|
|
|
Кантонисты: "Архипелаг" для еврейских детей
Валерий Каджая
О жизни евреев в России написано так много, что даже слишком. И, тем не менее, мало кто знает даже среди евреев о трагической доле кантонистов. А ведь даже погромы, как ни страшны и бесчеловечны они ни были, бледнеют перед ней.
Кантонисты
До воцарения Николая I евреи на воинскую службу не призывались, но взамен на них налагалась двойная подать. Новый император, чьим идеалом государственного устройства была казарма, посчитал невозможным такое нарушение общего ранжира и для скорейшего достижения единообразия издал 26 августа 1827 года указ, в котором повелевал "обратить евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре".
В этом нововведении царю виделось уравнивание евреев с христианами, а если точнее, их христианизация. Уравнивание носило, однако, явно неравный характер: еврейские общины (кагалы) обязали поставлять ежегодно по десять рекрутов с каждой тысячи душ населения, тогда как норма для православных составляла всего семь человек с той же тысячи душ, но - раз в два года, то есть в целом почти в три раза меньше! Вот тебе, бабушка, и царское "уравнивание".
Но трепет и смятение охватили евреев не только и не столько по этой причине. Если православных "забривали" в армию в возрасте с 18 до 25 лет, то еврейским общинам позволялось заменять взрослых мужчин мальчиками с 12 лет. Детей, естественно, не ставили тут же "под ружье", но определяли вначале в школы кантонистов. Они были созданы еще в 1805 году как учебные заведения низшего разряда для солдатских детей и сирот. Мальчиков готовили там к военной службе, а также обучали основам письма, чтения, счета и Закона Б-жьего.
Мы привыкли представлять "солдатчину" как исключительно армейскую службу: участие в маневрах, смотрах или в войнах. На самом же деле через несколько лет солдатам разрешали обзаводиться семьями, жили они в избах в так называемых военных поселениях и в свободное от муштры время подрабатывали ремеслом, мелкой торговлей и возделыванием своих крохотных приусадебных участков. Семьи, как правило, отличались многодетностью, поэтому родители охотно отдавали ребят на казенный кошт, особенно вдовы - все-таки основным занятием отцов была война, откуда многие, ясное дело, не возвращались.
По достижении 18 лет кантонистов переводили в солдаты - на 25 лет, ибо годы обучения в школе в военный стаж не засчитывались. Перед очередным набором правительство назначало требуемое количество рекрутов от каждой общины. Старшины кагалов (общин), ответственные за призыв, должны были непременно выполнить спущенный сверху "план", не то их самих в наказание забривали в армию. Год за годом власти вводили все новые ужесточения.
Когда в Бердичеве накопилась "недоимка" в сорок пять рекрутов, которых община не смогла представить, губернатор потребовал в наказание 135(!) штрафников. Город окружили отряды солдат, и шесть недель Бердичев находился на осадном положении. Повсюду шныряли солдаты и полицейские, проводившие облавы и обыски. В конце концов удалось набрать 80 детей и 11 взрослых.
Мальчиков, оторванных навсегда от родного дома, отправляли обыкновенно в отдаленные губернии - Пермскую, Вятскую, Казанскую, Симбирскую и далее, где не было еврейского населения. От Украины до Сибири добиралась в лучшем случае треть детей, остальные умирали в пути, не в силах перенести непосильные даже для взрослых пешие переходы на холоде, в дождь, в жару, при скудном питании и дурном обращении. "Мы промокли до костей, - вспоминал один из кантонистов, - а сушиться было негде; на нас все прело, белье мыть нам было не под силу, да мыла и не давали. От усталости мы засыпали под лавками на мокром полу, да так крепко, что наутро нельзя было нас добудиться".
"Архипелаг" для еврейских детей
Зачем понадобилось Николаю загонять еврейских ребятишек в эти школы? Отнюдь не для укрепления русской армии: евреи для воинской службы считались хилыми, трусливыми и вообще ненадежными. Нет, это была одна из сумасбродных николаевских идей, в которой ему виделся простейший путь ассимиляции евреев, точнее, их христианизации. Заставить взрослого еврея переменить веру представлялось задачей совершенно неосуществимой, другое дело - ребенок.
