ДОН ХУАН-АНТОНИО ЛЬОРЕНТЕ
|
ПРИЛОЖЕНИЕ - ОПРАВДАТЕЛЬНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
IХ
Письмо первого архиепископа Гранады дома Фернандо де Талаверы, адресованное в 1506 году католическому королю Фердинанду V.
Он сильно жалуется на инквизиторов Кордовы за их обращение с ним, его родственниками и многими другими лицами, которые, не будучи никогда опозоренными, терпят страшные страдания в застенках святого трибунала. Он склоняет короля отрешить инквизиторов от должности, посетить лично трибунал, повелеть представить ему подлинные процессы и приказать, чтобы свидетели были допрошены вторично в присутствии Его Величества. Если этот поступок невозможен, он просит поручить исполнение этого какому-либо епископу по соглашению с главным инквизитором Диего Десой. Он показывает, что инквизиторы нарушают божественное и человеческое право, заключая оговоренных в тюрьмы без предварительного констатирования преступления, скрывая имена свидетелей, отказывая обвиняемым в праве самим свободно избрать своих защитников, дурно обращаясь с ними для получения признания в собственных преступлениях, которых они может быть не совершили, или в преступлениях посторонних лиц, которые им неизвестны. Наконец, он утверждает, что существуют серьезные мотивы для создания комиссии, которая должна бы посетить трибунал инквизиции и учредить следствие против судопроизводства инквизиторов.
(Перевод с испанского)
"Архиепископ Гранады говорит, что не знает, кому жаловаться и кому поведать свои скорби, чтобы доставить себе утешение и помощь в них, кроме единственно Вашего Высочества, которого -касаются его дела, главным образом потому, что в этом городе и королевстве и среди недавно обращенных растут соблазн, ущерб и пререкания, а также потому, что это создание и дело Вашего Высочества.
Известно Вашему Высочеству и всем, которые слышали, о сделанном с его родственниками, слугами, приближенными и чиновниками, что это не могло произойти без великого позора и бесчестия. Это является большим ущербом для новообращенных к святой вере в нашем королевстве. Из этого проистекает великая обида нашему Господу, потому что не видано, чтобы главный и уважаемый прелат подвергался такому дурному обращению и был так опозорен и обесчещен, тогда как его слава, честь и репутация необходимы и полезны, как хороший образец для народа и королевства, ставших недавно христианскими.
Знают они [инквизиторы] и все, с какой заботой, трудом и бдительностью стало возможно исправить то, что нужно было исправить, и научить словом и примером, чтобы более не впадали в грех, - и захотели его опозорить и обесчестить, не только взяв его родственников и приближенных, но служащих в его епархии (которые помогали ему хорошо управлять народом), считавшихся лучшими христианами и не подвергавшихся раньше никакому позору, причем ни один из них не был ославлен как еретик. В этом ясно обнаруживается имевшееся у них желание очернить его и их репутацию и запятнать ее, - потому что (помимо самого факта ареста), арестовывая и уводя их, инквизиторы сделали все, что только могли, чтобы произвести это с большим позором, гласностью и оскорблением, беря приближенных в его присутствии и поджидая того момента, когда он был с большей свитой и в общественных местах, прилагая обращение и слова, оскорбительные как для них, так и для архиепископа.
Только в том проявлено было немного вежливости по отношению к его родственникам, что при вступлении в Кордову их поместили более секретно, чем других, однако огласив народу их прибытие больше, чем других, по делам, производившимся в отдельности. Эти дела шли так медленно и их было так много, что архиепископ не говорит о них, чтобы не досаждать Вашему Высочеству и чтобы не испытывать страдания при воспоминании о каждом деле в отдельности. Из всего этого проистекает оскорбление Бога и ущерб для всего королевства Гранады, происходит соблазн для обращенных и для всех других христиан в Испании и вне ее.
