ХАДАССА БЕН-ИТТО ЛОЖЬ, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ УМИРАТЬ "ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ": СТОЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ

ГЛАВА 11: ПРАВОСУДИЕ В БЕРНЕ

ЗАСЛУШИВАЯ СВИДЕТЕЛЕЙ

Утром в понедельник 29 октября обитатели Берна, проснувшись, порадовались на удивление тихой погоде, наступившей после шедшего несколько дней дождя. Владельцы магазинов и ресторанов потирали руки в предвкушении прибыльного дня - они знали, что городские гостиницы переполнены. К началу процесса в город съехались и представители еврейских общин всей Европы, и журналисты со всех концов света. Местные жители не помнили другого события, которое вызвало бы подобный интерес.

С ранних утренних часов перед зданием суда выстроилась очередь, а когда двери открылись, довольно быстро стало ясно, что большинству желающих попасть на процесс придется остаться снаружи, - и это несмотря на то, что под слушания был отведен самый большой в здании суда зал. Судебные приставы следили, чтобы при входе в здание не возникло никакого беспорядка. Толкучки не было. Члены Фронта, облаченные в его форму, кучками стояли вокруг. Среди допущенных в зал оказалось немало тех, кто им сочувствовал. Призванные для поддержания порядка полицейские держались в сторонке, если только их вмешательство не оказывалось совершенно необходимым.

Публика подобралась хорошо одетая - мужчины в костюмах-тройках, женщины в сшитых на заказ платьях. Часть мест была выделена членам семей участников процесса, два таких места отвели Одетте и отцу Георга. Хотя в то время и женщины и мужчины, как правило, носили шляпы, Одетта пришла с непокрытой головой. Предыдущим вечером она обсудила это с Георгом, и он не стал настаивать на шляпке.

Адвокаты, одетые, как то заведено, в черные визитки и брюки в тонкую полоску, заняли первый ряд сидений.

Приятно, прошептал Сэли Мейер Лифшицу, увидеть ответчиков, сидящими на длинной скамье, занимаемой обычно мелким ворьем и прочими отбросами общества.

Судья Вальтер Мейер ощущал наэлектризовавшее воздух возбуждение публики. Он сознавал, что обе тяжущиеся стороны, равно как и представители прессы, будут внимательно наблюдать за ним.

Заблаговременно полученный судьей список свидетелей произвел на него сильное впечатление. Ему еще не приходилось видеть в своем зале такое количество знаменитостей, как не приходилось и слушать дело, вызвавшее столь сильные чувства и столь острый интерес публики. Он всегда старался сосредоточиться на ходе процесса в зале суда, не обращая внимания на то, что происходит снаружи.

Судьей он был строгим, требовательным, его процессы проводились с соблюдением всех принятых норм. Если юристы, беседуя в коридорах, и критиковали его когда-либо, то лишь за то, что в зале у него бывало скучновато. Никаких тебе драм, порою жаловались они друг другу, даже если дело выходит за рамки обычного.

Однако ныне инстинкт подсказывал судье, что все пойдет по-другому. На его памяти серьезных беспорядков в зале суда никогда не случалось, однако он не удивился, когда этим утром к нему в кабинет явился начальник полиции - дабы заверить, что полиция приняла все меры предосторожности, необходимые для предотвращения любых действий, способных помешать слушанию дела.

Судья решил придерживаться протокольных норм и делать вид, что "слушается рядовое дело".

Читая стенограмму процесса, без труда представляешь царившую в зале суда атмосферу, проникаешься чувством, будто сам присутствуешь в нем. Чтобы сократить издержки налогоплательщиков, истцы за свой счет наняли стенографистов, сделанная ими запись была впоследствии одобрена и утверждена судом. В редкостной степени описательная, она точно передает поведение участников процесса, как и все ими сказанное, - один свидетель повышает голос, другой размахивает руками или стучит кулаком по столу. К судье неизменно обращаются "Негг " (Господин председатель - нем.), адвоката именуют "Fursprecher" (Защитник - нем.).

Объявив об открытии процесса, судья Мейер первым делом удостоверился в присутствии тяжущихся сторон.

Истцы: герр Марсель Блох от швейцарской еврейской общины, представляемый профессором Матти;

герр Эмиль Бернхайм, от бернской швейцарской общины, представляемый адвокатом Бруншвигом.

Хотя пресса много писала о процессе еще до его начала, кто конкретно является ответчиками, не сообщалось.

Теперь судья обратился к ним - к одному за другим:

герр Сильвио Шнелль, издатель "Протоколов";

герр Георг Галлер, издатель национал-социалистической газеты "Айдгеноссе", вместе с юридическим консультантом газеты доктором юриспруденции Иоганном Конрадом Мейером;

архитектор Вальтер Эберзольд, видный член Национального фронта.

Все они вставали один за другим, подтверждая свое присутствие в зале суда.

Ответчик герр Теодор Фишер отсутствовал.

Также отсутствовал адвокат Уршпрунг, представлявший Шнелля и Галлера. Адвокат Рюф заявил, что будет его заменять.

Судья Мейер начал с отчета о предварительных слушаниях, состоявшихся 16 ноября 1933 года. Он напомнил сторонам, что процесс был отложен почти на год, не упомянув, впрочем, о тактике проволочек, к которой прибегли ответчики. Они даже обратились к президенту бернского суда с просьбой дисквалифицировать судью. Он принял решение, сказал для занесения в протокол судья, назначить экспертов, которым следовало ответить на следующие вопросы:

1. Являются ли "Протоколы сионских мудрецов" подделкой?

2. Являются ли они плагиатом?

3. Если да, каков их источник?

4. Подпадают ли "Протоколы" под определение "Schundliteratur"?

Отыскать экспертов оказалось делом затруднительным, сухо сообщил судья. Предложенный ответчиками пастор Мюнчмайер на письмо суда не ответил.

И слава Богу, шепнул Георг профессору Матти. Пастор Мюнчмайер был широко известным немецким антисемитом, жившим в Ольденбурге.

Предложенный ответчиком Фишером профессор Хаузе, продолжал судья, проинформировал суд, что является специалистом только по восточным языкам.

Затем судья представил двух присутствовавших в зале суда экспертов. Профессор Артур Баумгартен назначен истцами. Он был немцем, но после прихода национал-социалистов к власти покинул пост профессора в университете Франкфурта-на-Майне и в настоящее время преподавал философию права на юридическом факультете Базельского университета.

Герра Карла Альберта Лоосли, которого судья представил как писателя из Бумплица, назначил экспертом суд.

Все эксперты, когда судья называл их имена, вставали и кланялись.

Ответчики эксперта так до сих пор и не отыскали.

Истцам предлагается вызвать их первого свидетеля, объявил судья.

Георг Бруншвиг долго обсуждал с профессором Матти порядок, в котором им следует предъявлять своих свидетелей. Нужно исходить из того, решили они, что судья Мейер ничего не знает о положении евреев в других странах, и в частности в России. Чтобы подготовить почву для русских свидетелей, первым из свидетелей должен был стать широко известный еврейский лидер. Все сошлись на том, что первым показания должен давать профессор Хаим Вейцман.

Ко времени процесса Вейцману, родившемуся в 1874 году в деревне Мотол под Пинском, в черте оседлости, исполнилось 60 лет. Получив у себя в общине еврейское образование, он в дальнейшем занялся наукой и стал известным ученым. Вейцман был одним из известнейших евреев своего поколения. Ни в один из русских университетов, строго следивших за соблюдением "процентной нормы", он поступить не смог и потому учился в Германии, где присоединился к сионистской группе студентов.

Закончив образование в Женевском университете, Вейцман свободно говорил по-немецки и по-французски. Позднее он обосновался в Англии, усвоил язык и культуру этой страны и сделал ее центром своей научной карьеры. Принимая с самого начала сионистского движения деятельное участие в нем, Вейцман был твердым сторонником Ашера Гинцбурга, известного под именем Ахад Гаам и видевшего в Палестине культурный и духовный центр евреев всего мира, но испытал также и влияние Герцля, став пылким приверженцем идеи еврейской политической государственности.

Он считал, что первое можно соединить со вторым. Вейцман отстаивал дело сионизма перед президентами, королями и политическими деятелями всего мира, и именно он убедил лорда Бальфура обнародовать 2 ноября 1917 года знаменитую "Декларацию Бальфура", в которой давалось обещание создать для еврейского народа государство в Палестине.

Евреи всего мира считали этот документ своей "Великой Хартией" и пришли в восторг, когда на состоявшейся в 1919 году Версальской мирной конференции международное сообщество ратифицировало мандат Британии над Палестиной. Кстати сказать, на этой конференции по сиденьям всех ее делегатов были кем-то разложены дурно отпечатанные копии "Протоколов сионских мудрецов".

В 1920 году на Лондонском сионистском конгрессе Вейцмана избрали руководителем Сионистской организации.

Когда в 1948 году было создано государство Израиль, Хаим Вейцман, повсеместно признанный выдающейся фигурой еврейства, стал его первым президентом. Но Вейцман был не только политическим деятелем. Прежде всего он был ученым, человеком большой культуры, и его неоценимым вкладом в жизнь государства Израиль стало создание двух выдающихся научных организаций - Еврейского университета в Иерусалиме и Вейцмановского научного института в Реховоте, городе, в котором он жил начиная с 1937 года и в котором скончался в 1952-м.

Георг Бруншвиг сообщил суду, что его первый свидетель - это Хаим Вейцман, представившийся профессором химии.

Вейцман приехал в Берн лишь прошлым вечером, так что времени поговорить с ним у адвокатов не было, однако, заверил Георг профессора Матти, этого свидетеля натаскивать не нужно. С его стороны никаких сюрпризов ожидать не приходится, уверенно сказал он.

В швейцарском процессе судья играл активную роль, и уже по первому его вопросу адвокаты поняли, что подготовился он основательно.

В: Присутствовали ли вы на Первом сионистском конгрессе в Базеле?

О: Нет. Я отдыхал у моих родителей в России и не мог собрать средства и оформить документы, необходимые, чтобы вовремя покинуть Россию и поспеть на конгресс.

В: Вас представили как одного из лидеров сионизма. Осведомлены ли вы о каких-либо секретных заседаниях, проводившихся во время конгресса?

О: Определенно нет. Все заседания были открыты для публики - не только пленарные, но и комитетские.

Следующий вопрос судьи прямо касался сути дела.

В: Знакомы ли вы с повесткой этого конгресса?

О: Да, разумеется.

В: Можете ли вы подтвердить то, что часть этой повестки имела отношение к установлению мирового господства евреев?

О: Нет, ваша честь, ничего подобного там не обсуждалось.

Уже появившийся к этому времени Фишер громко хмыкнул и получил от судьи замечание.

В: Были ли представлены на конгрессе все евреи мира?

О: Нет, ваша честь. По большей части на нем были представлены бедные евреи Восточной Европы.

Евреи Западной Европы противостояли сионизму и своих представителей не прислали.

Евреи, занимающие видное положение в мире финансов и в промышленности, также представлены не были, однако присутствовали многие представители интеллектуальных кругов. Евреи Западной Европы считали, что сионистское движение может пошатнуть положение, которое они занимали в различных странах.

Конгресс предполагалось провести в Мюнхене, добавил Вейцман, однако тамошние евреи были так сильно настроены против него, что арендовали все большие залы города, лишь бы не допустить проведения конгресса!

Организаторам еще повезло, сказал свидетель, что они сумели найти подходящий зал в Базеле и перенести конгресс в этот город.

Вейцман много размышлял о том, как разъяснить швейцарскому судье сущность сионизма, поэтому следующий вопрос судьи его приятно удивил.

В: Отвечает ли в точности сущность сионизма решению Лиги Наций о создании для еврейского народа государства под мандатом Британии?

О: Именно так, ваша честь. И никакого мирового господства!

Затем судья неторопливо перешел к "Протоколам сионских мудрецов", спросив свидетеля, знаком ли он с этим документом. К общему удивлению, Вейцман признался, что никогда не читал "Протоколов" целиком, однако рассказал о том, как он впервые услышал о них.

В 1918 году английские власти направили его в Палестину во главе комиссии, подчиненной штабу генерала Алленби. Как-то раз представитель разведки генерал Дидс (известный как сэр Уильям Дидс) показал ему четыре-пять машинописных страниц и попросил изложить его мнение о них.

"Я прочитал текст и сказал, что это полная чушь",

- сообщил свидетель, однако генерал заявил, что это важный документ, который не следует игнорировать, и пояснил, что он имеется в вещевом мешке каждого русского офицера, как младшего, так и старшего. Документ передали ему, сказал генерал, британские офицеры, служившие при штабах на Кавказе, они же его для генерала и перевели.

Так, сказал свидетель, я впервые увидел несколько страниц "Протоколов сионских мудрецов".

С отвращением покачав головой, Вейцман взглянул на судью и раздельно произнес:

"Эти "Протоколы" безусловно являются плодом больной фантазии... к нашей планете отношения не имеющим".

Отвечая Георгу Бруншвигу, Вейцман сказал:

"Я не специалист по вопросам религии, я всего лишь химик, но мне известны наши молитвы, в них нет ничего даже отдаленно напоминающего "Протоколы". У нас, сионистов, нет ни стремления к мировому господству, ни даже тенденции подобного рода... все это ложь, злонамеренная ложь... направленная на то, чтобы усугубить и без того тяжелое положение евреев".

"Единство евреев - это еще одна легенда",

- с улыбкой прибавил он и принялся рассказывать о том, как часто еврейские тексты цитируются неверно либо в отрыве от контекста. Ответчики загоготали, чем навлекли на себя еще одно предупреждение судьи.

"Зачем они раздражают судью?"

- спросил Георг у Матти.

