ХАДАССА БЕН-ИТТО ЛОЖЬ, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ УМИРАТЬ "ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ": СТОЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ

НИКОЛАЙ И АЛЕКСАНДРА

1 ноября 1894 года тело царя Александра III выставили для прощания в Зимнем дворце, где собралась царская семья, все еще не оправившаяся от потрясения, вызванного его преждевременной кончиной. С горем этих людей смешивались весьма и весьма дурные предчувствия. В России наступало смутное время, и внезапная утрата сильного, могущественного монарха внушала им чувство беспомощности. Следующим по порядку наследования человеком, в руки которого передавалась судьба империи, был молодой, неопытный Николай. Какую политику примет на вооружение новый царь? - гадали они. Будучи совершенно не подготовленным к тому, что голову его вдруг увенчает корона, он вряд ли когда-нибудь даже задумывался об этом.

Молодой Николай был человеком незрелым, не пригодным для положения абсолютного самодержавного властителя 187 миллионов граждан великой Российской империи. Все его помыслы были сосредоточены на юной, обожаемой Алике, встреченной им в доме ее старшей сестры Елизаветы, Алике, от которой он был без ума и которой предстояло в дальнейшем стать царицей Александрой. 4 апреля 1894 года после долгого ухаживания, вызвавшего недовольство родителей Николая, она согласилась стать его женой. Смерть отца потрясла Николая, но уже на следующий день, еще до похорон царя, он настоял на переходе Алике в православие, который позволил бы им обвенчаться. Они поженились две недели спустя, избрав в качестве основного места жительства Царское Село.

Вскоре Николай доказал, что реакционерам на его счет беспокоиться нечего. Своим образом мыслей он был обязан Константину Победоносцеву, решительному приверженцу самодержавия, православия и национализма, изо всех сил противившемуся тому, что он называл "западным атеизмом". Еще до рождения Николая было совершено множество покушений на жизнь его деда, Александра II, в конце концов, убитого 1 марта 1881 года в Петербурге на набережной Екатерининского канала членами революционной организации "Народная воля". Николай сохранил воспоминания о сильно напугавшем его в детстве взрыве в Зимнем дворце. Революционеры мерещились ему в каждом углу. Слабый человек, выросший в тени сильного отца, Николай, в сущности, не интересовался делами своей державы.

Послушавшись молодой супруги Александры и оставив без внимания благоразумные советы матери и иных родственников, Николай решил объявить о своей будущей политике сразу, еще до официальной коронации. А что же давало для этого лучшую возможность, чем первая после его венчания публичная аудиенция, на которой присутствовали представители дворянства и земств все губерний империи. Эти люди прибыли в столицу, чтобы выразить соболезнования по случаю кончины государя, а также преподнести подарки молодой царской чете и поздравить ее. Не задумываясь о последствиях, Николай сразу дал совершенно ясно понять, что намерен идти по стопам худших из его реакционных предшественников, заявив:

"Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель".

Требования введения конституции, поддерживаемые наиболее благоразумными политиками, были им отвергнуты как "бессмысленные мечтания". Битва за будущее России возобновилась, сокрушив надежды либералов и вдохнув новый пыл в членов уже существующих революционных организаций.

Ответ, и ответ недвусмысленный, не заставил себя ждать: вскоре на стол молодого великого князя легло открытое письмо, подписанное Женевским революционным исполнительным комитетом и широко разошедшееся по всей империи. Авторы письма говорили об охватившем их "гнетущем чувстве предательства" и утверждали, что самодержавие само вырыло себе могилу. Зато реакционеры были довольны - их худшие опасения оказались безосновательными. Александр III не жаловал национальные меньшинства, а пуще всего не любил евреев и даже закрывал глаза на творимое над ними насилие, однако он не желал прибегать к погромам как инструменту внутренней политики. Теперь же, после заявления, сделанного молодым монархом, путь для ничем не сдерживаемых жестокостей, ставших вскоре отличительной чертой нового режима, был расчищен.

Вот на этом-то фоне "Протоколы сионских мудрецов" впервые и появились в России - в доме дядюшки царя, московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича и его супруги, великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры царицы Александры.

