ИУДЕИ И ИУДАИЗМ В ИСТОРИИ РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ И РИМСКОЙ ИМПЕРИИ Александр Гаврилович Грушевой ссылки

Глава 5 ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ПАЛЕСТИНЫ РИМСКОГО ВРЕМЕНИ (II в. до н. э. - II в. н. э.)

5. Жизнь "ам-ха'арец" в свете папирусных источников I-II вв.

Во второй половине XX столетия найденные уже во многих областях Ближнего Востока папирусы значительно расширили наши возможности детально, а не в общем исследовать особенности жизни и повседневных занятий населения и в других провинциях.

Что касается Палестины, то в нашем распоряжении находится несколько семейных архивов, найденных на ее территории и относящихся к I-II вв. н. э., т. е. ко времени, когда Палестина образовывала римскую провинцию Иудею. Документы найдены в труднодос-тупных горных пещерах Иудейской пустыни, достаточно далеко от места жительства упомянутых в них лиц[66]. Объяснение этому хорошо известно. Документы эти забрали с собой иудеи, отступавшие вместе с остатками разбитой армии Бар Кохбы в сторону Иудейской пустыни. Судьба их хозяев была трагичной. Они погибли в горных пещерах, ибо все пути к отступлению были отрезаны римлянами.

Оставшиеся после этих людей документы были написаны на разных языках. Преобладают папирусы на греческом, однако же среди них немало и таких, что составлены на арамейском, древнееврейском и набатейском. По своему характеру набор этих доку-ментов вполне стандартен в том смысле, что беженцы всегда возьмут с собой именно такие "бумаги": документы, подтверждающие права собственности на дом или участок, документы, подтверждающие гражданское состояние (т. е. брачные контракты или до-кументы о разводе), а также документы, в которых так или иначе отражены взаимоотношения человека с обществом (это цензовые документы, документы из канцелярии суда, расписки об уплате долга и т. д.).

В основном опубликованные папирусы происходят из деревни Маоза[67], находившейся на южном берегу Мертвого моря, административно входившей в состав римской провинции Аравии. Папирусы позволяют гораздо подробнее, чем раньше, представить себе самые разные аспекты повседневной жизни ближневосточной деревни первых веков н. э., и именно поэтому они являются одним из важнейших источников по экономической истории Ближнего Востока в целом. Исходя из этого попытаемся дать краткую характеристику основных "параметров" жизни Маозы. Начнем с населения.

В общей сложности в папирусах архивов сохранились имена примерно 115 жителей деревни, что, как можно думать, составляет всю или большую часть взрослого мужского населения Маозы. Отсюда можно сделать предположение, что все население Маозы, включая женщин и детей, составляло 200-250 человек. Большую часть населения Маозы составляли иудеи.

Одиннадцать имен из списка жителей деревни неиудейские. Большинство из имен этой группы имеет чисто набатейский "облик" или же - несколько шире - северо-аравийский. Это дает основание считать, что, вероятно, 20-30 процентов населения Маозы составляли набатеи.

Несколько примеров набатей-ских имен: Абду сын Мукиму, Шахру сын Магдийу, Абдобдат сын Шухейра. Факт этот весьма интересен и важен. Перед нами неоспоримое свидетельство отсутствия этнической розни. Люди разной этнической принадлежности в деревне, где преобладало иудейское население, уживались вполне мирно[68].

Жители деревни Маоза в основном не знали или плохо знали греческий. Здесь в нашем распоряжении два факта. В папирусе PYadin., 15 от 11 октября 125 г. встречается следующая фраза, являющаяся подтверждением какого-то знания греческого языка одним из упомянутых в документе людей. Писец, составивший документ, считает нужным сообщить следующее:

"Я, Элеазар сын Элеазара, записал за нее[69] по ее просьбе, потому что она не знает грамоты".

Ввиду того что в папирусе PYadin., 21 сохранилась подпись самой Бабаты по-арамейски, слова писца могут означать лишь ее неумение писать по-гречески. В хорошо сохранившихся документах обращает на себя внимание следующий факт: подписи свидетелей выполнены в основном на иудейском и арамейском языках[70] и очень редко - на греческом.