"Они играют на публику, - прошептал профессор, - привыкайте. Так они будут вести себя в течение всего процесса, они считают это самой надежной защитой".

Чтобы опередить ответчиков, Георг Бруншвиг, встав перед свидетелем, высоко поднял над головой "Протоколы" в издании Альфреда Розенберга.

В: В своем предисловии Альфред Розенберг цитирует нечто, сказанное вами во время одной из ваших лекций, нечто, звучащее, как признание существования еврейского заговора. Согласно цитате, вы сказали:

"Мы будем в Палестине, хотите вы этого или нет. Вы можете отсрочить наше появление там или воспротивиться ему, но для вас же будет лучше, если вы нам поможете, иначе наша все возрастающая сила обратится в силу разрушительную, что приведет к кризису в масштабе всего мира".

О: Я не уверен, что журналист процитировал меня точно, поскольку в Палестине я обычно говорю на иврите. Но выраженная здесь мысль принадлежит к числу тех, которые я постоянно повторяю в моих лекциях и в беседах с мировыми лидерами.

В странах вроде России, где миллионы евреев подвергаются гонениям и дискриминации, молодые люди, что только естественно, из одного лишь отчаяния присоединяются к революционному движению. Такова трагедия еврейства. Эти молодые люди подвергаются нечеловеческому обращению, так что терять им нечего.

Мы боремся с этой тенденцией.

Мы хотим, чтобы наша молодежь направляла свою энергию в положительное, созидательное русло, и действительно, в свободных, демократических странах, таких, как Англия, Франция, Швейцария и Голландия, большая часть еврейского населения принадлежит к консервативным кругам.

Мы, участники сионистского движения, даем молодым людям новую надежду - среди революционеров сионисты отсутствуют. Мы никому не желаем вреда, но предостерегаем доведенных до отчаяния людей от шагов в неправильном направлении. История показывает, что тенденция, о которой я говорю, присуща не одним лишь евреям.

Эксперты имели возможность, с разрешения судьи, прерывать свидетеля в любое время. Вот и теперь профессор Баумгартен встал и, после кивка судьи, подробно рассказал о принятой в антисемитской пропаганде тактике цитирования еврейских текстов вне их контекста.

Когда Вейцман объяснил суду, что даже в сионистском движении имеются разнохарактерные ветви, Фишер, то и дело громко отпускавший замечания, торжественно поднялся и объявил, что он и сам был сионистом, поскольку желал, чтобы все евреи отправились в Палестину.

Вейцман ответил саркастически:

"Поддержка вами сионизма оставляет меня равнодушным. Я в таких, как вы, друзьях не нуждаюсь".

Судья собрался было отпустить свидетеля, но тут заметил, что встает Лоосли.

Поклонившись судье, Лоосли пояснил, что основная предпосылка "Протоколов" состоит в единстве евреев, действующих под общим руководством. Проводя свое исследование, он проверил справедливость этой предпосылки и пришел к выводу, что в действительности евреи разделены так, что дальше некуда. Получив разрешение расспросить об этом свидетеля, Лоосли попросил его объяснить суду различие между сефардами и ашкенази.

Сефарды - это потомки евреев, живших в Испании и Португалии до того, как их изгнали из этих стран в 1492 году, пояснил Вейцман. Ныне они рассеялись по многим странам. Ашкенази же, в широком смысле этого слова, являются потомками евреев, происходящих из Восточной и Западной Европы.

Две эти народности почти не смешиваются, сказал Вейцман. У них разные традиции, обычаи, кулинарные пристрастия, молитвенные обряды. Собственно, они и молятся-то в разных синагогах. У каждой группы свои раввины, добавил он, а браки и общественные связи между их представителями крайне редки. Но и это не все, сказал Лоосли, хорошо изучивший современную жизнь евреев. Не может ли свидетель описать теперь суду различие между хасидами и митнагедами?

Хасиды, ответил свидетель, это члены религиозного движения, зародившегося во второй половине XVIII века. Оно отмечено проявлениями экстаза и массового энтузиазма, а также подчинением харизматическому руководителю, причем главное место в нем отводится скорее молитве, нежели учености.

С другой стороны, митнагеды - это евреи, выступающие за изучение Торы и Талмуда, ценящие интеллектуальные усилия превыше всего. Жестокие споры происходили не только между двумя этим группами, сами хасиды также разделились на различные группировки, возглавляемые харизматическими вождями с установленным для них порядком родового наследования.

Между сионистами также возникают разногласия, однако суд может быть спокоен, с улыбкой добавил свидетель, среди сионистов нет ни одного большевика.

На более позднем этапе процесса были вызваны свидетели, которые присутствовали на Базельском конгрессе, - они засвидетельствовали тот факт, что все его заседания были публичными и открытыми для прессы.

Был вызван даже стенограф, ведший протоколы заседаний, и тот под присягой показал, что никаких секретных совещаний на конгрессе не проводилось.

Однако профессор Матти настоял на том, чтобы самого эффектного их свидетеля вызвали по возможности позже. Если они допустят, чтобы судья заскучал от технических подробностей, он утратит к ним интерес, говорил Матти. Судью необходимо держать в напряжении, он должен оставаться заинтригованным историей, которая разворачивается перед ним. То же относится и к представителям прессы.

Было решено, что Георг, который вел предварительные переговоры со свидетелями, станет вести и их допросы.

Следующий свидетель, объявил Георг Бруншвиг, это граф Арман Александр дю Шайла.

Свидетель назвал для протокола свое полное имя и, отвечая на вопрос судьи, сообщил, что родился в 1885 году. Определенной профессии не имеет. Живет в Париже на авеню Конференс.

Французский гражданин, православный христианин по вероисповеданию.

Свидетелю предстояло поведать длинную историю, а адвокаты понимали, что обилие подробностей способно вызвать у судьи раздражение. Георгу, беседовавшему с дю Шайла в Париже, не хотелось, чтобы тот опустил какую-либо из частей своей истории. Поэтому для облегчения дела решено было представить суду статьи дю Шайла, чтобы судья мог прочитать их на досуге. Для этого статьи перевели с французского.

Проглядев представленные ему статьи, дю Шайла подтвердил правильность их содержания. Да, действительно, эти пять статей, напечатанные в газете "Последние новости" 12 и 13 мая и 1, 2 и 3 июля 1921 года, написаны им. По предложению Бруншвига суд разрешил дю Шайла пересказать его историю собственными словами.

В 1909 году, начал дю Шайла, он приехал в Россию, чтобы изучать православие. Тогда-то он и встретился с Сергеем Нилусом, жившим в Козельском уезде Калужской губернии.

Брат Нилуса служил председателем Московского окружного суда. Нилус был женат на госпоже Озеровой, дочери прежнего русского посланника в Афинах, но еще до женитьбы долгое время жил с Натальей Комаровской. Когда его прежняя любовница заболела и совершенно разорилась, Нилус поселил ее у себя. У них имелся внебрачный сын, узаконенный царем.

Адвокаты попросили дю Шайла придерживаться лишь самых существенных фактов, поскольку все подробности судья мог прочитать и сам.

Нилус был церковным писателем, продолжал он, и владел поместьем в Орловской губернии. Поступив на государственную службу, он некоторое время служил на Кавказе судебным следователем, но затем ушел в отставку и жил преимущественно во Франции, в Биаррице.

В Россию он вернулся лишь после того, как вконец разорился, и, будучи церковным писателем, жил при монастыре. Нилус владел кое-какой недвижимостью, однако она была заложена и перезаложена, так что никаких доходов Нилус с нее не получал.

Дю Шайла признался Георгу, что ему все еще непросто давать показания о Нилусе, гостеприимством которого он пользовался.

Да, сказал Георг, но он обязан создать о Нилусе правильное впечатление. Поэтому теперь, тщательно подбирая слова и глядя прямо в глаза судьи, он сказал:

"У меня создалось впечатление, что этот человек был параноиком. Он был добродушен, очень одарен, даже талантлив, но им владела идефикс: все его помыслы вращались исключительно вокруг пришествия антихристова".

Нилус настоял на том, чтобы дю Шайла прочитал "Протоколы сионских мудрецов", и, сидя напротив, пока тот читал их французский вариант, внимательно следил за его лицом.

"Текст был написан разными почерками, - вспоминал дю Шайла. - Очевидно, что над ним работал не один человек. Название было французским, "Le Protocoles Des Sages De Sion". Не помню, насколько он был длинен, но я, имея в руках рукопись и сидя за столом в квартире Нилуса, прочитал ее от начала до конца.

Текст был переплетен в тетрадь. Отчетливо помню, что на первой странице имелось бледно-синее пятно, а французский язык рукописи не отличался грамотностью. Я вроде бы помню, что некоторые обороты были далеко не чисто французскими. Нилус сказал мне, что французский текст доставлен ему через посредника от генерала Рачковского. Он получил его с помощью госпожи Комаровской. Это оригинал, утверждал он".

Все присутствовавшие в зале затаили дыхание. Впервые живой свидетель показывал под присягой, что держал в руках и читал оригинальный текст "Протоколов сионских мудрецов". Слышно было, как скрипят перья торопливо записывающих услышанное журналистов. Ответчики перешептывались. Публика нетерпеливо ерзала.

Обсуждая со свидетелем его показания, Георг настаивал на том, чтобы тот упомянул об истории с Валаамовой ослицей.

Он пояснил, что всякий раз, как подлинность "Протоколов" подвергается сомнению, его распространители, как правило, уклоняются от того, чтобы оспаривать факты, прибегая к "тактике Форда". Даже если этот документ подделен, заявляют они, его содержание отражает реальную действительность.

"Протоколы" всего лишь описывают и объясняют то, что происходит на наших глазах, твердят они. Именно по этой причине, говорил Георг, каждое издание "Протоколов" предваряется длинным предисловием, содержащим сравнение текущих событий с частями "еврейского плана", изложенного в "Протоколах".

Было широко распространено мнение, что тактику эту издатель "Дирборн индепендент" изобрел, желая избежать судебных преследований за клевету. Теперь же оказывается, что ее изобрел Нилус, бывший источником всех изданий "Протоколов".

"Прошу вас, не забудьте повторить в суде историю с Валаамовой ослицей", - настаивал Георг. Судья, возможно, с ней не знаком, сказал профессор Матти, он и сам-то помнит ее смутно.

Лифшиц немедля снял с книжной полки Библию и зачитал вслух 22-ю главу "Чисел", четвертой книги Торы.

Моавитяне готовились к столкновению с пришедшими из Египта сынами Израилевыми, и Балак, царь моавитян, послал послов к Валааму, чтобы тот проклял сынов Израилевых, потому что "кого ты благословишь, тот благословен, и кого ты проклянешь, тот проклят". Но Бог пришел к Валааму и сказал: "Не проклинай народа сего, ибо он благословен".

После множества колебаний и предложений великих почестей и даров от Балака Валаам наконец сдался, оседлал ослицу и в сопровождении двух слуг пошел с князьями моавитскими, пренебрегши Божьим предупреждением.

И воспылал гнев Божий, и Он послал Ангела, чтобы воспрепятствовать Балаку, но увидеть Ангела дозволено было лишь ослице. Последовал ряд попыток обойти Ангела, и каждый раз Валаам бил ослицу посохом. В конце концов, ослица легла под Валаамом, снова ударившим ее.

А вот и то, что нам требуется, сказал Лифшиц: в этот миг

"отверз Господь уста ослицы, и она сказала Валааму: что я тебе сделала, что ты бьешь меня вот уже третий раз... не я ли твоя ослица, на которой ты ездил сначала до сего дня?".

Затем Господь открыл глаза Валааму, и увидел он Ангела, который сказал Валааму, что ослица, в сущности, спасла ему жизнь, ибо, не свороти она, Ангел убил бы его, а ее оставил бы в живых.

Эта история используется в литературе, указал Лифшиц, как пример множества способов, коими Господь передает слова Свои - даже "устами ослицы".

Именно судья предоставил свидетелю прекрасную возможность высказаться, спросив, верил ли Нилус в подлинность "Протоколов".

"У меня создалось впечатление, что в подлинности "Протоколов" сомневался даже сам Нилус, - с улыбкой ответил дю Шайла.

- Когда я спросил его, не могут ли они быть подделкой, провокацией, он ответил:

"Да, но ведь Бог использовал для Своих целей ослицу в истории Валаама, поэтому Он мог и подделку использовать для того, чтобы открыть истину".

В зале суда многие рассмеялись, и даже судья не смог скрыть улыбку. В швейцарском суде эта история кажется забавной, подумал дю Шайла, но ему, когда он слушал Нилуса в Оптиной пустыни, было совсем не до смеха. Бредни фанатика смешными никогда не бывают, подумал он.

Нилус мог быть человеком эксцентричным, удивился судья, но что же другие, те, кто распространял "Протоколы" в России?

Почему они занимались этим и насколько успешной была их деятельность?

"В самую точку", - шепнул Матти Георгу.

"Протоколы" распространялись в России для того, чтобы вынудить царя занять реакционную, антиеврейскую позицию, заявил дю Шайла. Намерение их распространителей состояло в том, чтобы свалить вину за все на евреев.

И действительно, "Протоколы" оказали непосредственное влияние на повинные в погромах "войска" Деникина, Врангеля и Петлюры. "Протоколы" были действенным средством подстрекательства к погромам.

Судья спросил, мог ли Нилус сам подделать "Протоколы". Невозможно, ответил свидетель, Нилус был честным человеком, хотя за здравость его рассудка он не поручился бы, поскольку им владела идефикс: он верил, что евреи и масоны сговорились уничтожить Россию и весь христианский мир.

Как отнеслась к "Протоколам" церковь? - спросил судья.

