Ход сознания российского еврейства во второй половине XIX в. В. Е. Жаботинский в 10-е годы следующего века описывал, в своей упругой эмоциональной манере, так. Сперва еврейская масса выставляла против просвещения «фанатический предрассудок преувеличенной самобытности». Но время шло — и «насколько евреи прежде боялись гуманитарного просвещения, настолько они теперь жаждут его... и по распространённости этой жажды знания... мы, российские евреи, может быть, являемся первой народностью в мире». Однако «добежав до цели, мы с разбегу пронеслись дальше. Цель была — создать еврея, который, оставаясь евреем, мог бы жить общечеловеческой жизнью», но вот «мы теперь... сплошь забыли... что надо оставаться евреями», «перестали дорожить своей еврейской сущностью и начали тяготиться ею». И он призывает: «выжить дух самопрезрения и возродить дух самосознания... Мы жалуемся на то, что нас презирают, а сами себя почти презираем»1.
Описание это охватывает главный ход ассимиляционного движения, однако не все стороны картины. Как мы уже видели (гл. 4), публицист и беллетрист Перец Смоленскин ещё в конце 60-х годов XIX в. выразил резко отрицательное отношение к ассимиляционному движению еврейской интеллигенции, сперва наблюдённому им в Одессе, затем нагляженному в Германии. И он тогда объявил войну сразу: как против «святош и ханжей, которые стремятся искоренить всякое знание из дома Якова», так и против «просвещённых ханжей, которые сладостными речами стараются отдалить сынов Израиля от наследия отцов». Нет! надо не стыдиться своего происхождения, надо дорожить своим языком и своим национальным достоинством, а национальная культура может сохраниться только с помощью древнееврейского языка. Это тем более важно, что «еврейство, лишённое своей территории», является особым видом: «духовной нацией»2. Евреи — именно нация, а не религиозная конгрегация. Смоленскин выдвинул доктрину «еврейского прогрессивного национализма»3.
Однако все 70-е годы голос Смоленскина оставался довольно одинок. Правда, в конце 70-х освобождение балканских славян — не осталось без влияния на национальное пробуждение и российских евреев. А после погромов 1881-82 — рухнули идеалы Гаскалы, и «вера, что цивилизация уничтожит средневековые гонения против евреев, и что путём просвещения евреям удастся сблизиться с народностями Европы, была значительно поколеблена»4. (Опыт погромов на юге Украины был расширительно перенесен на весь европейский опыт евреев?) Среди российских евреев «народился тип "кающихся" интеллигентов, стремившихся вернуться к традиционному еврейству»5.
Тут-то влиятельный публицист и врач Лев Пинскер, уже 60-летний, выступил с тем энергичным призывом к русскому и немецкому еврейству — «Автоэмансипация». Пинскер писал, что вера в эмансипацию рухнула и надо погасить в себе отблески веры в братство народов. Ныне «евреи не составляют живой нации; они всюду чужие, и этим... объясняется тот гнёт и то презрение, которые они встречают со стороны окружающих народов». Еврейский народ — «как призрак мертвеца, бродящего среди живых». «Надо быть слепым, чтобы не видеть, что евреи — "избранный народ" для всеобщей ненависти». Евреи не могут «ассимилироваться ни с одной нацией, вследствие чего ни одной нацией не мо[гу]т быть терпим[ы]». «Стараясь слиться с другими народами, они до известной степени легкомысленно пожертвовали своей национальностью», но «нигде не добились того, чтобы сограждане признали их равными себе коренными жителями». Судьбы еврейства не должны зависеть от милости других народов. А практический выход: создание «народа на собственной территории». Итак, надо: приобрести и заселить евреями какую-либо подходящую территорию, «безразлично, в какой части света»6.
Да ведь и создание Альянса (Всемирного Еврейского Союза) в 1860 уже было первым знаком отворота евреев от ставки исключительно на ассимиляцию.
А среди российских евреев уже и существовало, ещё не в сильной степени, движение палестинофилъства — стремление вернуться в Палестину. (Да ведь это и было бы воплощение молитвенного приветствия "На будущий год в Иерусалиме".) И оно заметно усилилось после 1881-82. «Стремиться к колонизации Палестины... чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу». Прежние лозунги просвещенцев бороться «с ортодоксией, хасидизмом и религиозными предрассудками сменил призыв к примирению и объединению всех слоев еврейства для осуществления идеалов» Палестины, «за возврат к старому еврейству». «Во многих городах России возникли кружки "Друзей Сиона"» — Ховевей Цион7.
