ХАДАССА БЕН-ИТТОЛОЖЬ, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ УМИРАТЬ"ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ":СТОЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ |
|
ВНУТРЕННИЙ КРУГ
Георг был самым молодым членом команды, собравшейся неделю спустя в комнате, где обычно заседало правление общины.
Возглавлял команду Сэли Мейер из Сен-Галлена, президент "Schweizerische israelitische Gemeinndebund", швейцарской еврейской общины, обычно именуемой ШЕО. К ним присоединился доктор Винер, еврейский историк из Германии, исследовавший, собиравший и систематично регистрировавший каждый документ, касающийся антисемитизма, который попадал в поле его зрения. Был здесь и профессор Матти, учитель Георга, видный ученый, единственный из них нееврей, согласившийся взять на себя роль официального адвоката ШЕО. Георг, который должен был представлять еврейскую общину Берна, благоговейно предвкушал возможность поработать со своим бывшим профессором. Эмилю Раасу выпало вести всю закулисную работу, одновременно не позволяя зачахнуть их еще не оперившейся частной юридической практике.
Слушая коллег по команде, Георг испытывал озабоченность - и профессор Матти тоже. Они подозревали, что судью не удовлетворят аналитические изыскания историков. Суду нужны живые свидетели, а где их найти? Спустя некоторое время их познакомили с доктором юриспруденции Борисом Лифшицем. Лифщиц, родившийся на Украине, был приговорен к расстрелу за борьбу с царским режимом, однако случилось чудо, и его освободили. Этот маленький, полноватый, непрерывно куривший человек, к тому времени уже пятидесятилетний, был выдающимся специалистом по уголовному праву, получившим образование не только юриста, но и философа, ученым, говорившим на иврите и занимавшимся изучением Библии и Талмуда. Знакомство с Лифшицем стало ответом на их молитвы, хотя они этого еще и не поняли. Он оказался ниточкой, связавшей их с Россией.
Задача перед ними стояла огромная. Необходимо было изучить все факты, собрать документальные доказательства и найти живых свидетелей. Но самым важным оставался вопрос о том, имеются ли у них юридические основания для возбуждения дела. Это был их первый камень преткновения. Однако он же и дал Георгу возможность быстро завоевать уважение своих коллег. Именно Георг натолкнулся на маловразумительный, почти не используемый пункт в законах Бернского кантона, и он же предложил коллегам юридический маневр, поначалу показавшийся им неосуществимым.
Как можно возбудить дело против издателя книги? Как на основании закона приостановить ее издание? Они знали, что дела против "Протоколов" возбуждались и в других странах, одно даже в Швейцарии, в Базеле. Однако во всех тех случаях отдельные люди пытались доказать, что они лично были дискредитированы в связи с "Протоколами". Здесь ничего такого доказать не удастся. Разумеется, они изучат эти процессы, но первым делом необходимо отыскать подходящий пункт закона.
Как добиться, чтобы суд вынес приговор книге? Закон не запрещает распространять о евреях ложь и клевету. Пытаясь найти решение, Георг бродил по улицам, вертелся с боку на бок в постели. В поисках ответа он проводил долгие, бесплодные на первый взгляд часы в библиотеке. Затем, как это часто случается, в голове его забрезжила мысль, которую он поначалу не решался изложить коллегам. Принятый 10 сентября 1916 года местный бернский закон запрещал "непристойные издания" (Schundliteratur) и первоначально предназначался для предотвращения порнографических публикаций. Однако определение "непристойного издания" в нем отсутствовало. Нельзя ли попробовать доказать, что определенные печатные материалы могут считаться "политически непристойными"?
Когда Георг впервые заговорил об этой идее, его коллеги прониклись сомнениями, поскольку законодатели явным образом имели в виду совсем другое. Однако, твердил коллегам Георг, толкование писаного закона - дело суда, а судью, если он человек храбрый, можно убедить в необходимости расширить это толкование. Даже в самом худшем случае, если суд отвергает их иск в самом начале, их доводы будут опубликованы, и они смогут добиться благоприятной для них реакции общества.
Со стратегической точки зрения, если им повезет, судья может отложить решение правового спора до конца процесса. Тогда, даже если он решит, что иск их не имеет законных оснований, все-таки сохранится возможность того, что он осудит книгу на основании фактов. Все, на что им, в сущности, следует надеяться, это на объективный, непредубежденный суд, который постановит, что книга не содержит фактов, что это фальшивка и только фальшивка, омерзительная подделка. А осуждение тех или иных ответчиков не столь уж и важно.
Поскольку никакой реальной альтернативной стратегии у них не было, они решили действовать в этом направлении. Лифшиц вспомнил, что знаменитый русский писатель Максим Горький назвал книгу Нилуса "непристойной", предупредив, что она способна запятнать руки каждого, кто к ней прикоснется. Горький был одним из немногих русских людей, возвысивших голос, чтобы осудить направленную против евреев литературу ненависти как часть более широкого заговора, направленного на их уничтожение. Если понадобится, они смогут процитировать Горького. Вряд ли они могли предвидеть, что примерно 42 года спустя, в ноябре 1975 года, американский сенатор Патрик Мойнихен выступит на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций и назовет резолюцию, приравнивающую сионизм к расизму, "непристойной".