В церкви мнения разделились, ответил дю Шайла, и в конце концов, уже в 1910 году, архиерей направил в Оптину пустынь людей для проведения расследования. В итоге Нилуса попросили покинуть монастырь.

Не спрашивал ли свидетель у Нилуса, пытался ли тот выяснить происхождение рукописи? - поинтересовался судья.

Нилус уверял, что получил "Протоколы" от Рачковского, хоть и не прямо, а поскольку он, дю Шайла, знал, сколь высокое место занимает Рачковский в официальной иерархии, то и не усомнился в словах Нилуса.

Адвокаты не сомневались - дю Шайла произвел на судью хорошее впечатление. Даже при самом бесстрастном выражении лица никакой судья не способен полностью скрыть свои чувства и отношение к свидетелю, особенно если он сам задает ему вопросы. Они были уверены, что судья Мейер прочитал статьи Дю Шайла и потому не настаивает на повторении свидетелем всех подробностей. Никогда не наводите на судью скуку, настойчиво повторял Матти, ограничивайтесь лишь самыми существенными фактами. Матти было приятно видеть, как быстро и основательно усвоил Георг этот урок.

Тактика защиты вскоре стала очевидной - если не удается опровергнуть показания, надо постараться бросить тень на свидетеля.

"Что представляет собой газета "Последние новости", в которой свидетель печатал свои статьи?" - начал защитник Рюф.

Газета выражает идеи военных, монархистов и антибольшевистски настроенных людей, ответил дю Шайла. Это национально-демократическая газета, поддерживающая все движения духовного плана. Ее редактор, Милюков, - сторонник монархии, известный историк, профессор нескольких европейских университетов.

Отвечая на вопрос защиты, была ли эта газета про- или антиеврейской, свидетель не смог сдержать гнева. Она была в точности такой, каковы все французские газеты. Во Франции подобного вопроса не существует. "Еврей" - термин религиозный, как "католик" или "протестант".

Затем он пояснил, что был прежде внештатным журналистом, писавшим преимущественно на религиозные темы, и что статьи о "Протоколах" написаны им по предложению Милюкова.

На следующий вопрос дю Шайла ответил, что в последний раз видел Нилуса в 1910 году, перед его поступлением в Петербургскую духовную академию, в которой он учился до начала войны, когда его (в 1914 году) призвали в армию.

Других вопросов у защиты не было, и суд отпустил свидетеля.

Адвокаты приняли разумное решение представить на этом этапе документы, подкрепляющие показания дю Шайла. Первыми, поскольку описание подлинника "Протоколов" было еще свежо в памяти судьи, были предъявлены письменные показания княгини Радзивилл. Упоминание о тетради с синей кляксой на первой странице рукописи "Протоколов" волей-неволей произвело на судью впечатление.

Следом шел удивительный документ, полученный от известного историка Бориса Николаевского, который позже и сам давал показания на этом процессе. То было заявление, сделанное соседкой Нилуса и заверенное 1 июня 1934 года в присутствии свидетеля. Эта женщина, Мария Дмитриевна Кашкина, урожденная графиня Бутурлина, выйдя в 1905 году замуж, жила в поместье мужа близ Оптиной пустыни. Собственно, предки ее мужа и пожертвовали монастырю землю, на которой тот был построен.

Они с мужем хорошо знали Нилуса, сообщила она, муж считал его "человеком хитрым и ненадежным, за которым нужен глаз да глаз".

Описывая домашний уклад Нилусов, Кашкина говорит, что помимо его жены и госпожи Комаровской, которую Нилус называл "своей бывшей женой", существовала и еще одна женщина, жившая с дочерью в соседнем маленьком домике. Дочь исполняла роль медиума на спиритических сеансах, коими развлекался кружок, в который были вхожи Нилусы. Согласно деревенским слухам, она была дочерью Нилуса.

В те годы, сообщает в своих показаниях Кашкина, в Оптину пустынь стекались "юродивые" всех разновидностей - одним из них был и Митя Козельский, бывший мясник, здоровенный, крепкий мужик, едва ли способный внятно выговорить хоть слово. Митя славился умением изгонять бесов, молотя своих пациентов кулаками и подвергая их разного рода унижениям. Он был женат на богатой вдове, из тела которой изгнал, как уверяли, семерых бесов.

Нилус, рассказала Кашкина, и ввел Митю в высшее петербургское общество, в котором сам он был принят как муж Озеровой. Венцом успеха Мити стало его происшедшее при посредстве Нилуса знакомство с царской четой. На царя произвела сильное впечатление картина, на которой Митя спасал больного наследника от пытавшейся зацапать юного царевича орды бесов с рогами, хвостами и копытами.

Окрестное население не жаловало Нилуса за то, что он поставил царя в неловкое положение, приведя ко двору идиота. Местные крестьяне знали не только о том, что на самом деле представлял собой Митя, им были известны и далеко не святые делишки тамошних монахов. Ни для кого не составляло секрета, рассказала Кашкина, что неподалеку от монастыря существовала целая деревня, населенная "монашьими прегрешеньями". Юродивых же крестьяне и вовсе ни во что не ставили.

Это описание домашнего быта Нилуса сильно напоминало то, которое давалось в статьях дю Шайла.

Судья может, конечно, задаться вопросом, имеет ли все это отношение к делу, думали адвокаты, и все же стоит представить Нилуса, "шедевр" которого выдавался по всему миру за труд великого писателя и философа, в истинном свете. Нужно, чтобы судья понял - этот человек был фанатиком, погруженным в изучение сатанинских деяний, крепко верующим в существование сверхъестественных сил, дружившим со слабоумными и идиотами.

В истории "Протоколов" Сергей Александрович Нилус был ключевой фигурой. И адвокаты надеялись, что достоверные сведения об истинном его облике произведут на судью необходимое впечатление.

Судья Мейер просмотрел представленные ему документы и пообещал прочесть их в свободное время. Ответчики делали вид, что все это им решительно безразлично.

"Пожалуйста, вызовите следующего вашего свидетеля", - сказал судья, обращаясь к Георгу Бруншвигу и профессору Матти.

Следующим их свидетелем, объявил Георг, будет Сергей Сватиков.

Сватиков уверенной поступью поднялся на свидетельское место и представился как профессор, родившийся в 1880 году и ныне живущий в Париже.

Он получил докторскую степень в Гейдельбергском университете и потому свободно владел немецким языком. В Петербурге он состоял при юридическом факультете.

О "Протоколах сионских мудрецов" он впервые услышал в 1905 году в Петербурге и читал их, по-русски, в Академии наук. То было издание Нилуса, пояснил он.

И, не ожидая дальнейших вопросов, воскликнул:

"Так называемые "Протоколы" - подделка! Я имел с этим документом дело в двух моих качествах - во-первых, между февралем и октябрем 1917 года, как высокопоставленный чиновник Временного правительства; во-вторых, в 1921 году в Париже, как журналист и политический эмигрант".

Повторяя сказанное им Георгу Бруншвигу, он описал теперь, как в апреле 1917 года его, комиссара Временного правительства, направили в Париж с заданием ликвидировать парижский отдел тайной полиции царской России, ради выполнения которого министр юстиции наделил его правами судебного следователя по особо важным делам. Именно в Париже он и услышал снова о "Протоколах сионских мудрецов".

"В 1905 году я, так же как русская интеллигенция и русская печать, не принял "Протоколы" всерьез. Все мы увидели в них фальшивку или, в лучшем случае, плод чьей-то фантазии.

Не думаю, что в 1905 году правительство России могло вообще интересоваться этим документом. Граф Попов, входивший в 1903-1916 годах в состав кабинета министров, сказал мне, что и не слышал никогда о "Протоколах".

Возможно, в правительстве имелись люди, знакомые с "Протоколами", однако о правительстве в целом этого сказать нельзя. То же верно и в отношении церкви - отдельные личности могли быть связаны с "Протоколами", но не церковь в целом".

Отвечая на вопрос о еврейском влиянии, он категорически заявил, что такового не существовало. Было провозглашено равенство всех граждан в правах, и число евреев, занимающих официальные должности, разумеется, могло возрасти.

"Мы полагали, что покончили с "еврейским вопросом" раз и навсегда".

"Могу ли я рассказать небольшую историю, показывающую тогдашнюю обстановку в России?

- неуверенно спросил он и после кивка судьи продолжил:

- Я только один раз услыхал о грядущем "захвате" России евреями. В то время я исполнял должность помощника Петроградского градоначальника.

Однажды в мой кабинет вбежал человек в состоянии крайнего исступления и закричал:

"Берите меня! Вяжите меня! Бейте меня!"

Я спросил: "Что вам угодно, милостивый государь?"

Он ответил: "Я столько ночей не сплю, ожидая еврейской полиции, ибо к власти пришло правительство евреев, и я желаю испить фиал мести иудейской!"

Я поинтересовался, кто он такой, и человек этот ответил, что был крайне реакционным журналистом, писавшим статьи против евреев, а теперь ждет немедленной смерти или еще чего-либо подобного.

Он был уверен, что рухнуло царство Божие на земле и отныне в России воцарятся евреи.

Я сказал ему: "Милостивый государь, вы вольны думать, что хотите, не скажу, чтобы мне очень нравились ваши статьи, так что можете и впрямь испить свой "фиал".

Я приказал подать стакан воды, да похолоднее, передал его посетителю и сказал:

"Испейте ваш "фиал", а затем идите домой и успокойте жену".

На сей раз смеялся, разряжая скопившееся напряжение, весь зал. Улыбался и судья.

"Должен сказать, что Временное правительство не видело и не ощущало ничего, что позволило бы нам говорить о еврейском влиянии", - заключил свидетель.

Он немного помолчал и, не дожидаясь следующего вопроса, продолжил. Верно, сказал он, многие евреи заняли государственные должности, ранее им недоступные.

Немалое число молодых евреев попало в состав органов местного самоуправления.

"Могу предположить, что чиновники прежних времен не отказались от своих убеждений и многих из них сослали в Сибирь. Евреи же, с другой стороны, с готовностью откликнулись на призывы властей, присоединились к большевикам и получили государственные посты. Таковы факты, и осуждать кого-либо я не собираюсь".

На заданный профессором Матти вопрос об антисемитизме в правительстве Сватиков ответил, что ни Временное правительство, ни правительство большевиков антисемитизма не практиковали.

Что же касается царского правительства, оно было самим антисемитским в мире, если не считать правительства румынского. В настоящее время, при режиме большевиков, евреи в массе своей снова терпят ужасные страдания, с грустью добавил Сватиков. Они потеряли все, включая деньги, заработанные ими в своих мастерских или посредством мелкого предпринимательства, и пребывают ныне в таком же рабстве, в каком пребывали при старом режиме 130 национальных групп.

Тем не менее, сейчас служащих-евреев намного больше, чем при прежнем режиме, когда этот путь был для них закрыт.

Русская православная церковь никогда не забывала о своих еврейских корнях и официально антисемитизма не исповедовала, хотя отдельные священники могли придерживаться соответствующих взглядов.

Судья полагал, что показания этого свидетеля близятся к концу, однако Георг Бруншвиг попросил его потерпеть еще немного, пояснив, что у свидетеля есть еще что сказать. Настало время поведать об агенте Бинте. Сватиков, поскольку он говорил по-немецки, назвал его "Генрих Бинт".

Затем он повторил суду все, что Бинт рассказал ему о деятельности и фальсификациях Петра Рачковского и о том, какое личное участие он, Бинт, принимал в "последней и самой крупной подделке - "Протоколах сионских мудрецов".

Бинт состоял на службе в тайной полиции еще до Рачковского, пояснил Сватиков. В XIX веке у России имелись тайные агенты в Париже и Женеве. После смерти Александра II в Париже с целью защиты жизни царя был создан отдел тайной полиции, в котором Бинт начал работать в 1880 году. Четыре года спустя, в 1884-м, главой этого зарубежного агентства стал Рачковский.

С тех пор Бинт неоднократно получал распоряжения о приготовлении разного рода поддельных документов, причем другим агентам рассказывать о них не полагалось.

Следом Сватиков подробно пересказал то, что Бинт поведал ему обо всех фальсификациях Рачковского, о многочисленных организованных им провокациях и об агентах, которые выполняли соответствующие задания. Все, что он рассказал Георгу Бруншвигу при встречах в Париже.

Порывшись в принесенном с собой портфеле, Сватиков извлек из него и показал суду поддельную книгу, отпечатанную в Париже, но выдававшуюся за женевское издание. Теперь общее внимание было приковано к свидетелю, и Георг снова вернул его к теме "Протоколов".

Бинт рассказал ему, твердым голосом сообщил свидетель, что самой крупной из подобных подделок был документ, называемый "Протоколами сионских мудрецов". То были мнимые протоколы заседаний высшего совета или чего-то в этом роде, члены которого, "сионские мудрецы", рассуждали о том, как им устроить Царство еврейское на Земле.

Бинт не мог предоставить ему копию, поскольку, по словам этого агента, дело было чрезвычайно секретное. Зал в полном молчании слушал рассказ Сватикова о том, как направляемый Рачковским Головинский трудился над подделкой в парижской Национальной библиотеке.

Заволновался зал, лишь когда Сватиков пересказал признание Бинта, что он лично расплачивался с фальсификаторами - причем платил наличными, без свидетелей и без расписок.

Несколько секунд Георг, не желая испортить впечатления, хранил молчание. Эти важные показания требовалось должным образом переварить. Он знал, что у Сватикова имеется в запасе еще один сюрприз для суда.

Судья спросил, известен ли свидетелю источник, использованный для подделки "Протоколов".

"О, - ответил Георг, - нет никаких сомнений в том, что фальсификаторы использовали знаменитую книгу французского юриста Мориса Жоли "Диалог в аду между Макиавелли и Монтескье".