"Евреям же малолетним, попавшим в кантонисты, оторванным от родной среды, разумеется, нелегко было устоять под давлением воспитателей (еще и наградами заинтересованных в успешном обращении воспитанников...) - отмечает Солженицын. Признавая, что такие меры обращения в христианство были далеко не христианскими, Солженицын, тем не менее, считает, что "рассказы о жестокости насильственных обращений в православие, с угрозами смерти кантонисту... рассказы, получившие хождение в публичности, - принадлежат к числу выдумок".
Что ж, "хождение в публичности" - несомненно одна из многих удачных находок в новоязе Солженицына, но гораздо ближе к истине было бы привычное русское "хождение по мукам". Именно на них обрек христианнейший царь своих иудейских подданных, как взрослых, так и - в гораздо большей степени - "малолеток" - это слово тоже из новояза, но изобретенное не Солженицыным, а зэками "Архипелага".
Такой вот "Архипелаг" придумал Николай I для еврейских малолеток задолго до того, как стал загонять в лагеря советский режим всех детей подряд, без различия национальности и вероисповедания. Любопытное совпадение: как николаевский указ позволял забирать еврейских детей в кантонисты с 12 лет, так и сталинский закон 1932 года именно с этого возраста считал ребенка подсудным.
Согласно литературе, имевшей "хождение в публичности" и "общественной памяти", едва ли один из десяти забритых мальцов дотягивал до конца учения и перехода в солдатский статус. Сохранилась масса воспоминаний бывших кантонистов, которым посчастливилось выжить, о тех издевательствах, которым их подвергали. "Книга времен и событий": детей, чтобы заставить побыстрее креститься, секли без конца, кормили соленой рыбой и не давали затем пить, оставляли раздетыми на морозе, окунали в воду до обмороков и глухоты - ну как будто все списано с "Архипелага", но там истязали таким образом все-таки взрослых, а не детей. Приведу всего несколько из множества этих воспоминаний.
"Нас пригнали из Кронштадта целую партию, загнали в тесную комнату, начали бить без всякой милости, потом на другой и на третий день повторяли то же самое. Потом загоняли в жарко натопленную баню, поддавали пару и с розгами стояли над нами, принуждая креститься, так что после этого никто не мог выдержать".
Видимо, это был широко распространенный прием, применявшийся, кстати, и в НКВД, - пытка паром. Вот второе свидетельство.
"Густой пар повалил из каменки, застилая все перед глазами. Пот лил ручьем, тело мое горело, я буквально задыхался и потому бросился вниз. Но этот случай был предусмотрен. У последней скамьи выстроились рядовые с пучками розог и зорко следили за нами. Чуть кто попытается сбежать вниз или просто скатывается кубарем, его начинают сечь до тех пор, пока он, окровавленный, с воплем бросится назад на верхний полок, избегая этих страшных розог, резавших распаренное тело, как бритва... Кругом пар, крики, вопли, стоны, экзекуция, кровь льется, голые дети скатываются вниз головами... а внизу секут без пощады. Это был ад кромешный. Только и слышишь охрипшие крики: "Поддавай, поддавай, жарь, жарь их больше! Что, согласны, собачьи дети?"
И пример попроще.
"Ефрейтор хватает за голову, быстро окунает в воду раз десять-пятнадцать подряд: мальчик захлебывается, мечется, старается вырваться из рук, а ему кричат: "Крестись - освобожу!"
Школы кантонистов прозвали в народе "живодернями" задолго до того, как там появились еврейские дети. В них царили жестокость, грубость, суровые наказания и полная безнаказанность "дядек" дa издевательства над учениками. Ну а с евреями и вовсе наступил беспредел.
"Жаловаться было некому. Командир батальона был царь и Бог. К битью сводилось у него все учение солдатское. И "дядьки" старались. Встаешь - бьют, учишься - бьют, обедаешь - бьют, спать ложишься - бьют. От такого житья у нас умирало иногда до пятидесяти кантонистов в месяц... Если умрут сразу несколько, солдаты-инвалиды выкопают одну яму и в нее бросают до пяти трупиков, а так как трупики при этом не кладутся в порядке, то инвалид спускается в яму и ногами притаптывает их, чтобы больше поместилось".