Так — одна мысль прилагалась к другой и поправляла её. Переселяться — да, но не куда-нибудь, а в Палестину.
А — что делалось в самой Палестине? «Первый крестовый поход привёл к почти полному уничтожению остатков еврейского населения Палестины». Но всё же «крохотная еврейская религиозная община сумела пережить и крах: государства крестоносцев, и завоевание Палестины мамелюками, и вторжение в страну монгольских полчищ». «В последующие столетия еврейское население» пополнялось небольшим потоком «верующих из разных стран». В конце XVII в. сколько-то хасидов из России эмигрировало туда. «В середине XIX века в Палестине насчитывалось 12 тысяч евреев», к концу XI в. — 25 тысяч. «Взятые вместе, эти еврейские поселения в Стране Израиля назывались "ишувом"». И все эти люди (мужчины) занимались только изучением иудаизма и ничем другим. А жили они на «халуку» — подаяние от еврейских общин Европы. Подаяние это распределяли раввины и тем имели абсолютную власть. Лидеры ишува «отвергали любые попытки создать в стране хотя бы зачатки еврейского производительного труда». Причем изучался — исключительно Талмуд, ничто другое, но и это на низком уровне. «Известный еврейский историк Г. Грец, посетивший Палестину в 1872», нашёл, что и «учатся в действительности немногие, большинство предпочитает слоняться по улицам, бездельничать, сплетничать и злословить». Он нашёл, что «эта система способствует обскурантизму, нищете и вырождению палестинского еврейства», — и за то сам «был немедленно предан херему»8.
В 1882 в Харькове возник палестинофильский кружок студентов — «билуйцы». Они задались «целью основать в Палестине образцовую земледельческую колонию», задать «тон общей колонизации Палестины евреями»; они стали создавать кружки по разным городам России. (Позже они кое-как обосновали и первую колонию в Палестине, но встретили проклятие и сопротивление старого ишува: раввины требовали, по древнему обряду, прекращать обработку земли каждый седьмой год.)9
Пинскер поддержал палестинофилов, созвал в 1884 в Катовицах первый палестинофильский съезд, в 1887 в Друскениках — второй. По черте еврейской оседлости стали разъезжать агитаторы с речами в синагогах и на общественных собраниях. (Дейч свидетельствует, что после 1881 даже П. Аксельрод увлекался палестинофильством!..10)
Страстным проповедником палестинофильского движения стал, разумеется, и Смоленскин. Он кипуче связался с видными англо-еврейскими деятелями, а когда столкнулся с сопротивлением Альянса, желавшего не колонизации Палестины, а направить еврейскую эмиграционную волну в Америку, — объявил тактику Альянса «изменой народному делу». Ранняя смерть Смоленскина оборвала его усилия11.
И всё же среди российского еврейства в те годы палестинофильское движение нашло пока отклик слабый, а то и противодействие. «Идея о политическом возрождении народа увлекла в ту пору за собою лишь незначительную группу интеллигенции и даже встретила вскоре убеждённых противников»12. Консервативные круги — и раввинат, и цадики — видели в палестинском течении преступление против божественной воли, «посягательство на веру в Мессию, который один должен вернуть евреев в Палестину. Прогрессисты ассимиляторского толка видели в палестинофильстве реакционное стремление обособить евреев от всего культурного человечества»13.
Европейские евреи также не поддержали движения.
Тем временем практические успехи палестинофильства на месте оказались «слишком ничтожны»; «многие из колонистов обнаружили свою непригодность для земледельческого труда»; «идеал возрождения древней родины измельчал в мелкое благотворительное дело»; «колонии были спасены только благодаря щедрым субсидиям барона Эдмонда Ротшильда» (парижского). Но тем самым колонисты «были превращены в батраков, опекаемых и подчинённых строгой дисциплине». А в начале 90-х годов «колонизация пережила... тяжелый кризис, вызванный беспорядочной и бессистемной закупкой земель», а также распоряжением Турции, тогдашней обладательницы Палестины, запретить русским евреям высадку в палестинских портах14.