Еще в 1921 году, прибавил свидетель, он, по совету известного журналиста Бурцева, побывал в Национальной библиотеке и выяснил, что там имеется четыре экземпляра книги Мориса Жоли. В одном из них он обнаружил помеченные места, соответствующие тем, что наличествуют в "Протоколах".

"Не знаю, были ли они отмечены Головинским, - желая быть совершенно точным, добавил он, - однако Бинт рассказал мне, что Головинский работал над "Протоколами" именно в Национальной библиотеке".

Георг посоветовал Сватикову дать судье возможность сделать выводы самостоятельно. Это дело судей, а не свидетелей, с улыбкой сказал он. Бруншвиг выбрал именно этот момент, чтобы подойти к судейскому столу и положить перед судьей экземпляр книги Мориса Жоли.

"Вот, господин председатель, книга, с которой были списаны "Протоколы сионских мудрецов". Рядом с книгой он положил документ, в котором были в параллельных колонках отпечатаны выдержки из книги Жоли и идентичные им места из "Протоколов".

Судье потребовалось несколько минут, чтобы сверить книгу с документом, и все видели, как глубоко погрузился он в это занятие.

Заметно было, и с какой неохотой он отложил книгу, когда, наконец, снова обратил взгляд на свидетеля.

Следом Сватиков рассказал, как "Протоколы" оказались переведенными на многие языки, добавив:

"У меня и у самого, как у книжного червя и библиофила, имеется немало их экземпляров. Люди, подобные Соколову и генералу Драгомирову, которые служили в информационном агентстве так называемой "Белой армии" на юге России, во множестве экземпляров распространяли эту книгу в таких городах, как Киев, Харьков и Одесса. Цель их состояла в том, чтобы убедить людей, будто все - Гражданская война, Октябрьская и Февральская революции - все это дело рук евреев.

В доказательство говорилось: "Прочитайте "Протоколы сионских мудрецов", и вы увидите, кто теперь царствует в России - евреи!"

Последние слова свидетель произнес с гневным отвращением.

В России было немало тех, кто чувствовал, к чему идет дело, сказал он, и Нилус действительно предвидел многое из случившегося во время революции, но представил это как пришествие Сатаны и евреев. Потому-то он и выпустил три или четыре издания "Протоколов".

У Матти имелось еще несколько вопросов о "Протоколах". Он видел "Протоколы", изданные на многих языках, сказал Сватиков, но никогда - на иврите.

Человек осуществивший, используя книгу Жоли, подделку, очень хорошо владел французским языком. Извлечения из Жоли он перевел на русский из рук вон плохо, а после сшил все воедино грубыми белыми нитками! Как и все прочие подделки Рачковского, эта не имела никаких литературных достоинств. Было очевидно, что ее готовили в спешке, для непосредственного использования.

Все подделки Рачковского, датируемые периодом между 1884 и 1902 годами, выполнены по одному рецепту.

"Теперь смотрите, как они станут использовать свою привычную тактику игнорирования фактов и очернения свидетеля" - напиисал Матти и пододвинул бумажку к Георгу.

Георг кивнул в знак согласия, когда Фишер задал первый вопрос:

"Я хотел бы спросить свидетеля, не принадлежит ли он к еврейской нации?"

О: Разумеется, нет, я происхожу из самого что ни на есть русского рода ("echte Russen"), насчитывающего несколько столетий. Евреев в нашей семье не было никогда!

В: Разве не логично считать, что революцию затеяли евреи, ведь царский режим был против них?

О: Евреи были жертвами официальной России, поэтому лишь естественно, что они противились режиму. Однако поначалу их роль соответствовала доле, которую они составляли в населении, - 4 процента.

Впоследствии, когда многим из них пришлось из боязни погромов эмигрировать, их число среди революционеров возросло, но анархистов, подобных Бакунину, среди них не было никогда. Я сам написал в 1914 году книгу о "Евреях в русской революции", которая так и осталась неизданной.

У экспертов также имелись вопросы. Сначала свидетель ответил Баумгартену.

В 1904 году, после того, как Рачковский лишился поста в Париже, он все еще продолжал активно работать на родине и был косвенно причастен к убийству министра иностранных дел Фон Плеве.

Позже, в 1905-м, Рачковский стал любимцем царя Николая II. Генерал Трепов, начальник дворцовой охраны, вызвал его из ссылки и поставил во главе полиции, хотя официально он занимал пост заместителя начальника департамента полиции по политическим вопросам. В течение нескольких месяцев он, по сути дела, почти правил Россией, организовав множество провокаций вроде дела Лопухина, прежнего начальника департамента полиции.

Затем поднялся Лоосли, сказавший, что у него всего один вопрос, на который Сватиков ответил в повышенных тонах:

"Керенский не еврей! Равно как и Ленин, и его жена. Ее мать похоронена в Берне!"

Поклонившись суду, Лоосли пояснил, что имел в виду реально существующие утверждения.

Следом поднялся ответчик Галлер и попросил свидетеля еще раз подробно рассказать о его отношениях с Бинтом.

На один из его вопросов Сватиков ответил:

"Я был уверен, что после разоблачений, сделанных "Таймс" в 1921 году, "Протоколы" канут в вечность, но они попадались мне на глаза даже в 1929-м. Я предложил русским газетам доказательства их поддельности, однако те посоветовали оставить их в моем личном архиве! Им это было неинтересно.

- И Сватиков пожал плечами. Повернувшись к Галлеру, он с сарказмом продолжал: - Должен выразить господину национал-социалисту свое сожаление по поводу того, что им приходится использовать столь жалкое оружие, как "Протоколы". Они могли бы бороться со своими врагами, со своими воображаемыми врагами, используя настоящее честное оружие. "Протоколы" даже написаны не по-еврейски! Это подделка, выполненная русскими должностными лицами!"

И, повернувшись к суду, Сватиков воскликнул:

"Как гражданин России и бывший член демократического Временного правительства, я должен сказать вам, что все это затрагивает нашу национальную гордость! Мы обязаны защитить честь нашего народа! "Протоколы" - это ложь, легенда, фальшивка, подготовленная преступником Рачковским. Поэтому нам интересно будет узнать, что скажет по этому поводу независимый суд свободного народа, самой свободной демократической страны мира.

Как честный и непредвзятый свидетель, занимавший важный пост в русском демократическом правительстве, я говорю вам, господин судья, что это не более чем миф!"

Галлер, которого это неожиданное заявление застало врасплох, не успев подумать, выпалил, что, поскольку свидетель ничего такого до сих пор не говорил, откуда же им было знать, что это подделка?

Защитника Рюфа сказанное явно покоробило.

"А ведь это почти признание",

- прошептал Георг Матти.

"Ничего, они быстро оправятся", - ответил Матти.

Так оно и вышло. Георг понял это, когда к допросу приступил Рюф.

Он начал с попытки отвести показания Бинта на том основании, что Сватиков платил ему за информацию.

"В 1917 году, - оскорбленно ответил Сватиков, - когда я был официальным лицом, я ничего Бинту за информацию не платил. Это было бы попросту незаконно.

Позже, в 1921 году, Бинт обеднел, а я был независимым журналистом и покупал у него не информацию, а документы. Информация осталась той же, что в 1917 году".

Свидетель, похоже, был очень взволнован.

"Я юрист и отлично понимаю, к чему клонится этот вопрос,

- прибавил он, помолчав, и ударил кулаком по столу, тут же, впрочем, извинившись перед судом.

- Я никогда не платил за какие-либо конкретные сведения, я заплатил за множество документов, которыми владел Бинт и с содержанием которых он даже не был знаком".

По счастью, у ответчиков вопросов больше не было, но прежде чем Сватиков покинул свидетельское место, судья Мейер удивил всех своим последним вопросом.

"Случалось ли свидетелю когда-либо присутствовать при погроме?"

- поинтересовался он.

Сватиков снова разволновался, причем настолько, что ему потребовалось несколько минут, прежде чем приступить к ответу.

На это трудно ответить, сказал он. Что такое погром? Если задать такой вопрос журналисту, тот скажет, что погром - это грабежи и убийства. Затем, на миг закрыв глаза, он прибавил негромко, почти неслышно:

"Да, я видел погром, три дня бушевавший в России после царского манифеста от 7 октября. Это было ужасно, ваша честь. Толпа людей двигалась по улице и, как только ей попадался еврейский дом, вламывалась в него. Прошлые погромы характеризовались в основном грабежом и мародерством.

Но в Ростове, например, людей убивали целыми семьями. Я сам потребовал от полицейских, чтобы они вмешались, выполнили свой долг. А мне ответили:

"Сударь, это кончено, ужасно, но мы не получили приказа вмешиваться. На самом-то деле они хотели сказать, что получили приказ не вмешиваться. Я закричал, что честный русский человек не может спокойно терпеть это, и присоединился к еврейской группе самообороны. Я считал своим долгом защищать несчастных евреев оружием, которое держат русские руки. Я был дважды ранен в мировую войну, потерял слух и отчасти зрение. У меня была сломана левая рука, я получил серьезное ранение в голову. Я считаю, что выполнил мой долг перед страной. Но, господин председатель, в 1905 году мой долг, долг российского гражданина, состоял в том, чтобы выйти на улицу и защитить евреев, так же как в 1934 году мой долг состоит в том, чтобы прийти в этот суд и защитить истину и помочь вам установить таковую.

Все, находившиеся в зале суда; сидели, как загипнотизированные, даже журналисты казались парализованными. Они не могли заставить себя водить пером по бумаге, так что им пришлось впоследствии выписывать это заявление свидетеля из протокола суда.

Объявили перерыв. Бруншвиг, поддерживая свидетеля под руку, торопливо вывел его из зала. Испытание Закончилось, сказал он и поблагодарил Сватикова.

Юристы решили встретиться за завтраком в ресторанчике, где у них был зарезервирован столик. Лифшиц появился уже после первого блюда, сказав, что задержался; чтобы переговорить с несколькими журналистами. Число их, сказал он, весьма впечатляет. Теперь он совершенно убежден в том, что все это не пустая затея.

Если даже судья Мейер не согласится с их толкованием положений закона, все равно попробовать стоило.

Где бы еще, как не в зале суда, смогли они собрать столь внушительную компанию свидетелей и такое количество представителей прессы.

Онако лучшее еще впереди, сказал Лифшиц. Он уверен - пресса скоро поймет, что защищаться ответчикам, в сущности, нечем. Они сами выставят себя дураками на напоказ всему миру.

Доктор Виннер помалкивал, не желая портить коллегам аппетит, высказав уверенность, что защитники нацистов еще попробуют отыграться прямо в зале суда. Винер не сомневался, что ответчики даже не попытаются доказать подлинность "Протоколов", но воспользуются залом суда как общественной трибуной, с которой они обратятся к своей аудитории.

Как знать, думал он, здешняя их аудитория может оказаться многочисленнее нашей, а уж голосить они будут определенно громче, чем мы. Он опасался, что обращение ответчиков к публике окажется весьма и весьма действенным.

Винер заставил себя не делиться с коллегами своими пессимистическими соображениями. Сегодня первый день суда, пусть порадуются, это их право. Они хорошо поработали, свидетели проявили себя блестяще. Судью они явно не оставили равнодушным.

Когда началось второе заседание, зал оказался, как и прежде, переполненным. Следующий свидетель, объявил Георг Бруншвиг, это Владимир Бурцев. Георг взял с собой в суд полученные от Бурцева подробнейшие письменные заметки и теперь разложил их по столу. Ему необходима была уверенность, что ни одна подробность этих важнейших показаний не будет опущена.

Профессор Матти предоставил Георгу вести допросы всех свидетелей. Сам он намеревался оказывать ему пассивную поддержку. То была редкая возможность увидеть своего ученика за работой, и профессор испытывал гордость.

Есть такая еврейская поговорка, во время одного из перерывов сказал ему Сэли Мейер:

"Отец не завидует сыну, а учитель - ученику".

Как и все поговорки, думал Матти, эта верна не всегда. Он мог назвать нескольких своих коллег, которые не получили бы никакого удовольствия, доведись им сидеть в зале суда и наблюдать, как их ученики правят бал.

Бурцев сообщил суду, что живет в настоящее время в Париже, но предпочел бы давать показания по-русски. Переводчик занял место напротив него.

Судья Мейер уже освоился с предметом разбирательства и потому знал, кто этот свидетель. На утреннем заседании Сватиков сказал, что, когда он в 1921 году оказался в Париже, именно Бурцев настоял на его новой встрече с Бинтом. Бурцев же внушил ему мысль написать и напечатать статьи, в которых описывалась его первая встреча с Бинтом в 1917-м.

Чтобы сэкономить время, судья перешел прямо к сути дела:

- Что вам известно о "Сионских протоколах"?

пропуск 370-371

царь благосклонен к антисемитам. Поначалу "Протоколы" произвели на царя сильное впечатление, он даже делал на полях пометки насчет того, что в этом документе содержатся причины всех революционных событий начиная с 1905 года.

Дворцовая партия "Протоколов" не приняла, и царь поручил Лопухину провести независимое расследование. В конечном итоге было установлено, что "Протоколы" поддельны. Даже Рачковский не отрицал этого, настаивая, впрочем, на том, что они все же могут принести пользу. В ответ царь обронил знаменитое замечание о том, что чистое дело нельзя защищать грязными способами".

До сих пор Георг Бруншвиг не понимал, какое большое значение придают "Протоколам" русские. Как и Сватиков, Бурцев тоже дал волю чувствам, воскликнув:

"На мой взгляд, "Протоколы" - это катастрофа для России!"

Из представителей защиты вопросы имелись лишь у Рюфа, которому свидетель холодно ответил:

"Я никогда ни в какой партии не состоял, я журналист, однако я сочувствовал левым".

