ИУДЕИ И ИУДАИЗМ В ИСТОРИИ РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ И РИМСКОЙ ИМПЕРИИ Александр Гаврилович Грушевой ссылки

Глава 7 - ТРЕТИЙ ПЕРИОД РИМСКО-ИУДЕЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ

4. Воздействие новых взглядов на общественную жизнь (события первой половины IV в.)

Подобные умонастроения при дворе и среди создателей новой идеологии общества не могли не стать своего рода руководством к действию для чиновников рангом ниже. В Талмуде упоминаются случаи, относящиеся как раз к началу и первой половине IV в., административного произвола местных чиновников, запрещавших иудеям праздновать тот или иной праздник (bTaannit 8b; bHullin, 101b). Иногда, правда, эти запрещения, касающиеся праздников и их дат, шли с самого верха. Так, Константин запретил палестинскому патриарху определять дату (иудейской) Пасхи[143]. Ясного объяснения причин этого запрета нет. Видимо, речь идет о следующем. Весьма вероятно, что в рассматриваемое время было еще некоторое количество христианских сект, праздновавших Пасху в один день с иудеями. В случае же, когда день Пасхи не объявлялся, то эти сектанты лишались тем самым возможности совершить действие, нечестивое с точки зрения христианской церкви.

В конечном счете в середине IV в., в 358 г., правила иудейского календаря, державшиеся до этого момента в секрете, были обнародованы.

О настроениях же в иудейской среде рассматриваемого времени много интересной информации дает история комита Иосифа, рассказанная весьма подробно Епифанием Кипрским (Panarion, XXX, 4-12). Упомянутый эпизод относится к середине IV в., ко времени правления Констанция Второго (337-361). В молодые годы Епифа-нию довелось проходить через город Скифополис (Бет-Шеан). Среди горожан в эти годы преобладали арианские настроения. Епифаний же был по своим взглядом истинно православным, и ему указали лишь один дом в городе, где жили люди ортодоксально православных взглядов. Хозяином дома был пожилой человек лет семидесяти, если не более. В том же доме жил сосланный в Палестину по приказу императора некий епископ из Италии.

Хозяин дома оказался крещеным иудеем, который, увидев в Епифаний соплеменника и единоверца[144], рассказал весьма подробно историю своей жизни. Этот человек, представившийся как комит Иосиф, был на рубеже III-IV вв. крупной фигурой при дворе патриархов в Тивериаде. Он был советником патриарха Гиллеля Второго и воспитателем в те годы еще малолетнего патриарха Йехуды Четвертого. В Тивериаде он прочитал большое количество христианской литературы, готовясь, судя по всему, к диспутам с "минним". В дальнейшем Иосиф убедился в магической силе имени Христа и того, что оно может служить одним из важнейших составляющих для излечения от болезней.

Так Иосиф уверовал в Христа и стал христианином. Во время одной из поездок Иосифа по делам патриарха его принадлежность к христианству стала очевидной. Иосифа изгнали из иудейской общины и он отправился к императорскому двору, где нашел радушный прием и даже получил придворный титул "комита". При поддержке императора Иосиф вернулся в Палестину, где стал активно строить церкви и, возможно, возрождать иудеохристианство. Строительство шло успешно, а возродить иудеохристианство ему не удалось. В конце жизни Иосиф переехал в Скифополис, где жил одиноко, всеми забытый.

Как большинство людей, сменивших веру, Иосиф искал для себя всяческих оправданий. Он рассказывал Епифанию, что будто бы патриарх Гиллель Второй принял христианство перед смертью. Иосиф уверял, что под видом личного врача патриарха к нему приходил епископ Тивериады, который и крестил патриарха Гиллеля. Последнее обстоятельство выглядит весьма сомнительным уже потому, что в источниках нет информации о епископах в Тивериаде до 449 г.

Эта история комита Иосифа имеет существенное значение не только как конкретный эпизод, показывающий умонастроения части иудейской элиты в начале IV в., но и для осмысления в целом особенностей исторической эволюции взаимоотношений иудеев и римского государства. Дело в том, что с приходом к власти Константина и с началом проведения антииудейских законов на общегосударственном уровне, в истории иудеев кончился еще один существенный период. Иудаизм до этого момента можно, а может быть, и нужно назвать эллинизированным иудаизмом. Более или менее мирный характер этих взаимоотношений в языческом Риме способствовал как взаимовлияниям культур, как и появлению среди иудеев людей эллинизированных или настроенных на мирное сотрудничество с официальными властями.

С момента превращения христианства в официальную идеологию все изменилось. Отмеченное выше внутреннее присущее христианству неприятие иудаизма - пусть и непоследовательное - проявилось с первых шагов законодательной деятельности Константина. Государство, не отрицая законности существования иудаизма, стало отталкивать от себя иудеев, помещая их в условия людей второго сорта и приветствуя лишь тех иудеев, которые были готовы принять христианство.

Эта политика создания для иудаизма и иудеев определенных рамок, в которых государство согласно было только терпеть иудеев, означало полный разрыв со всей предшествующей культурно-исторической традицией. Иными словами, в какой-то мере в обществе повторилась ситуация, которая сложилась после восстания Бар Кохбы. В обоих случаях эллинизированные иудеи вынуждены были решать вопрос о своем будущем. Разница была в том, что во II в. вопрос требовал незамедлительного решения в кратчайшие сроки. В христианские же времена незамедлительности решения не требовалось, ибо наступ-ление христианства было неотвратимым, но медленным[145]. Разница заключалась также и в том, что после восстания Бар Кохбы дискриминационные меры против иудеев принимались недолго. В христианские же времена изменилась сама идеология общества.

В новых условиях государство стремилось как можно дальше дистанцироваться и от иудаизма, и от иудеев. В этой ситуации, как показывает история комита Иосифа, слой эллинизированных иудеев начинает исчезать, а иудаизм, следовательно, начинает все более принимать свой средневековый, замкнутый исключительно на свои национальные ценности облик. Трансформация, правда, была медленной[146], ибо и наступление христианства оказалось медленным, однако же начало процессу было положено именно при Константине и его преемнике Констанции.

Правда, как свидетельствуют источники, у нас нет оснований упрощать ситуацию, ибо и в IV-V вв. иудаизм сохранял свою привлекательность для язычников, а наступление христианства совершенно не означало конца иудейского прозелитизма. Об этом сви-детельствует много фактов, в частности регулярность повтора в позднеантичном законодательстве ограничений и запрещений, касающихся прав прозелитов[147].