Интересно отметить, что среди свидетелей, расписывавшихся по-гречески, повторяются всего два-три имени. Судя по всему, свидетелей, способных расписаться на чужом языке, было мало. Единственным документом архива Бабаты, где все свидетели расписались по-гречески, является PYadin., 11.

Видимо, это связано со специфической ситуацией. Этот документ оформлял заем денег у Магония Валента, центуриона расположенного здесь воинского соединения. Не исключено поэтому - хотя прямых подтверждений и нет, - что все свидетели были воинами этого соединения: нельзя не заметить типично римское имя первого свидетеля - Гай Юлий Прокл.

В документе PYadin., 14 различаются по не вполне понятным причинам свидетели присутствующие и свидетели расписавшиеся. Среди последних по-гречески расписался лишь 0a5oaloq Oao&xiou - Фаддей, сын Фаддея. Он же является единственным свидетелем, подписавшимся по-гречески среди свидетелей в документах PYadin., 15, 20, 23. В документе PYadin., 12 единственная греческая подпись принадлежит 'Арйерей; ГоицаМои, т. е. Абдерею, сыну Сумая. В папирусе PYadin., 31 есть одна подпись свидетеля по-гречески, но она плохо сохранилась. В документе PYadin., 19 эту роль выполнял - Сумай, сын Ка... (отчество сохранилось не полностью).

Что касается весьма приличного греческого языка папирусов, то он объясняется просто[71]. Во всех документах были указания на то, что текст записан писцом. Имя его известно не во всех случаях, ибо сохранность документов архива все же различна. Имеющаяся информация свидетельствует о следующем. Имена писцов позволяют предположить, что они набирались из местных же жителей, возможно даже из самой Маозы. Так, папирус PYadin., 17 записал - Теен[72], сын Симона.

Многие папирусы записаны Германом, сыном Иуды, который в некоторых случаях указывал свою официальную должность (PYadin., 22), а иногда - опускал (PYadin., 23). Не приходится сомневаться в том, что все писцы были государственными должностными ли-цами. В этом убеждает их официальный титул, что является слегка видоизмененной формой латинского librarius - "писец".

Чисто греческие или римские имена встречаются в документах очень редко. Греки и римляне были, вероятнее всего, нечастыми гостями в этом захолустье на юге Мертвого моря[73]. В районах западного побережья Мертвого моря греческие и латинские имена более распространены. В папирусе PYadin., 11, составленном в Эн-Гедди 6 мая 124 г. и вследствие личных обстоятельств упомянутых в нем лиц оказавшемся в архиве Бабаты, упоминаются несколько воинов расквартированного по соседству воинского соединения I Cohors Miliaria Thracum. Все они, что совершенно типично для военных, носят чисто латинские имена: Магоний Валент, Гай Юлий Прокл.

Судя по данным папируса PYadin., 20 (документ от 19 июня 130 г.), в Эн-Гедди имелся переулок Аристиона. О причинах появления такого экзотического для Палестины названия остается, правда, только догадываться. Здесь особо хотелось бы также отметить одно парадоксальное явление. В рассматриваемом районе количество греков и римлян было действительно весьма незначительно[74], чего, как ни странно, нельзя сказать о юридической практике античного мира. Несколько рассматриваемых чуть ниже брачных контрактов, заключенных между иудеями деревни Маоза и некоторых поселений на территории, собственно, Палестины, характеризуют общество этих людей с весьма непривычной точки зрения.

Для характеристики языковой ситуации в Палестине в рассматриваемое время очень много дают папирусы на семитских языках, также в изобилии найденные в последние годы в районе Мертвого моря. Обращает на себя внимание тот факт, что количество арамейских или набатейских папирусов лишь незначительно превышает количество документов на древнем иврите. Это является важным свидетельством того, что иврит в рассматриваемое время продолжал оставаться и разговорным языком, и языком деловых документов.