"С Бинтом я познакомился в 1918 году, - продолжал свидетель. - Он рассказал мне, что имел когда-то задание следить за мной. В 1919-м я приглашал его к себе домой. Что касается его правдивости - в то время у него не было никаких причин для опасений, и многое он мне рассказывал по собственному почину. При всяком упоминании о "Протоколах" он связывал их с Рачковским. Я знал, что Бинт знаком и с моим старым товарищем Сватиковым, также интересовавшимся этой темой. Именно я и свел их друг с другом".

Теперь предстояло вызвать самого важного свидетеля, широко известного и очень уважаемого историка. Адвокаты подумывали о том, чтобы попросить об объявлении перерыва до следующего утра, опасаясь, что судья, выслушавший в течение дня столько показаний, мог устать, но решили этого не делать.

Здесь распоряжался судья Мейер, ему и решать, когда объявить перерыв. Судья уже говорил им, что у него есть обязательства перед другими тяжущимися, которые ожидают начала слушаний их дел. Судья не думал, что этот процесс затянется надолго. К тому же им не хотелось, чтобы судья заподозрил, будто у них остались нерешенные проблемы. Поэтому они без промедления вызвали профессора Бориса Николаевского. Николаевский согласился давать показания по-немецки, однако заранее попросил суд простить его, если он будет иногда прибегать к русским выражениям.

По профессии он литератор, в настоящее время живет в Париже.

"Я занимался "Протоколами сионских мудрецов" как историк и знаком со всем, что о них известно, - сухим тоном начал он, - но предпочел бы отвечать на конкретные вопросы".

Судья:

"Известно ли вам, как были составлены эти "Протоколы"?

Согласно одной из версий, их более или менее единогласно приняли на Сионистском конгрессе в Базеле в 1897 году".

"Если позволите, ваша честь, это утверждение не заслуживает серьезного рассмотрения. Эта лживая версия впервые была напечатана в четвертом издании книги Нилуса, в 1917 году, а после войны получила сильную поддержку со стороны немецких издателей. Всем известно, что этот документ ничего общего с сионизмом не имеет".

Первые издатели "Протоколов" утверждали, что те были обнаружены в начале девяностых годов прошлого века, пояснил свидетель. Если верить им, еврей по имени Шапиро по просьбе носившей фамилию Глинка русской дамы выкрал "Протоколы" из хранилища масонской ложи "Мицраим".

"Вообразите только, - насмешливо произнес свидетель, - в начале девяностых некий еврей, впоследствии разоблаченный как фальсификатор, крадет "Протоколы", а несколько лет спустя, в 1897 году, они принимаются Сионистским конгрессом! Можно ли относиться к этому серьезно?!"

Глинка работала на Особый отдел тайной полиции, созданный после того, как выяснилось, что обычная тайная полиция со своими обязанностями не справляется. Она происходила из очень знатной помещичьей семьи.

Перед адвокатами стояла дилемма, общая для всех тяжущихся. Сколько свидетелей должны давать показания относительно одних и тех же фактов?

Неоднократные повторения - убедят ли они судью или нагонят на него скуку и он перестанет к ним прислушиваться?

Если судья уже знает, кто такая госпожа Глинка, зачем же ему снова и снова слушать рассказы о ней? - спросил на одном из их совещаний Сэли Мейер. На плечи каждого свидетеля, настойчиво повторял Лифшиц, ложится большое бремя. Их показания будут цитироваться вне стен суда. Все они должны попасть в протоколы судебных заседаний, тогда рассказ одного свидетеля будет подкреплять показания другого.

Профессор Матти поддержал Лифшица.

"У судьи найдутся средства дать вам понять, что вы перестарались",

- подмигнув, добавил он.

Судья Мейер не выказал никаких признаков скуки, даже когда Лоосли попросил свидетеля описать характер газеты "Знамя".

"Это была газета, созданная после кишиневского погрома и просуществовавшая всего 6-8 месяцев. Редактировал ее небезызвестный русский антисемит Крушеван, ярый приверженец правительства. Мне известно, что он получил от Плеве 25.000 рублей. Главной задачей газеты было отстаивание антисемитских взглядов Крушевана и подстрекательство к погромам".

"А кто такой Бутми?" - поинтересовался Лоосли, напомнив суду, что это имя еще одного предреволюционного издателя "Протоколов".

"Буши был помещиком из Бесарабии, то есть из тех мест, где подвизался и Крушеван, они, предположительно, были знакомы. Бутми издал свой вариант "Протоколов" - вы обнаружите в нем замечания переводчика, утверждающего и подчеркивающего, что "сионские мудрецы" не имеют никакого отношения к организации сионистов. Переводчик хотел поправить Бутми, заявившего в своем предисловии, что между "Протоколами" и организацией сионистов много общего".

Отвечая на вопрос о княгине Радзивилл, Николаевский пояснил, что она происходит из старинного дворянского рода, являясь урожденной княгиней Рошевуской. Отец ее был генерал-адъютантом царя.

Году в 1872 или 1873-м она вышла за князя Радзивилла, брата знаменитого Антона Радзивилла, друга Бисмарка и участника войны между Германией и Францией.

"Я никогда не встречал эту даму, - заявил он, - но издавал ее мемуары по-французски и по-немецки". Мало существует такого, чего он о ней бы не знал, добавил Николаевский.

Этой даме хотелось играть роль в высокой политике, продолжал свидетель. Ей принадлежал один из самых знаменитых политических "салонов" Германии. "Ревю юниверсель" недавно напечатала по-французски ее переписку с разного рода важными особами. Из писем видно, что она создавала такие же салоны в Петербурге и в Париже.

Этот свидетель, отметил судья, по собственному почину говорит мало, но с уважением ждет очередного вопроса, а затем дает ясный, исчерпывающий ответ.

На вопрос о Сухотине Николаевский ответил, что тот также принадлежал к дворянскому роду. Алексей Николаевич Сухотин был предводителем дворянства Чернского уезда. Он печатался в крайне правых московских изданиях. Завзятый консерватор. В маленьком сельском уезде он был фигурой важной.

"Вы позволите мне рассказать небольшую историю?"

- спросил свидетель у судьи, прибавив, что она опишет этого человека лучше всяких слов.

Как-то раз, продолжал он, получив разрешение судьи, одна из лошадей Сухотина подцепила очень заразную болезнь. Сухотин приказал нескольким крестьянам очистить его конюшню, но те, боясь близко подходить к больной лошади, отказались. Сухотин отомстил им тем, что посадил всю деревню под арест на неделю! История эта впоследствии стала предметом разбирательства в суде и в Сенате и вызвала большой скандал.

"Это показывает, ваша честь, что он был за человек!"

На вопрос эксперта Баумгартена Николаевский ответил, что масонские организации были запрещены царем в 1823-м и затем 1826 году. По существу, они стали незаконными.

"Однако теперь нам известно, что некоторые "ложи" существовали в России и в начале двадцатого века. Недавно я узнал, что две таких "ложи" имелись в царском дворце, ходили слухи, что даже царь состоял в одной из них. То были "ложи мартинистов", мартинистом был Филипп", - коротко сообщил он, полагая, что суду уже известно, кто такой Филипп.

Официально, сказал Николаевский, первая версия о связи "Протоколов сионских мудрецов" с сионистским движением появилась в 1917 году, однако Бутми еще в 1906-м утверждал, что между "Протоколами" и движением сионистов существует определенная связь, хотя переводчик напрочь отрицал ее в том же самом издании.

Интересно, заметил свидетель, что эта версия была поначалу отвергнута, а после восстановлена в правах. Видимо, это как-то связано с русской политикой и тактикой русской полиции. Евреи принимали участие в разгоравшемся революционном движении Министром внутренних дел был Плеве.

Он пытался наладить контакты с сионистским движением и привлечь сионистские организации к борьбе с революционерами. Это было в 1902-1903 годах. Он даже пригласил Герцля в Россию. Герцль, основатель и руководитель сионистского движения, в 1903 году посетил Петербург и провел переговоры с Плеве.

В результате сионистское движение было в России легализовано. Стоит отметить, сказал свидетель, что в России разрешили провести сионистский конгресс, между тем как конгресс чисто российский остался под запретом.

Идея, как он уже говорил, состояла в том, чтобы припрячь движение сионистов к антиреволюционной кампании. В итоге революционные еврейские круги развязали яростную агитацию против Герцля. В Вильне раздавались листовки, в которых его называли агентом русской тайной полиции. Крушевану, получавшему от Плеве изрядные суммы, приходилось поддерживать альянс с сионистами. Потому-то он и писал в те дни, что "Протоколы" ничего общего с движением сионистов не имеют! Через несколько лет, когда стало ясно, что альянс с сионистами провалился, было вновь разрешено увязать его с "Протоколами". "Все очень просто", - всплеснув руками, сказал Николаевский. Он надеялся, что теперь судья понял, как обстояли дела в России тех дней.

"В литературе имеется множество предположений о возможной связи между сионизмом и большевизмом, - продолжал он

- И сталинисты, и черносотенцы утверждают, что "все евреи - большевики, а все большевики - евреи".

Широко известно что у русских евреев имелись собственные революционные партии такие, как Бунд.

В 1917-1919 годах эта партия яро боролась с большевиками. Неправда, будто все вожди большевиков были евреями. Это верно лишь в отношении нескольких из них. Остальные евреями не были, они просто использовали партийные клички, некоторые из которых звучали на еврейский манер" Для эксперта это оказалось новостью, да и судью сказанное явно заинтересовало. Процесс начинает приобретать сходство с учебным курсом по истории, подумал он.

Отвечая на вопрос Лоосли о внезапной смерти Рачковского, свидетель припомнил, что она случилась году в 1910-м или 1911-м уже после того, как Рачковский отошел от дел.

"Тут мне известно немногое, - сказал он, тщательно подбирая слова, - однако некоторые газеты писали, что Рачковский был связан с Азефом и причастен к покушению на Плеве".

О смерти Рачковского объявили лишь после того, как в его квартире был произведен тщательный обыск, хотя, согласно одной из версий, он вообще умер лишь несколько месяцев спустя.

Свидетелю знакомо и имя Альфреда Розенберга, немецкого издателя "Протоколов". Розенберг родом из Эстонии. В первые годы революции он жил в Москве. Из литературы известно, что в 1919 году он эмигрировал в Германию, где принял активное участие в движении национал-социалистов. У него имелись тесные связи в кругах русских правых.

Теперь встал Фишер и надменно потребовал от свидетеля, чтобы тот отвечал на его вопросы лишь "да" и "нет". Георг Бруншвиг предупредил свидетеля о возможности подобной тактики, сказав, что соглашаться он не обязан. Он может отвечать на любой вопрос так, как ему захочется. Никто не вправе диктовать ему форму ответа, заверил Георг свидетеля.

"Неужели они так и не сменят тактику?" - прошептал Георг, услышав первый вопрос.

В: Вы еврей?

О: Я не еврей. Отец и дед мой были православными священниками. Отец говорил, что в нашей семье насчитывается семь или восемь поколений священников. Мать была дочерью русского крестьянина, ставшего купцом.

Фишер: Среди священников тоже было много евреев!

В: Каково ваше мировоззрение?

О: Я социал-демократ.

На вопрос, видел ли он когда-нибудь оригинал "Протоколов", свидетель ответил:

"Никакого "оригинала" не существует. Это подделка. Но я полагаю, что читал все издания "Протоколов", начиная с выпущенных Нилусом и Крушеваном. Немецкие издания меня не интересовали, только русские. Они и есть истинные источники. Могу добавить, что переводы - это также своего рода фальсификации, поскольку они содержат множество отступлений от исходной подделки".

Фишер: Я спросил свидетеля, сравнивал ли он "Протоколы" с оригиналом. Я имел в виду оригинальные протоколы Базельского конгресса. Они и являются подлинными "Протоколами"!

Свидетель: Протоколы сионистских конгрессов меня не интересуют! Они не имеют никакого отношения к этой подделке, к "Протоколам сионских мудрецов"!

Судья: Завтра мы заслушаем свидетелей, присутствовавших на Базельском конгрессе. Они ответят на этот вопрос.

Николаевский: Я повторяю, никаких "оригинальных" немецких изданий не существует, каждое из них является переводом русского источника, который также был подделкой.

Фишер: Это все рассуждения, а не доказательства. Я жду, когда на этом процессе хоть что-то будет доказано!

Судья, игнорируя его, спросил у свидетеля: "А что насчет английских изданий?"

Свидетель: И они переведены с русского.

Фишер: Я так и не получил ответа на мой вопрос! Сравнивали ли вы это издание с оригиналом?

Судья: Если не вам, то кому же об этом знать? Свидетель утверждает, что оригинала не существует.

Фишер: В таком случае надо отложить слушание дела!

Судья (терпеливо): Спрашивая свидетеля об "оригинале" "Протоколов", вы должны объяснить ему, что вы имеете в виду! Оригинал на каком языке?

Фишер: Я говорю о "Протоколах", существующих согласно показаниям второго президента сионистского движения. О протоколах Сионистского конгресса.

Судья: Они не имеют никакого отношения к предмету нашего рассмотрения.

Фишер (надменно): Может быть, мне позволят продолжить?

Все дивились терпению судьи. Он прилагал множество усилий, чтобы не позволить втянуть себя в неприятную перепалку с Фишером, понимая, что на нее-то его и пытаются спровоцировать.

У Георга Бруншвига также нашлось несколько вопросов, на которые свидетель дал подробные ответы.

"Я знаком со всеми русскими изданиями "Протоколов" за исключением того, которое упомянуто в книге госпожи Лесли Фрей. Оно вышло в 1885 или 1886 году, и, насколько мне известно, его никто не видел. В ранних публикациях категорически утверждалось, что "Протоколы сионских мудрецов" не имеют ничего общего с сионизмом! В первых изданиях книги Нилуса ни сионистское движение, ни Сионистский конгресс не упоминались.

