ХАДАССА БЕН-ИТТОЛОЖЬ, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ УМИРАТЬ"ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ":СТОЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ |
Глава 3 "ПРОТОКОЛЫ" ПОД СУДОМ
ГЕОРГ БРУНШВИГ - АДВОКАТ ИСТЦОВ
В то июльское утро Георг Бруншвиг и думать не мог, что, взявшись выполнить поручение матери, он тем самым в корне переменит всю свою жизнь. Молодой двадцатипятилетний адвокат, он только что перенес свою контору из дома родителей на считавшуюся в Берне престижной Марктгассе. И все же он каждое утро заглядывал в родительский дом - обыкновение, сохранившееся до конца жизни его матери и отца. В семье говорили по-французски, поскольку отец Георга, уроженец городка Аванче, что во французской части Швейцарии, так и не смог вполне освоить немецкий язык. Корни отцовской семьи уходили в Эльзас, а семья матери происходила из Эндигена, небольшой швейцарской деревни, в которой на протяжении вот уже 350 лет жили евреи. Родители предпочли поселиться в Берне, чтобы у их детей была возможность получить хорошее образование. Тем не менее, отец Георга настоял, чтобы тот, по окончании юридического факультета Бернского университета, завершил свое французское образование в университете Дижона.
Обычно за утренней чашкой кофе они обсуждали семейные дела, и потому Георг удивился, когда в тот день отец, внезапно сменив тему, заговорил о митинге нацистов, состоявшемся 13 июня в бернском казино. Антисемитизм не был в семье сколько-нибудь значительной темой разговоров, хотя все ее члены, как и все евреи Европы, сознавали, что таковой существует. Георг никогда не рассказывал родителям о множестве мелких проявлений антисемитизма, с которыми ему приходилось сталкиваться. Первый такой случай произошел, когда Георгу было восемь лет - одноклассник отказался составить ему пару на прогулке по парку по той причине, что он еврей. Тот эпизод живо запечатлелся в памяти Георга и все еще мучил его. Он так и не смог забыть молчания учителя.
Четырнадцать лет спустя, в 1931 году, когда Георг явился в армейскую часть - доложить, что приписан к ней в качестве резервиста, - его удивил холодный прием, оказанный ему командиром. Тем же вечером, сидя с новыми товарищами в местном баре, он услышал, как его капитан - сын дипломата и сам юрист - горько сетует на то, что в их часть определили еврея. Заметив вблизи от себя Георга, офицер извинился, свалив все на влияние спиртного, однако в сознании знавшего латынь Георга тут же мелькнула фраза "in vino veritas". Его совсем недавно произвели в лейтенанты, и он рассчитывал на более удачное начало своей армейской карьеры.
В университете Георгу не приходилось сталкиваться с какой-либо дискриминацией, он быстро завоевал признание как один из лучших студентов. Однако двух его друзей-евреев сдержанно попросили забрать назад заявления о приеме в студенческий клуб. Он и поныне жалел, что смолчал тогда, не желая рисковать своим положением. Впрочем, все это было в прошлом.
Приятные хлопоты, связанные с созданием собственной юридической фирмы, не оставили в голове места для мыслей о митинге нацистов. Однако встревоженное выражение на лице отца так не вязалось с обычным его характером, что Георг пообещал ему разобраться в этой истории. Возможность сделать это представилась тем же утром.
Георгу пришлось заглянуть в аптеку, принадлежавшую другу семьи. Ожидая, когда приготовят лекарство для матери, он обратил внимание, что аптекарь выглядит непривычно озабоченным. В ответ на вопрос Георга тот сказал, что прошлым вечером правление их общины заседало, обсуждая возможность возбуждения судебного преследования лидеров Национального фронта, распространявших на митинге в казино "Протоколы сионских мудрецов".
Правление знало, что в соседней Германии Гитлер использует "Протоколы" в своей кампании против евреев. Знало оно и о том, что "Протоколы" уже использовались в России для подстрекательства к погромам и что ныне этот документ издается по всей Европе с целью возбуждения антиеврейских настроений. Как и большинство евреев, сами они этой книги не читали, хотя достать ее в Швейцарии не составляло труда.
Тем не менее, открытая продажа ее на массовом митинге, ее цитирование через громкоговорители в речах, произносимых для подстрекательства толпы, - такое случилось впервые. В послесловии к немецкому изданию "Протоколов" издатель Теодор Фритш заявлял, что этот документ доказывает невозможность для людей и далее терпеть присутствие евреев бок о бок с собой. Долг всех народов, провозглашал он, состоит в том, чтобы прекратить само существование этой опасной расы.