На наш взгляд, об использовании иврита как разговорного языка свидетельствует его употребление в письмах. До нас же дошло несколько писем самого Бар Кохбы, написанных именно на древнем иврите (PMur., 44)[75]. В настоящее время известно и одно письмо, адресованное Бар Кохбе. Речь идет о фрагментированном папирусе PSeelim., 30, написанном также на древнем иврите. Приходится, к сожалению, отметить, что от документа остались лишь первые строчки, из которых мы и узнаем, кому было послание адресовано, а также заключительные строки документа. От основного содержания послания практически ничего не осталось.

За исключением писцов, в папирусах нет никаких прямых указаний на существование в деревне каких-либо должностных лиц, какого-либо местного самоуправления, хотя в данном случае это объясняется лишь тем, что такого рода свидетельства не сохранились. Это видно на основании параллелей с документами вади Мурабба'ат. Так, папирус PMur., 42 - петиция от руководителей деревни Бет-Машико - показывает, что во главе деревни стояло несколько человек, имевших титул[76]. Титул этот, как отмечали уже многие исследователи, вероятнее всего, греческого происхождения. Во всяком случае, никакой удовлетворительной этимологии для него в семитских языках подобрать невозможно. Обращает также на себя внимание и тот факт, что слова с корнем prns отсутствуют в Библии и появляются только в талмудических трактатах[77]. Вероятнее всего, корень и производные от него восходят к греческому, означающему, среди прочего - "предвидеть, решать".

Отметим также, что отглагольное существительное является одним из частых обозначений должностных лиц деревенской администрации в Сирии[78].

Таким образом, в деревне было несколько писцов на государственной службе и, возможно, некоторое количество должностных лиц, представлявших интересы центральной администрации[79].

Каких-либо иных непосредственных свидетельств существования и деятельности в деревне каких-либо должностных лиц в папирусах нет, однако есть несколько косвенных свидетельств. Так, уже сложные и детализированные правила орошения, упоминаемые в некоторых папирусах, могли быть эффективными только тогда, когда функционирование всей системы и всех регламентации обеспечивалось специальными людьми, то есть должностными лицами данного поселения.

Изложенный материал позволяет прийти к следующему выводу. В Маозе наблюдается начальная стадия явления, хорошо известного по надписям провинции Аравии несколько более позднего времени (II-III вв.) и по палестинским папирусам VI-VII вв. (нессанский архив)[80]. Речь идет о сосуществовании на территории провинции местной деревенской и центральной администрации. Органы деревенского самоуправления выбирались из односельчан как при римлянах, так и до них и здесь, судя по всему, никаких изменений в связи со сменой власти не произошло[81].

Папирусы фиксируют, правда, следующий факт. Как уже отмечалось, в непосредственной близости с деревней Эн-Гед(д)и было расквартировано, да и то временно, небольшое воинское соединение - когорта фракийцев (cohors I Miliaria Thracum)[82]. Жизнь сельчан и воинов в лучшем случае соприкасалась, но, скажем так, не пересекалась. И у тех и у других могли возникать общие имущественные или денежные интересы по отдельным конкретным поводам, но не более[83].

Легионеры и местные жители сосуществовали достаточно мирно. Описываемая в папирусе PYadin., 11 ситуация показывает, правда, что в реальной жизни бывали такие случаи, когда воины приобретали недвижимость в отдельных деревнях[84], однако в начале II в. н. э. речь еще не шла о формировании системы патроната, особенно военного патроната, о котором так много писал в IV в. Либаний (сорок седьмая речь).

Некоторую информацию о деятельности провинциальной администрации и о том, как работа новой власти оказывалась связанной с жизнью деревенских жителей, дают вводные формулы рассматриваемых папирусов. Эти выражения доказывают существование в этом районе традиционной для античного мира, но в принципе чуждой для доримского и догреческого Ближнего Востока ситуации, когда каждое поселение в административном отношении находилось на территории того или иного города[85].

