ДОН ХУАН-АНТОНИО ЛЬОРЕНТЕ КРИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ИСПАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ

Глава IX - СУДОПРОИЗВОДСТВО ТЕПЕРЕШНЕЙ ИНКВИЗИЦИИ

Статья девятая

ЗАЩИТА

I. После чтения обвинений и обвинительного акта инквизиторы спрашивают у обвиняемого, желает ли он защищаться. Если он отвечает утвердительно, то приказывают сделать копию с обвинительного акта и с ответа обвиняемого. Его приглашают избрать адвоката, которому он желает поручить свою защиту, по предлагаемому списку святого трибунала.

Были обвиняемые, требовавшие, чтобы им было разрешено отыскать адвоката вне инквизиционного списка. Это требование не противоречит никакому закону, особенно ввиду того, что приглашенный защитник обязывается присягою хранить тайну. Однако это право, столь простое, справедливое и естественное, редко даровалось инквизиторами, если только не было очень настойчивого требования.

II. Впрочем, для обвиняемого имеет мало значения защита искусного человека, потому что адвокату не позволяется видеть подлинный процесс и он не может беседовать со своим клиентом наедине. Один из секретарей составляет копию результата предварительного следствия, где передает показания свидетелей, не упоминая ни их имен, ни обостоятельств времени, места и других показаний, ни даже (что особенно странно) того, что сказано в защиту обвиняемого. Он опускает целиком показания (вплоть до обозначения) лиц, которые, будучи вызваны в суд, допрошены и понуждаемы трибуналом, упорно говорили, что они ничего не знают о том, что у них спрашивают. Этот экстракт сопровождается оценкой квалификаторов, требованием прокурора касательно допроса и обвинения и ответами обвиняемого. Вот все, что передается защитнику в зале, куда инквизиторы велят ему пройти. Его заставляют обещать, что он будет, ознакомившись с делом, защищать обвиняемого, если он полагает, что справедливо предпринять защиту; в противном случае он воспользуется всеми находящимися в его распоряжении средствами, чтобы открыть ему глаза, убеждая просить милости у трибунала путем откровенного признания своих прегрешений, с искренним раскаянием в их совершении и с просьбой о примирении с церковью.

III. К чему могли служить подобные документы защитнику? Как он мог доказать ошибку, клевету, ложное толкование, забвение свидетеля? Он не мог достигнуть этого через показания других свидетелей, на основании которых иной раз было даже трудно распознать, что речь идет об одном и том же, когда скорее казалось (по употребленным ими выражениям), что каждый рассказывал о своем особом факте. Это злоупотребление было бы легко устранить, сообщив адвокату если не подлинник, то, по крайней мере, полную копию, хорошо сличенную со всеми документами.

IV. Молчание других свидетелей о факте послужило бы для доказательства неточности или лживости того, кто о нем показал. Но об этом нет даже вопроса в экстракте, сообщенном защитнику; в нем нет и следа свидетелей защиты. Люди, стяжавшие известную опытность в уголовном судопроизводстве, хорошо знают, какое большое преимущество можно извлечь для защиты обвиняемых в процессах по обвинению в убийстве, краже и других проступках подобного рода из сравнения и анализа свидетельских показаний на предварительном следствии.

V. Я не буду останавливаться на доказательстве этого. Но из направления, данного процессу, вытекало, что адвокат, назначенный инквизицией, редко находил другое средство защиты, кроме того, какое получается в результате различия и пестроты свидетельских показаний о каждом действии или речи, вменяемых обвиняемому.

VI. Так как эти свидетельские показания были недостаточны (ведь существует еще полуулика преступления), то защитник просил обыкновенно разрешения беседовать с обвиняемым, чтобы узнать, не имеет ли он намерения сделать отвод свидетелей для полного или частичного уничтожения установленной против него улики. Если он ответит утвердительно, инквизиторы (приказав секретарю составить протокол об этом инциденте) велят приступить к проверке неправильности по части свидетельских показаний.