Согласитесь, это будет пострашнее, чем газовые камеры Освенцима... (перебор!!! DD)
Свидетельства Лескова
Менять веру сопротивлялись обычно старшие по возрасту, ребята лет 14-15. Но значительную часть евреев-кантонистов составляли дети... до 12 лет!
"Самая вопиющая несправедливость при сдаче детей заключалась в том, что у них почти у всех без исключения никогда не бывало метрических раввинских выписей, - свидетельствует Н. Лесков, - и лета приводимого определялись, как я сказал, или наружным видом, который может быть обманчив, или так называемыми "присяжными разысканиями", которые всегда были еще обманчивее".
Лесков хорошо знал предмет, который описывал: в начале 1850-х годов будущий классик русской литературы, тогда еще совсем юноша, работал в Киеве помощником столоначальника по рекрутскому столу ревизского отделения, и как ЭТО делалось, знал не понаслышке, а наблюдал воочию.
Мало того, что царский указ был бесчеловечен и неправеден - в силу своей неправедности он тут же стал источником и питательной почвой для всевозможных нарушений закона. Как сорная трава поперли со всех сторон всякого рода мошенники и проходимцы, взяточничество, и без того расцветавшее, приняло неслыханный размах.
Однако всю вину за эти злоупотребления Солженицын перекладывает... на самих же евреев - не власти же осуществляли набор, а кагалы. Но уж если Солженицын взялся писать о еврейской жизни, то он должен был бы знать, что старейшины кагалов были полностью под пятой станового пристава, представлявшего высшую власть в местечке.
Обходит молчанием Солженицын и тот факт, что еврейская община только поставляла рекрутов, а принимало их рекрутское присутствие. Именно оно признавало годными к призыву не только 12-летних, но и гораздо более младших, вплоть до 8 лет!
Но вот как комментирует сложившуюся безбожную практику Солженицын, с какой иезуитской изворотливостью он снова все переворачивает с ног на голову: "Указом 1827 года "еврейским обществам было предоставлено по своему усмотрению сдавать вместо одного взрослого - одного малолетнего", с 12 лет (то есть еще до брачного еврейского возраста)... Но разрешено - вовсе не значило обязательного призыва с 12-летнего возраста, что именно не было "введением рекрутской повинности для еврейских мальчиков", как неверно пишет Энциклопедия и как утвердилось в литературе о евреях, затем и в общественной памяти.
Кагалы нашли такую замену удобной для себя и пользовались ею, широко сдавая "сирот, детей вдов (порой в обход закона - единственных сыновей), бедняков" - часто "в счет семьи богача".
Итак, добрый, христианнейший царь вовсе не приказывал забривать 12-летних еврейских мальчиков, он только разрешил, ну а старейшины кагалов подло воспользовались этим разрешением. Но как может писатель-гуманист, автор "Архипелага ГУЛАГ", с такой пронзительной болью описавший страдания малолетних заключенных в советских лагерях, не понимать, что подлым было само царское разрешение.
Устоять против такого давления, примеры которых мы приводили выше, мало кто мог, особенно если кантонистам доставались командиры, называвшие себя "истребителями жидов", изощрявшиеся в самых невероятных истязаниях. О них императору не докладывали, ему на стол клали рапорты (которые, кстати, он требовал ежемесячно) о количестве обращенных в православие.
На рапортах сохранились высочайшие резолюции: "очень мало", "весьма неуспешно", "недоволен малым успехом обращения в православие". Зато командиров, проявивших усердие, хвалил и награждал орденами и продвижением по службе. Каким лицемерием на фоне общей бесчеловечности выглядят после этого поучения Николая обращать в христианство евреев "со всевозможной осторожностью, кротостью и без малейшего притеснения".
Евреи-кантонисты, принявшие православие, получали льготы: они более не подвергались избиениям, их не заставляли надраивать вне очереди казарменные полы да на голых коленках, и вдобавок еще им единовременно выдавали по тридцать рублей, о чем с возмущением писал Н. Лесков, указывая на прямую аналогию с тридцатью сребрениками, полученными Иудой за предательство Христа.