Тем временем из палестинофильцев выдвинулся публицист, мыслитель и организатор Ушер Гинцберг, с 1889 выступивший под звучным псевдонимом на иврите — Ахад-Гаам («один из народа»), с тех пор так и известный. Он резко критиковал практическое палестинофильство, каким оно складывалось. Его установка была: «прежде, чем направить свои усилия к "возрождению на земле", надо позаботиться о "возрождении сердец", об умственном и нравственном усовершенствовании народа». «Установить в центре еврейства живое духовное стремление к объединению нации, её возбуждению и свободному развитию в духе национальном, но на основах общечеловеческих»15. Этот взгляд позже получил название «духовного сионизма» (но — не «религиозного», это важно).
В том же 1889 Ахад-Гаам для объединения тех, кто предан возрождению еврейских национальных чувств, создал лигу — или орден, как его называют, «Бней Моше» («Сыновья Моисея»). Устав его «походил во многом на уставы масонских лож: при вступлении давалось клятвенное обещание выполнять в точности все требования устава; новых членов посвящал мастер, "старший брат"... вступающий "брат" обязывался беззаветно служить идее национального возрождения, хотя бы он был уверен, что нет никакой надежды на скорое осуществление идеала»16. В манифесте ордена возглашалось, что «национальное сознание имеет примат над религиозным, индивидуальные интересы подчиняются национальным», и требовалось углубить чувство беззаветной любви к еврейству, выше всех целей движения. Орден подготовил «почву к восприятию политического сионизма» Герцля17, которого Ахад-Гаам вовсе и не хотел.
В 1891, 1893 и 1900 Ахад-Гаам совершил и поездки в Палестину — и изобличал бессистемность и беспочвенность тогдашней палестинской колонизации18, «подверг суровой критике диктаторское поведение служащих барона» Э. Ротшильда19.
Таким образом, в Европе сионизм зародился десятилетием позже, чем в России. Первый вождь сионизма Теодор Герцль до своих 36 лет (из всего 44-х) был писатель, драматург, фельетонист, не интересовался, не знал ни еврейской истории, ни тем более языка, а, характерно, — как достойный австрийский либерал, считал реакционным стремление разных «второстепенных народностей» Австро-Венгрии к самоопределению и национальной жизни, находил верным подавлять их20. Как пишет Стефан Цвейг, Герцль даже вынашивал план повести венских евреев в собор на массовое крещение и так «раз и навсегда решить еврейский вопрос слиянием еврейства с христианством». Но вот росли в Австро-Венгрии противоеврейские настроения и пангерманизм, а в Париже, где Герцль в это время жил, вспыхнуло дело Альфреда Дрейфуса, и Герцлю досталось присутствовать «при публичном разжаловании Дрейфуса». И Герцль — поверил в его невиновность, был потрясён — и откинулся: «Если отстранение неизбежно, сказал он себе, — то полное... Если мы страдаем от бездомности — надо создать себе родину!»21 Герцль как мгновенным толчком проникся идеей создать еврейское государство. «Словно молния, Герцля озарила новая мысль: антисемитизм не есть случайное явление, встречающееся лишь в данной обстановке и при данных условиях; нет, он — постоянное зло, он — вечный спутник Вечного Жида», и «единственно возможное решение еврейского вопроса» — отдельное еврейское государство22. (Прийти к такому плану после тысяч лет еврейского рассеяния — нужен был и большой полёт фантазии, и исключительная решимость!) Однако, по Цвейгу, брошюра Герцля «Еврейское государство» встретила «озадаченность и раздражение в кругах венской еврейской буржуазии... Что за бес вселился в этого остроумного, способного, культурного журналиста? Что за глупости он пишет? С чего это мы должны отправляться в Палестину? Наш родной язык — немецкий, а не еврейский, наша родина — прекрасная Австрия»; Герцль «даёт нашим злейшим врагам аргументы против нас и пытается нас отделить». Итак, «Вена... предала его и даже насмехалась над ним. Но потом внезапно прогремел такой яростный, такой эмоциональный ответ, что он почти испугался того, какое мощное, перераставшее его самого движение он вызвал к жизни своей маленькой брошюрой. Правда, это движение родилось... в огромных массах еврейства Восточной Европы... Герцль своей брошюрой разжёг тлевшую под чужеземным пеплом искру еврейства»23. И вот — Герцль полностью отдаётся своей новой идее в оставшиеся годы жизни, «порывает с «самыми близкими людьми и отныне общается лишь с еврейским народом... Он, столь недавно так легкомысленно презиравший политику, теперь создаёт политическое движение... вносит в [него] партийный дух и дисциплину, строит кадры будущей громадной армии и превращает конгрессы [сионистов] в истинный парламент еврейского народа». На 1-м конгрессе в Базеле в августе 1897 он производит сильнейшее впечатление «на евреев, очутившихся впервые в роли парламентских деятелей» и «во время первой же своей речи единогласно и с энтузиазмом был провозглашён... лидером и вождём сионистского движения». Он проявляет и «удивительное искусство находить примиряющие формулы» — но и так: «кто критикует его цель... либо порицает отдельные его шаги, тот враг не только сионизма, но и еврейского народа»24.
