|
|
|
КАНТОНИСТЫ, А. Непомнящая
Der Ukas is arobgekumen auf judische Selner,
Seinen mir sich zulofen in die puste Walder...
In alle puste Walder seinen mir zulofen,
In puste Gruber seinen mir verlofen... Oi weih, oi weih!..
Указ обрушился на еврейские дома,
И мы разбежались по пустым лесам.
Бежали мы по всему пустому лесу,
Скрывались мы в пустых ямах.
Беда, беда...!
(из народной еврейской песни)
В России прошлого века два русских слова вызывали одинаковый ужас у евреев: погром и кантонист. Что такое погром, объяснять не нужно, а понятие "кантонист" - ушло из разговорного языка, и страшный его смысл мало кому в СССР был известен, даже в еврейской среде.
Между тем кантонисты - это еврейские мальчики, силой вырванные из родной среды и отданные в солдаты. Кантонисты - малолетние рекруты, встречались и среди христиан, но там в этот разряд принимались только сыновья солдат, находившихся на действительной службе. Указ же о воинской повинности среди евреев был подписан Николаем I 26 августа 1827 года. По этому закону еврейских мальчиков c 12-летнего возраста забирали в армию на 25 лет, но, что характерно, срок службы исчислялся только после совершеннолетия. А до этого детей содержали в особых школах кантонистов, где муштрой, непосильным трудом и всевозможными издевательствами понуждали к "добровольному" крещению.
Долгие годы воинской службы в тяжелейших условиях при суровой дисциплине, отрыв от еврейской среды, давление со стороны начальства с целью обращения в христианство - все это должно было служить средством постепенного растворения евреев в господствующей нации и даже господствующей церкви. Их зачастую лишали даже еврейских фамилий, пользуясь тем, что они не знали русского языка. Чиновники, не ожидая ответа на вопрос "Фамилия?", писали Непомнящий, Бесфамильный, Беспрозванный, Неизвестный или образовывали фамилию от имени мальчика, добавляя русское окончание.
Желание царя склонить евреев к переходу в христианство было, очевидно, так сильно, что он готов был согласиться даже с "эксплуататорской деятельностью" выкрестов. Но, чтобы как-то ограничить влияние бывших евреев, был разработан план объединения выкрестов в особую общественную группу, с этой целью в 1817 г. было учреждено "Общество израильских христиан", находившееся под личным покровительством царя.
Между тем, в это же время власти обнаружили среди крестьян центральных губерний существование многочисленной секты "жидовствующих" субботников. Евреи не имели прямой связи с этой сектой, но она, безусловно, была близка к еврейской религии и приняла часть ее обрядности.
Замысел царя вырастить в казармах новое поколение евреев, освобождённых от своих национальных черт, вполне обрусевших и по возможности окрещённых, был осознан чуткой душой еврейского народа и приводил ее в содрогание. Вербовка новобранцев возлагалась на еврейские общины или кагалы, которые в каждом городе должны избрать для этой цели особых исполнителей - "поверенных", от 3 до 6 человек. Община в целом отвечала за доставку рекрутов из своей среды: с каждой тысячи человек еврейского населения данной местности брали по 10 рекрутов.
Перед каждым набором намеченные жертвы - юноши и мальчики мещанского звания - обыкновенно разбегались, скрываясь в дальних городах, вне района своих кагалов, или в лесах и оврагах.
Наёмные агенты кагала, носившие охотничье имя "ловчих" или "ловцов" (Chaper), пускалась за беглецами в погоню, разыскивали их повсюду и "хватали", пока не пополнялась цифра набора.
В случае недосдачи взрослых, брали малолетних детей, которых легче было "ловить", причем не соблюдалось даже правило о возрасте: брали мальчиков и моложе 12 лет, начиная с 8-летнего возраста, и выдавали их в рекрутском присутствии за 12-летних (правильных метрик в то время почти не было).
Все это осуществлялось с неимоверной жестокостью: устраивали ночные облавы, детей вырывали из объятий матерей, обманом заманивали, похищали. По поимке рекрута, его запирали в особую кагальную тюрьму - "рекрутскую", где он содержался до освидетельствования в рекрутском присутствии ("приеме").
Принятые на службу малолетние передавались "партионному офицеру" для отправки. Этих кантонистов почти всегда ссылали в дальние губернии, чтобы воспитывать их подальше от их национальной среды. Взятых на службу и ссылаемых в отдаленные места родные оплакивали как мертвецов. Прощались на четверть века, с малолетними - на больший срок, навсегда. Стон стоял на улицах еврейских городов в осенние дни каждого года - дни "приема" и отправки принятых на службу.