26 июня 1933 года они подали свою жалобу в суд - дальше им оставалось только молиться о назначении честного, наделенного воображением, непредвзятого судьи. Судьей, назначенным для рассмотрения дела, был Вальтер Мейер, христианин, никогда прежде не слышавший о "Протоколах сионских мудрецов" и никогда еще не судивший книгу.
Как бы я поступила на его месте? - таким я задавалась вопросом. Наверное, ему приходило в голову, что его зал заседаний будет использован для достижения цели скорее исторической, нежели правовой. Он должен был понимать, что в руках его оказалась политическая бомба, что вынесенный им приговор будет иметь далеко идущие последствия. Он мог избавиться от этого дела, попросту отклонив иск, и имел для этого твердые законные основания, поскольку использование статьи закона, направленного на предотвращение порнографических публикаций, было в данном случае весьма нешаблонным. Конечно, пришлось бы еще повозиться с апелляцией. Был ли он увлечен брошенным ему вызовом? - гадала я. Думал ли о том, чтобы занять непримиримую позицию по делу, которое уже начало привлекать внимание прессы?
Судьи своих потаенных мыслей не раскрывают. Вниманию публики предлагаются лишь их окончательные решения. Они оглашают свои доводы, но не мотивы. Возможно, врожденная честность и опытность судьи Мейера продиктовали ему решение рассматривать в суде существо предъявленного иска. Определяя суть дела, он понимал, что в конечном итоге ему предстоит постановить, является ли этот поразительный документ подлинным или поддельным. Политического процесса не будет, решил он. Он допросит свидетелей, назначит экспертов и выслушает их аргументы. Он будет скрупулезно честен в отношениях с обеими сторонами, но не позволит обратить свой зал заседаний в политический балаган.
Первое заседание было назначено на 16 ноября. На подготовку, которая еще и не началась, оставалось всего пять месяцев. Пришло время серьезно исследовать факты, собирать доказательства и, что самое важное, искать свидетелей. Адвокаты не сомневались, что ответчики не смогут представить никаких свидетельств в пользу существования какого бы то ни было еврейского заговора. Положительных доказательств того, что "Протоколы" и впрямь подлинны, что это действительно записи, сделанные на тайных совещаниях, разумеется, не существует.
Но они сознавали и воздействие, которое способен оказать печатный документ. Полностью сбросить со счетов существование антиеврейских предрассудков они не могли. Даже если, на основании закона, бремя доказательства подлинности документа ложится на плечи его издателей и распространителей, истцам следует взять инициативу на себя и доказать, что он является фальшивкой. Если судье предстоит вынести решение о том, что документ подделан, он должен точно знать - когда, где и кем, причем узнать это от надежных свидетелей. Таким образом, самое важное для них - доказать, что документ поддельный. Да, но как это сделать?
Тем временем Сэли Мейер, человек практичный, напомнил коллегам, что все это потребует расходов, а потому не мешало бы подумать также и о сборе хоть каких-то средств. Было решено, что Винер и Лифшиц займутся сбором доказательств и исследованием исторической подоплеки, Бруншвиг изучит предыдущие связанные с "Протоколами" процессы, а Мейер обратится к еврейским организациям и общинам и попросит их о финансовой поддержке. Энтузиазм Георга и проделанная им работа натолкнули его коллег на мысль, что, прежде чем приступать к исследованиям, ему стоит съездить во Францию в качестве их посланца и переговорить с представителями тамошней еврейской общины.
Георг был очень польщен этим поручением, да к тому же, какой молодой человек откажется от поездки в Париж? Жаль, что Одетта не сможет составить ему компанию. Он обещал свозить ее в Париж на медовый месяц.
Трудно сказать, кто был изумлен сильнее - французская делегация, увидевшая перед собой столь молодого и неопытного адвоката, или Георг, которого пригласили в отдельный зал прославленного ресторана и представили десяти элегантным, важным господам, в большинстве своем украшенным орденами.
Георг пытался проявить себя с лучшей стороны, но вскоре понял - по тому, как его собеседники снисходительно улыбались и кивали, - что старается впустую. Да, они вполне уважают и одобряют деятельность швейцарской еврейской общины, имеющей все причины считать, что ей угрожает северный сосед. Но Франция - совсем другое дело, заверили они Георга. Здесь нет злобного антисемитизма, нет угрозы со стороны идеологии национал-социализма. Над бессвязными речами Гитлера, сказали они, французы посмеиваются, а историю о так называемом "еврейском заговоре" воспринимают как давно позабытый миф. Они считают, что поднимать этот вопрос - значит лишь популяризировать его.
Превосходно приготовленная еда не лезла Георгу в рот. Не будучи еще достаточно хорошо знакомым с историей "Протоколов", он не имел возможности напомнить этим господам о роли, которую Франция сыграла в изготовлении и распространении этой подделки, однако всей душой чувствовал, что они не правы. Пока шла беседа, Георг с болью душевной понял, что маленькому сообществу швейцарских евреев остается надеяться лишь на себя, между тем как Национальный фронт может рассчитывать на любую, включая финансовую, помощь Германии, недавно избравшей Гитлера государственным канцлером. И евреев еще обвиняют в том, что их поддерживает международная клика! Какая ирония! - думал Георг.
После того как мы просмотрели в кабинете Георга его личные записи, Одетта сказала, что в последние годы муж часто вспоминал о том совещании в Париже, думая, как пережили Холокост те десять французских евреев. Ведь они чувствовали себя в такой безопасности!