Самым тяжелым ударом по еврейству стал николаевский указ, ибо он обрушился на наиболее чувствительную его часть - на детей. Этой трагедии Н. Лесков посвятил один из лучших своих рассказов "Владычный суд", написанный на основе реальной истории.
Страшной в своей бесчеловечности увидел трагедию еврейского народа Н. Лесков, русский писатель-христианин. Солженицын тоже писатель, тоже выдает себя за христианина, но вчитайтесь в то, что пишет он, и сравните с тем, что пишет Лесков: "По статистическим данным военно-учетного архива Главного штаба, в 1847-1854 годах был наибольший набор евреев-кантонистов, они составляли в среднем 2,4 процента от всех кантонистов в России, то есть доля их не превышала пропорциональной доли еврейского населения в стране, даже по заниженным кагалами данным для тогдашних переписей".
Учет страданий
А доля страданий и душевных мук в бухгалтерский учет обычно не включается, ибо в нем просто нет подобной графы. Что же касается Главного штаба, то он дает сведения о количестве призванных, а какова их дальнейшая судьба, - это уже не его заботы. Здесь уже другая статистика. Солженицын, коль скоро взялся за гуж, обязан был изучить и другую статистику: а сколько из этих 2,4 процентов доживали до 18-летнего возраста? Согласно литературе, от которой Солженицын упорно отворачивается, как и от "общественной памяти", евреи-кантонисты угасали, не протянув двух-трех лет вместо положенных шести - здесь какая их доля?
А сколько их вообще умирало на этапе в многомесячных пеших переходах? А вот как описал Александр Иванович Герцен одну такую партию малолеток из тех самых пресловутых 2,4 процента. Он встретил ее на постоялом дворе в 1835 году. Писателя невольно привлекла жалкая, сбившаяся в кучу толпа детей.
"Пожилых лет, небольшой ростом офицер, с лицом, выражавшим много перенесенных забот, мелких нужд, страха перед начальством, встретил меня со всем радушием мертвящей скуки, - читаем мы у Герцена. - Это был один из тех недальних, добродушных служак, тянувший лет двадцать пять свою лямку и затянувшийся, без рассуждений, без повышений, в том роде, как служат старые лошади, полагая, вероятно, что так и надобно - на рассвете надеть хомут и что-нибудь тащить.
- Кого и куда вы ведете?
- И не спрашивайте, индо сердце надрывается; ну, да про то знают першие, наше дело - исполнять приказания, не мы в ответе; а по-человеческому некрасиво.
- Да в чем дело-то?
- Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают, - не знаю. Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена - гоним в Казань. Я их принял верст за сто. Офицер, что сдавал, говорил: беда и только, треть осталась на дороге (и офицер показал пальцем в землю). Половина не дойдет до назначения, - прибавил он.
- Повальные болезни, что ли? - спросил я, потрясенный до внутренности.
- Нет, не то чтоб повальные, а так, мрут, как мухи. Жиденок, знаете, эдакий чахлый, тщедушный, словно кошка ободранная, не привык часов десять месить грязь да есть сухари... Опять - чужие люди, ни отца, ни матери, ни баловства; ну, покашляет, покашляет - да и в Могилев (в могилу - В.К.). И скажите, сделайте милость, что это им далось, что можно с ребятишками делать?
Я молчал.
- Вы когда выступаете?
- Да пора бы давно, дождь был уж довольно силен... Эй ты, служба, вели-ка мелюзгу собрать!
Привели малюток и построили в правильный фронт. Это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал - бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати еще кое-как держались, но малютки восьми, десяти лет... Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст.
Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо равнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без, ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу.
И притом заметьте, что их вел добряк-офицер, которому явно было жаль детей. Ну а если бы попался военно-политический эконом?!
Я взял офицера за руку и, сказав: "поберегите их", бросился в коляску; мне хотелось рыдать, я чувствовал, что не удержусь..."
Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая! Мы к ним привыкли, они делались обыденно, делались как ни в чем не бывало, никем не замеченные, потерянные за страшной далью, беззвучно заморенные в немых канцелярских омутах или задержанные полицейской цензурой.
"Новое время", №43 за 2004 год.
Источник: LJ shaon
|
|