В папирусах чаще всего встречается выражение "в Маозе вокруг Зоары"[86]. Иногда эта формула предстает в более развернутом виде:[87]. Дословный перевод этих выражений: "в Маозе [находящейся] в периметре Зоорцев"[88]. Перед нами техническое выражение для передачи сообщения о том, что Маоза находилась в административной юрисдикции Зоары. Приходится, однако, признать, что пределов полномочий города по отношению к расположенной на его территории деревни мы не знаем.

Обращает на себя внимание тот факт, что декларация о земельной собственности в связи с цензом (PYadin., 16) подавалась Бабатой в Раббатмоаве, а по делам, связанным с опекой над своим несовершеннолетним сыном, Бабата обращалась в Петру (PYadin., 12). Последнее, правда, может объясняться тем, что Зоара, в свою очередь, находилась в округе Петры[89]. Иными словами, рассмотри ние каждой категории дел было возможно только в определенной инстанции (или даже городе). Полной картины этого распределения полномочий по гражданско-правовым делам в провинции Аравии, как и в Иудее, мы не имеем.

Документы позволяют судить также об особенностях деятельности деревенских писцов. Основанием для того, чтобы говорить об этом, является приводившаяся выше приписка Элеазара, сына Элеазара, писца папируса PYadin., 15.

Отсутствие такого рода указаний "других документах является подтверждением того, что описываемая в документе ситуация является необычной с точки зрения писца. В чем именно заключается эта необычность? Бесспорно, не в уровне грамотности односельчан Бабаты - все папирусы написаны писцами-профессионалами и в абсолютном большинстве случаев жители деревни расписываются по-арамейски, но не по-гречески.

Последнее обстоятельство дает основания считать, что нестандартность описываемой ситуации именно в содержании документа. Надо сказать, у нас есть все основания считать именно так. Папирус PYadin., 15 был составлен в связи с намерением Бабаты начать су-дебный процесс против опекунов своего сына с тем, чтобы получить в свое распоряжение деньги, которые опекуны использовали на его нужды. Необычность правового казуса требовала, естественно, от писца несколько больших, чем обычно, усилий по правильному оформлению документа.

Иными словами, имеющийся материал позволяет считать вероятными следующие два предположения. Писец, скорее всего, располагал заготовками, облегчающими оформление документов по более или менее стандартным юридическим вопросам[90]. Нельзя исключать также и того, что жители деревни могли обращаться к писцам со своими уже относительно подготовленными проектами текстов нужного документа. Возможно, именно этим и объясняется уже отмеченная возможность того, что папирус PSeelim., 64 представляет собой прямой перевод с арамейского.

Здесь, естественно, возникает вопрос о том, как соотносились между собой привнесенная римлянами правовая система с местным правом. Папирусы названных коллекций неоднократно рассматривались как источники по истории права. Отметим прежде всего статьи и комментарии X. Коттон, а также давнюю работу Э. Кофман и периодически появляющиеся статьи по отдельным папирусам[91]. Авторы подобных работ описывают отдельные интересующие их явления, не вдаваясь в обобщения[92]. Между тем общая картина соотношения общегосударственных и местных норм права представляется очевидной. Римляне не вмешивались в традиционные формы взаимоотношений местного населения. В этом смысле местное право в любой провинции, будь то Палестина или Египет, оставалось неизменным. Взаимодействие с римским правом было тем не менее весьма активным.

Во-первых, римское право служило в повседневной жизни своего рода "надстройкой" над местным правом. Приведенные примеры показывают, что жители деревни для регистрации сделок или предания юридической силы важным документам должны были регистрировать их в органах провинциального управления, т. е. следовать в конечном счете нормам римского права.

Во-вторых, существенным было и взаимодействие правовых норм как таковых. Специальное исследование Д. Спербера показывает, что количество римских юридических терминов, попавших в иврит (талмудическую литературу), было весьма значительно[93].