А эффектно «декоративный» писатель Макс Нордау (Зюдельфельд) поддерживал его той мыслью, что эмансипация — ложна, ибо внесла рознь в еврейство, и вот эмансипированному еврею кажется, что он обрёл-таки родину. Тогда как «всё, что есть жизненного в еврействе, что представляет из себя еврейский идеал, мужество и способность прогрессировать — есть сионизм»25.
На этом первом конгрессе представители российского сионизма «составили треть участников... 66 из 197 делегатов» — несмотря на то, что для иных это могло выглядеть как оппозиционный шаг по отношению к российскому правительству. К сионизму примкнули все российские Ховевей Цион, чем «сгюсобствовал[и] становлению мирового сионистского движения»26. Таким образом, «силу сионизм черпал... из кругов угнетённого восточного еврейства, найдя лишь ограниченную поддержку среди евреев Западной Европы»27. Но и отсюда же — русские сионисты представили Герцлю самую серьёзную оппозицию. Ахад-Гаам повёл упорную борьбу с политическим сионизмом Герцля (на чью сторону, однако, встало большинство старых палестинофилов), резко критиковал прагматизм Герцля и Нордау и, как он считал, «отчуждённость [их] от духовных ценностей еврейской культуры и традиции»28. Он «находил химерической надежду политического сионизма основать еврейское автономное государство в ближайшем будущем: он считал всё это движение чрезвычайно вредным для дела духовного возрождения нации... Не заботятся о спасении гибнущего иудаизма, т.е. не заботятся о духовно национальных и культурно исторических приобретениях, стремятся не к возрождению древнего народа, а к сотворению нового из рассеянных частиц древней материи»29. (Он употребляет и даже выделяет слово «иудаизм», но почти очевидно, что не в смысле религии, а как наследованная духовная система. Об Ахад-Гааме сообщает энциклопедия: ещё в 70-х годах, «всё более проникаясь рационализмом, отошёл от религии»30.) По убеждению Ахад-Гаама, назначение Палестины лишь — «стать духовным центром, который объединил бы национально-духовными узами рассеянный народ»31; центром, «который будет изливать свой "свет" на всё мировое еврейство», создаст «новую духовную связь между рассеянными частями народа», это будет не столько «государство евреев», сколько «элитарное духовное сообщество»32.
Споры — сотрясали сионистов. Ахад-Гаам резко критиковал Герцля, а в поддержку тому Нордау обвинял Ахад-Гаама в «секретном сионизме». Ежегодно шли сионистские конгрессы мировые, в 1902 состоялся в Минске съезд русских сионистов, споры перекинулись и сюда. Здесь Ахад-Гаам прочёл доклад «Духовное Возрождение»33.
Обстановка для сионизма усложнялась и внешней к нему неприязнью. Герцль рассчитывал, что как только реальная программа сионистов придёт в движение и начнётся реальное переселение в Палестину — так антисемитизм всюду прекратится. Но ещё ранее такого успеха «громче всего раздавался голос тех, которые... боялись, как бы публичное выступление ассимилированного еврея в качестве национального не дало антисемитам повода утверждать, что под маской каждого ассимилированного еврея живёт настоящий еврей... не могущий слиться с коренным населением»34. Что от момента создания отдельного еврейского государства — евреев повсюду будут подозревать и упрекать в государственной нелояльности, принципиальной обособленности, в чём постоянно упрекали и упрекают евреев их враги.
