Элиас Дж. Бикерман. Евреи в эпоху эллинизма

Часть III - ПОСТОЯНСТВО И ПЕРЕМЕНЫ

Ретроспектива

Мы рассмотрели факты, относящиеся к домаккавейскому периоду. Необходимо еще раз настойчиво подчеркнуть особую недостаточность наших знаний. Те труды и фрагменты трудов и даже имена авторов (действительные или вымышленные), которые мы рассматривали, сохранились не по капризной случайности и не вследствие их исторической или литературной ценности, но просто потому, что они касались околобиблейских проблем.

Эти труды рассказывали о библейских героях, или они предположительно написаны теми, кто упомянут в Торе, или действие в них происходит в библейские времена, или они подражают Библии. Первая известная нам еврейская книга, автор которой представляется читателю, - Иисус сын Сирахов из Иерусалима есть подражание Книге притчей Соломоновых.

Но книги, не связанные с Писанием, были утрачены, например, "писания древних мужей", бывших основателями движения терапевтов, которое описал Платон.

Это случилось потому, что еврейские постбиблейские книги передавались (за редким исключением) через церковь, а церковь интересовалась только теми еврейскими книгами, которые были связаны с Писанием, будь это сборник рассказов о Данииле или роман вроде Завещаний двенадцати патриархов. Если бы не было обнаружено известное поселение на Мертвом море, мы бы так и не узнали о книгах, которые оставили его жители, при том что их библиотека содержала не менее семи арамейских копий енохических книг, вроде так называемого апокрифического Бытия, найденного в Кумране, которое по каким-то причинам не было популярно у евреев римской эпохи, или, может быть, осталось неизвестным церкви, или, может быть (по неизвестным нам причинам) было отвергнуто христианскими переписчиками. Единственно, что сохранилось из не околобиблейских книг, так это история Гелиодора и история сборщика налогов Иосифа.

Так что все, что мы имеем, было отобрано благочестивой рукой. У нас нет ничего из беллетристики, научных трудов, историографии и риторических сочинений евреев раннеэллинистического периода - ни по-арамейски, ни по-гречески, ни на иврите. (Случайно мы узнаем о двух мужчинах по имени Агафобулы, учителях философа Аристобула, занимавшихся еврейским календарем, но эти Агафобулы, как Аристобул и безымянный предшественник Филона, на которого тот иногда ссылается, - также занимались сакральными текстами.) Таким образом, если мы хотим видеть в Енохе, Книге Юбилеев и остальном отражение идей и исторических движений той эпохи, мы никогда не должны забывать, что эти книги отражают лишь отдельный и ограниченный сектор еврейской жизни и еврейского мировоззрения своего времени. Почти все наши источники показывают своих авторов и эпоху лишь в религиозной перспективе.

Между тем еврейство всякого благочестивого еврея было лишь одним аспектом его жизни и мышления. Он работал, отдыхал, путешествовал и платил налоги, судил о супруге или ближних, в болезни - лечился, обедом - наслаждался, и все это не как еврей, но просто как человек III века до н. э. К тому же и само еврейство отразилось в этих книгах не просто единообразно, но прямо односторонне. Мы слышим голос только той стороны, которая победила вместе с Маккавеями. Ничего не сохранилось от тех "грешников", которых проклинали Бен Сира, Енох, автор Книги Юбилеев и другие. А ведь те нонконформисты тоже были евреями, и, по-своему, тоже богобоязненными евреями.

Но другого источника сведений о тех годах у нас просто нет. Исследуя книги домаккавейской эпохи, мы пытались распознать приметы духовных перемен, при этом мы избегали указывать на причины таковых. Часто мы противопоставляем еврейское и греческое мышление, выделяя характерные черты мышления классического Израиля и классической Эллады, но мы редко указываем на греческое влияние.

В первую очередь, Иерусалим был не меньше подвержен переменам, чем Афины. Многие неожиданные черты нееврейства, то есть то, что лежало за пределами линии, которая в нашем воображении соединяет последних пророков и первых рабби, - возможно, появилось в результате изменений в самом еврействе.

Историки Избранного народа до сих пор рассматривают этот вопрос с позиций "Пиркей Авот": "Моисей получил Тору на Синае и передал ее Иисусу Навину... Гиллель и Шаммай приняли ее от них". И то, что в этой конструкции Гиллель и Шаммай подставлены вместо Иоанна Крестителя и Иисуса, не очень-то улучшает все построение. Евреи эллинистической эпохи не подозревали, что живут в "межзаветную" эпоху, они не считали себя просто потомками патриархов и предками законоучителей. Они были людьми своего времени, и эллинистическая эпоха предоставляла им большие возможности.

Давайте к тому же еще раз подчеркнем, что имелась громадная неизвестная сила, которая искажает все наши подсчеты влияний. Арамейский мир, который начинался на "реке Египта" и простирался даже до Каспийского моря и за Индом, остается для нас почти неразличимым. И мы почти ничего не знаем о его различных вариантах и вариациях - например, мы едва различаем аборигенов египтян за рядами "эллинов" царства Птолемеев. И все же, несмотря на все это, цивилизация Леванта упорно сохраняется при македонских правителях. Арамейская письменность остается средством общения как между буддийским императором Ашокой и современным ему первосвященником Иерусалима, так и между парфянским сборщиком налогов и еврейским книжником.

