Михаил Безер, ЕВРЕИ В ПЕТЕРБУРГЕ

Глава шестая ЕВРЕЙСКИЕ КЛАДБИЩА

Могилы еврейские. Есть ли на свете страна.

Где камни бы ваши на страже веков не стояли

И где бы сынам не вещали отцов имена

О радостном творчестве мысли в горчайших печалях,

О мраке безгранном и I ре^е о солнечных далях.

Нетающим сне! ом ложится веков седина,

А буквы на камнях горят, взывая из моха и пыли:

Мы были... мы жили...

С. Фруг

Этими стихами Семена Фруга, поэзия которого отразила и духовный кризис, пережитый русским еврейством (особенно новой интеллигенцией) в восьмидесятых годах прошлого века, и одновременно первые робкие надежды палестинофилов, хочется начать экскурсию по старому еврейскому кладбищу Ленинграда.

Трудно представить себе более "еврейское" место, чем еврейское кладбище. О чем только ни вспомнишь и ни передумаешь, находясь тут! Пройдите между могилами, и вам покажется, что вы знали всех, кто лежит под каменными плитами.

Но сначала несколько слов о том, что такое еврейское кладбище. В сущности, это просто участок земли для захоронения. Однако такое определение не будет полным. Не случайно в религиозной литературе имеется несколько названий для этого скорбного места: (бейт кварот) дом погребения, {бейт олам)

- дом вечности, (бейт хайм)

- дом жизни, {бейт моед ле-коль хай)

- дом собрания всего живущего.

Так как мертвец и могила - источники ритуальной нечистоты, кладбища всегда размещали вне города. Тем не менее это место свято, и все, что может толковаться как неуважение к усопшему, запрещено еврейским законом. В частности, на кладбище нельзя есть, пить, заниматься светскими делами. Участки под могилы отводились обычно всем одинаковые, как напоминание о том, что смерть уравнивает бедного и богатого, простолюдина и знатного. Исключение составляли знаменитые раввины, имевшие семейные склепы. Иногда такой чести удостаивались и особо уважаемые члены общины, щедрые благотворители. Самоубийц, вероотступников и людей с дурной репутацией хоронили вне кладбища или у его дальней стены.

С древности евреи очень заботились о порядке на кладбище. Недаром говорили: "Еврейские гробницы чище, чем королевские дворцы". В средние века грамоты, жалованные европейскими феодалами еврейским общинам и определявшие их юридический статус, всегда включали пункты об охране еврейских кладбищ. За осквернение могил часто полагалась смертная казнь. Польско-литовское законодательство подходило к этому вопросу чуть мягче. В грамоте Великого князя литовского Витовта, данной евреям Бреста в 1388 году, написано:

"Если же христианин могилы евреев осквернять будет, желаем наказать его по обычаям земли нашей, а состояние его конфисковать".

Обычно евреи посещают могилы в годовщину смерти родных, а также в посты, в течение месяца элула (перед Рот ха-Шана) и перед Йом Кипуром. В субботу и праздники ходить на кладбище не принято.

Так как кладбище - место ритуально нечистое, после его посещения необходимо совершить омовение рук. Кохенам потомкам первосвященника Аарона - не только запрещено входить на кладбище, но и находиться в одном помещении с покойником, сколь велико бы оно ни было. Однако участие в похоронах ближайших родственников - мицви (заповедь) и для кохена.

Первое еврейское кладбище в Петербурге появилось лишь в 1874 году. Но уже в 1802 году на лютеранском (Волковском) кладбище евреи купили участок для захоронений. Собственно говоря, именно с этого события, отмеченного в пинкасе (летописи), начинается формальная история петербургской общины, связанная е именем Ноты Ноткина, известного купца из Шклова, поставщика русской армии. Еврейский участок располагался на узкой полоске между речкой Волковкой и дорогой. Сейчас эта дорога, превратившаяся в Волковский проспект, расширена до самой речки. Старые еврейские могилы оказались под асфальтом. В 1859 году, после того, как вся купленная земля была заполнена могилами, пришлось приобрести новый участок на противоположном конце кладбища между двумя канавами и стеной, выходящей на Нобелевскую улицу (ныне улица Самойловой). И сегодня здесь стоят заросшие травой полуразрушенные памятники с надписями по-еврейски, по-немецки и по-русски. Старейшая из сохранившихся могил - доктора Генриха Курицкого - датируется 1867 годом.

Итак, только в 1874 году, в эпоху относительно либеральную, правлению петербургской общины удалось добиться участка под еврейское кладбище. В справочнике "Петербургский некрополь", изданном Великим князем Николаем Михайловичем в 1912 году, сообщается, что Преображенское кладбище с церковью Преображения Господня расположено "но Николаевской железной дороге на 10-й версте от Петербурга. Разделяется на православное, других христианских исповеданий, еврейское и караимское. Кроме того существует отдельное кладбище для военных". Так что Петербургское еврейское кладбище получило название в честь чуда, произошедшего с Иисусом на горе Тавор. Христианская часть кладбища давно переименована в "Памяти жертв Девятого января", а название "Преображенское" теперь твердо ассоциируется у ленинградцев с еврейскими могилами.

Сейчас здесь уже не хоронят. Можно только зарыть урну с пеплом покойника в могилу его ближайшего родственника.

* * *

Кладбищенская синагога сооружена в начале двадцатою века. Об этом напоминают выбитые на двух мраморных досках надписи;

"Заложена сентября 15 дня 1908 года. Освящена сентября 23 дня 1912 года. Построена под председательством комитета по сооружению здания: барон Д.Г.Гинцбург, М.А.Гинсбург; под наблюдением строительной комиссии: председатель - инженер Г.А.Бернштейн, члены - М.А.Варшавский, А.А.Каплун, Н.А.Котлер; по проекту и указанию архитектора-художника Я.Гевирца. Сооружено распоряжением хозяйственного правления С.-Петербургской синагоги и на средства С.-Петербургской Еврейской общины при щедром пожертвовании Моисея Акимовича Гинсбурга".

К открытию синагоги в типографии "И.Лурье и К° (ул. Гороховая, №48) была отпечатана брошюра "Чин и обряд освящения дома отпевания на еврейском Преображенском кладбище в С.-Петербурге". На еврейском и русском языках она описывала торжественную процедуру освящения. Хозяйственное правление, раввинат, члены комитета и почетные гости собрались перед зданием. Председатель строительной комиссии вручил ключ от синагоги председателю комитета, который открыл парадную дверь. В арон кодеш внесли свитки Торы. Раввин произнес речь по случаю открытия, а затем (обязательную тогда) молитву за царя. Любопытно, что вместе со славословием Николаю II и его семье молитва содержала просьбу к Богу направить действия государя императора на пользу еврейскому народу.

Затем выступили Г.А.Бернштейп и Г.Б.Слиозберг. Кантор поет заупокойную молитву о бренности человеческой жизни:

Господи, что значит человек, что Ты ведаешь его,

Сын бренности, что Ты уважаешь его?

Человек подобен суете,

Дни его - что пробегающая тень.

Утром показался и пустил побеги,

К вечеру подсекся - и увял.

Так, я знаю: к смерти Ты низведешь меня

И в дом собрания всего живущего.

Дух Божий создал меня.

И дыхание Вседержителя оживляет меня.

И возвратится прах в землю, как он и был,

Л дух возвратится к Богу, который дал его.

Будь они поумнее, они бы поняли что,

Уразумели бы конец свой:

Что при смерти (человек) ничего не возьмет с собою,

Не сойдет за ним слава его.

Храни невинность и соблюдай правоту.

Ибо есть будущность у человека праведного.

Потом официальные лица подписали акт об открытии синагоги.

Впрочем, молельный дом на кладбище трудно назвать синагогой в общепринятом смысле. Здесь не учат Тору, не молятся в субботу и не веселятся в праздник Симхат Тора. Дом для отпевания умерших - более точный термин. Поэтому и архитектура строгая, и украшений внутри нет. Однако в буквальном смысле слова это именно синагога, то есть место для собраний, хотя и по печальному поводу.

Умирал человек. Привозили его сюда, обмывали, собирали десяток стариков и читали традиционную молитву: "Эль мале рехамим...":

"Боже всемилостивый, обитающий в горних высях! Даруй блаженный покой под крылами величия Твоего, на ступенях святых, пречистых, сияющих небесным лучезарным светом, душе отошедшего в Твой мир..."

В другой заупокойной молитве за мучеников, погибших за веру, есть такие строки:

"Да мстит Он за пролитую кровь рабов Своих, как сказано в Торе Моисея, мужа Божия: "Славьте, племена, народ Его, ибо за кровь рабов Своих отомстит Он, и мщение совершит над врагами Своими, и очистит землю Свою и народ Свой. И пророками и рабами Твоими писано: "Воздам Я мзду за еще не отомщенную кровь".

К этому отрывку царский цензор приказывал делать в молитвеннике примечание:

"Сии стихи не могут быть применяемы к настоящему времени".