Архиепископу кажется, что в деле, имеющем такое важное значение, действительным врачеванием было бы, чтобы Ваше Высочество сами (если удобно, можно это сделать и приехать в эту местность) пожелали видеть самолично, насколько это необходимо для усиления нашей святой католической веры и служения Господу в привлечении неверных. Если это невозможно исполнить самолично, в назначенное время прикажите сделать это одному или нескольким епископам, которые увидят истинную картину следствий, по которым эти люди арестованы, явившись сами и исследовав персонально личность свидетелей, чтобы знать, насколько можно верить каждому из них, как требуется поступать по закону. В таком случае станет ясно, поступали ли инквизиторы в делах архиепископа, его родственников и приближенных, как люди, которые имеют своею целью правосудие и только усердие к нему, или они руководились сильной неприязнью к ним как к смертельным врагам.
Это положение показывает мне в настоящее время, что Ваше Высочество обязаны для Бога нашего Господа и святой веры за великие благодеяния, полученные от него, и по долгу соблюдать все, касающееся христианской религии, самолично (если возможно) отправиться туда, чтобы видеть (на месте). Не стоит удивляться, что Ваше Высочество не сделали этого из-за некоторых препятствий; гораздо более удивительно, что Ваше Высочество были так беззаботны, что не замечали происходящего там. Слово в слово и свидетеля за свидетелем расследуя шаги их, можно убедиться в том, что все происходит от кордовского [инквизитора], и, если это так, видимо, это может быть взято за некоторое основание для проверки тамошних дел. Если вашей королевской особе нельзя этого исполнить (что было бы более нужно и полезно, потому что при Вашем Высочестве подсудимые осмелились бы сказать правду и имели бы более возможности и свободы для высказывания и обнаружения своих обид), и если Ваше Высочество не можете прибыть (чего нельзя оправдать без основательной причины), архиепископ умоляет, чтобы кто-нибудь прибыл и здраво рассмотрел дело, а прежде всего просит устранить инквизиторов.
И если отправится архиепископ Севильи, пусть Ваше Высочество прикажет, чтобы вместе с ним отправился какой-нибудь епископ из Авилы, Паленсии, Бадахоса или любой, какой Вашему Высочеству будет угодно, и другие лица с ними, хорошо знакомые с этим, чтобы они действовали во всем согласно закону, допытываясь о бесчестии, как вообще, так и специально о каждом лице. Если улики будут достаточны, пусть арестуют их, как требуется по закону, пусть содержат их в тюрьме, пока не узнают правды. Только не [надо] стеснять их и отводить им узкую и очень мучительную камеру, а [следует] лишь обеспечить невозможность побега, обращаться с ними кротко на словах и на деле, дать адвокатов по их желанию, не таскать их из провинции в суд, предъявить имена свидетелей за исключением могущественных, потому что таков закон, указать день, месяц, год и место и дать возможность апеллировать против судей, ведущих процесс, для их отвода, и все другое, что законы повелевают и устанавливают предоставлять обвиняемому, так как без этого он не может защищаться, а защита вытекает из божественного и человеческого права.
И пусть происшедшему будет указано справедливое основание, или, лучше сказать, пусть инквизиторы дадут полный отчет, так как из него Ваше Высочество лучше и правдивее все узнаете. Между прочим встретится одно подозрительное дело, о котором они неоднократно оповещали, будто некоторые из узников примирены, когда этого не было, - кажется, они не были примирены, так как после этого им предъявляются требования и следуют их процессы в порядке судопроизводства; а других мучили, заставляя их разными недозволенными законом способами, ранее запрещенными, показывать и признавать то, чего они не делали, - отсюда вытекает сильное подозрение против тех, кто так поступает, и большой ущерб для узников, и великий позор для их родственников. Архиепископ дает понять Вашему Высочеству, что ничего из того, что он просил, не сделалось и не прекратило судопроизводства [инквизиторов]. Он умоляет Ваше Высочество приказать, чтобы все делалось по правде, и не давать повода осужденным кем-либо из них или всеми думать, что они осуждены неправедно".
Примечание. Это письмо находится в Мадриде в собрании бумаг, относящихся к
инквизиции, о котором я говорил (том 1, список рукописей). Частные заметки указывают,
что переписанный здесь текст есть копия экстракта, который сделал из письма
архиепископа Мигуэль Перес де Альмасан, государственный секретарь короля Фердинанда
V, чтобы подготовить декрет, который, как он надеялся, подпишет государь.