"Она была цветком исключительной прелести, когда в двадцатилетнем возрасте вышла замуж за Сергея Александровича, четвертого сына императора Александра II". Так в своих мемуарах писал французский посол Палеолог о свояченице царя Николая II. Подобно своей сестре Александре, она также была глубоко верующей женщиной - обе унаследовали от своей матери, принцессы Алисы, дочери английской королевы Виктории, склонность к мистицизму. В 1891 году Сергей Александрович получил пост генерал-губернатора Москвы, и супруги переехали в этот город из Петербурга. Спустя недолгое время он приобрел широкую известность как один из руководителей реакционного движения, весьма характерного для внутренней политики его брата, царя Александра III. Одним из первых деяний Сергея Александровича было изгнание тех евреев, что сумели как-то прижиться в Москве, - их просто-напросто отправили в гетто, находившиеся в западных губерниях. Попытки некоторых сенаторов снять наложенные на евреев правовые ограничения были немедленно подавлены.

Вскоре после их брака в 1884 году Елизавета перешла в веру мужа. Ревностно выполняя ритуалы православной церкви, она с энтузиазмом предалась благотворительности, основывая многочисленные благотворительные учреждения и оказывая им финансовую поддержку.

Она поддерживала мужа, несмотря на его деспотический характер, грубое поведение и жестокость, и разделяла как бескомпромиссно реакционные взгляды Сергея Александровича, так и его безжалостный антисемитизм.

Подобно другим представительницам ее сословия, она не испытывала угрызений совести в связи с убийствами евреев во время погромов. При всем том она была на редкость милосердна по отношению к христианам, что и доказала годы спустя, когда ее муж погиб от бомбы террориста. В канун похорон мужа она, проведя пять дней в уединении и молитвах, навестила убийцу и предложила, если он раскается, походатайствовать о сохранении ему жизни. Узнав несколько позже, что его повесили ночью, а тело захоронили у тюремной стены, она помолилась за его душу. Но ей даже в голову не приходило просить мужа о сохранении жизней ни в чем не повинных людей, мужчин, женщин, детей, погибавших во время зверских погромов; молиться за души евреев она и не думала.

Филипп Петрович Степанов был в доме великого князя Сергея желанным гостем. Особенно дружил он с великой княгиней Елизаветой, к которой питал вечную признательность за хлопоты по назначению его племянницы, Елены Александровны Озеровой, фрейлиной ее сестры, императрицы Александры. Однако в один из дней 1897 года у него имелись для визита в этот дом особые причины. С большой осторожностью вынув из портфеля толстую стопку бумажных листов, он с заговорщицким видом вручил великому князю рукопись, озаглавленную "Покорение мира евреями", театрально объявив, что в их руках находится доказательство жидомасонского заговора, имеющего целью господство над миром. То было первое появление документа, который позже получил известность под названием "Протоколы сионских мудрецов". "Здесь содержатся двадцать четыре "Протокола", - пояснил Степанов, - с записями того, что говорилось на заседаниях тайного еврейского правительства, происходивших неизвестно где и когда".

Читать сделанный Степановым гектографический оттиск было нелегко, но все же легче, чем рукописный экземпляр, который сам Степанов получил от своего соседа по имению в Тульской губернии Алексея Сухотина, отставного армейского майора и уездного предводителя дворянства. Сухотин по секрету сообщил Степанову, что одна его знакомая русская дама нашла, по ее словам, этот документ в парижском доме своего еврейского приятеля, тайком перевела его на русский и привезла с собой в Россию.

Сколь ни плох был отпечаток, Сергей Александрович мгновенно уяснил возможность, которую предоставлял ему этот документ для продолжения преследования евреев. Упускать ее было нелепо! Не предпринимая никаких попыток проверить происхождение документа, он тут же вызвал своего чиновника по особым поручениям и приказал ему помочь Степанову в публикации рукописи. Вскоре в свет вышла первая из известных печатных брошюр "Древние и современные протоколы встреч сионских мудрецов". Степанов позаботился о том, чтобы эта брошюра попала на столы крупных петербургских чиновников, но те, к огорчению Степанова, не обратили на нее никакого внимания. Многие сочли ее очередным образчиком антиеврейской пропаганды, которую периодически осуществляла тайная полиция. Многие, но не Витте, министр финансов.