В начале восьмидесятых годов нашего века в синагоге случился пожар. Сейчас она восстанавливается, но работы по ряду причин ведутся крайне медленно.

* * *

Пройдем под аркой правого крыла синагоги. Через несколько метров мы приблизимся к памятнику в форме саркофага. Это могила одного из последних раввинов петербургской хоральной синагоги Давида Тевеля Каценеленбогена. Внимательно приглядевшись к памятнику, мы можем понять, как выглядит характерное еврейское надгробие. Наверху обычно высекали магендавид. В данном случае на его месте две буквы "п.н." аббревиатура традиционного словосочетания [по никбар} - "здесь покоится". Так начинается любая надпись на еврейском памятнике. Далее, как правило, помещали имя покойного, отмечали его заслуги перед Богом и людьми.

Фотографии, портрета нет и не может быть. Нельзя нарушать вторую заповедь соревноваться с Богом в творении. Появление фотографий на памятниках в сравнительно недавние времена - безусловный отход от традиции. В нижней части плиты видны пять букв. Это начальные буквы слов, составляющих отрывок из заупокойной молитвы. В вольном переводе она звучит гак:

"Да будет душа его вместе с теми, кто удостоен вечной жизни!"

А где же даты жизни? Дело в том, что на еврейских памятниках не принято ставить дату рождения. Появление на свет - отнюдь не заслуга новорожденного. День рождения в религиозных семьях обычно не отмечали. Ведь неизвестно, как сложится жизнь младенца. Вот когда человек проживет долгие годы и упокоится, можно будет сказать, стоит почтить его или предать забвению. Поэтому евреи отмечают именно день смерти близких: молятся, зажигают свечи. Что же касается даты смерти, то она обозначена буквами еврейского алфавита, которые, как и римские, имеют числовое значение. Наибольшую величину представляет последняя буква п - 400. Еврейское же летосчисление ведется "от сотворения мира". Как же обозначать тысячелетия, ведь на камне мало места? Оказывается, буквой с апострофом. Скажем, 5660 (1900) год будет выглядеть "по-еврейски" так: (5000 и 60+200+400). Но в двадцатом веке в России на еврейских памятниках тысячелетие, как правило, уже не указывали. Раввин Каценеленбоген, например, умер в 1930 году. Поэтому на его памятнике выбито:

(1+90+200+400, то есть (5)691 год). Соответствие между еврейским и григорианским календарями устанавливается так: из еврейской даты вычитают 4000 и прибавляют 240.

Расскажем подробнее о Д.Т.Каценеленбогене, незаурядном человеке, биография которого заслуживает, конечно, специального исследования. Давид Тевель (Тувий) Герцелевич Каценеленбоген происходил из старинного раввинского рода, его родословная восходит к шестнадцатому веку. Одним из его предков был знаменитый мудрец Иехуда Лива бен Бецалель (Махарал из Праги), по преданию создавший и ожививший глиняного истукана Голема. О знатном происхождении Каценеленбогена свидетельствует надпись на памятнике: (буквально: "из семени Махарала из Праги"). Там же сказано, что Давид Тевель был настоящим гаоном (великим ученым) и "солнцем в короне раввината".

Родился Каценеленбоген в 1850 году в большой семье даяна (религиозного судьи) маленького городка Таурогена вблизи границы между Литвой и Восточной Пруссией (сейчас это город Таураге в Литве). Все его семеро братьев тоже стали раввинами. Образование юноша получил глубокое, строго ортодоксальное. Одним из его учителей был знаменитый подвижник, борец с Хаскалой Исроель Салантер. Когда рабби заметил, что из мальчика выйдет толк, он посоветовал ему выучить еще и немецкий язык (уступка требованию времени).

Действительно, еще в молодости Давид Тевель отличался блестящей эрудицией. В глоссах Вейсмана к кратишинскому изданию Иерусалимского Талмуда (1866) приводится много комментариев от имени тогда еще очень юного и никому не известного Каценеленбогена. В трудах знаменитого Львовского раввина Иосифа Саула Натанзона (1808 - 1875) встречаются респонсы Каценеленбогена. Талант и набожность юноши были замечены, в 1876 году его назначили раввином в Вержблове, а затем в Сувалках (Польша). В 1908 году именно из Сувалок Каценеленбогена и пригласила в Петербург столичная община.

Его прибытию предшествовали жаркие дебаты. Ортодоксальное крыло во главе с бароном Горацием Гинцбургом требовало традиционного раввина для укрепления веры в развращенном по-европейски Петербурге. От имени ассимилировавшихся интеллигентов выступил присяжный поверенный Г.Б.Слиозберг, настаивая на рабби из реформаторов, который мог бы читать проповеди по-русски, привлекая в синагогу молодежь, и находить общий язык с правительственными чиновниками. Ортодоксы победили благодаря нажиму барона, пригрозившего покинуть зал заседаний. Решили послать в Сувалки старосту синагоги, востоковеда Исаака Юльевича Маркона. Образованный и влиятельный в общине человек. Маркон должен был поближе познакомиться с Каценеленбогеном и, при благоприятном впечатлении, рекомендовать того на должность раввина. В Сувалках ученого встретил знающий раввин и обходительный человек, прекрасно владевший ивритом и уверенно немецким, с классической благообразной внешностью, большим лбом и проникновенным взглядом. Каценеленбоген так очаровал Маркона, что тот не только привез раввина в Петербург, но и всю жизнь оставался его почитателем.

Перед отъездом из Сувалок Каценеленбоген нанес прощальный визит местному губернатору.

- Какое вам установлено жалованье? - поинтересовался тот. - Пятьсот рублей в год? О, это не меньше, чем платят мне!

Поселился Каценеленбоген с большой семьей (двенадцать детей) в Усачевом переулке, №2 (сейчас переулок Макаренко), затем переехал в дом №8. Известны еще два его адреса в Петербурге: Лермонтовский проспект, №8 и Театральная площадь, №2 (после 1924 года).

В столице провинциальному раввину пришлось привыкать к новому образу жизни. Русский язык он знал не слишком хорошо и всякий раз, отправляясь на прием к чиновникам, делал письменные заметки. Маркой давал житейские советы. Вставала перед рабби и чисто личная проблема: чему учить собственных детей, к какой жизни их готовить?

Конечно, всех учили еврейским наукам и ивриту (на занятия было принято приглашать также детей из бедных семей). Шолом-Алейхем, писавший на идише, не считался серьезным чтением. Одна из дочерей посещала курсы по Талмуду Давида Гинцбурга, и была там одной из немногих женщин.

Однако, несмотря на свой высокий статус в петербургской общине, Каценеленбоген ясно ощущал, что он со своим жизненным укладом и мировоззрением принадлежит прошлому веку - белая ворона в светском городе. Поэтому он не настаивал, чтобы сыновья следовали его примеру, и никто из них раввином нс стал. Они сдавали экстерном за курс гимназии и готовились учиться на адвокатов и банковских служащих. Дочери ходили в частные гимназии (конечно, не в субботу). Только однажды отец проявил твердость: когда один из сыновей захотел стать врачом. Раввин не мог позволить нарушить религиозный запрет вскрывать трупы.

Тяжелые для евреев времена реакции после революции 1905 - 1907 годов требовали от раввина вмешательства в светскую жизнь. Черносотенная пресса расходилась тиражами в сотни тысяч экземпляров. Народ страдал от чудовищных погромов. Одни бежали за границу, другие - в Петербург, за помощью к своим относительно благополучным единоверцам. Многие ходоки из провинции обращались прямо к раввину. Всем надо было как-то помочь. Вот Каценеленбоген звонит промышленнику Зиву, нуворишу, добивающемуся высокого положения в петербургской общине:

- Нужна большая сумма на поддержку студентов иешивы.

- Сколько? Пятьсот рублей? Ну, это немного. Столько же моя жена тратит на булавки.

"Еврейскими вопросами" в те времена ведал министр внутренних дел Маклаков, далеко не либерал. Каценеленбоген не раз бывал у него по вызову и но собственной инициативе. Раввина заботило положение верующих и в Петербурге, и за его пределами. Например, по просьбе финляндских евреев он ходатайствовал об отмене запрета на шхиту (способ убоя скота и птицы по еврейскому религиозному закону) и добился своего. Или просил, чтобы еврейских солдат отпускали на Песах домой, чтобы они могли соблюдать традиции праздника.

Как-то Маклаков, наслышанный о "вольнодумских" настроениях петербургской еврейской интеллигенции, сказал Каценеленбогену доверительно:

- Знаете, в Библии тоже немало противоречий и темных мест.

Раввин покраснел, поднялся возмущенно:

- Если есть на свете мораль, то она из Библии. И вы... и вы не можете ее осуждать (он хотел сказать "обсуждать", но подвело недостаточное знание русского языка).

Пришлось министру извиниться. Даже бюрократа проняла искренность раввина, и он потом в течение двух лет поздравлял Каценеленбогена с праздником Песах.

