую продукцию и электрооборудование, а также одежду, шапки, текстиль), зачастую являясь "монополистами" в регионе, что значительно облегчало сбыт через оптовых покупателей.

Главной целью юденратов при организации производств являлось максимальное увеличение числа рабочих мест с целью избежать депортации нетрудоспособных. Во Львове юденрат добился разрешения на создание так называемых "трудовых коммун" из дорожных рабочих, швейников и портных

В создании производств с привлечением узников гетто активно участвовали немецкие предприниматели, почувствовавшие возможность неплохо заработать на дешевой еврейской рабочей силе. По их инициативе был создан ряд крупных предприятий в разных частях Львова: оружейный завод

фабрика по переработке и сбыту утильсырья, которая была единственной в Галиции и где трудились тысячи евреев; мастерские по починке одежды и пошиву обмундирования для немецкой армии; столярные, слесарные, механические железнодорожные.

В Вильнюсе первоначально были созданы многочисленные мастерские для нужд самих узников. Особенно активно работали те, кто был связан со строительством, расчисткой и реконструкцией зданий. Число мастерских и занятых в них работников на территории гетто постоянно росло.

В середине 1943 г. общий оборот белостокского гетто составлял миллионы рейхсмарок. Немецкие частные предприниматели основывали в гетто своего рода индустриальные комплексы по производству мебели и кожаных товаров. В гетто было два военных производства, резко возрос выпуск товаров для нужд самих узников, включая продукты питания. Они работали в примитивных условиях, им не хватало сырья, часть мастерских действовала нелегально и была закрыта по приказу гестапо. Производительность труда рабочих гетто постоянно возрастала.

Во многих городах (например, в Моздоке) утаивалось сырье и часть продукции. Нелегальная экономика (зачастую с ведома, а иногда - и при участии еврейских советов) служила основой выживания узников гетто. Юденраты были естественными монополистами в регулировании цен на продукцию внутри гетто; они получали часть средств от частных предпринимателей и распределяли их на выплату зарплаты и социальные нужды.

Производства в целом ряде гетто и работа евреев на предприятиях за его пределами играли важную роль на территориях как под немецким, так и румынским контролем. Однако политические соображения превалировали над экономическими. Под давлением СС даже в западных областях Украины и Белоруссии шло активное вытеснение евреев из мелкого производства. Ввиду нехватки сырья и высоких налогов, многие мастерские прекратили свое существование. В этот период оккупанты с учетом нужд военной экономики стремились к укрупнению производств и одновременно постепенно налаживали через сеть ремесленных училищ подготовку новых кадров из местного населения. Потребности военной экономики обуславливали поэтапный процесс ликвидации гетто и сохранение части еврейской рабочей силы.

Ликвидация гетто

В зоне военной администрации полиция безопасности и СС последовательно и без особых проблем ликвидировала гетто. В основном это было сделано до или вскоре после проведения Ванзейской конференции. На территории, входившей в оперативное управление войск тыла групп армий "Центр", одним из последних 15 июля 1942 г. было уничтожено гетто Смоленска. Как правило, ликвидация гетто носила в зоне военной администрации одномоментный характер.

Процесс ликвидации гетто несколько замедлился в ряде регионов в связи с массовым угоном молодежи в Германию. Но полностью остановить его он уже не мог ввиду политических приоритетов нацистов в решении еврейского вопроса.

В зоне гражданской администрации ряд высокопоставленных чиновников пытался сохранить квалифицированных работников-евреев, занятых прежде всего в оборонной промышленности и жизненно важных для городского хозяйства службах. В рейхскомиссариате "Остланд" и округе "Белосток" эсэсовцы встречали скрытое, а иногда и явное противодействие идее ликвидации всех гетто. В трех крупных гетто на территории Литвы (Вильнюс, Каунас, Шауляй) акции не проводились в течение всего 1942 и первой половины 1943 годов.

Одним из вариантов ликвидации гетто являлась их замена рабочими лагерями. Нацистов привлекала идея содержания евреев на "казарменном положении" в гетто, которое становилось не только местом жительства, но и работы. Это позволяло превратить гетто в рабочие лагеря, избавившись от всех нетрудоспособных узников. Отчасти по этому пути пошли власти дистрикта "Галиция". С ноября 1942 г. гетто Львова перешло в ведение гестапо. Фактически гетто получило статус концлагеря. В нем уже не было юденрата. Узники подчинялись своим бригадирам. В июне 1943 г. несколько тысяч работоспособных узников перевели в Яновский концлагерь.

Летом 1942 г. рейхсфюрер СС Г. Гиммлер распорядился о ликвидации гетто в рейхскомиссариате "Украина". К концу 1942 г. этот приказ на территории Украины и Западной Белоруссии был в основном выполнен. Процесс ликвидации в каждом крупном гетто в рейхскомиссариате "Остланд" развивался по-своему. В минском и нескольких других гетто в генеральном комиссариате "Белоруссия" весной 1943 г. оставались еще тысячи специалистов и их семьи.

21 июня 1943 г. Гиммлер в категорической форме требует ликвидации оставшихся гетто и перевода специалистов (без членов семей) в рабочие лагеря. Сюда были переведены уцелевшие квалифицированные рабочие и специалисты-мужчины (всего несколько тысяч человек; численность их постоянно сокращалась). Этот приказ был выполнен эсэсовскими службами в течение нескольких месяцев.

8 сентября 1943 г. А. Розенберг издал приказ о полном устранении евреев из сферы обслуживания и об их использовании исключительно на физической работе. По хронологии это совпало с завершающим этапом ликвидации последних крупных гетто в рейхскомиссариате "Остланд" (в Минске, Каунасе, Шауляе, Риге, Вильнюсе). Если гетто Минска прекратило свое существование, то гетто Каунаса и Шауляя (после их значительного сокращения) получили статус рабочих лагерей, повторив судьбу львовского гетто. Узники рижского гетто были переведены в лагерь смерти Саласпилс (Кайзервальд) на окраине города. Значительная часть уцелевших и трудоспособных узников вильнюсского и несколько тысяч евреев каунасского гетто были направлены в лагеря на территории Эстонии.

Создание гетто и лагерей принудительного труда, несмотря на их очевидную ценность для германской экономики, являлось промежуточным этапом "окончательного решения" еврейского вопроса. Изоляция еврейского населения, лишение его элементарных средств к существованию, полное ограбление, жестокая эксплуатация были звеньями этой единой политики.