Спецификой ситуации в Палестине - правда, не уникальной, если рассматривать ее применительно ко всей империи в целом, -было сосуществование и двух судебных систем - римской и местной. Окончательное разграничение между ними провести сложно - не хватает данных. В принципе же ясно следующее. Все, что касалось статуса человека в обществе, решалось в конечном счете правовыми органами государства в соответствии, естественно, с нормами римского права. Все, что касалось иудейской религии или же спе-цифических взаимоотношений между ее адептами, было подсудно синедриону или иудейским судьям[94].

Интересный нюанс в этой связи в вопрос о делопроизводстве в Палестине рассматриваемого времени добавляют брачные контракты. Их количество на греческом, арамейском и древнееврейском примерно одинаково.

Брачные контракты на греческом языке: PYadin., 18 (5 апреля 128 г.); PYadin., 37 = PSeelim, 65 (7 августа 131 г.); PMur., 115, 116 (оба документа фрагментированы, время и место их составления неизвестны); PSeelim, 69 - Аристобулиас, 130 г.

Брачные контракты на арамейском языке: PMur., 20 (место составления: поселение Хародона, дата: ориентировочно 117 г.); PMur., 21 (текст фрагментирован. Дата и место составления неизвестны). Вероятнее всего, отрывком именно брачного контракта является фрагментированный (место и время составления неизвестны) папирус PSeelim., 11, написанный по-арамейски. К этой же группе документов следует отнести единственный в своем роде, написанный на арамейском документ PMur., 19, фиксирующий обязательства сторон в связи с бракоразводным "процессом".

Единственным известным на сегодняшний день образцом брачного контракта на древнееврейском является контракт Бабаты - PYadin., 10 (место составления: деревня Махоза, дата: ориентировочно между 122 и 125 гг.). Этот документ в настоящее время опубликован только в журнальной версии[95].

При характеристике этих документов следует прежде всего обратить внимание на то, что брачные контракты на греческом составлены несколько позже таких же контрактов, составленных на семитских языках. Вероятнее всего, объясняется это следующим образом. Для ведения делопроизводства на греческом требовалось определенное количество писцов. Количество деревень было все же значительным, и поэтому имперская администрация не могла сразу набрать нужный штат квалифицированных специалистов. Именно поэтому центральная власть вынуждена была мириться некоторое время с делопроизводством на местных языках.

Судя по всему, так продолжалось примерно до 120 г. Основное количество папирусов на семитских языках относится именно к этому времени. Самым поздним, как уже отме-чалось, является брачный контракт Бабаты, относящийся 122-125 гг. Однако же, если посмотреть на даты греческих папирусов архива Бабаты, то нельзя не заметить, что лишь один из этих документов датируется временем до 120 г. Это PYadin, 5 от 2 июня 110 г.[96]

Все же остальные документы архива на греческом датируются временем как раз после 124 г. Это может считаться косвенным подтверждением того, что профессиональные писцы, знающие греческий и способные вести делопроизводство по общегосударственным стандар-там, появились в Маозе не ранее 124-125 гг.

Вопрос о брачных контрактах важен в данном контексте и еще по одной причине. Лишь один из них (PYadin., 10) бесспорно является документом, регестрирующим брак по всем правилам закона Моисея. В сохранившихся контрактах на арамейском нет ясных указаний на правовые нормы, согласно которым заключается брак[97]. Поразительную по сути своей информацию дают брачные контракты на греческом, из которых наиболее полными и хорошо сохранившимися являются PYadin., 18, а также PYadin., 37 = PSeelim., 65. В первом документе (1.16; 51) прямо говорится о том, что брак заключается по греческому обычаю, во втором - речь идет о необходимости кормления, одевания и в целом воспитания детей в греческом духе. Начало же документа, где сообщалось, по каким правовым нормам заключался брак, в папирусе PYadin., 37 = PSeelim., 65 сохранилось плохо.