О связи "Протоколов" с Сионистским конгрессом говорится лишь в четвертом издании этой книги, издании 1917 года. В предыдущих никаких решительно высказываний на сей счет не содержится. Я хочу, чтобы все ясно поняли: Бутми выпустил всего лишь перевод, выполненный анонимным переводчиком. Бутми утверждал, что существует связь между сионизмом и масонством. Как историк я категорически заявляю:

издание "Протоколов сионских мудрецов" в России имело целью возбуждение антисемитских настроений и подстрекательство к погромам, это широко признанный факт. Никаких серьезных аргументов, позволяющих опровергнуть эту точку зрения, нет и быть не может".

Фишер: Прошу занести в протокол заявление свидетеля о наличии связи между еврейством и масонством!

Свидетель: Я этого не говорил! Я лишь передал сказанное Бутми!

Фишер: Неправда!

Допрос свидетеля защитником Рюфом.

Рюф: Не можете ли вы описать связь между изданием "Протоколов" 1894 года и Сионистским конгрессом?

Судья: Нет, свидетель уже выразил удивление тем, что, с одной стороны, вы утверждаете, будто существовало издание 1893-го или 1894 года, а с другой - что "Протоколы" были созданы на конгрессе 1897 года!

Свидетель: Именно.

Рюф: Известно ли вам, что, по словам Лесли Фрей, княгиня Радзивилл была в 1902-м или 1903 году приговорена к тюремному заключению за подделку чека Сесила Родса?

Свидетель: Нет, не известно. Всякое может быть. Не забывайте, однако, и о том, что та же Лесли Фрей утверждала, будто "Протоколы" сочинены Ахадом Гаамом!

Теперь даже судья выглядел усталым. Адвокаты переглядывались, надеясь, что он объявит сегодняшнее слушание закрытым, но судья объявил всего лишь короткий перерыв. Судя по виду свидетеля, он тоже нуждался в отдыхе, вполне им заслуженном, однако такового он не получил.

Напротив, судья попросил его просмотреть во время перерыва полученные из русских архивов документы и сообщить, готов ли он подтвердить их подлинность. То была идея Георга Бруншвига, хотя он и не собирался обременять свидетеля этой задачей во время короткого перерыва между двумя заседаниями. Не страшно, заверил его Николаевский, тут нет ничего сложного.

Когда слушание возобновилось, свидетель заявил, что все документы - подлинные. В качестве примера он привел подписанный Плехановым документ, в котором говорилось о деятельности Рачковского. Документ этот был опубликован русско-немецкой газетой, которую он готов, если потребуется, представить суду на следующий день.

"Я также узнал из них нечто новое, - сказал он. - Мне было известно, что министр фон Плеве в 1902 году отстранил Рачковского от дел. Теперь же я увидел документ, подтверждающий слышанное мною о том, что он получил весьма внушительную пенсию. Мое утверждение о подлинности этих документов основывается не только на их беглом просмотре. Я очень хорошо с ними знаком".

Все были совершенно изнурены и потому с облегчением услышали, что больше вопросов к свидетелю не имеется. Слушания возобновятся завтра, в восемь утра, объявил судья. Трудно было поверить, что процесс начался всего лишь нынешним утром.

Они уже собирались подняться со своих мест, когда судья объявил, что намерен заслушать на следующий день всех оставшихся свидетелей. Экспертов он заслушает в среду, хотя готов предоставить им время для исправления их заключений, если таковое потребуется после того, как они услышат свидетелей. И Баумгартен, и Лоосли заверили судью, что согласны поработать ночью. К восьми утра, в среду, они будут готовы.

Затем судья проинформировал Фишера, что, поскольку предложенного ответчиками эксперта, пастора Мюнчмайера, отыскать не удалось, он готов дать им время на поиски другого эксперта. Он предпринял все, чтобы найти их эксперта, заявил для протокола судья:

"Я произвел множество телефонных звонков, я попросил помощи у полиции, я просил ответчика Сильвио Шнелля прийти ко мне в кабинет, чтобы обсудить положение, однако он не явился".

Обращаясь ко всем ответчикам, судья Мейер добавил:

"Мой опыт общения с Фронтом и национал-социалистами показывает, что мне вряд ли удастся самому подыскать эксперта, который будет для вас приемлемым".

Фишер потребовал, чтобы ему предоставили протоколы заседаний Базельского конгресса. Обращаясь к судье, он пожаловался:

"Насколько я понял, вы уже решили, что эти протоколы не имеют отношения к "Протоколам", изданным Фритшем. Я мог бы прямо сейчас прервать сотрудничество с вами, но я этого не сделаю".

Судья, улыбнувшись: "Да это было бы обидно".

По просьбе Лоосли Сватикова вызвали на следующее утро для дачи повторных показаний.

Всем не терпелось покинуть зал суда, но у Фишера была еще одна просьба: ему требовались тридцать дополнительных входных билетов, чтобы разместить в зале своих сторонников. Они имеют право присутствовать здесь. Судья выслушал его с удивлением - в зал и так набилось столько людей, что входных билетов у служителей уже не осталось. В зале не хватает места, пояснил судья, почему бы его сторонникам не посещать процесс по очереди? Затем он поспешно встал, не желая ничего больше слушать.

Эмиль Раас вспоминал позже, что ему поручили купить все, какие найдутся, газеты и сообщить группе адвокатов, насколько широко процесс освещается в прессе. Им предстояло в семь утра встретиться за завтраком в маленьком кафе, расположенном неподалеку от здания суда. Владелец кафе согласился открыть его в столь ранний час. В последние несколько дней дела у него шли более чем прилично. Одетта умоляла Георга пойти домой и выспаться, но он был слишком взволнован. Ему не терпелось поделиться с кем-нибудь впечатлениями этого дня. Лифшиц пригласил приезжих свидетелей на обед. Георг присоединится к ним чуть позже. Он пообещал надолго не задерживаться.

Наутро они с радостью узнали, что пресса освещает процесс благосклонно и вполне точно. Целые страницы всех крупных газет были отведены под исчерпывающие отчеты о прозвучавших в суде показаниях. Было очевидно, что свидетели произвели на журналистов хорошее впечатление. Адвокатам так не терпелось прочесть все от слова до слова, что они забыли о времени. В итоге они на 10 минут опоздали в зал суда и получили от судьи замечание. В протоколах процесса сказано, что во вторник, 30 октября, слушания начались в 8.10 утра.

Зал был переполнен, как и накануне. Люди напряженно ждали продолжения процесса. На всякий случай в зале разместили полицейских.

Все тяжущиеся и их адвокаты были на месте.

"Первым сегодня будет давать показания Генрих Слиозберг", - объявил Георг.

Свидетель сообщил, что ему 72 года, что в прежнее время он был петербургским адвокатом, а ныне живет в Париже. Он готов давать показания по-немецки.

Слиозберг был очень приметной фигурой в еврейском сообществе Петербурга. Окончив с отличием юридический факультет Петербургского университета, он не смог из-за своего происхождения получить место преподавателя, тем не менее, власти использовали его как неофициального консультанта по правовым вопросам.

Именно поэтому Витте и попросил Слиозберга представить заключение о "Протоколах сионских мудрецов". Помимо юридической практики, Слиозберг посвящал себя делам еврейской общины, отстаивая, в том или ином качестве, ее интересы. Особенно деятельно он работал в "адвокатском бюро", созданном еврейскими интеллигентами Петербурга для зашиты евреев путем организации судебных исков.

Во время революции Слиозберг оказался в тюрьме, а имущество его конфисковали. Он перебрался в Париж, где вскоре возглавил общину русских евреев.

Не тратя времени на вступление, судья Мейер сразу спросил Слиозберга, знаком ли тот с историей "Протоколов сионских мудрецов".

Слиозберг говорил на правильном немецком, хоть и с русским акцентом.

О существовании этих "Протоколов" он впервые узнал в 1899-м или 1900 году. Он был петербургским адвокатом и принимал активное участие в делах евреев. Министр финансов Витте, ставший впоследствии "графом Витте", через одного из своих старших служащих попросил его оценить документ, озаглавленный "Протоколы сионских мудрецов".

Он подготовил заключение, в котором говорилось, что этот документ целиком и полностью является подделкой. К сожалению, добавил он, когда ему пришлось в 1920 году бежать из России, это заключение осталось в его конторе. Он и понятия не имел, добавил Слиозберг, что оно еще может ему пригодиться.

На чем основывалось его мнение? - спросил судья.

"Я был хорошо осведомлен об основных фактах и о взаимоотношениях в еврейской среде и мог с определенностью утверждать, что документ содержит сплошные выдумки", - ответил Слиозберг. В самой похожей на ученическую тетрадь брошюрке, которая ходила по рукам высших должностных лиц, какие-либо указания на источники отсутствовали, автор ее предпочел остаться безвестным. Он хорошо помнит содержание этой брошюрки, поскольку позже ее перепечатала газета "Знамя", издававшаяся известным антисемитом Крушеваном, подстрекателем погромов. Слиозберг видел ее напечатанной и в газете Крушевана, и в книге Нилуса.

В то время он был убежден, о чем и сказал в своем заключении, что цель этой фальшивки состоит не только в возбуждении антиеврейских настроений, но и, главным образом, в дискредитации Витте и его финансовой политики.

Проведенную Витте в 1899 году финансовую реформу резко критиковали в реакционных кругах. С первого взгляда было видно, что многие критикуемые элементы финансовой, экономической и сельскохозяйственной политики Витте описываются в "Протоколах" как составные части так называемого еврейского плана. Это не могло быть простым совпадением.

"Сейчас, как и тогда, я убежден, - заявил свидетель, - что евреев использовали как орудие для нападок на либеральное правительство, либеральное движение и революционные круги вообще, но в особенности на Витте, которого реакционеры от души ненавидели. Они не останавливались ни перед чем, чтобы очернить его в глазах царя".

Он уже тогда понял, что к этой фальсификации причастна тайная полиция, имелись в ней и признаки, определенно указывающие в сторону Парижа. Только люди вроде Дрюмона и его приспешников, "первосвященники" французского антисемитизма, причастные к делу Дрейфуса и ничего не знающие о русских евреях, могли говорить о еврейских банкирах!

В России проживало семь миллионов евреев. Лишь 20 или 30 из них были богаты в подлинном смысле этого слова.

Незначительное меньшинство евреев было хорошо обеспеченно, однако в массе своей они жили очень бедно, на грани голодания. Мясо они могли позволить себе лишь по субботам. Они не сводили концы с концами, куда уж им было стремиться к мировому господству!

Больше всего их интересовало, кого поставят во главе полиции Киева или Риги и нельзя ли будет подкупить этого человека небольшими деньгами. Это было для них куда важнее, чем то, какой из сынов Давидовых станет править миром!

Слиозберг сделал большой глоток из стоящего перед ним стакана с водой. Затем вынул носовой платок, вытер лицо и протер очки. К этому времени в зале уже стояла полная тишина, слышен был лишь скрип журналистских перьев по страницам блокнотов. Собравшись с силами, Слиозберг кивнул судье, и тот спросил, что ему известно о Нилусе.

"Все знали, кто такой Нилус, - с всепрощающей улыбкой ответил Слиозберг. - Он был автором мистической, апокалипсической книги об антихристе. Ему было кое-что известно о вере евреев в приход Мессии, вот он и свалил все в кучу, выведя из этой невинной веры мысль, что она относится к явлению антихриста, который будет править миром".

Знакома ли ему фамилия "Рачковский"? - спросил судья.

Не просто знакома, он знал Рачковского лично. Рачковский был известным провокатором. Он сочинял самые разные провокационные документы, якобы исходившие из эмигрантских кругов Швейцарии и Франции.

Он изображал дело так, будто эти документы печатаются в подпольных типографиях, однако люди, хоть немного разбиравшиеся в политике, ему не верили.

"У меня были в те дни обширные связи в кругах высшей бюрократии, я даже работал, по приглашению Столыпина, консультантом Министерства внутренних дел по правовым вопросам. Я мог с определенностью доказать, что в погромах были в немалой степени повинны представители официальных кругов". Да, еще раз добавил он, Рачковский был известен всем как опасный провокатор.

Головинского он не знал, ответил Слиозберг на следующий вопрос, зато знал Мануйлова, агента Рачковского. Мануйлов был также секретарем Витте, а впоследствии Штюрмера.

Отвечая на вопрос Лоосли, Слиозберг сказал, что в Германии "Протоколы" появились в 1919 году, а во Франции несколько позже. В России они особого влияния ни на кого не оказали, их считали дурного тона шуткой. Самая солидная из антисемитских газет, "Новое время", ни словом о них не обмолвилась. Все знали, что это подделка тайной полиции, документам которой верить нельзя. Таково было широко распространенное мнение.

Чувствовалось, что судья уже убедился - Сионистский конгресс в Базеле никакого отношения к "Протоколам" не имеет, однако Лифшиц настоял, чтобы были представлены все найденные ими свидетели, способные пролить свет на этот вопрос. Они проделали большой путь, чтобы приехать сюда, говорил Лифшиц, так пусть уж дадут показания.

Поэтому следующим был вызван доктор Юрис Мейер-Эбнер из Черновиц, бывший членом сначала парламента, а затем сената Румынии. На Базельском конгрессе он состоял в "Комитет действия", в который входило 23 человека.

Он повторил, что все заседания Базельского конгресса - и пленарные и комитетские - были открыты для публики и прессы. Секретных совещаний не проводилось.

