ХРИСТИАНСКО-ИУДЕЙСКИЙ ДИАЛОГ:
НОВАЯ ТЕОЛОГИЯ!В отличие от радикала Р.Рубенштейна, ортодоксальный раввин Нормам Соломон, сотрудник Центра еврейских исследований в Оксфорде (Англия), полагает, что иудейская традиция дает возможность осмыслить Холокост, не прибегая к радикальным переоценкам. Согласно Соломону, Холокост не требует новой теоло- гии: такие требования, по мнению автора, были порождены некоторыми бесполезными тенденциями в пост-просвещенческой философии. Н. Соломон указывает, что страдание составляет неизменный элемент жизни, и поэтому сам по себе Холокост не должен подрывать веру в Бога. И сейчас можно верить во всемогущего любящего Бога. Иудаизм по-прежнему должен быть сосредоточен на исполнении мицвот - заповедей Божьих, открытых в Торе:
Для осмысления Шоа не требуется никакой новой теологии, и призывы к новой теологии, раздававшиеся из уст теологов эпохи после Шоа, так и не воплотились во что-то действи- тельно новое. Но почему все-таки многие из этих теологов почувствовали необходимость дистанцироваться от традиционных иудейских теологий о страдании? Тому есть две причины.
Во-первых, традиционные теологии страдания никогда не давали исчерпывающих объяснений. По словам рабби Янная, жившего во II в., "не в наших силах объяснить ни процветание грешника, ни бедствия праведника". Слова Янная, однако, не помешали мудрецам его и позднейших поколений размышлять над проблемой зла. И хотя ни один из ответов не является исчерпывающим, каждый из них, разумеется, способствовал, хотя бы и в малой степени, укреплению веры перед лицом зла.
Во-вторых, неортодоксальные теологи Холокоста могли отвергнуть "традиционные" ответы совсем по иной причине, чем просто исходя из их неубедительности. В разделе 7.2.2. подчеркивалось, что отношение к традиционным интерпретациям страдания в значительной степени определяется тем, насколько эти интерпретации опираются на идеи посмертной жизни и/или переселения душ. Равным образом, они рассматриваются под углом их отношения к идеям безошибочности Писания и подлинности раввинистической интерпретации последнего. В настоящее время эти идеи воспринимаются в штыки, по причинам, не имеющим ничего общего с Шоа. К примеру, иудеи, как и христиане, имеют дело с современными библейскими исследованиями, обычно отвергающими традиционный образ библейской веры и требующими нового отношения к авторитету Библии. Точно так же современные интеллектуальные течения, скажем, радикально пересматривающие картезианский дуализм, по-новому формулируют концепции жизни после смерти. Новые веяния настолько ослабили традиционные представления о Промысле Божьем в мире, что для модернистского крыла в иудаизме Шоа стала тем строе grace [решительный удар — пер.], что позволил окончательно покончить с традиционной теодицеей.
Получается, таким образом, что Шоа вовсе не бросила вызов теологии. Скорее, Шоа случилась уже в тот момент, когда теология была охвачена невиданным доселе брожением — брожением, которое периодически порождалось интеллектуальными течениями современного мира. И в этом случае становится понятно, почему прежние трагедии, — такие, как изгнание евреев из Испании, — приводили отнюдь не к отрицанию, а к дальнейшему развитию традиционных концепций страдания.
Когда теологи Холокоста бросают вызов традиционным верованиям, опираясь при этом на факт Шоа, они пребывают в опасном заблуждении. Нельзя поставить со всей прямотой серьезнейшие интеллектуальные вопросы, которые возникают в связи с проблемой веры в современном мире, если ты испытываешь воздействие тяжелой эмоциональной травмы. Повестка дня для еврейских теологов должна включать в себя не только общую социальную проблематику, которая занимает теологов всех религий в современном обществе, но также и интеллектуальные проблемы, связанные коренным образом с теистической религией, религией Откровения. В данном контексте игнорировать Шоа было бы проявлением легкомыслия, но придавать Шоа центральное значение — значит, извратить саму основу иудейской веры.
Примечателен тот факт, что несмотря на древнюю, еще от Библии, непрерывавшуюся традицию, связанную с теологией страдания, несмотря на не имеющую аналогов историю мученичества, тема страдания никогда в прошлом не занимала центральное место в иудейской теологии. В раввинистическом иудаизме главное внимание, безусловно, уделялось Богу и Его заповедям. Я утверждаю, что не существует причин для изменения такого подхода, даже после Шоа.
А разве дело обстоит иначе для историков или политиков, в первую очередь озабоченных тем, чтобы "трудиться во имя искоренения самой системы ценностей, благоприятствующих геноциду"? Даже им не помешало бы увидеть не только различия, но и сходство между Шоа и другими событиями, — ибо игнорировать такое сходство равносильно невозможности применить к Шоа человеческие определения, что приводит к выдергиванию Шоа из истории и превращению ее в сверхъестественное событие.
Теперь зададимся вопросом, представляет ли Шоа новый радикальный вызов, брошенный христианству? Разумеется, здесь имеет место, как и в случае с иудаизмом, вызов на уровне "объяснения страдания", — все по той же причине, связанной с радикальным поворотом современной мысли. Но можно ли говорить о каком-то особом вызове (см. раздел 7.2.8А) христианам в свете их вины за Шоа — идет ли речь о формировании антиеврейской идеологии или же о непосредственном участии в нацистских деяниях? Как для иудея, — и будучи верно понятой, эта мысль ужасает, — так и для христианского теолога Шоа не составляет новой проблемы. Те элементы традиционной христологии, которые породили данный конкретный провал христианства, присутствовали в ней еще с новозаветных времен. Идеи "вытеснения" в христологии всегда имели место. Так что Шоа может стать объектом размышлений — но и только. И все же это "проблема", которую люди могут, разрешить — ибо люди создают символы веры и литургические тексты. По крайней мере, Церковь смогла — опять же по причинам, связанным не столько с Шоа, сколько со способностью к самокритике, обретенной Церковью в настоящее время (и особенно Римско-Католической Церковью после II Ватиканского Собора) — открыто признать этот бесславный аспект своего исторического наследия.
Вести диалог с Церковью, которая находит в себе мужество задуматься о своем прошлом — это само по себе большой успех. Но только время и упорство помогут снять вековые страхи и недоверие, кульминацией которых стало ужасающее вторжение Шоа в историю.
[Norman Solomon, Judaism and World Religion, MacmiUan, 1991, p.198- 200].