Правда, отмеченное указание о нормах воспитания, одевания и кормления детей практически исключает возможность того, что данный брак мог бы быть заключен по каким-либо иным юридическим нормам, кроме греческих. Иными словами, иудейские семьи[98], заключившие зафиксированные в данных папирусах браки, предпочли жить греческим "гражданским" браком, а не своим национала ным религиозным[99]. При этом нельзя не заметить, что стороны, заключившие контракт PYadin., 18, и их свидетели, собираясь жить, расписываются по-арамейски.

Единственным же участником сделки, который подписался по-гречески, был писец[100]. С исторической точки зрения здесь важны не только сами эти факты, но и то, что эти семьи жили вдалеке от центров цивилизации, в настоящем захолустье. Действительно, в том случае, если бы упомянутые в документах люди жили бы в крупных культурных центрах, то можно было бы подумать, что перед нами эллинизированные иудеи, проникшиеся идеями античной культуры.

Здесь же совершенно иная ситуация. Жители деревни не только не знали греческого, но и, бесспорно, были людьми невысокого культурного уровня. Не следует также забывать, что описываемые в документах события происходят лишь через 20-25 лет после подчинения этих районов Риму. Ранее здесь была власть набатеев. Иными словами, даже при желании у авторов папирусов просто исторически не было возможности воспринять античную культуру. Иначе, судя по всему, обстояло дело с нормами права, обычаями и, возможно, с общими представлениями о греко-римской культуре. Оперировать здесь приходится лишь косвенными признаками, которые тем не менее достаточно красноречивы.

Тот факт, что деревня Маоза, объективно говоря, являлась захолустьем, совершенно не означал, что она выпадала из сложившихся экономических и хозяйственных связей региона. Общее знакомство с документами архива (см. следующую главу) позволяет утверждать, что жители деревни были деловыми людьми, прекрасно разбирающимися в вопросах купли-продажи земельных участков, урожаев и в целом всего того, что составляет сферу товарно-денежных отношений. Можно даже сказать определеннее. Бабата выращивала урожай в количествах, значительно превышавших собственные потребности, и продавала его излишки. Иными словами, деревня имела торговые связи. Последнее же, естественно, означало, что и греческие нормы права как наиболее распространенные на территории уже бывших к моменту появления римлян на Ближнем Востоке эллинистических государств вполне могли существовать в Маозе.

Таким представляется наиболее вероятное объяснение того факта, что определенная часть жителей деревни, не зная греческого, будучи к моменту составления документов вне античной цивилизации, имели вполне конкретное представление о греческих обычаях и нормах права. Почему именно эти люди сделали выбор в пользу греческих обычаев и греческих норм права? В общих чертах ответ на этот вопрос ясен. О многом говорит следующий факт. Иуда, сын Элеазара, между 122 и 125 гг. оформляет брак с Бабатой в полном соответствии с иудейскими обычаями. Он же через три года, в 128 г., выдает дочь замуж по греческим обычаям.

Здесь возникает вопрос, как это следует понимать: как своего рода безразличие, ввиду того, что в среде этих людей греческие нормы уже давно сосуществовали с местными обычаями; как показатель, следовательно, того, что для жителей деревни переход с одних норм права на другие не представлял психологических проблем, или же как трезвый расчет?

X. М. Коттон считает, что причина этого необычного явления заключается как раз в давнем знакомстве иудеев с греческими правовыми нормами и в их владении греческим языком. Последнее, по ее словам, позволяло жителям деревни свободно использовать нормы эллинского права, каковых в рассматриваемых документах действительно много[101]. Первый из этих доводов, как уже говорилось, практически бесспорен. О знакомстве жителей деревни с греческими правовыми нормами речь уже шла выше. Что касается второго - знания местным населением греческого языка, то здесь делать далеко идущие обобщения было бы неосмотрительно. Разница между отдельными районами Палестины была значительной не только в географическом отношении. Очень разными были и условия жизни, и сам состав населения.