В ответ на 2-м сионистском конгрессе (1898) Нордау возгласил: «Мы отвергаем с насмешкой и презрением звание партии; сионисты — не партия, это — само еврейство... Напротив, все те, кто хорошо себя чувствует в рабстве, в презрении... все они или стоят совершенно в стороне или же яростно борются против нас»35.
Как отмечает английский историк, да, «сионизм оказал евреям услугу, давши им снова чувство самоуважения», однако всё же «оставляет в полной неопределённости вопрос», как они относятся «к странам, в которых они живут»36.
В Австрии с Герцлем полемизировал его соотечественник Отто Вейнингер: «Сионизм и еврейство несовместимы, потому что сионизм стремится заставить евреев взять на себя ответственность за собственное государство, что противоречит сущности еврея». И предрекал провал сионизма37.
В России в 1899 ярко выступил против сионизма И. М. Бикерман, как против идеи «призрачной, порождённой антисемитизмом, реакционной по духу, вредной по существу»; надо «отвергнуть иллюзии сионистов и, отнюдь не отказываясь от [еврейской] духовной индивидуальности, бороться рука об руку вместе с культурными и прогрессивными элементами России во имя возрождения общей родины»38.
В начале века поэт Н. Минский высказал такое возражение: что сионизм есть потеря всечеловеческой мерки, что он снижает общечеловеческие космополитические масштабы еврейства до уровня заурядного национализма. «Сионисты, твердя о национализме, на деле отворачиваются от подлинного национального лика еврейства и радеют лишь о том, чтобы быть как все, стать не хуже других»39.
С этим интересно сопоставить замечание православного мыслителя С. Булгакова, сделанное тоже до революции: «Величайшая трудность для сионизма состоит теперь в том, что он не в силах вернуть утрачиваемую веру отцов и принуждён базироваться на национальном или культурно-этнографическом принципе, на котором не может утвердиться никакая действительно великая народность»40.
Но первые русские сионисты, — а «именно из России вышло большинство основателей государства Израиль и пионеров-строителей этого государства»41, да и — на русском языке «были написаны лучшие образцы сионистской публицистики»42, — были полны восторженного, неостановимого энтузиазма: вернуть своему народу давноисторическую библейскую утерянную родину — и на ней создать необычайное по качеству государство и вырастить необычайных по качеству людей.
И самый порыв — всех, всех направить на физический труд, на обработку земли! — он лился никак не без влияния толстовского призыва и опрощенчества43.
Все ручьи — туда.
Так как же, всё-таки, относиться сионисту к стране своего нынешнего пребывания?
Для российских сионистов отдача всех сил палестинской мечте требовала выключить себя из общественного кипения в самой России. В их уставе было: «Не занима[ть]ся общей политикой, ни внутренней, ни внешней». Отныне они могли участвовать в борьбе за равноправие в России лишь вяло, со скептицизмом; а ещё участвовать в российском Освободительном движении? — ну это уж и вовсе таскать каштаны для других44.
Такая тактика вызвала страстный упрёк Жаботинского: «Даже постояльцы в заезжем дворе заинтересованы в том, чтобы он содержался в чистоте и порядке»45.
Однако: на каком языке сионисты должны были вести свою пропаганду? Ивритом они не владели, да их бы никто и не понял. Значит: на русском или на идише. А это — снова сближало их с политическим радикализмом в России46, с еврейскими революционными течениями.
Разумеется, еврейская революционная молодёжь ожесточённо спорила с сионистами: нет!! решение еврейского вопроса — не уход из России, а политическая борьба за равноправие здесь! Чем ехать устраиваться куда-то далеко за море — есть возможность утвердиться в этой стране. И такие доводы не могли не поколебать многих своей отчётливой ясностью.
А с большевицких позиций клеймили сионизм как «глубоко реакционны[й]», оценивали сионистов как «партию отчаянного, безнадёжного пессимизма»47.
Не могли не возникнуть и промежуточные течения. Тут мы видим, например, левосионистскую партию Поалей-Цион («трудящиеся Сиона»). В России она основана в 1899 и сочетала «политический сионизм с социалистической идеологией». Это была попытка вести среднюю линию между теми, кто занят только классовыми проблемами и кто — только национальными. «Среди Поалей-Цион существовали острые разногласия по вопросу об участии в революционной деятельности в России»48. (Ещё и внутри революционеров разнотяготение: кто ближе к социал-демократам, кто к эсерам.)