Однако с мощным в Петербурге слоем европеизированных евреев у раввина не сложились отношения. Местечковый еврей, соблюдающий кашрут и говорящий на идише, был ему куда ближе. У него еще находились общие темы для бесед с блестящим знатоком иврита и Талмуда доктором Л.Каценельсоном, но вот историк С.Цинберг на квартире у Каценеленбогена никогда не бывал, хотя и жил через дом, в том же Усачевом переулке. Из периодической печати раввин выписывал лишь умеренную "Дёр гайнт" да обозрение религиозной литературы, выходившее в знаменитом виленском издательстве вдовы и братьев Ромм.

Нелегко шли дела и в самой синагоге. Служба проводилась в трех помещениях. Главный зал открывали только в субботу и праздники. Среди ревностных прихожан он считался "гойским местом". Ортодоксы молились в малом зале, в правом крыле. Туда вел отдельный вход. Хасиды занимали молельню во дворе. Их небольшую общину возглавлял Шмуэль Трайнин - богатый промышленник, и они пользовались финансовой и административной независимостью.

После смерти Давида Гинцбурга (Каценеленбоген ездил навестить умирающего) правление еще более склонилось в сторону реформ. Однажды кто-то из активистов, вернувшись из Берлина, сообщил, что видел там в синагоге (конечно, реформистской) орган. Но тут уж раввин не уступил. Пока он возглавляет петербургскую общину, органу в синагоге не бывать.

Однако, тем не менее, условия жизни в Петербурге и нетипичный состав столичного еврейства требовали более современного руководителя. Им в 1912 году стал доктор философии Моисей Григорьевич Айзенштадт, которого правление пригласило на должность общественного раввина (Каценеленбоген остался духовным раввином). Айзенштадт проводил службу в главном зале, занимался с молодежью, участвовал в просветительной деятельности, был членом многих культурных обществ. Перед молящимися он выступал по-русски. Каценеленбоген с тех пор большую часть времени посвящал вопросам ритуала, молился почти исключительно в малом зале, а в большом присутствовал только в Песах и Суккот. Иногда он заглядывал к хасидам, где его аристократическую натуру шокировали простота поведения и панибратство прихожан.

Уже после революции были изданы два его сочинения: "Мааян мей нефтоах" и "Диврей Давид".

В 1912 году во время строительства кладбищенской синагоги у раввина не раз бывал архитектор Я.Г.Гевирц. Они вместе обсуждали проект. Каценеленбоген помог подобрать изречения из псалмов для украшения фасада синагоги.

Февральская революция неожиданным образом отразилась на буднях синагоги. Многие евреи, перешедшие в христианство по конъюнктурным соображениям, теперь, с отменой антиеврейского законодательства, пожелали возвратиться в лоно иудаизма. Несмотря на общую индифферентность петербургских евреев к религии, таких нашлось довольно много. Некоторые предварительно спрашивали у раввина, так ли уж прочна, по его мнению, новая власть и не отберут ли у евреев подаренные свободы. Среди совершивших тшуву - возвратившихся к вере был историк Соломон Яковлевич Лурье, автор книги "Антисемитизм в древнем мире", а также вторая жена А.Н.Толстого Софья Дымшиц.

После большевистского переворота Давид Тевель Каценеленбоген решил остаться в Петрограде, хотя почти вся общинная верхушка (банкиры, купцы, промышленники, адвокаты) уехала. В 1923 году эмигрировал в Париж и Айзенштадт. Синагога пришла в упадок. Главное здание не отапливалось и открывалось только изредка. Прихожан было немного, хотя число евреев в городе быстро росло. Каценеленбоген тяжело переживал духовную гибель русского еврейства, но покинуть общину, оставить ее без поддержки в трудные времена не мог. Некоторые его дети эмигрировали еще до революции. Младший сын Элияху уехал в Берлин в 1922 году после того, как его исключили из Петроградского университета как сына раввина. Сейчас он живет в Израиле. Двое других сыновей, Саул и Герц, были арестованы в 1937 году вместе с активистами общины и погибли в лагере. Дочь Берта и сейчас живет в Ленинграде.

Только во времена нэпа религиозная жизнь в городе заметно оживилась. Каценеленбоген, хотя формально и числился "бывшим служителем культа", фактически исполнял свои обязанности до самой смерти, последовавшей в 1930 году. На памятник раввину пошел гранитный камень из ограды хоральной синагоги, в которой он отслужил более двадцати лет. Плита с новой надписью, в точности повторяющей старую, полуистершуюся, была установлена уже в пятидесятые годы.

Теперь, имея некоторые сведения о еврейских памятниках, мы можем продолжить нашу прогулку.

Впрочем, на Преображенском кладбище эти знания вряд ли пригодятся. На сохранившихся плитах чаще можно увидеть надписи по-русски.

* * *

На Невской аллее, в четвертом ряду от кладбищенской стены стоит незатейливый памятник из светло-серого гранича - продукт унификации похоронного дела последних десятилетий. Старое надгробие пришло в негодность и было заменено лет двадцать назад на средства ленинградской общины. Мраморная плита воспроизводит первоначальную надпись:

"Профессор, доктор Абрам Яковлевич Гаркави. Скончался 15 марта 1919 г."

Гаркави был заметной фигурой как в петербургской общине, так и в научном мире. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться со статьей, опубликованной в годовщину смерти ученого в сборнике "Еврейская мысль" (1922). Автор материала Д-Г.Маггид писал, что со смертью А-Я.Гаркави русское еврейство потеряло неутомимого и добросовестного труженика, вооруженного глубокими знаниями и верным критическим чутьем.

В 1864 - 1908 годах Гаркави написал множество работ по истории евреев России, Литвы и Польши, об эпохе гаонов, о караимах и хазарах. Огромная работа была проделана Абрамом Яковлевичем подписанию еврейских и арабских рукописей из коллекции Фирковича, хранящейся в Публичной библиотеке. На этом материале он опубликовал массу научных статей. Самый ценный его груд (триста печатных листов) - подробное описание рукописей из коллекции Фирковича. Работы Гаркави разнокалиберные, но добротные. Хотя он и не оставил крупной монографии, но нет и долго не будет историка, предсказывал Маггид, который бы не цитировал его статей.

А.Я.Гаркави всегда мужественно отстаивал истину в науке. В начале его деятельности огромным авторитетом и влиянием пользовался ученый-караим Аврахам Фиркович, издавший труд о надписях на караимских могильных плитах в Крыму. Молодой Гаркави выехал на место и, обследовав многие памятники, описанные А.Фирковичем, доказал, что часть из них не караимского, а еврейского происхождения. Оказалось, что Фиркович, цитируя в своих работах надписи на могильных камнях, иногда искажал даты в угоду своей концепции. Своим смелым выступлением Гаркави резко затормозил свою научную карьеру.

Общественная деятельность Гаркави была тесно связана с Обществом по распространению просвещения между евреями в России (ОПЕ), где он с 1864 года состоял членом-сотрудником, а затем более двадцати лет избирался членом комитета. Какое-то время он был секретарем общества, рецензировал рукописи и давал заключение на их издание. При его участии вышел сборник "Мировоззрение талмудистов", благодаря его содействию И.Герштейн, И.Гордон и Л.Леванда осуществили научный перевод Пятикнижия на русский язык и издали его в 1875 году в Вильно.

Гаркави принадлежала идея учреждения касс вспомоществования еврейским учителям и учащимся еврейским девушкам. Он пытался расширить деятельность общества, призывал развивать художественные ремесла и земледелие. Именно Гаркави устроил библиотеку при ОПЕ и с 1878 года руководил комплектованием отдела иудаики. В 1880 году, по его совету, библиотека была переведена в особое помещение при синагоге, а в 1893 году - в принадлежащий общине дом №42 на углу Офицерской и Большой Мастерской. В 1917 году ученый подарил библиотеке свою коллекцию книг, рукописей и большую часть архива.

Долгие годы - до самой смерти - Гаркави состоял старостой синагоги и членом правления еврейской общины столицы. Как ученый-востоковед он был известен всему еврейскому миру. Однако национальная гордость Гаркави и его научная принципиальность были причиной плохих отношений с реакционными академическими кругами. Лишь в конце 1918 года, когда ученый уже лежал на смертном одре, ему прислали письмо из Петроградского университета с предложением занять любое вакантное место на кафедре восточных языков одного из трех российских вузов. Абрам Яковлевич понял неискренность официального предложения и печально предсказал, что еще очень долго ни один еврей-востоковед не будет допущен к заведованию какой-либо кафедрой на восточном факультете.

* * *

На пересечении Главной и Невской аллей стоит небольшое островерхое сооружение в псевдоготическом стиле. Это наиболее заметный из всех сохранившихся семейных склепов. Но состояние его плачевно: надгробий внутри нет, буквы сбиты, так что определить, кто здесь похоронен, невозможно. Магендавид, еще несколько лет назад венчавший склеп, исчез. Служители кладбища используют гробницу под склад инвентаря.

* * *

Если пройти от начала Главной аллеи немного вперед и вправо, то в пятом ряду мы увидим скромный белый мраморный памятник, в верхней части которого черными буквами выведена надпись:

"Академик живописи Маймон Моисей Львович, 1860 - 1924".