Иными словами, знание греческого иудеями было бы совершенно нормально и естественно в городах приморской зоны или же в Галилее. Что касается изучаемого Негева, то здесь ситуация как раз обратная. Лучшим доказательством по меньшей мере слабого знания греческого языка жителями деревни Маоза являются подписи в документах архива Бабаты и разбиравшаяся в начале главы приписка уточняющего характера к папирусу PYadin., 15. Они практически всегда сделаны на арамейском. Иными словами, применительно к Негеву можно говорить лишь о том, что местные жители были в известной степени знакомы с греческими правовыми нормами, но не с греческим языком. Следовательно, в данной ситуации было бы ошибочно не принимать во внимание соображения житейского расчета. Источники, к сожалению, не позволяют сделать в данном случае следующий шаг - ясно ответить на вопрос, почему, собственно, так было выгоднее. Одно из возможных объяснений этого явления будет предложено в конце главы.

Скудость источников заставляет говорить лишь предположительно и о следующей весьма важной проблеме. Судя по всему, не все в Маозе были приверженцами именно греческого образа жизни. Тот факт, что брачный контракт Бабаты оформлен с соблюдением всех иудейских традиций, многое говорит о ее внутреннем мире и национальной самоидентификации. Однако же мы не располагаем статистическим материалом, который позволил бы понять, какие именно жизненные ценности представлялись жителям данной деревни наиболее важными.

Разговор о римском присутствии в регионе невозможен без анализа роли императорских хозяйств в жизни местного населения. В рассматриваемых папирусах их упоминается два. Рядом с Махозой находилось императорское хозяйство, куда жители деревни сдавали урожай фиников в счет уплаты налогов102. Как видно из папируса PYadin., 16, императорские владения составляли некий единый хозяйственный комплекс и примыкали к участкам Бабаты. Правда, судя по документам, в районе той же Маозы наблю-далось и совсем иное. Так, в папирусе PSeelim., 64 из архива Саломеи Комайсе появляется упоминание об императорском саду "Абидайа", расположенном в общем массиве садов жителей деревни[103].

О взаимоотношениях жителей Маозы с императорским хозяйством позволяют судить два документа из архива Саломеи Комайсе. Это, во-первых, расписка от 29 января 125 г., подтверждающая, что Ме-нахем, сын Иоанна, передал сборщикам причитающиеся с него фи-ники за восемнадцатый год провинции (PSeelim., 60). В документе сохранилась стоимость фиников, но отсутствует (или не сохранилось) указание на объем поставки. Вероятнее всего, объяснение этому документу следует искать в одном сообщении папируса PYadin., 16, где среди прочих уплачиваемых налогов речь идет и о "налоге короны"[104].

Видимо, так же следует воспринимать упоминание в документе PSeelim., 64 о необходимости уплаты ежегодно фиску определенной доли урожая. Издатель справедливо пишет, что имеется в виду именно уплата налогов, а не арендная плата. От себя добавим (у издателя аргументация иная), что здесь арендная плата и невозможна, ибо императорское хозяйство соприкасалось с владениями деревенских жителей, не включая их в себя. Мы с уверенностью можем утверждать, что жители Маозы были полноценными собственниками, а не арендаторами земли у императора.

Судя по всему, как раз иная ситуация была в Эн-Гедди. В первых же строчках папируса PYadin., 11 встречается указание о том, что Эн-Гедди является деревней "господина Кесаря" - О взаимоотношениях жителей Эн-Гедди с администрацией императорского хозяйства в данном случае можно говорить лишь предположительно. Ввиду того что деревня входила в состав императорского хозяйства, можно предположить, что в Эн-Гедди жители как раз и были арендаторами земли у императора. Важно, однако, другое. Пример второго мужа Бабаты и его родственников показывает, что жизнь в пределах императорского хозяйства ничуть не препятствовала жителям Эн-Гедди обладать любой другой, в том числе и земельной, собственностью в другом месте.

Иначе говоря, в рассматриваемое время взаимоотношения императорского хозяйства с арендатором на территории самого хозяйства или же с собственником близлежащей деревни ограничивались правоотношениями в связи с арендуемой землей или же уплатой установленных налогов. Однако, судя по всему, взаимоотношения жителей деревни с чиновниками императорского хозяйства дальше налоговых расчетов никогда не шли[105].

