ХАДАССА БЕН-ИТТО ЛОЖЬ, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ УМИРАТЬ "ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ": СТОЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ

СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ - 1985 ГОД

Я завтракала с Пачитой в отеле, расположенном в деловой части Нью-Йорка, когда она вдруг воскликнула:

"Нынче твой день, Хадасса, сегодня мы идем в банк, чтобы разговаривать о деньгах!"

Мы с ней входили в состав группы юристов разных стран, приглашенных Информационным агентством США, чтобы понаблюдать американское правосудие в действии. В течение тридцати дней нас водили из одного суда в другой, и за это время, что лишь естественно некоторые из нас подружились. Проведя долгие часы в мини-автобусе, который возил нас повсюду, в самолетах и за обеденными столами, я обнаружила, что все чаще и чаще оказываюсь сидящей радом с Пачитой, женщиной-судьей с Филиппин, работающей в Маниле в суде довольно высокой инстанции. Вскоре мы стали при всякой возможности занимать одна для другой места. Вероятно, больше всего нам нравилось друг в дружке здоровое чувство юмора, которое позволяло часто смеяться и оттого легче переносить кое-какие изрядно скучные заседания.

Через некоторое время мы с ней стали делиться подробностями нашей личной жизни, которые вряд ли могли бы оказаться менее схожими, даже живи мы на разных планетах. Больше всего нас зачаровывало то обстоятельство, что за вычетом нашей профессии у нас не было решительно ничего общего. Обе мы занимали высокие посты в судах примерно одинаковой юрисдикции, которые действовали в рамках весьма близких правовых систем, восходивших к британской традиции. Но в остальном мы были чужаками, вышедшими из различных культур, принадлежащими к различным религиям и воспитанными в совершенно различных укладах и жизненных обстоятельствах.

Пачита была католичкой, родившейся и выросшей на Филиппинах и вышедшей замуж: за бизнесмена-китайца. Дома она жила за высоким забором, в окружении слуг, готовых исполнить любую ее прихоть, и поначалу ей приходилось в этой поездке довольно туго. Я подшучивала над ее "затруднениями", она хохотала, а когда я рассказал ей о своем быте, в котором слугами и не пахло, она изменила отношение к своим проблемам и решила, что в конце-то концов способна обойтись и без прислуги. Мы замечательно проводили время вдвоем.

Как-то раз Пачита призналась мне, что никогда не знала лично ни одного еврея. "Ты-то вот на еврейку не похожа, - сказала она. Пачита полагала, что у всех евреев носы крючком, не усматривая, впрочем, в этом поразительном факте ничего унижающего. Затем она упомянула Барбару Стрейзанд: - Уж эта-то точно еврейка? Вот у кого крючковатый нос!"

В то утро она вся сияла, гордая возможностью продемонстрировать знакомство с тем, что, как она полагала; является отличительной еврейской чертой. Нам предстояло встретиться с директорами нескольких банков и обсудить способы, посредством которых удается отслеживать отмываемые деньги торговцев наркотиками. Пачита была уверена, что все эти банкиры окажутся евреями. Когда я спросила у нее, почему она так решила, Пачита, посерьезнев, ответила:

"А ты разве не слышала, что найдена книга, в которой объясняется, как евреи управляют всем, в том числе и финансовыми организациями? Разве это не часть общего еврейского плана?"

Тут я назвала "Протоколы сионских мудрецов", и глаза Пачиты радостно вспыхнули: "Ну да, она самая!" Она очень удивилась и даже несколько расстроилась, когда выяснилось, что среди пяти старших банковских служащих, с которыми мы в тот день встречались, нет ни одного еврея.

Вечером того же дня Пачита принялась расспрашивать меня о "Протоколах сионских мудрецов", и мне пришлось со смущением признаться, что я почти ничего о них не знаю.

"Тогда почему же ты думаешь, что это фальшивка?" - спросила она. Будучи судьей, я понимала, что не могу дать ни точного, ни в какой-то степени удовлетворительного ответа, поскольку никогда толком не занималась этим вопросом. И я в который раз решила заняться им.