Судя по его стилю и сохранности, он построен совсем недавно. Куда подевалась плита, установленная сразу после смерти Маймона, знает только Бог. В первой главе мы рассказывали о художнике, которому славу и звание академика принесла картина "Марраны". Об истории создания этого полотна Маймон написал в очерке, помещенном в сборнике "Еврейская летопись" (1923).

* * *

Могилу Льва Израилевича Каценельсона найти очень трудно. Она находится у правой стены синагоги, примерно посередине ряда. Ожидаешь увидеть старинный внушительный памятник, эпитафию на иврите, в общем, что-то соответствующее личности Л.И.Каценельсона, положению, которое он занимал в еврейском мире. Но перед нами стандартная бетонная плита, какую можно увидеть на любом современном кладбище. Маленькая мраморная табличка сообщает по-русски имя и даты жизни: 1847 - 1917. Еврейскими буквами выбит псевдоним ученого (Буки бен Иогли). Старый памятник тоже был скромным, но потом совсем обветшал и развалился. Нынешний установлен примерно лет двадцать назад на деньги, собранные стариками, помнившими, что это был за человек.

Лев (Иегуда Лейб Вениамин) Израилевич Каценельсон родился в городе Чернигове, на Украине, в 1847 году. До десяти лет посещал хедер, а затем учился на софера (переписчика священных текстов). Сидя за работой по двенадцать часов в день, мальчик мечтал стать великим талмудистом. В четырнадцать лет он тайком поехал в Бобруйск, поступать в иешиву. За три года занятий, в свободное время Каценельсон самостоятельно выучил немецкий и русский языки.

О жизни этих детей, постигающих глубины Талмуда, которых на идише называли иешивебохерами, написано немало. Можно привести цитату, хотя и пристрастную, из книги Л.Гроссмана об А-У.Ковнере "Исповедь одного еврея":

"Юные богословы, скитающиеся по знаменитым талмудическим школам, изощряя ум в тончайшей казуистике древних текстов, переправляясь пешком или на тряских подводах из местечка в местечко, чтобы услышать слова знаменитого комментатора Библии... Худо одетые, полуголодные, облитые обильными дождями западного края, вечно подверженные насмешкам, толчкам и издевательствам разноплеменного населения убогих и бесправных губерний, но неутомимые в своем стремлении приобщиться к знанию, таинственно заключенному в тяжелый фолиант с квадратными буквами, они поистине достойны пристального внимания исследователей и художников слова".

После иешивы Лев Израилевич поступил в Житомирское раввинское училище, которое закончил в 1872 году, и снова пошел учиться, на этот раз в Медико-хирургическую академию. Во время русско-турецкой войны Каценельсон служил военным врачом, а по возвращении из армии сдал экзамен на доктора медицины и переехал в Петербург. Однако известность Каценельсон получил в связи со своей общественной и культурной деятельностью, которую он не прерывал до самой смерти, совмещая с врачебной практикой.

Каценельсон сделал попытку разобраться в самых темных местах Талмуда, посвященных вопросам медицины, и на основании современных научных представлений оценить знания вавилонских мудрецов в области анатомии и патологии. Он опубликовал ряд статей на эту тему, в частности "Сведения о гемофилии в Талмуде". Блестящий знаток иврита, он часть своих работ, в том числе и по медицине, написал на этом языке. Его статьи, подписанные псевдонимом Буки бен Йогли, можно было встретить в тогдашних периодических изданиях: "Русском еврее", "Еврейском обозрении" и других. Он бесплатно лечил учеников еврейского ремесленного училища на Офицерской, №42. Лев Израилевич входил в центральный комитет Еврейского колонизационного общества, комитет ОПЕ, был вице-председателем Общества любителей древнееврейского языка. Вместе с Д.Г.Гинцбургом и А.Я.Гаркави он редактировал знаменитую Еврейскую энциклопедию на русском языке. После смерти барона Д.Г.Гинцбурга, учредителя Курсов востоковедения, их возглавил Л.И.Каценельсон.

Можно быть уверенным, что Каценельсон, столько сделавший для своего народа, не будет забыт. "Редкая одаренность, теплая задушевность, мягкий, окутанный лиричной дымкой юмор" - вот типичный отзыв о нем современника. Жил ученый на Измайловском проспекте в доме №5.

* * *

Если пройти немного дальше по Главной аллее, то слева, в первом ряду мы увидим небольшой обелиск из черного мрамора с шаром наверху. Под фотографией типичного интеллигента дореволюционного склада с твердым взглядом надпись по-немецки. Сзади выбито по-русски: "Профессор Лев Яковлевич Штернберг. 1861 - 1927". Лев Яковлевич родился в Житомире. В детстве получил традиционное еврейское образование, но перешел из раввинского училища в гимназию, затем поступил на юридический факультет Одесского университета, откуда был отправлен в тюрьму за участие в деятельности партии "Народная воля". Такое превращение талмудиста в русского революционера тогда не было редким. Этим путем шли тысячи еврейских юношей, которым существующее законодательство закрывало путь к светскому образованию и карьере. Раввинские училища (в отличие от иешив) готовили, в сущности, кого угодно: писателей, адвокатов, террористов, но только не служителей религии.

После трехмесячной отсидки в одиночном заключении Штернберга сослали в 1889 году на остров Сахалин, что и решило его дальнейшую судьбу. Образованных, да и просто грамотных людей на Сахалине было тогда чрезвычайно мало. Поэтому по старой традиции Сибири и Дальнего Востока квалифицированная работа поручалась политическим ссыльным. Молодой энергичный человек решил не терять напрасно времени и принялся изучать туземное население: гиляков, араков, тунгусов и айнов. Этому способствовала и администрация острова: кому-то надо было переписывать туземцев. Ссыльному студенту Штернбергу дали собачью упряжку, провизию, проводника из местных, и он отправился в путь.

Почему-то именно среди этнографов, посвятивших себя изучению диких племен, было немало евреев. В России это, например, Л.Штернберг, В.Богораз, В.Иохельсон, И.Винников; за границей - Ф.Боас. Что двигало этими людьми? Чувство превосходства представителя древнего народа над теми, кто еще стоит на пороге цивилизации? Или, наоборот, сочувствие и симпатия к бесправным, ибо мы тоже "были рабами в Египте"? Как бы то ни было. Лев Яковлевич полюбил своих гиляков и айнов. Первые его статьи, присланные из ссылки, с интересом прочитали в Петербурге, а когда в 1897 году Штернберга амнистировали, Академия наук выхлопотала ему право на временное проживание в столице для научных занятий и сдачи экзаменов на юридическом факультете университета.

Последовавшие за этим экспедиции па Амур и па Сахалин и появившиеся в печати статьи "Инородцы". "Буряты", "Беседы о Сахалине" сделали имя Штернберга известным в научном мире. Он активно участвовал в организации экспозиции Петербургского музея этнографии, изучал под руководством Ф.Боаса племена, населявшие северо-тихоокеанские острова.

После революции Л.Я.Штернберг, ставший профессором Ленинградского университета, много внимания уделял студентам и аспирантам, разработал методики сбора этнографического материала. Новые веяния не оттолкнули ученого от родного народа. Он опубликовал немало статей о русском еврействе:

"Трагедия шестимиллионного народа",

"Задачи русского еврейства",

"Новейшие результаты по антропологии евреев",

"Сахалинские евреи".

Некоторые из них были помещены в журнале "Еврейская старина", который Штернберг стал редактировать с 1922 года, после отъезда С.М.Дубнова за границу. Тогда же Лев Яковлевич возродил и возглавил Еврейское историко-этнографическое общество. Ведь он до революции помогал С.Ан-скому в составлении программы изучения этнографии российских евреев.

Политическая ориентация Штернберга менялась неоднократно. Сначала он был народовольцем, затем сблизился с кадетами, стал членом Союза для достижения полноправия еврейского народа в России. После распада этой организации вместе с некоторыми умеренными кадетами-евреями в конце 1906 года Штернберг создал Еврейскую народную группу, которая боролась против антисемитизма, но отмежевывалась от сионизма. Впоследствии взгляды Штернберга сильно полевели.

Хоронили Льва Яковлевича при большом стечении народа. Ею популярность среди студентов была огромной. В Петербурге он жил па Саблинской улице, №10. Когда стал профессором, переехал на Университетскую набережную, №5.

* * *

Один из самых великолепных памятников (напротив памятника Штернбергу) установлен на могиле М.М. Антокольского, замечательного скульптора, имя которого с полным основанием вошло в историю как русской, так и еврейской культуры. Марк (Мордехай) Матвеевич Антокольский родился в центре талмудической учености, в Вильно, в 1843 году, в эпоху первых маскилим (просветителей). Ребенком, как и все, учился в хедере. Затем его отдали в учение к резчику по дереву. Талант художника так рано и так сильно проявился в мальчике, что очень скоро он понял: оставаться в рамках ортодоксальной традиции невозможно.