Подводя некоторые итоги, отметим, что местное население провинций, поскольку не бунтовало и не злоумышляло против интересов Рима, имело полную возможность жить так, как ему заблагорассудится. Действительно, местные жители реально ощущали римское присутствие и его влияние на свою жизнь только в тех случаях, когда требовалось составление деловых бумаг, разрешение юридических споров, касающихся статуса человека в обществе, или же тогда, когда речь шла об уплате налогов. Принципиально важно отметить, что и после 70 г. н. э. на территории Палестины сохранялась деятельность и иудейских судей. Если же говорить о деревне Маоза, то единственным же реальным свидетельством присутствия римской власти в этой иудео-набатейской деревне было некоторое количество профессиональных писцов, ведших делопроизводство по-гречески[106].

Вышеизложенное позволяет уточнить, что рассматриваемые папирусы сообщают известную информацию о жизни свободных земледельцев, называемых и в Библии, и в Талмуде, и в раввинистической литературе "людьми земли" (ам хаарец)[107]. Тот же факт, что в силу исторической случайности мы располагаем подробной информацией о жизни деревни с преобладанием иудейского населения с территории римской провинции Аравии, представляется не столь существенным. В силу обрисованных выше особенностей, внутренняя жизнь Маозы едва ли чем-либо отличалась от жизни многочисленных деревень Палестины географической в собственном смысле слова[108].

Основным занятием людей земли (ам хаарец) все же было, как следует из сохранившихся документов, земледелие. Основное содержание рассматриваемых папирусов - это купля-продажа земельных участков и, несколько реже, домов или построек. В связи с тем, что все объекты подобных сделок описываются в документах подробно, мы можем охарактеризовать экономические отношения в рассматриваемом районе достаточно обстоятельно. Начнем с категорий земли. Папирусы позволяют выделить по агротехническим условиям участки, требующие и не требующие искусственного орошения, что вполне закономерно, ибо уровень осадков в северном Негеве делал возможным возделывание сельскохозяйственных культур и без орошения[109]. В документах из вади Мурабба'ат упоминаний о нормах орошения нет, что объясняется, вероятнее всего, случайностью состава самой коллекции, не образующей единого архива, отчасти, возможно, и не очень хорошей сохранностью самих документов. Археологические исследования и наблюдения современных этнографов показывают, что при этом площадь угодий, обходящихся без принудительного орошения, всегда превышала площадь полей и садов, для которых искусственное орошение оказывалось жизненно необходимым[110].

Данные папирусов позволяют выделить вокруг Маозы также несколько категорий земель в зависимости от вида возделываемых культур и юридического статуса земель. Это:

- поля или участки, засеянные одной культурой (зерновыми или бобовыми);

- поля, засеянные несколькими культурами (в документах архива Бабаты это сады: термин обозначает финиковые плантации, засаживаемые, как можно думать, и ячменем);

- виноградники. Однако в папирусах архива Бабаты упоминаний о виноградниках нет совсем. Среди документов вади Мурабба'ат единственным таким упоминанием является папирус PMur., 29, происходящий, как и все документы вади Мурабба'ат, из районов, от-стоящих достаточно далеко на северо-запад от южной оконечности Мертвого моря и Маозы. Это позволяет считать, что в районе Маозы виноградников либо не было совсем, либо они были малочисленны, ввиду того что основной сельскохозяйственной культурой района были финиковые пальмы.

С юридической точки зрения папирусы позволяют различать земли, принадлежащие поселению в целом, императорские земельные владения, частные земельные владения, земельные участки, сданные в индивидуальную или коллективную аренду. Ряддокумен-тов позволяет как будто бы говорить, что определенными земельными участками владел не только тот или иной хозяин, но и его компаньоны, называемые в тексте "товарищами" (PSeelim., 60). Мы не знаем, идет ли речь в таких случаях действительно о совместной собственности на землю группы лиц или же деловые отношения этих "друзей" затрагивали другие стороны их жизни. Первое предположение кажется более вероятным.