Главным предметом рассмотрения на этих заседаниях было положение еврейских общин мира и, разумеется, палестинский вопрос. Предполагалось, пояснил свидетель, что вследствие нового размаха, который Герцль придал сионистскому движению, этот конгресс станет поворотным моментом еврейской истории.

Происходили ли там споры? - спросили свидетеля. О да, и весьма ожесточенные, касающиеся иврита и литературы на этом языке. Спорили и о том, как могли бы евреи обосноваться в Палестине и обратить ее в свое отечество, и следует ли делать это исключительно на правовой и политической основе.

Верно ли, что имело место расхождение во мнениях, например между Герцлем и Ахад Гаамом? - спросил судья.

А он становится специалистом, с удовлетворением прошептал Лифшиц доктору Винеру.

Да, сообщил свидетель, дискуссии происходили, но до настоящих столкновений дело не доходило.

Последовал ставший уже непременным вопрос:

"Правда ли, что в Базеле был разработан план достижения мирового господства?"

Свидетель явственно расстроился.

"К сожалению, будучи евреем религиозным, я не вправе пользоваться именем Господа всуе, а то я поклялся бы перед всем миром, что это злонамеренная выдумка. В ней нет ни йоты правды! Если бы такой вопрос был хотя бы поднят на конгрессе, я и, насколько мне известно, все остальные его участники заявили бы решительный протест. Хотя мне было тогда только 25 лет, - продолжал он, - я играл на конгрессе важную роль и был активным членом центрального комитета. Совершенно невозможно, чтобы там происходили секретные совещания или обсуждались какие-то темы, а я бы ничего об этом не знал".

Все утро присутствующие в зале с любопытством поглядывали на большой сверток, лежавший перед судьей на столе. К общему удивлению, судья вдруг развернул его и по собственной инициативе объявил, что затребовал и получил из Швейцарской государственной библиотеки Берна официальные протоколы Базельского конгресса, отпечатанные в Вене в 1888 году.

Свидетеля попросили просмотреть их, он сделал это и сказал, что у него имеется точно такой же экземпляр. Других протоколов заседаний конгресса не существует, заверил он суд.

Лифшиц настоял на том, чтобы свидетель описал Сионистский конгресс собственными словами. Протоколам этого процесса, снова и снова повторял он, предстоит стать историческим документом. Если судья начнет проявлять нетерпение, они всегда смогут остановить свидетеля. Однако судья Мейер набирается сведений о евреях и сионизме, о которых он знал очень немногое. И пока он выглядит заинтересованным, тревожиться не о чем.

Поэтому свидетелю было позволено говорить беспрепятственно, хотя ответчики уже начали нервно ерзать.

Конгресс ни в коей мере не представлял мировое еврейство, продолжал свидетель, сионистское движение было далеко не широким, к тому же ему приходилось бороться с противодействием раввинов. "Руководители еврейских общин Германии, - сказал он, - были настроены против нас, как и крупные финансисты, вроде барона Гирша и Ротшильда. В движении состояли по преимуществу молодые люди, вынужденные бороться со старшим поколением. В еврейском мире мы были революционерами, сражавшимися с господствующей еврейской верхушкой".

Успех первого конгресса состоял в том, что они впервые открыто обсудили свои проблемы в присутствии прессы и на глазах у всего мира. Герцль всегда подчеркивал, что вопрос о евреях касается не только евреев и потому должен обсуждаться с максимальной гласностью.

Нелепо утверждать, будто Ахад Гаам мог быть причастным к плану достижения мирового господства. Он был одним из духовных вождей своего поколения и к тому же противником идеи политического государства. Он хотел создать в Палестине духовный центр для евреев всего мира.

Георг Бруншвиг предъявил свидетелю письменные показания 18 участников Базельского конгресса, подтвержденные под присягой 30 августа 1933 года. Прочитав их, свидетель заверил суд, что показания эти совершенно точны и по сути своей подтверждают его показания.

Когда поднялся Фишер, все приготовились к тому, что он опять начнет совать слушанию палки в колеса. Ожидания не остались обманутыми. Он подозревает, с самым серьезным видом заявил Фишер, что протоколы Базельского конгресса могут быть поддельными. Он желал бы сравнить их с оригиналом. Судья покорным тоном сказал, что Фишер может допросить свидетеля по этому поводу.

Свидетель заявил, что первого, отпечатанного в Вене, издания протоколов он лишился во время революции. "Теперь у меня второе, изданное в Праге".

Фишер: Оно вполне может оказаться еще одной подделкой.

Свидетель: Вам придется доказать это нелепое обвинение.

Фишер: Мы, национал-социалисты, действительно заинтересованы в установлении истины.

Свидетель, терпеливо: Второе издание, точно так же как первое, представляет собой дословную запись выступлений участников конгресса.

Прежде чем Фишер смог продолжить эти пустые препирательства, судья впервые за время процесса повысил голос: "Довольно!"

После нескольких мгновений ошеломленного молчания свидетель возобновил дачу показаний. Он слышал о "Протоколах сионских мудрецов" и раньше, но впервые прочел их, лишь когда ехал сюда. Евреи 2000 лет вели очень трудную жизнь. Экономическое их положение, особенно в странах Восточной Европы, было тяжелым, поскольку полных гражданских прав они не имели. Совершенно невозможно понять, как такой бедный, одинокий, гонимый народ мог возмечтать о мировом господстве.

"Читая "Протоколы", я испытывал горечь, но последняя их глава заставила меня рассмеяться. Я побывал во многих странах, посетил многие еврейские общины. И ни от одного еврея не слышал, что он - прямой потомок дома Давидова! Никому не по силам проследить свое происхождение до столь удаленных времен".

Адвокаты ожидали, что судья объявит короткий перерыв, но тот попросил их вызвать следующего свидетеля. Они очень гордились тем, что могут представить свидетеля столь выдающегося, как Павел Милюков. Ему было 75 лет, поездка в Берн отняла у него много сил, но он с готовностью согласился приехать. Он также изучал "Протоколы сионских мудрецов" и считал их грязным пятном на русской истории.

Милюков скромно представился историком, специалистом по истории России. Он публиковал в Париже и России научные статьи, издал на французском языке три книги по русской истории.

Не склонный к хвастовству, Милюков не стал говорить, что принадлежал к числу главных творцов политики русских либералов, был одним из основателей кадетской партии, а во Временном правительстве занимал пост министра иностранных дел. Его партия выступала за либеральные реформы и решительно противилась основанной на травле евреев политике правого крыла. Не стал он говорить судье и о том, что кадетов нередко называли "жидомасонами".

Подобно большинству его коллег, Милюков эмигрировал в Париж, где ныне и жил, издавая газету для русской диаспоры.

Он исполнял также обязанности председателя парижского профсоюза иностранных корреспондентов.

Революцию вызвало множество причин, сказал Милюков, однако никакого отношения к евреям или масонам они не имели. Евреи, как и другие, участвовали в революции, возможно, процент евреев среди ее участников был несколько более высоким - как из-за преследования их старым режимом, так и по причине большей образованности.

"Я не еврей, - ответил он на вопрос судьи, - мы происходим из Пруссии, старый дворянский род".

Судья счел себя обязанным извиниться:

"Я спросил об этом лишь для того, чтобы не дать другим задать этот вопрос".

Судья терпеливо выслушал данное Милюковым описание присущего российским властям антисемитизма и процессов, которые привели к созданию "Черной сотни", добившейся представительства в Третьей и Четвертой Думах.

"Революцию произвели не евреи, - убежденно заявил он.

- Было бы недостойно русского народа взваливать бремя и ошибок его, и успехов на плечи евреев".

Странно, сказал он, но большевики в настоящее время используют те же антисемитские лозунги, что и царский режим.

Отвечая на вопрос о церкви, он сказал, что церковь, как известно, зиждется на догматах веры. По вопросам иных вероучений, включая и еврейское, она по преимуществу придерживалась нейтралитета, однако во всем поддерживала правительство. К сожалению, церковь придерживалась нейтралитета и в отношении мистиков вроде Филиппа и Распутина.

Именно его газета, "Последние новости", и он этим гордится, опубликовала статьи дю Шайла. Он также знаком с Бурцевым и Сватиковым и питает к ним большое уважение.

Наконец его спросили о "Протоколах сионских мудрецов".

Это грубая подделка, заверил он суд. Фальсификаторы извратили текст хорошего писателя Мориса Жоли. Его слог был для них слишком сложен, да и сказанное им лежало за пределами понимания их предполагаемых читателей.

Разговоры о мифическом тайном еврейском обществе, вознамерившемся достичь мирового господства, ходили в России еще в 1880 году, до издания "Протоколов". Как историк, занимавшийся этим вопросом, он уверен, что "Протоколы" сфабриковали для того, чтобы обосновать уже распространявшуюся клевету.

"Интересная теория", - заметил судья, а свидетель продолжил:

"Я десять лет состоял членом Думы, в которой были представлены и черносотенцы, и они ни разу не упомянули о "Протоколах". Они боялись, что любое упоминание этого документа в Думе приведет к расследованию, которое публично установит его подложность. Для них куда безопаснее было оставить "Протоколы" окутанными туманом.

По той же причине "Протоколы" не упоминались и на процессе Бейлиса. Подлог не способен выдержать суда, - заключил он, глядя прямо на судью и язвительно прибавил: - Черносотенцы боялись подвергать его риску даже в русском суде".

Баумгартен: Известен ли вам хотя бы один историк, воспринимающий "Протоколы" всерьез?

Свидетель: Нет! Безусловно нет. То же относится и к любому образованному человеку.

Газеты писали на следующий день, что из свидетелей процесса наибольшее впечатление произвел раввин Эренпрейс. Действительно, главный раввин Стокгольма, обладатель докторской степени по философии, был фигурой выдающейся. С первых же сказанных им слов судья Мейер проникся к нему уважением. Спокойный, твердый, Исполненный достоинства, никогда не повышающий голоса, Эренпрейс сразу овладел вниманием публики.

Начальной причиной его приглашения для участия в процессе было абсурдное утверждение, будто это он сочинил "Протоколы сионских мудрецов". То была лишь одна из многих версий, зато ее ничего не стоило опровергнуть.

Пусть он даст короткие Показания, относящиеся лишь к существу дела, предложил профессор Матти. Но это предложение было отвергнуто. У нас появилась возможность, от которой грех отказаться, возразил Лифшиц, единственный, кто уже встречался с раввином лично. Все они признали его правоту, когда во время вчерашнего обеда перед ними раскрылась уникальная личность раввина.

Удивительно, но судья не выказал ни малейших признаков нетерпения, даже когда Эренпрейс принялся повторять уже сказанное до него другими.

Он не просто присутствовал на Базельском конгрессе, он был секретарем возглавляемого Герцлем комитета, который разрабатывал основные принципы работы конгресса.

Он лично высылал делегатам конгресса приглашения, в которых Герцль сообщал, что все заседания будут абсолютно публичными. Он помнит, как Герцль настаивал, чтобы последние два слова были подчеркнуты. В приглашениях участников конгресса заверяли также, что ничто из происходящего не будет идти вразрез с законами какой бы то ни было страны и с гражданским долгом участников.

Он прекрасно помнил свою встречу с Герцлем в Вене, в 1897 году, на которой после долгого обсуждения был составлен текст приглашений.

Герцль верил, что народы мира заинтересованы в решении "еврейской проблемы", ставшей причиной множества неурядиц, и потому с сочувствием отнесутся к их движению. Он хотел, чтобы эмиграция евреев в Палестину проходила открыто, с соблюдением всех законов. Все это и было воплощено в "Декларации Бальфура".

Стоя очень прямо, свидетель заявил: "Я считаю те события главными в моей жизни, мне выпало счастье участвовать в разработке столь важного для моего народа замысла и сотрудничать с чистым, идеалистически настроенным и в то же время практичным человеком такого масштаба, как Герцль, которому была абсолютно чужда любая форма национального шовинизма. Он верил, что не только стремится облегчить бремя своих несчастных соплеменников, но и помогает решить проблемы Европы".

Глаза Эренпрейса буквально наполнились слезами, когда он почти неслышно сказал:

"Я и сейчас словно бы вижу, как он противостоит в этом зале лжи, содержащейся в "Протоколах".

Немного успокоившись, Эренпрейс открыл пухлый портфель и передал судебному приставу полную стенограмму заседаний Базельского конгресса, а также новое издание "Протоколов", только что вышедшее в Стокгольме под названием "Тайные протоколы израильских мудрецов".

Сколько же еще копий базельских протоколов ему понадобится? - подивился судья.

"Протоколы" содержат 24 главы, напомнил судья свидетелю, возможно ли было сочинить их или хотя бы зачитать во время конгресса со всеми его пленарными и комитетскими заседаниями?

Свидетель: Это было бы невозможно физически. Все три дня Базельского конгресса шла очень напряженная работа, даже половина каждой ночи уходила на заседания комитетов - публичных и открытых для прессы. Чтобы успеть еще и обсудить "Протоколы", потребовались бы сутки длиною в 88 часов.

"Но оставим физическую невозможность в стороне, - серьезным тоном добавил он. - Должен повторить, что это было невозможным в любом смысле. Подложные "Протоколы" противоречат не только духу Герцля и Ахад Гаама, но и духу иудаизма".

На следующий день большинство газет процитировало следующий отрывок из его показаний:

"На этом процессе, ваша честь, речь идет не о поддельности "Протоколов сионских мудрецов" и не о сионистах. Вопрос стоит о фальсификации иудаизма. О еврейской истории, еврейском народе и его характере, о его жизни на протяжении трех тысячелетий, обо всем, что мы когда-либо отстаивали и за что отдавали жизни.