Юноша переехал в Петербург и в 1862 году стал одним из первых студентов-евреев в Академии художеств. Здесь он быстро привлек внимание преподавателей и уже в 1864 году получил вторую серебряную медаль за горельеф "Еврей-портной" (дерево), а через год - первую серебряную медаль за вырезанного из слоновой кости и дерева "Скупого". Есть у Антокольского и другие ранние работы на еврейскую тему:

"Спор о Талмуде", "Нападение инквизиции на евреев", "Натан Мудрый". Знаменитый русский критик В.В.Стасов, всегда выступавший защитником евреев и покровителем молодых талантов, привлек к Антокольскому внимание широкой публики. Именно при содействии Стасова скульптор получил стипендию Его Величества и материальную помощь барона Г.Гинцбурга, в результате чего смог закончить свое образование в Берлинской академии и совершить заграничное путешествие.

К началу семидесятых годов девятнадцатого века любовь русской интеллигенции к евреям пошла на спад, и скульптор почувствовал первые антисемитские нападки- Необходимо было укрепить положение Антокольского. К счастью, удалось убедить императора Александра II посетить мастерскую художника. Царю понравилась скульптура "Иван Грозный", и он приобрел ее бронзовый вариант для Эрмитажа. А художественная элита, вмиг забыв свои упреки Антокольскому за увлечение еврейской темой, избрала его в возрасте неполных двадцати восьми лет академиком.

В 1872 году скульптор уехал на лечение в Италию, где создал несколько знаменитых работ:

"Петр I",

"Ярослав Мудрый",

"Дмитрий Донской",

"Иоанн III",

"Христос перед судом народа".

Обращение к таким темам отнюдь не значило, что Антокольский порвал с еврейством. В действительности, будучи с детства верующим, художник до конца своих дней придерживался еврейской религии, хотя, вероятно, и не очень строго. Просто еврейской изобразительной традиции во времена Антокольского, по вполне понятным причинам, практически не существовало, а христианская была очень богатой. Художник-христианин, если хотел изобразить наивысшую степень страдания, рисовал распятие, скорбь - это пьета, символ предательства - Иуда Искариот. Часто зритель не воспринимал замысел художника, выраженный в непривычной форме, а значит, не мог по достоинству оценить ни идею, ни уровень мастерства. Безусловно, в искусстве Антокольского огромную роль сыграло и то, что он как скульптор вырос в рамках русской школы в частности и европейской культуры вообще. Естественно, его взгляды во многом совпадали со взглядами его учителей. На тематику работ скульптора немало влияли и те, кто "заказывал музыку", - русская знать, царский двор. Стоит только смениться заказчику, и Антокольский уже ваяет из мрамора великолепную статую Спинозы (для Г.Гинцбурга).

В 1875 году художник возвратился в Россию и выполнил ряд работ для императорской семьи, а также бюсты Тургенева, Толстого, Боткина. Международная слава пришла к Антокольскому на Парижской всемирной выставке 1878 года, где скульптор получил высшую награду и орден Почетного легиона за работы "Последний вздох" и "Голова Иоанна Крестителя". Наивысшими достижениями последующего десятилетия стали "Ермак" (бронза) и "Нсстор-летописец" (мрамор).

После гибели Александра II от рук народовольцев для евреев России настали трудные времена. Погромы, ограничительные законы, массовые выселения следовали одно за другим. Русская шовинистическая пресса не забыла и Антокольского. Как он, еврей, осмелился изображать русских и христианских героев?! Только В-Стасов выступил в защиту художника. Удрученный травлей, больной скульптор уехал в Париж, а с 1893 года поселился там постоянно. Последние его работы были отмечены высшими наградами на Всемирной выставке 1900 I ода и Командорским крестом Почетного легиона.

Антокольский умер в 1902 году в немецком городе Бод-Хомбург-фор-дер-Хеэ, куда приехал на лечение. Его тело перевезли в Петербург и захоронили с большой торжественностью на Преображенском кладбище.

Памятник, который сейчас стоит на могиле, был выполнен в 1909 году, как тогда считали, в древнееврейском стиле. В центре - огромный магендавид. Наверху - семисвечник. Ступени ведут к двум скрижалям, на которых высечены по-русски названия главных работ скульптора. Над ними написано по-еврейски полное имя художника. Внизу - фамилия и даты жизни по-русски. Существовал еще скульптурный портрет умирающего Антокольского, сделанный его учеником Ильёй Яковлевичем Гинцбургом, которого Марк Матвеевич вывез из Вильно одиннадцатилетним ребенком и сделал скульптором с мировым именем. Эта работа исчезла во время блокады, и где она теперь - неизвестно.

Сегодня нам трудно представить себе Русский музей без шедевров Антокольского. Не надо быть пристрастным, чтобы видеть явное его превосходство над современными ему русскими скульпторами. Вот бронзовая фигура Ивана Грозного. Царь одет в рясу чернеца. Но взгляд его отнюдь не смиренный, скорее внушающий страх. Вот одинокий герой - "Умирающий Сократ", - избравший смерть, но не компромисс. Вот еще один интеллектуальный бунтарь - Барух Спиноза. Одухотворенное, полное мысли, почти прозрачное лицо, раскрытая книга на коленях... Вот дух зла - само коварство - Мефистофель. Везде видна изумительная техника работы с материалом - мрамором. И, вдруг, бронзовая статуэтка щегольски одетого мужчины средних лет с аккуратной бородкой. Взгляд уверенный и хитроватый. Да ведь это Самуил Поляков, знаменитый еврейский банкир и железнодорожный подрядчик! Разным мог быть Антокольский в своих работах. Неизменным оставалось только одно - его мощный талант.

* * *

В книге "Шум времени" О.Мандельштам вспоминал, как в детстве его водили в петербургскую синагогу:

"...и вдруг два господина в цилиндрах, прекрасно одетые, лоснящиеся богатством, с изящными движениями светских людей прикасаются к тяжелой книге, выходят из круга и за всех, по доверенности, по поручению всех совершают что-то самое почетное и главное. Кто это? Барон Гинцбург. А это - Варшавский?"

Склеп Варшавских находится рядом с могилой Антокольского. О назначении постройки не так легко догадаться. Стиль - сама эклектика: то ли мавританский, то ли псевдорусский. А попробуйте разобрать надпись на фасаде! Кажется, буквы еврейские, но, присмотревшись, видишь, что они русские, только стилизованы под еврейский шрифт и читать их следует слева направо. Получится: "Памяти Абрама Моисеевича Варшавского".

Родоначальник петербургской ветви Варшавских, Абрам Моисеевич, общественный деятель и филантроп, родился в начале двадцатых годов девятнадцатого века и умер в 1888 году. В Петербург он, как и другие богатые евреи, переселился в либеральные шестидесятые. А.М.Варшавский известен своей щедрой благотворительностью: он входил в комитет ОПЕ, построил школу для крестьянских детей в своем имении в Полтавской губернии. Еврейская энциклопедия с нежностью пишет, что Абрам Моисеевич был "человеком чрезвычайно отзывчивого сердца". На похороны Варшавского прибыли из провинции многочисленные депутации в составе раввинов и видных общественных деятелей.

О. Мандельштам вспоминает, конечно, о сыне банкира, председателе хозяйственного правления петербургской общины Марке Абрамовиче Варшавском. С его именем, как уже говорилось, связана постройка дома отпевания на Преображенском кладбище. Пользовался известностью еще один член этой семьи, племянник Абрама Моисеевича, популярный петербургский писатель Марк Самойлович Варшавский.

Из московского еженедельника "Новый путь" за 1916 год мы узнаем об одной любопытной истории из жизни петербургской общины, в которой был замешан М.А.Варшавский. 8 мая 1916 года пятьсот активистов общины заседали в Малом зале консерватории. Вовсю шла война. Петроград был переполнен еврейскими беженцами. Русская империя доживала последние месяцы. А евреи решали вопрос о снижении членского взноса с 25 до 3 рублей в год. Дело в том, что из 35 тысяч петербургских евреев только полтысячи платили полный взнос. Однако М. А. Варшавский, полемизируя с О.О.Грузенбергом, доказывал: касса синагоги пустеет не потому, что далеко не бедные столичные евреи не в состоянии платить по 25 рублей в год, а из-за общего упадка интереса к синагогальным делам. Тем не менее, речи Грузенберга, Бикермана и других защитников реформы были встречены аудиторией с пониманием, и собрание решило понизить взнос.

Мало кто из сидевших тогда в зале мог предугадать, что эти жаркие дебаты на фоне надвигающихся событий ровно ничего не значат.

* * *

За склепом Варшавского виден огромный склеп почетного гражданина и действительного статского советника Л.П.Фридлянда, о котором мы уже подробно рассказывали в третьей главе. Дальше находится склеп придворного портного Каплуна, а сзади к нему прилепился малозаметный памятник в форме скрижалей. Это первая могила на Преображенском кладбище. Здесь похоронены два молодых инженера - Берка Бурак и Мошка Фрисно. По-русски написано, что они были "лаборатористами Охтинского порохового завода" и погибли двадцати трех лет от роду при взрыве лаборатории 28 февраля 1875 года. То же самое повторено по-еврейски. Ничего больше про Берку и Мошку мы не знаем.