«С 1903 начали зарождаться группы Цеирей Цион, идеологически близкие немарксистскому социалистическому сионизму»49. А в 1904 от Поалей-Цион откололась партия СС — «сионистов-социалистов», почти порвавших с идеей Палестины: «всемерное развитие идиш как живого разговорного языка еврейских масс» — и хватит, и долой идею национальной автономии. Сионизм начинает принимать буржуазно-реакционную форму, а надо создать из сионизма социалистическое движение, пробуждать в еврейских массах революционно-политические инстинкты. Партия «высоко оценивала "социально-экономическое содержание" сионизма, но отрицала необходимость "возрождения еврейской земли, еврейской культуры, еврейских традиций"». Да, хаотическую еврейскую эмиграцию надо направить на единую территорию, но «не существует органической связи между сионизмом и Палестиной». Главное, это что еврейское государство должно иметь основы социалистические, а не капиталистические. Однако такая эмиграция — процесс долгоисторический, большинство еврейских масс ещё надолго останется в теперешних местах жительства. «Партия положительно относилась к участию евреев в революционной борьбе в России»50 — то есть бороться за свои права здесь. Религиозное же еврейство ими презиралось.
В этом разномесьи не преминуло возникнуть «Возрождение», «еврейская социалистическая группа... [Она] считала, что национальный фактор прогрессивен по своей природе», и в 1906 возрожденцы, отколовшись от сионистов-социалистов, образовали Социалистическую Еврейскую Рабочую Партию (СЕРП, «серповцы», они же и «сеймовцы» — за требование избрать Еврейский Национальный Сейм — как «верховный орган еврейского национального самоуправления»51). Языки еврейский и русский серповцы считали равноправными к употреблению. И, настаивая на идеологии «автономизма» внутри российского государства, социалистический СЕРП, однако, не сливался с социалистическим же Бундом52.
Несмотря на внутренние несогласия среди сионистов, произошёл общий сдвиг сионизма в России к социализму — и он не остался не замечен российским правительством. До сих пор оно никак не мешало сионистской пропаганде, но в июне 1903 министр внутренних дел Плеве издал циркуляр губернаторам и градоначальникам о том, что сионисты отодвинули эмиграцию в Палестину на второй план, а сконцентрировались на организации еврейства в местах, где живут ныне; такое направление не может быть терпимо; и поэтому запрещается публичная пропаганда сионизма, их собрания, лекции, и т. п.53
Узнав об этом, Герцль — несмотря на кишинёвский погром той весны, всеми громкими обвинениями легший именно на Плеве, презрев осуждения и проклятия многих российских сионистов, — тотчас отправился в Петербург и добился приёма у Плеве. (Он ещё в 1899 добивался аудиенции у Николая II, но тщетно.)
Плеве объяснил Герцлю так (по запискам Герцля). Еврейский вопрос для России — не жизненный, но важный, и «мы стараемся разрешить его правильным путём... Русское государство должно желать, чтобы его население было однородным», и ото всех требует патриотического отношения. «Мы желаем [евреев] ассимилировать, но ассимиляция... идёт очень медленно... Я не враг евреев. Я их знаю очень хорошо, я провёл среди них мои юношеские годы в Варшаве, я в детстве постоянно играл с еврейскими детьми... Я хотел бы поэтому с большой охотой сделать что-нибудь для евреев. Я не хочу отрицать... что положение русских евреев не является счастливым. Если б я был евреем, я, вероятно, был бы также врагом правительства». «Образование еврейского государства, [вмещающего] несколько миллионов евреев, было бы для нас чрезвычайно желательным. Это, однако, не означает, что мы хотим потерять всех наших евреев. Интеллигентные и состоятельные элементы, могущие ассимилироваться, мы охотно оставили бы у себя, от бедных же и мало культурных мы бы охотно избавились». Мы сочувствовали сионизму как переселению, но теперь в его целях «мы замечаем большие изменения»54. Российское правительство благожелательно относится к эмиграции сионистов в Палестину и, если сионизм вернётся к своей прежней программе, готово поддерживать её перед Оттоманской Империей, но не может потерпеть — как сионизм теперь склонился—пропаганды еврейского национального отчуждения внутри России55; это привело бы к созданию группы граждан, чуждых патриотизму, на котором государство основано. (Если верить Н. Д. Любимову, тогдашнему директору канцелярии при Плеве, Плеве сказал ему, что Герцль в разговоре признал, что западные еврейские банкиры помогают революционным партиям в России. Слиозберг считает это невероятным56.)