Здесь, в зале бернского суда, пишется новая страница мировой истории. Здесь этот вопрос впервые открыто рассматривается непредвзятым судом цивилизованной страны. Взоры множества людей всего мира обращены сегодня к этому залу - с любопытством, с ожиданием, с волнением. Речь идет не только об иске, предъявленном еврейской общиной Швейцарии господину Фишеру и его соратникам.

Речь идет об иске, предъявляемом иудаизмом всем, кто клевещет на нас, какой бы эта клевета ни была. Каждый из нас, шестнадцати миллионов евреев мира (тогда их было еще шестнадцать миллионов!), чувствует себя глубоко оскорбленным, поскольку честь наша вываляна в грязи бесстыдной ложью, которую никак не удается остановить, которая распространяется из страны в страну, точно заразная болезнь. Люди будущего станут с изумлением спрашивать себя, как же низко должна была пасть наша эпоха, чтобы такая фальшивка, такой грубый идиотизм казался осмысленным тысячам людей".

Все затаили дыхание. Даже ответчики, неспособные сразу переварить услышанное, повесили головы. Этот свидетель, прямой и гордый, околдовал всех. Все донимали, что перед ними - великий человек. Прошло несколько мгновений, прежде чем Лоосли нарушил молчание. Нужно было как-то разрядить атмосферу, и он это сделал.

Читал ли свидетель главу о пражском кладбище из книги Германа Гедше?

Свидетель: Широко известно, что только два колена Израилева пережили разрушение Второго Храма - колено Иудино и колено Вениаминово. Остальные десять исчезли.

На это можно указать как на одну из причин, по которой роман Гедше, повествующий о встрече в Праге представителей двенадцати колен, является лживым целиком и полностью. Единственная правда в этой главе заключается в том, что в Праге действительно имеется еврейское кладбище!

Уже со времен Библии в иудаизме нет ни единой секты, верящей, что евреями будет править потомок Давида. Генеалогически таких потомков попросту не существует.

Лоосли предложил воспользоваться тем, что в суде присутствует обладатель столь глубоких познаний, и попросить его объяснить суду, что собой представляет Талмуд.

Свидетель заколебался. Он не был уверен, что председательствующий разрешит ему читать лекцию на эту тему.

Судья: Это зависит от длины лекции.

Он только что опубликовал на шведском языке книгу о Талмуде, сказал свидетель. Он хотел бы начать с того, чем Талмуд не является. Он безусловно не таков, каким его описывает антисемитская литература.

Конечно, при использовании цитат вне контекста это не сразу бросается в глаза. Талмуд есть литературная антология, составлявшаяся в течение тысячи лет. Слово "Талмуд" означает "ученость" или "учение", но чаше всего оно используется для обозначения основной части учения, содержащей комментарии и дискуссии ученых раввинов, толковавших устный закон, называемый "Мишной". Это одно из самых значительных творений человеческой культуры, произведение, отражающее повседневную жизнь людей определенной эпохи, их обычаи, верования и даже суеверия.

Это источник сведений по праву, истории, медицине, торговле и земледелию, по культуре и науке. В нем на каждом из возможных уровней рассматриваются все стороны жизни и поведения человека. Судья слушал, как зачарованный, а свидетель пространно, проявляя недюжинную эрудицию, излагал сущность Талмуда.

"Таков Талмуд, - заключил раввин. - Плод тысячелетнего труда двух с половиной тысяч ученых. Это целая эра в нашей истории".

По-видимому, ответчики поручили вести допрос всех свидетелей Фишеру. Перевирая сказанное свидетелем, он спросил:

"Вы назвали "Протоколы" священным писанием евреев. Ну так что же они собой представляют, священное писание или стенографические протоколы конгресса?"

Свидетель:

"Вы, надо полагать, шутите, впрочем, я не против шуток. Я сказал только, что, если вы хотите изучить иудаизм, вам следует читать наши священные книги, они-то и являются истинными нашими Протоколами".

Фишер попытался еще раз спросить о том же, но председательствующий отпустил свидетеля, сказав, что довольно изводить его бессмысленными вопросами!

Профессор Матти встревожился. Они не боятся настроить судью против себя, прошептал он Георгу, поскольку защищаться им, в сущности, нечем. Они вынуждают судью отпускать замечания подобного рода, чтобы потом, ссылаясь на них, доказывать, что судья с самого начала был настроен против них. Они не просто пытаются дискредитировать свидетелей, они закладывают основы для будущей дискредитации судьи. Георг был согласен с профессором, однако не видел возможности помешать происходящему.

Создавалось впечатление, что ответчики приняли версию, согласно которой "Протоколы" были составлены на Базельском конгрессе. Если это так, удивлялись клиенты Георга и Матти, зачем приплетать сюда еще и масонов?

И как всегда, именно Лифшиц напомнил им об историческом значении процесса. Настанет день, когда ответчики могут решить, что стоит вернуться к старой версии о жидомасонском заговоре. У нас есть возможность разоблачить эту ложь, сказал он, и упустить ее нельзя.

Поэтому в суд были вызваны швейцарские масоны, напрочь отвергшие мысль о том, что у их движения имеются какие-либо планы захвата - с помощью или без помощи евреев - мирового господства. Среди них был герр Тоблер, шоколадный магнат, впоследствии обвиненный Флейшгауэром в том, что он-де дал на суде ложные показания. Тоблер просто подал на него в суд за клевету, процитировав протоколы суда и экспертное заключение самого Флейшгауэра.

Перед объявлением перерыва Бруншвиг напомнил судье, что Мориса Жоли изображали Моисеем Иоэлем, обрезанным евреем.

Сказав об этом, он положил на стол судьи свидетельство о крещении ребенка по имени Морис Жоли. После долгих поисков им удалось найти его в архиве городка Лон-ле-Санье, департамент Юра. В свидетельстве говорилось, что Морис, сын Филиппа Ламберта Жоли, адвоката, и его жены Фортуны Флорентины Елизаветы Куртуа, проживающей в том же городе, появился на свет 22 сентября 1829 года, а 17 декабря того же года его окрестили в приходе Сен-Дезире.

Теперь, заметил Матти, судья может удалиться к себе в кабинет с улыбкой на лице.

В настоящий момент, сообщили ответчики, они не намерены предъявлять свидетелей.

Лоосли и Баумгартен выглядели усталыми, глаза их были красны. Они заявили в суде, что будут готовы к утру среды, и пообещали адвокатам, что не станут причиной еще одной задержки. В некоторых системах судопроизводства эксперт вручает суду письменное заключение, которое сразу же передается противной стороне для ведения перекрестного допроса.

Однако судья Мейер объявил, что желал бы услышать устные показания экспертов, а это означало, что им придется ссылаться на некоторые из предыдущих показаний. Это и было одной из причин того, что истцы пошли на значительные расходы для ведения стенографической записи слушаний, заставляя стенографов работать, расшифровывая их записи, день и ночь.

Две ночи подряд Лоосли и Баумгартен изучали эти записи и делали выписки, потребляя галлоны черного кофе. Матти и Бруншвиг держали пальцы перекрещенными и молились, чтобы ответчики не посмели попросить еще об одной отсрочке слушаний. Они даже не стали обсуждать между собой, как им реагировать на такой запрос. Вот почему они попросили о кратком перерыве, когда ответчики пожаловались суду, что им не дали достаточного для поисков эксперта времени.

В последние два дня ответчики развили бешеную деятельность. Они знали, что истцы намереваются представить серьезных свидетелей, но недооценили степень воздействия этих свидетелей на суд и, что еще важнее, их воздействия на общественное мнение.

Ответчиков-швейцарцев тревожила реакция швейцарской прессы, которая печатала пространные выдержки из показаний свидетелей, произведших на нее наиболее сильное впечатление. Защитники предупреждали их, что защищаться им, собственно, нечем, что показания свидетелей, по существу, гарантируют вынесение приговора в пользу истцов. Ответчики боялись, что при том, какой оборот принимает все дело, общественное мнение Швейцарии сильно затруднит их дальнейшую работу. Это вам не Германия, говорили они.

Но у Флейшгауэра был готов ответ и на это. Удивительно, как это они до сих пор не поняли суть процесса. Речь идет не о "Протоколах сионских мудрецов", гремел он. И не о Швейцарии.

Происходит великое противостояние евреев и арийцев, и при чем тут какая-то брошюрка?

Он долгое время ждал именно такой возможности. Пока наивные швейцарские юристы обсуждают статьи закона и частности процедуры, он, при посредстве Вельтдинста, активизирует деятельность антисемитского интернационала.

У них уже имеется множество филиалов в разных странах, преданные сторонники, которые распространяют их учение, к ним уже начинают поступать значительные средства. И хотя средства эти предназначаются главным образом для по мощи ответчикам Бернского процесса, он совершенно не обязан отчитываться перед швейцарской стороной, на что эти средств тратятся. Фон Ролль, осмелившийся поставить его руководящую роль под вопрос, отстранен, а занявший его место Тедди готов любому сотрудничеству.

Он позволил им попусту суетиться в поисках экспертов, заявил Флейшгауэр, поскольку нужно было произвести впечатление на судью. Неужели они думали, что смогут отыскать эксперта, способного убедить судью в том, что евреи действительно устраивали на Базельском конгрессе секретные совещания, составляя план достижения мирового господства?

Они и представления не имеют, твердил Флейшгауэр, о том, что творится вокруг них. Арийцы наконец достигли положения, которое позволит им взять верх, и Гитлер - их вождь. Но чтобы избавить Германию от евреев, этого мало. Необходимо привлечь на свою сторону общественное мнение других стран, и целый департамент немецкого правительства разрабатывает действенные средства достижения этой цели.

Этот процесс - дар Божий, сказал он. Теперь в их распоряжении вся мировая пресса.

"Она игнорирует то, что мы говорим на митингах, - сказал Флейшгауэр, - но не сможет позволить себе игнорировать сказанное в этом зале суда после того, как сама же подробно изложила показания свидетелей истцов. Что бы здесь теперь ни говорилось, об этом узнает весь мир". И даже если некоторые журналисты не питают к нам симпатий, будьте благонадежны, найдется немало таких, кто выслушает нас и с нами согласится.

И они хотят упустить эту золотую возможность, препираясь по поводу какого-то русского фанатика?

Им дали трибуну, и они покажут евреев во всей их мерзости как неизменную угрозу спокойствию и порядку во всем мире.

Вот почему крайне важно, чтобы именно он, Флейшгауэр, появился на процессе в качестве эксперта. Да, он не большой знаток "Протоколов", но где они найдут лучшего знатока евреев?

Ответчики давно уже знали, что на Бернском процессе распоряжается Эрфурт, что приказы отдает Флейшгауэр, однако тешили себя надеждой, что он рано или поздно поймет - швейцарский судья не станет мириться с тактикой, которая в те дни использовалась в немецких судах. Теперь они ощущали себя марионетками на ниточках, за которые дергает Флейшгауэр, но выбора у них уже не было. Они заявили в суде, что их эксперт - Флейшгауэр и что ему требуется время для подготовки заключения.

Лифшиц и Сэли Мейер были непреклонны. Они достаточно долго мирились с маневрами ответчиков, пора внушить судье, что еще одна задержка совершенно неоправданна.

И чего они этим добьются? - тихо поинтересовался профессор Матти. Сыграют на руку ответчикам, дадут им готовый довод в пользу того, что с ними обошлись несправедливо. Эти люди - мастера по части лживой пропаганды, сказал Матти, они заявят, что их лишили права на защиту только потому, что у евреев нашлось больше денег для найма экспертов.

Нам не следует противиться никаким маневрам защиты, пусть все решает судья. Лоосли и Баумгартен неохотно согласились с ним. Когда судья решил предоставить ответчикам затребованную ими отсрочку, они принялись гадать, какого рода эксперта им следует ожидать. Они очень мало знали об обер-лейтенанте Ульрихе Флейшгауэре, однако вскоре им представилась возможность познакомиться с эрфуртским Вельтдинстом.

Судья дал ответчикам шесть месяцев на подготовку экспертного заключения и назначил следующее заседание суда на 29 апреля 1935 года.

Георг Бруншвиг рассчитывал, покончив с процессом, вернуться к нормальной жизни. Он чувствовал себя виноватым перед Эмилем Раасом, старавшимся поддерживать жизнь, еще теплившуюся в их скромной частной практике. Теперь, имея в запасе полгода, он мог вернуться к работе. Он мог, наконец, жениться на Одетте, с таким терпением этого ждавшей. Пора им создать свой дом.

Однако у ответчиков имелись свои планы. Долгий перерыв в слушании дела необходимо использовать с толком, внушал им Флейшгауэр.

Первым делом они развернули в прессе беспрецедентную кампанию против назначенных судом экспертов, в особенности против Лоосли. Они намеревались загодя дискредитировать его в глазах публики, а заодно и запугать. Их издаваемые в разных странах газеты называли его не иначе как "еврейским свидетелем".

Еще один тактический ход состоял в подаче иска против свидетелей - Вейцмана, Слиозберга, Эренпрейса, Мейера-Эбнера, Боденгеймера, Фарбштейна, Милюкова, Сватикова и Николаевского. Истцом выступил национал-социалист, ортсгруппен-фюрер Вюрглер из Цюриха, человек, ранее уже осужденный за мошенничество. Он также издал когда-то посвященную "Протоколам" брошюру, украшенную кровавыми картинками. Его ничем не обоснованный иск сопровождался требованием немедленного ареста свидетелей.

2 января 1935 года, за два дня до того, как суд отверг иск против свидетелей, издаваемая в Берлине немецкая газета жирным шрифтом напечатала сообщение о нем, назвав этот иск "сенсацией" Бернского процесса.

Но и это было не все. 17 марта 1935 года Рюф подал на свидетелей еще одну жалобу. Эрфуртский Вельтдинст тут же объявил и ее новой сенсацией Бернского процесса.