* * *

Могила фельдфебеля Ашанского (аллея Герцена, участок между Липовой и Лужской аллеями) - одна из самых старых. Недавно реставрированная надпись на сером, изъеденном камне сообщает нам, что

"здесь покоится прах фельдфебеля Кавалергардского Ея Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка Абеля Ароновича Ашанского. Вступил на службу II января 1846 г."

Даты жизни разобрать нельзя, но мы знаем, что Ашанский (настоящее имя - Абель Аарон Ицкович) родился в 1825 году и умер в 1899-м, Сзади памятника та же надпись по-еврейски.

Как евреи стал кавалеристом, да еще в привилегированных частях? Почему важно было указать на памятнике, что он служил фельдфебелем? Чтобы понять все это, надо представить себе атмосферу русской армии того времени. Большинство нижних чинов были крепостными крестьянами, на двадцать пять лет оторванными от земли. Николаевская казарма с ее знаменитой муштрой, рукоприкладством офицеров, шпицрутенами, достаточно описана классиками русской литературы.

Для евреев служба была еще более мучительной. В 1827 году Николай I ввел обязательную воинскую повинность для евреев. Бесправный народ не был забыт при распределении обязанностей по защите отечества. Более того, евреям полагалось поставлять больше рекрутов, нежели "коренному" населению. Одновременно был введен так называемый институт кантонистов, то есть система принудительных лагерей для подготовки к военной службе еврейских детей от двенадцати до восемнадцати лет. Черта оседлости с ужасом восприняла новые порядки. Родители прятали детей в укромных местах, даже намеренно калечили их, только бы избегнуть проклятой службы. Специальные команды по набору рекрутов, прозванные в народе "хапунами" или "ловчими", рыскали по местечкам и деревням, врывались в дома, хватали иногда десяти - и даже восьмилетних мальчиков, так как их легче можно было поймать.

Рассчитывал ли император Николай и его администрация за счет евреев укрепить армию, сделать ее непобедимой? Нет, конечно. Просто казарма рассматривалась государством как плавильный котел, где упрямый народ должен был ассимилироваться, креститься. Именно в казарме это проще всего было сделать средствами насилия над неокрепшими молодыми душами, оторванными от семьи и национальной среды. Вот почему для евреев служба в армии была кошмаром, а родители оплакивали рекрутов как умерших. Встреча с детьми-кантонистами по пути в Вятку черными красками описана А.Герценом в "Былом и думах".

В царской армии солдат-евреев было немало. В русско-турецкую войну 1878 - 1879 годов многие из них показали себя героями. Непобедимые Владимирский и Суздальский полки 16-й дивизии генерала Скобелева почти наполовину состояли из евреев.

Начав службу в двадцать один год, Ашанский отказался креститься, однако солдатом стал хорошим. Первые семнадцать лет был печником в военно-рабочей роте, затем его перевели в гвардейский кавалергардский (кавалерийский) полк. Подошел конец службы (только при Александре II она была сокращена до десяти лет), но возвращаться было уже некуда. Ашанский остался в армии. Ему дали награды и высший солдатский чин - фельдфебеля (офицером некрещеный, как правило, стать не мог). В 1890 году ввиду преклонного возраста Ашанского назначили надзирателем за больными, в этой должности он и пребывал до конца жизни. Пятидесятилетний юбилей службы ветерана отметили в 1896 году всем полком, причем в приказе особенно отмечалась преданность Ашанского своим товарищам.

В своей книге "Пятьдесят лет в строю" бывший царский, а потом советский офицер граф Л.А.Игнатьев, служивший в кавалергардском полку к моменту смерти Ашанского, вспоминает, как его удивило, что на похороны простого печника в часть стали съезжаться кареты с богатыми господами. Как оказалось, фельдфебель пользовался большим авторитетом в еврейской общине. Гроб с его телом, по уставу несли все бывшие командиры полка, при которых Ашанский служил. Некоторые из них к тому времени занимали высокие посты в армии. Погребение старого николаевского солдата состоялось на Преображенском кладбище при большом стечении народа- Русско-еврейская пресса воспользовалась случаем, чтобы выразить свой патриотизм.

А годом раньше обер-прокурор Святейшего Синода и правая рука Александра III граф Победоносцев в ответ на жалобу еврейской интеллигенции на гнет и бесправие цинично заявил:

"Ну что ж, одна треть вымрет, одна треть покинет страну, остальные растворятся в окружающем населении".

* * *

Справа от синагоги сохранились несколько внушительных склепов. На большинстве из них можно прочесть, каким семьям они принадлежали. Но почему нс видно склепа знаменитых банкиров и железнодорожных подрядчиков Поляковых? Где похоронен ну хотя бы самый знатный из них - тайный советник Самуил Соломонович Поляков, владелец дворца на берегу Невы? Обратите внимание на развалины в трид1щтом от синагоги ряду, возле Лужской аллеи, которые сейчас превратились в груду мусора. Это все, что осталось от семейного склепа Поляковых. Бронзовая скульптура Самуила Соломоновича в Русском музее стоит, а могила не сохранилась. Говоря т, сразу после второй мировой войны п подземной камере склепа (она по крепости напоминает дот) еще лежали старые мо1 ильные плиты. Потом они куда-то исчезли.

* * *

Сзади синагоги проходит Гаревая аллея. За ней, во втором ряду, можно увидеть старую внушительного вида гранитную плиту, наклонно лежащую на постаменте и украшенную каменными гирляндами. Вокруг мощная, уже частично поломанная проржавевшая чугунная ограда из венков и перекрещенных факелов. Надписи никакой нет. Если это могила, то почему безымянная? Если же под плитой никто не лежит, то зачем ее установили? По преданию, это не захоронение. Плита установлена в 1909 году петербургской общиной в память об одном из крупнейших ее лидеров Горации Евзелевиче Гинцбурге. Роль барона в жизни российского еврейства, безусловно, была огромна. Его щедрая благотворительность общеизвестна. Об это мы уже не раз говорили. Однако он, но разным причинам, завещал похоронить себя в Париже. Провожать гроб с его телом вышел чуть ли не весь Петербург. Вдумайтесь только: гроб Антокольского везут из Парижа в Петербург, гроб Гинцбурга - из Петербурга в Париж. Не являются ли эти траурные путешествия символом бесцельных скитаний еврейского народа?

Как бы то ни было, правление решило запечатлеть память о бароне в Петербурге. Но обелиск, по еврейской традиции, может стоять только на могиле. Тогда воздвигли надгробье без надписи. Замечательного человека будут помнить и так.

* * *

По другой версии - это памятник не Горацию Гинцбургу, а его сыну Давиду, преемнику на общественных постах. И похоронен Давид именно здесь. Как будто бы он перед смертью сказал:

"Пусть меня помнят по моим делам".

Если пройти от плиты Гинцбурга по Гаревой аллее налево, а затем повернуть направо на аллею Слуцкой, то во втором ряду справа мы увидим серый гранитный обелиск без фотографии и без звезды (пяти- или шестиконечной). На нем выбито: "Вера Климентьевна Слуцкая, 1874 - 1917. Член КПСС с 1912 г., профессиональная революционерка, активная участница Великой Октябрьской социалистической революции".

В Большой Советской Энциклопедии (третье издание) можно прочесть, что Вера Климентьевна (Берта Брониславовна) Слуцкая родилась в Минске и погибла 30 ноября 1917 года близ Царского Села (ныне город Пушкин) при транспортировке медикаментов красногвардейским отрядам во время подавления контрреволюционного мятежа Керенского - Краснова.

В "Истории еврейского рабочего движения в России" Н.А.Бухбиндера сказано, что Берта Слуцкая была арестована впервые в Минске в 1898 году в числе других бундовцев Белоруссии и Польши. В 1901 году ее дело было рассмотрено в административном порядке, и она вышла на свободу, но под гласный надзор полиции. По-видимому, чисто национальная по составу (но не по программе) партия не удовлетворяла ее, и она через год перешла в РСДРП.

Интересно отметить, что, судя по БСЭ, Слуцкая - член КПСС с 1902 года. Это на десять лет расходится с датой, указанной на памятнике. Противоречие объясняется зигзагами советской историографии. Раньше датой образования КПСС считался 1912 год, когда большевики формально отделились от меньшевиков.

Зубной врач по профессии, Слуцкая стала профессиональной революционеркой. Она активно участвовала в революции 1905 - 1907 годов в Минске и Петербурге, была членом боевой организации РСДРП в Лондоне (1907), вела партийную работу в Петербурге. В 1909 - 1912 годах Слуцкая находилась в эмиграции в Германии и Швейцарии, а затем вернулась в Россию, где ее арестовали и сослали. После Февральской революции она стала членом Петроградского комитета РСДРП(б) и секретарем Василеостровского райкома партии, участвовала в работе IV большевистского съезда. О ней упоминает Джон Рид в книге "Десять дней, которые потрясли мир".