Детей-кантонистов сваливали партиями, как телят, в телеги и увозили этапным порядком. Вот что рассказывает А.И. Герцен, случайно встретивший партию еврейских кантонистов в 1835 году, во время своего путешествия в Вятку. На почтовой станции, в глухой вятской деревне, он встретил этапного офицера. Между Герценом и офицером произошел следующий диалог:
- Кого и куда везёте?
- Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми, десятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают - не знаю. Сначала, было, их велели гнать в Пермь, да вышла перемена: гоним в Казань. Я их принял верст за сто. Офицер, что сдавал, говорил: беда, да и только. Треть осталась на дороге (и офицер показал пальцем на землю). Половина не дойдет до назначения, - прибавил он.
- Повальные болезни, что ли? - спросил я, поотрясённый до внутренности.
- Нет, не то, что повальные, а так мрут, как мухи. Жиденок, знаете, этакий чахлый, тщедушный, не привык часов десять месить грязь да есть сухари, - опять чужие люди, ни отца, ни матери, ни баловства. Ну, покашляет, да и в "Могилев"... Эй ты, служба! Вели мелюзгу собирать.
Привели малюток и построили в правильный фронт. Это было одно из ужасных зрелищ, которые я видел. Бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцатилетние ещё кое-как держались, но малютки восьми, десяти лет... Ни одна чёрная кисть не вызовет такого ужаса на холсте.
Бледные, изнурённые, с испуганным видом стояли они в неловких толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо равняющих их. Белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти бедные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу. Я взял офицера за руку и, сказав: "поберегите их", бросился в коляску. Мне хотелось рыдать. Я чувствовал, что не удержусь...
Великий русский публицист видел еврейских кантонистов в дороге, но не знал, что творилось с ними дальше - в глубинах тех казарм, куда их гнали. Эту страшную тайну поведали миру позже уцелевшие великие мученики.
Пригнанные партии малолетних поступали в батальоны военных кантонистов. "Приготовление к службе" начиналось с религиозного перевоспитания, которое поручалось дядькам и унтер-офицерам. Употреблялись все средства, чтобы склонить детей к крещению. Формальных предписаний тут не было - все зависело от усердия исполнителей, знавших желание начальства.
Детей посылали на увещание к православным священникам, но увещания, как правило, не действовали. Тогда начиналось казарменное воздействие дядек и унтер-офицеров. Придумывались всякие мучительства.
Обычный прием заключался в следующем. Вечером, перед сном, кантонистов ставили на колени и долго держали сонных детей в таком положении. Согласных креститься отпускали спать, несогласных держали на коленях всю ночь, пока те не падали в изнеможении.
Упорствовавших секли розгами или подвергали истязаниям под видом гимнастических упражнений. Били и лишали пищи за нежелание есть свинину или щи, приправленные свиным салом. Иных кормили соленой рыбой, а потом не давали пить, пока измученные жаждой дети не соглашались креститься.
Большинство детей не выдерживало пыток и принимало крещение. Многие кантонисты постарше, в возрасте 15-18 лет, переносили все муки с геройским терпением. Избитые, исполосованные розгами, изнуренные голодом, жаждой, бессонницей, они твердили, что не изменят вере отцов.
Такие упорные часто попадали из казармы в лазарет и умирали - лишь немногие оставались в живых. Один из кантонистов рассказывает в своих воспоминаниях, что во всей его роте в 1845 г. остались лишь два еврея; все остальные, отказавшиеся креститься, наложили на себя руки: трое перерезали себе горло, двое повесились, некоторые утопились в реке.
Бывали случаи демонстративного мученичества. В народной памяти сохранился рассказ, как однажды, по случаю военного парада (вариант легенды говорит о царском смотре) в Казани, батальонный командир выстроил всех еврейских кантонистов на берегу реки, где стояло духовенство в облачениях и всё было приготовлено к обряду крещения. Когда раздалась команда, чтобы мальчики вошли в воду, они хором ответили: "Слушаем!" - и прыгнули в реку, нырнули и остались под водой. Их вытащили уже мёртвыми.
Но обыкновенно маленькие подвижники мучались и умирали тихо. Они сеяли своими трупами дорогу в далекие края, а дошедшие медленно угасали в казармах, превращённых в инквизиционные тюрьмы. Это своеобразное мученичество детей, в обстановке военной службы, представляет собой исключительное явление даже для многострадального еврейского народа. Были и такие кантонисты, которые не могли вынести гонений и для вида крестились, но втайне продолжали соблюдать еврейские заповеди. Разоблаченных "преступников" ссылали в отдаленные монастыри для "исправления".