Плеве доложил Государю, получил одобрение изложенного — и передал Герцлю подтверждающее письмо в этом смысле.
Герцль считал, что визит его к Плеве удался.
Оба они не знали, что осталось им жить всего по 11 месяцев...
Турция не проявляла признаков уступчивости к сионистам, а английское правительство в том же 1903 предложило им для колонизации вместо Палестины — Уганду.
В августе 1903 на 6-м конгрессе сионистов в Базеле Герцль представил эту перспективу, «которая, конечно, не Сион», но может быть принята как промежуточная, чтобы ускорить создание еврейского государства57.
Этот проект вызвал бурную дискуссию. Есть сведения, что даже в палестинском ишуве нашлась поддержка угандийскому проекту — от тех новых поселенцев, кто был удручён природными тяготами в Палестине. Но российские сионисты, — кажется, изо всех евреев мира наиболее нуждавшиеся в срочном убежище, — резче всех восстали против Уганды. Они, во главе с М. М. Усышкиным (создателем группы «билуйцев», потом правой рукой Ахад-Гаама в лиге «Бней Моше»), выступили с непримиримой оппозицией: сионизм связан именно с Сионом, и ничто не может для евреев его заменить!58
Конгресс, правда, сформировал комиссию: послать в Уганду, для изучения её59. — 7-й конгресс в 1905 выслушал доклад — и отказался от Уганды60. — Угнетённый всеми препятствиями, Герцль не дожил до этого решения: в 1904 умер от разрыва сердца61.
Но вспыхнувшая эта проблема вызвала ещё новый раскол сионизма: отныне от него откололись территориалисты, во главе с Израилем Зангвилем; к ним присоединились делегаты из Англии. Они создали и собирали свой Интернациональный совет; получали субсидии от Якова Шиффа и от парижского Ротшильда. Они порвали с непременностью Палестины: да, осуществить концентрированную еврейскую колонизацию на определённой территории, но — где угодно, в любом месте. Год за годом в поисках они перебрали дюжину стран, обсуждали Анголу, но «Португалия слишком слабая страна и не сможет защищать евреев», там «евреи легко могут стать жертвой соседних племён»62.
Да они соглашались и на территорию даже внутри России, если бы создать автономную самоуправляющуюся единицу.
Этот аргумент — что нужна сильная страна для защиты евреев на новом месте, особенно прилегал сторонникам краткосрочного создания отдельного государства с массовым переселением, что предлагал и тогда и позже Макс Нордау, то есть «невзирая на экономическую неподготовленность страны [Палестины] к их приёму»63. Но ведь для того предстояло преодолеть Турцию и как-то же решить арабскую проблему. Сторонники этой программы понимали, что следуя ей — сионистское движение не может самозащищаться без помощи сильных союзников. А такую военную помощь никакая страна тогда ещё не предлагала.
И до создания израильского государства пришлось ещё пройти через две мировые войны.
НА РУБЕЖЕ XIX-XX ВЕКОВ
Примечания к главе 7:
1. Вл. Жаботинский. О национальном воспитании // [Сб.] Фельетоны. СПб.: Типография «Герольд», 1913, с. 5-7.
2. Еврейская Энциклопедия* (далее — ЕЭ): В 16-ти т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий и Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913, т. 14, с. 403-404.
3. И. Л. Клаузнер. Литература на иврит в России // [Сб.] Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917 г. (далее — КРЕ-1). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 506.
4. ЕЭ, т. 12, с. 259.
5. ЕЭ, т. 13, с. 639.
6. ЕЭ, т. 12, с. 526-527; Ю. Гессен*. История еврейского народа в России: В 2-х т., т. 2, Л., 1927, с. 233-234; Г. Свет. Русские евреи в сионизме и в строительстве Палестины и Израиля // КРЕ-1*, с. 244-245.
7. ЕЭ*, т. 12, с. 259-260.