После Октября именем Слуцкой назвали кондитерскую фабрику в Петрограде, а когда города России стали переименовывать в честь видных большевиков, нашелся городок и для Слуцкой. В ее честь переименовали Павловск. Тогда, на короткое время, Гатчина стала Троцком, Лигово Урицком, Елисаветград - Зиновьевском. Несколько лет на карте России было два Слуцка;

один - старый литовско-белорусский город, от названия которого произошла фамилия Веры Клементьевны, второй - городок около Царского Села, где она погибла.

* * *

Вблизи аллеи Слуцкой, на параллельной ей Зеленой аллее можно заметить черную вертикально стоящую плиту. На ней лаконичная надпись:

"Михаил Игнатьевич Кулишер, скончался 29 ноября 1919 г."

Никаких пояснений больше нет. Да они и не были нужны. Кто тогда в Петрограде не знал Кулишера?

Происходил он из интеллигентной семьи, давшей многих незаурядных людей. Сам Михаил Игнатьевич разносторонне образованный человек - был известен как историк, социолог, юрист, этнограф, журналист, еврейский общественный деятель. В общем, он был представителем того знаменитого поколения шестидесятников, которому русские евреи, да и Россия в целом, столь многим обязаны. Вспоминая о его характере, современники употребляли и такие эпитеты: экспансивный, пылкий, увлеченный, способный быстро воспламеняться, преданный.

В комитете ОПЕ М.И.Кулишер занимал позицию умеренного ассимилятора, дружил с И.Г.Оршанским. Всю жизнь он писал в русско-еврейские издания, например, одесский "День", петербургский "Рассвет", киевскую "Зарю". Значителен вклад Михаила Игнатьевича в дело развития еврейского светского образования начального, среднего и высшего. Он был постоянно занят подготовкой учебников, составлением программ обучения, организацией школ. Идеалом Кулишера была такая школа, которая, насаждая и культивируя еврейские знания, стояла бы па высоте европейской науки.

На общих собраниях ОПЕ часто читались рефераты на литературно-исторические темы. И все знали, что Кулишер - один из самых интересных докладчиков. Энергия и природное жизнелюбие заставляли этого человека работать, когда ему было уже за семьдесят. Он писал монографию по истории эмансипации французских евреев, статьи в "Историю евреев в России" и многое другое - так до самой смерти.

* * *

Пройдем немного от могилы Веры Слуцкой в сторону Главной аллеи. Мы увидим строгий, простой, но величественный памятник, резко отличающийся от окружающих надгробий. Выполнен он в виде двух высоких металлических стел, к которым по диагонали приварена решетка, быть может, символизирующая колючую проволоку. К решетке прикреплена большая шестиконечная звезда, немного ниже - мраморная табличка. На табличке, под вторым, меньшим магендавидом, выбито:

Вечная намять.

Роза Лурье-Геб

Макс Гельб Освенцим

Иосиф Лурье Сталинград

Моисей Данишевский под Ленинградом Красный Бор

Яша Авиосор Петсамо

Больше нет ничего - ни дат жизни, ни эпитафии, но ясно, что это война, это Катастрофа, это - шесть миллионов, это самое страшное, что мы пережили. Забывать об этом нельзя никак.

В правом дальнем углу кладбища есть две братские могилы времен войны. Одна - морякам-балтийцам, другая - ленинградцам, погибшим в блокаду. Так как могилы находятся на Преображенском кладбище, можно думать, что там похоронены евреи. Так что, если вы хотите почтить память павших, то подойдите к памятнику на братских могилах или сюда, к этим стелам.

* * *

Позади синагоги, с правой стороны стоит серый гранитный обелиск. Русская надпись гласит:

"Раввин Лубанов Абрам Рувимович, 1888 - 20/ VIII 1973".

Лубанов происходил из любавичских хасидов. Получив хорошее традиционное образование в хасидской иешиве, Абрам Рувимович стал раввином как раз в те времена, когда менее популярное занятие для еврея трудно было придумать. В тридцатых годах он угодил в тюрьму и был освобожден только в 1943 году, в разгар войны. С этого времени, тридцать лет кряду, до самой смерти, он возглавлял ленинградскую синагогу.

Не нужно напоминать, что евреи тогда боялись всего. Гибель Михоэлса, убийство еврейских писателей, "дело врачей" - всех бед и не перечислишь. Даже мацу11 можно было купить не всякий год. Раввин Лубанов на своем посту должен был обладать не только талмудической ученостью, но и силой духа, огромным авторитетом и личным мужеством. Судя по рассказам тех, кто его знал, эти качества у Абрама Рувимовича были. Высокий, седой, с волевым мраморным лицом и каким-то особенным, проникновенным взглядом, он умел так расположить простых людей, что те проникались доверием и делились с раввином своими бедами, просили совета. Его имя и сейчас овеяно легендами в среде верующих.

В сложных жизненных ситуациях люди ходили к Лубанову на суд Торы, хотя официально он никаких прав судьи не имел. Его приговор ни для кого не был обязателен, а дознайся об этом власти - не поздоровилось бы и раввину и прихожанам. Однако Лубанов судил, и его слово было законом для верующих.

Только после вмешательства американских евреев община сумела похоронить Лубанова на еврейском кладбище, где уже давным-давно не хоронили.

* * *

Позади склепа Варшавских стоит высокий памятник розового мрамора, на котором высечены имена знаменитых петербургских врачей - отца, сына и внука:

"Доктор медицины Исаак Александрович Дембо. Родился в 1846 г., скончался в 1906 г. Доктор медицинских наук, профессор Григорий Исаакович Дембо. Род. 8/ГУ 1872, ск. 8/Х1 1939. Иосиф Григорьевич Дембо, 1912 - 1978"

Самый известный в династии - Исаак Александрович. Он родился в Ковно в ортодоксальной семье, получил религиозное образование, но затем стал изучать светские науки и в 1870 году закончил Медико-хирургическую академию. В русско-турецкую войну Дембо записался добровольцем в действующую армию. С 1881 по 1883 год практиковал в клиниках Парижа, Вены, Берлина. Результатом явилась работа "К вопросу о независимости сокращения матки от церебрально-спинальной нервной системы". Ученый открыл независимый центр маточных сокращений (центр Дембо). Но особенно прославились его работы по сравнительному изучению шхиты - разрешенного еврейским законом способа убоя скота и птицы.

В чем тут проблема? Зачем ученому, пусть даже верующему, заниматься столь частным, на первый взгляд, вопросом? Дело в том, что шхита не раз становилась предметом нападок антисемитов. Они заявляли, что еврейский способ убоя приносит животным дополнительные мучения. В 1891 году собрали даже специальный съезд Российского общества покровительства животным для обсуждения "негуманности" шхиты. Дембо был из тех людей, которые верили, что антисемитов можно переубедить разумными доводами. Он потребовал провести опыты па собаках в лаборатории И.П.Павлова, сам изучал способы убоя скота на бойнях Европы, делал доклады в научных обществах и на упоминавшемся съезде. Написал ряд брошюр, в том числе "Анатомо-физиологические основы различных способов убоя", потратил много лет жизни на сбор доказательств, - словом, чего только ни делал.

Об этой самоотверженной деятельности врача упоминается в ивритской надписи на задней стороне памятника. Однако можно сомневаться, что ученому удалось переубедить тех, кто строил свои взгляды не на фактах, а на ненависти, нс на результатах лабораторных исследований, а на фальшивках типа "Протоколов сионских мудрецов".

Сын И.А.Дембо, Григорий Исаакович, тоже принимал участие в жизни еврейской общины. Он был врачом еврейской богадельни имени М.А-Гинсбурга и еврейского сиротского дома, о которых мы писали в третьей и четвертой главах. Может быть, любопытно вспомнить, что Иосиф Григорьевич Дембо был зятем М.Вовси, пострадавшего во время печально знаменитого дела врачей .

Остается добавить, что, по-видимому, вопрос гуманности шхиты до сих пор остается актуальным для хулиганов, регулярно разбивавших памятник врачам Дембо. Что тут сказать? Еврейские кладбища всегда и во все времена страдали именно тогда, когда плохо приходилось живым.

Герой романа Григория Кановича "Свечи на ветру" видит, как на еврейском кладбище оккупированного гитлеровцами литовского города мужики валят ломами надгробья:

"Я только успел прочесть на черном зернистом граните "Залман Кацнельсон, 1876 - 1936".

Куда вас повезли, реб Залман? Меня бил озноб.

"Пусть грабят золото, - думал я, - пусть морят голодом, пусть вешают на грудь желтую мишень. Только пусть не трогают наших мертвых. Все мертвые равны. Все мертвые одного племени - племени мертвых... И несть им числа!"