До наших дней дошли воспоминания бывшего кантониста о попытке его насильственного крещения.
Наутро меня привели в зал военного собрания, забитый людьми до отказа. На возвышении сидели офицеры, среди них священник и унтер-офицер, а в зале - мои товарищи и множество мальчиков-кантонистов из других казарм. Священник торжественно спросил, готов ли я отречься от прежней веры и стать христианином. Я оглянулся - посмотрел в испуганные, выжидающие глаза друзей, потом перевел взгляд на стены, украшенные военным оружием, саблями и кортиками... Священник нетерпеливо повторил вопрос. Тогда, не говоря ни слова, я подошел к стене, снял с нее легкий солдатский топорик, вернулся к столу на возвышении и положил на него три пальца левой руки. Даже в эту минуту я не забыл подумать, что тфилин надевают на средний палец... И прежде чем кто-либо сообразил, что я намерен сделать, я изо всех сил ударил топориком по пальцам.
- Вот вам, - крикнул я им в лицо, подняв окровавленную руку, - мой ответ, - и потерял сознание...
История самоотверженного мальчика получила широкую огласку, и вскоре царь Николай I отменил декрет обязательного крещения еврейских детей-кантонистов.
Взрослых рекрутов, взятых в нормальном служебном возрасте 18-25 лет, не принуждали к крещению указанными способами, но глубоко трагична была и их судьба - от момента поимки "ловцами" до конца тяжёлой 25-летней службы. Юношей, не понимавших русского языка, отрывали от хедера, иешивы, часто - от жен и детей.
Вследствие обычных тогда ранних браков, рекруты в возрасте 18-25 лет почти всегда оказывались мужьями и отцами. (Это и побуждало часто "сердобольных" вербовщиков сдавать, вместо женатых юношей, малолетних детей). Предстоящая разлука на четверть века, при перспективе крещения или смерти солдата в отдаленных местах, разрушала семью: многие рекруты перед уходом на службу разводились со своими молодыми женами, чтобы не обречь их на вечное вдовство.
В 1834 и начале 1835 г. в еврейской массе распространился слух, будто скоро выйдет закон, запрещающий ранние браки, но освобождающий от рекрутчины тех, кто женился до издания закона. Поднялась суматоха. Повсюду лихорадочно спешили венчать мальчиков 10-15 лет с девочками того же возраста.
В несколько месяцев появились во всех городах сотни и тысячи таких семейных пар, у которых супружеские отношения часто ограничивались игрою в орехи или кости.
Эта безумная брачная суматоха - "behola", как она потом называлась в народе - улеглась только после опубликования нового "Положения о евреях" от 13 апреля 1835 года, в котором действительно оказался пункт, запрещавший мужчинам вступать в брак раньше 18 лет, но не содержавший никаких льгот для ранее женившихся.
Таким образом, "behola" привела только к увеличению числа семейств, обездоленных взятием отцов в рекруты. Годы службы протекали для взрослых еврейских солдат в крайне тяжёлой обстановке: они переносили побои и насмешки вследствие неумения объясняться по-русски, нежелание есть "трефное", вообще - неприспособленности к чужой среде и военному строю. А когда процесс приспособления уже совершался, еврею-солдату не давали движения по службе дальше унтер-офицерского чина - для выпуска в офицеры требовалось крещение.
Вся тяжесть рекрутчины падала на беднейшие классы еврейского населения - мещан, мелких ремесленников и жалких торговцев, не имевших возможности записываться в купеческие гильдии. (Бывали, впрочем, случаи, когда бедняки собирали подаянием сумму, нужную для оплаты гильдейского свидетельства, с целью спастись от солдатчины). Более или менее состоятельные освобождались от воинской повинности либо в силу своего купеческого ценза, либо благодаря своим связям с кагальными деятелями, намечавшими "обречённых".
Всего же с 1827 по 1856, когда институт кантонистов был упразднен, число малолетних рекрутов было свыше 50 тысяч. Большинство кантонистов крестились, им были присвоены русские фамилии и имена, и их потомкам разрешалось жительство вне "черты оседлости", но далеко не для всех это означало полное растворение в христианстве.
Позднее, после манифеста Александра II от 26 августа 1856 г., запретившего брать малолетних детей в кантонисты, некоторые насильно крещенные в детстве еврейские рекруты возвращались в иудейскую веру. Но процесс этот был нелегким и требовал большого мужества. В целом институт кантонистов был направлен не столько на подготовку военной силы, сколько на обращение евреев в православие и слияние их в образе жизни с русским населением.
Автор: А.Непомнящая
По материалам сайтов: jewish.ru
moshiach.ru
geocities.com
vestnik.com
il4u.org.il
|
|