Даже после 1866 года, когда швейцарских евреев полностью уравняли в правах с прочими гражданами, дискриминация и обливание грязью, уходящие корнями в долгую историю предрассудков и предубеждений, оставались частью жизни евреев в Швейцарии. В прошлом их обвиняли в пролитии христианской крови, а еще по одному ложному обвинению - в распространении чумы - сжигали на кострах. Но все это было давным-давно.
Ныне швейцарская разновидность антисемитизма стала менее приметной, опасливой, хотя время от времени общее спокойствие нарушалось сообщениями об осквернении могил на еврейских кладбищах. Представительные органы еврейской общины обычно выражали протест против особенно возмутительных проявлений ненависти к евреям в печати и в государственных учреждениях, против распространения антиеврейских материалов, однако они никогда не затевали наступательной кампании, опасаясь, что это может нарушить сложившееся, уже привычное для евреев равновесие.
С двадцатых годов возрастающая активность антисемитских группировок стала источником озабоченности и постоянным предметом обсуждения на заседаниях правления еврейской общины. Новости, поступавшие из соседней Германии, как и возникновение Национального фронта - партии швейцарских нацистов, публично объявивших себя последователями Адольфа Гитлера, требовали и новой политики. Участники вчерашнего заседания пришли к согласию относительно необходимости изучить возможность судебного преследования издателей и распространителей "Протоколов", однако они сомневались, что им удастся найти адвоката, который согласится рискнуть своей практикой ради тяжбы подобного рода.
То, что Георг заглянул тем утром в аптеку, казалось счастливым совпадением. Все знали, что недавно основанная партнерская фирма Георга Бруншвига и Эмиля Рааса работой пока не перегружена. Может быть, они подумают о том, чтобы взяться защищать интересы общины на таком судебном процессе? Не согласится ли Георг, чтобы его представили правлению? - спросил фармацевт.
Георг никогда не читал "Протоколов", и, уж конечно, у него возникли сомнения относительно того, пойдет ли ему на пользу отождествление его новой юридической фирмы с делом евреев. Семья Георга не принадлежала к ортодоксальным евреям, в ней не придерживались кошерной кухни, не соблюдали строгих правил субботы, однако члены семьи отмечали еврейские праздники, у них были места в синагоге, куда они приходили послушать службу в дни Йом Кипура и Рош Хашана. В детстве Георг раз в неделю посещал в хедере уроки иврита и занимался с частным учителем, готовясь к обряду бар-мицва, но, в общем и целом, принадлежность к евреям мало его занимала. Он был, прежде всего, гражданином Швейцарии и гордился этим. Впрочем, вспомнив о данном отцу обещании, он решил обдумать полученное предложение и переговорить о нем с партнером. Однако сначала надо будет посоветоваться с Одеттой.
Одетте только что исполнилось семнадцать, и Георг собирался сделать ей предложение. Он почти не сомневался, что предложение она примет, однако следовало соблюсти положенные правила. Поскольку отец Одетты умер, когда ей было три года, Георг явился с традиционным букетом цветов к ее матери, чтобы официально просить руки дочери.
Одетта знала его всю свою жизнь. Они принадлежали к одному кругу - дед ее со стороны отца был родом из Эндингена, а семья бабушки - из Эльзаса. Семьи дружили много лет, ухаживать же за Одеттой Георг начал, когда ей было двенадцать, а ему девятнадцать. Ее школьные подружки подтрунивали над серьезным молодым человеком, который встречает после уроков девчонку с косичками и затем несет ее учебники. Всего несколько недель назад Георг признался Одетте, что уже в те годы решил жениться на ней, и предъявил в доказательство свое тогдашнее письмо со штампом почтовой конторы. Письмо было написано в двенадцатый год ее рождения и содержало предложение руки и сердца. Столь романтичный жест тронул бы сердце любой девушки, не говоря уж о той, что любила его, сколько себя помнила.
В конечном итоге принять важнейшее решение оказалось проще простого. Георг и Эмиль купили по экземпляру "Протоколов", и прочитанное так их потрясло, что они не сочли для себя возможным игнорировать брошенный им вызов. Одетта немедля согласилась с ними, испытывая гордость и любопытство, - она еще не поняла, что принятые на себя женихом обязательства на много месяцев отсрочат их свадьбу и изменят всю ее жизнь