* * *

Мы закончили нашу печальную прогулку по еврейскому Преображенскому кладбищу. За неимением времени мы не остановились у могилы знаменитого хирурга, профессора Михаила Исааковича Куслика (1898 - 1965), завуча и преподавателя идиша в последней еврейской школе на Васильевском острове Льва Марковича Иохельчука (1874 - 1955), историка русского еврейства Юлия Исидоровича Гессена, первой учительницы иврита в послевоенном Ленинграде Лии Лурье, выдающегося исполнителя еврейских песен Эппельбаума и многих других знаменитых некогда ученых, адвокатов, врачей, инженеров, писателей...

Кроме того, немало могил, к сожалению, разрушено, а некоторые видные деятели петербургской общины похоронены далеко от города, которому они отдали долгие годы жизни. Уничтожена могила Ноты Хаймовича Ноткина на Волковском кладбище. Нет в Ленинграде могилы поэта Семена Фруга. Он умер в 1916 году в Одессе и там же похоронен. Во время войны оккупанты увезли его памятник в Румынию. Сейчас он находится на кладбище в Тель-Авиве.

Барон Гораций Гинцбург не пожелал лежать в земле, обильно политой еврейской кровью, и его тело перевезли с родины Бейлиса на родину Дрейфуса. Александр Исаевич Браудо (1864 - 1924), бывший вице-директор Публичной библиотеки, энциклопедически образованный человек, отважный борец за еврейское равноправие, скоропостижно скончался во время командировки в Лондон. Л.Я.Штернберг сказал о нем в поминальном слове;

"Александр Исаевич был в нравственном отношении полным и целостным представителем гуманной культуры, той культуры, которая в настоящее время как будто всюду клонится к закату".

Говорят, гроб с телом А.И-Браудо перевезли в Ленинград, но найти его могилу пока не удалось.

Нет в Ленинграде могилы Семена Марковича Дубнова (1860 - 1941), крупнейшего еврейского историка, нет могилы Сруля Лейзеровича (Сергея Лазаревича) Цинберга (1873 - 1938), начальника главной химической лаборатории Путиловского завода, историка и активного деятеля еврейского просвещения. Уже в преклонном возрасте он был арестован и погиб во время этапа на Колыму. А замечательный еврейский художник Анатолий (Танхум) Каплан, умерший совсем недавно, в 1976 году, похоронен на общем кладбище "Памяти жертв Девятого января" у полуразвалившейся церкви.

Хочется закончить наш рассказ стихотворением Иосифа Бродского, написанным четверть века назад, когда Преображенское кладбище находилось на самой окраине Ленинграда и даже доехать до него было непросто.

Еврейское кладбище около Ленинграда.

Кривой забор из гнилой фанеры.

За кривым забором лежат рядом

Артисты, торговцы, музыканты, революционеры.

Для себя жили. Для себя копили. Для других умирали.

Но сначала платили налоги, уважали пристава

И в этом мире, безвыходно материальном,

Толковали Талмуд, оставаясь идеалистами.

Может, видели больше.

Может, верили слепо.

Но учили детей, чтобы были терпимы

И стали упорны,

И не сеяли хлеба.

Никогда не сеяли хлеба -

Просто сами ложились

В холодную землю, как зерна,

И навек засыпали.

А потом их землей засыпали,

Зажигали свечи,

И в день поминовенья

Голодные старики высокими голосами,

Задыхаясь от холода, кричали об успокоении.

И они обретали его

В виде распада материи,

Ничего не помня,

Ничего не забывая,

За кривым забором из гнилой фанеры,

В четырех километрах от кольца трамвая.

Конечно, в новые времена ленинградских евреев, как и везде, стали хоронить на нееврейских кладбищах. Например, известные революционеры, такие, как Н. Урицкий, В.Володарский (Моисей Гольдштейн), С.Нахимсон покоятся на Марсовом ноле. Скульптор И.Гинцбург и летчик, бомбивший Берлин в первые дни Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза М.Плоткин лежат на территории Александро-Невской лавры. Могила депутата Первой государственной думы выкреста М.Я.Герценштейна, убитого черносотенцами, находится на берегу Финского залива в Зеленогорске. Евреи, погибшие на Ленинградском фронте и во время блокады, похоронены на Пискаревском мемориальном кладбище. А сколько безымянных братских могил жертв погромов, нацистских преступлений разбросано по окрестностям Ленинграда! Но в пригородах бывшей столицы Российской империи встречаются сохранившиеся еврейские кладбища и участки, где хоронили евреев. Расскажем о главных из них.

Кладбище в Пушкине

В Пушкине (бывшем Царском Селе) находился императорский дворец, а значит, стояли войска. Поэтому с 1827 года, когда была введена воинская повинность для евреев, в казармах Царского Села жили евреи - николаевские солдаты. После окончания службы многие из них здесь оставались, так как вблизи двора легче можно было найти сбыт изделиям ремесла. В Царском Селе действовала синагога, и на Казанском кладбище был выделен еврейский участок. Некоторые могилы на нем сохранились и сейчас.

Самое старое надгробие помечено 1865 годом. Более ранних еврейских захоронений в Ленинграде и окрестностях найти пока не удалось, На другом уцелевшем старинном памятнике можно прочитать:

"Фельдфебель лейб-гвардии 4 стрелкового Императорской фамилии батальона, кавалер Святого Георгия Шимон Черкасский (род. 10 февраля 1840 г., умер 13 января 1896)."

В Пушкине умер еврейско-русский писатель Давид Яковлевич Айэман (1869 - 1922). Похоронен на Казанском кладбище и Абрам Ильич Якобсон (1900 - 1974), директор детского дома №2 (позднее №49). А.И.Якобсон работал в Пушкине с 1930 по 1967 год. На памятнике трогательная эпитафия:

"Ты отцовской любовью и лаской наше детство и юность согрел".

В 1941 году нацисты вошли в Пушкин и устроили массовый расстрел евреев. Где это происходило, пока не установлено.

Кладбище в Сестрорецке

Позднее, чем в Царском Селе, сложилась еврейская община Сестрорецка, который уже в начале века был популярным курортом. Несмотря на то, что Финляндия входила в состав Российской империи, евреям, даже жителям Петербурга, требовалось особое разрешение на право выезжать дальше Сестрорецка. Поэтому многие обосновались в этом пограничном городе.

На дореволюционных планах Сестрорецка отмечены синагога и еврейское кладбище. Синагога была деревянной и давно сгорела, а от кладбища еще кое-что осталось. Оно расположено слева от шоссе, ведущего из Сестрорецка в Белоостров, сразу за мостом над железнодорожной линией. Кладбище можно найти по мемориалу советским солдатам, погибшим во время Великой Отечественной войны. Стена отгораживает мемориал от еврейских могил, которые находятся в плачевном состоянии. Большинство памятников разрушено. Самое раннее из обнаруженных захоронений относится к 1898 году. Обращает на себя внимание могила рабби Боруха бар Иехуды Гугермана, умершего в 1909 году. Известно, что Гутерман жертвовал на строительство Сестрорецкой синагоги и, вероятно, был главой местной общины. На почетном месте, на возвышении похоронены члены семьи Клячко:

Эйдель Лейбовна (1832 -1910),

Моисей Вульфович (1832 - 1912),

доктора Лев Моисеевич Клячко (1855 - 1913) и Исаак Константинович Рогов (1840 - 1912).

Возможно, из этой семьи вышел журналист либеральной русской и еврейской прессы Лев Клячко.

Кладбище в Комарове

Кладбище в поселке Комарове, расположенном недалеко от Зеленогорска, существовало давно. Однако его значение как исторического места стало быстро расти после того, как там в 1966 году была похоронена знаменитая русская поэтесса Анна Андреевна Ахматова. С тех пор в Комарове хоронят многих выдающихся деятелей советской культуры и науки, у которых, как и у Ахматовой, были здесь дачи. Среди них немало и евреев:

крупнейший хирург-онколог, член-корреспондент АМН СССР, профессор Семен Абрамович Холдин (1896 - 1975),

профессор ЛГУ, историк Семен Бенцианович Окунь (1908 - 1972),

писатель Лев Максимович Канторович (1878 - 1958),

поэт и талантливый переводчик средневековой китайской поэзии Александр Ильич Гитович (1909 1966),

театральный художник Семен Мандель (1907 - 1974),

выдающийся специалист в области теоретической механики, процессов управления и теории упругости,

член-корреспондент АН СССР Анатолий Исаакович Лурье (1901 - 1979?),

замечательный художник Натан Альтман (1889 - 1970),

литератор, автор книги "Правда об евреях" (1928) Ефим Семенович Добин (1901 - 1977).

Другие еврейские некрополи

После того, как в 1960 году Преображенское кладбище закрыли, еврейский участок был выделен на кладбище "Памяти жертв Девятого января". Но и он скоро переполнился. Предполагалось, что евреям дадут землю на новом Северном кладбище. В 1961 - 1962 годах по заказу ленинградской общины был даже выполнен проект молельни на кладбище. Но потом дело заглохло. Вместо этого евреям выделили участок на Южном кладбище (вблизи Пулкова). По-видимому, сейчас только там можно хоронить по еврейскому закону.

Существовали также еврейские участки на кладбищах в Луге, Павловске и Петрокрепости, но они пока не обследованы.