8. М. Вартбург. Плата за сионизм // "22": Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле. Тель-Авив, 1987, № 56, с. 112-114; Свет // КРЕ-1, с. 235-243.
9. ЕЭ, т. 4, с. 577-579; Вартбург // "22", 1987. № 56, с. 115.
10. Л. Дейч. Роль евреев в русском революционном движении, т. 1, 2-е изд., М.; Л.: ГИЗ, 1925, с. 5, 161.
11. ЕЭ, т. 14, с. 406-407.
12. Ю. Гессен, т. 2, с. 234.
13. ЕЭ, т. 12, с. 261.
14. Там же, с. 261-262.
15. ЕЭ*, т. 3, с. 480-482.
16. ЕЭ, т. 4, с. 683-684.
17. Свет // КРЕ-1, с. 250-251.
18. ЕЭ, т. 3, с. 481.
19. Краткая Еврейская Энциклопедия (далее — КЕЭ): 1976 — … [продолж. изд.], т. 1, Иерусалим: Кетер, 1976, с. 248-249.
20. ЕЭ, т. 6, с. 407-409.
21. Стефан Цвейг. Вчерашний мир. Воспоминания европейца // "22", 1994, №92. с. 215-216.
22. ЕЭ, т. 6, с. 409.
23. Цвейг // "22", 1994, № 92, с. 216-217.
24. ЕЭ, т. 6, с. 410-411.
25. ЕЭ, т. 11, с. 788-792.
26. КЕЭ, т. 7, с. 940.
27. Джеймс Паркс. Евреи среди народов: Обзор причин антисемитизма. Париж: YMCA-Press, 1932, с. 45.
28. КЕЭ, т. 1, с. 249.
29. ЕЭ, т. 3, с. 482.
30. КЕЭ, т. 1, с. 248.
31. ЕЭ, т. 12, с. 262.
32. Вартбург // "22", 1987, № 56, с. 116-117.
33. ЕЭ, т. 3, с. 482.
34. ЕЭ, т. 6, с. 409.
35. ЕЭ*, т. 11, с. 792.
36. Паркс, с. 186.
37. Н. Гутина. Кто боится Отто Вейнингера? // "22"*. 1983, № 31, с. 206.
38. ЕЭ, т. 4, с. 556.
39. Н. Минский. Национальный лик и патриотизм // Слово, СПб., 1909, 28 марта (10 апр.), с. 2.
40. Прот. Сергий Булгаков. Христианство и еврейский вопрос. Париж: YMCA- Press, 1991, с. 11.
41. Ф. Колкер. Новый план помощи советскому еврейству // "22", 1983, № 31. с. 149.
42. Н. Гутина. В поисках утраченной самоидентификации // "22", 1983, № 29, с. 216.
44. Г. Я. Аронсон. В борьбе за гражданские и национальные права: Общественные течения в русском еврействе // КРЕ-1, с. 218-219.
45. Там же*, с. 219.
46. Там же, с. 219-220.
47. С. Диманштейн. Революционное движение среди евреев // [Сб.] 1905: История революционного движения в отдельных очерках / Под ред. М. Н. Покровского, т. 3, вып. 1, М.; Л.: ГИЗ, 1927, с. 107, 116.
48. КЕЭ, т. 6, с. 551.
49. КЕЭ, т. 7, с. 941.
50. Там же*, с. 1021-1022.
51. Аронсон // КРЕ- 1, с. 226-229.
52. КЕЭ, т. 1, с. 705, т. 7, с. 1021.
53. С. Гинзбург. Поездка Теодора Герцля в Петербург // Еврейский мир: Сб. II. Нью-Йорк: Союз русских евреев в Нью-Йорке, 1944, с. 199.
54. Там же*, с. 202-203.
55. КЕЭ, т. 6, с. 533.
56. Г. Б. Слиозберг. Дела минувших дней: Записки русского еврея: В 3-х т. Париж, 1933-1934, т. 2, с. 301.
57. ЕЭ*, т. 6, с. 412
58. ЕЭ, т. 15, с. 135.
59. ЕЭ, т. 3, с. 679.
60. Там же, с. 680-681.
61. ЕЭ. т. 6, с. 407.
62. ЕЭ, т. 14, с. 827-829.
63. КЕЭ, т. 7, с. 891-892.
|
|