Около 200 г. до н. э. заметный человек в Уруке Селевкидов (Ерех) носил одно-временно вавилонское и греческое имя Аннубалит-Нефалон, но он же оставил длинную арамейскую надпись в вавилонском храме, который он восстановил. Северная Сирия была превращена Селевкидами во вторую Македонию, но они давали людям там арамейские прозвища; монеты персидских владык - вассалов Селевкидов имели арамейские надписи. А в Иерусалиме даже голос из Святая Святых говорил с первосвященником Симеоном Праведным по-арамейски.

Средиземноморье (от Александра до Магомета) имело два средства общения: греческий и арамейский. Вавилонские легенды клинописных памятников стали известны грекам через греческие и арамейские переводы, так что они дошли даже до Овидия в Риме Августов. Арамейский был также средством религиозной пропаганды персидских магов на Западе. И даже враг этих магов Мани не только писал по-арамейски, но и знал книгу Еноха, написанную (по-арамейски) евреем примерно за 600 лет до него.

Именно интернациональные элементы (греческий и арамейский) в постоянном общении с местными сформировали дух эллинистического Востока. Мы уже показывали, что сходны еврейская и греческая истории о божественной помощи, и также похожи забота Ашоки о спасении человека и philanthropic! эллинистических царей, к которым буддистский правитель Индии посылал миссионеров. И надписи Ашоки на западе его царства - в Афганистане существуют также в арамейском и греческом вариантах. Как же нам разделить греческую, ара-мейскую и индийскую нити в исторической паутине?

Сложность цивилизации Леванта в раннеэллинистический период ясно видна в Финикии. Финикийцы фигурируют как победители греческих атлетических состязаний с 270 г. до н. э. И тем не менее, когда финикийские города получили от Антиоха IV (поборника эллинизма) привилегию чеканить монеты, они чеканили на своих монетах символы местных богов и надписи на них были финикийскими или финикийскими и греческими. У нас есть портрет финикийского жреца примерно того же времени, и хотя надпись на этом портрете финикийская, но одежды изображенного - египетские. Столетие спустя в Гадаре за Иорданом - в городе, который похвалялся своим аттицизмом, на устах жителей было и греческое приветствие chaire, и финикийское (или арамейское) salam.

Но давайте вернемся в Иерусалим. В Завещании Неффалима корабль является символом Израиля. Но корабль государства представлял собой естественную аллегорию греков и встречается в греческой литературе с 600 г. до н. э. Однако галера со свернутым квадратным парусом была также обычным изображением корабля на сидонских монетах, и раввинистическое мнение по морскому закону отражало финикийскую традицию.

Опять-таки когда Экклезиаст настаивал, что надо есть, пить и наслаждаться жизнью, пока не поздно? Что он повторял? Строчки греческого поэта или предостережения из старой египетской песни (которая и в его дни была на устах)? Или, может быть он вторил мудрости жизнелюбия древнего Израиля: "будем есть и пить, ибо завтра умрем!" (Ис. 22:13)?

Греческая цивилизация была цивилизацией победителей, хозяев Леванта, и македонское копье своей тяжестью добавило грекам аргументов. Но в отличие от современной колониальной системы тогда между покорителями и покоренными не было непреодолимой преграды: секулярная греческая цивилизация была открыта всем, и эллинизм был растворен в том воздухе, который вдыхали все.

Вместе с тем было бы неверно преувеличивать силу греческого влияния. Мы, скорее, склонны представлять себе эллинизацию схожей с европеизацией современных стран Востока. А нам известно, что европейское влияние на культуру Востока становится преобладающим там, где сопровождается промышленной революцией. Греки же не принесли с собой пароходов или чудодейственных лекарств.

И пусть македонская сарисса была длиннее копья персидских стражников, но оба были оружием одного рода. Греческие хозяева дали Востоку более действенную и несколько более честную администрацию; более совершенную бюрократическую машину, которая приводилась в движение письменными приказами, спускаемыми по иерархической лестнице; власть права; больше мира и больше порядка. Но они не трогали более глубоких слоев жизни покоренных народов и не хотели и не могли их затронуть. Конницы, скороходов, офицеров или денег у македонского государства было достаточно только на то, чтобы поддерживать порядок и собирать налоги.

Впрочем, греческое владычество произвело одну существенную перемену в социальной жизни Востока - оно усилило и продвинуло средний класс в результате своей экономической политики и в особенности тем, что местные эллинизированные чиновники во множестве были приняты на правительственную службу. Из них затем выдвинулись местные руководители.

Для того чтобы продвинуться в армии, в администрации, в делах и особенно по социальной лестнице, было необходимо свободно говорить и писать по-гречески, причем в модной манере. Человек на службе у Зенона жалуется, что не получает своего жалованья, потому что не владеет в достаточной степени греческим. В греческой пьесе III века до н. э. одного человека хвалят за его моральные качества. Среди других упоминается такая заслуживающая похвалы черта, как "простота" (haplotes), что также пылко восхваляется в Завещаниях двенадцати патриархов. Кроме того, он заслуживает похвалы за преданность царю (philobasileus) и любовь к грекам (philhellen).

Однако массы туземного населения не нуждались в том, чтобы учить греческий или любить греков. Гор (Horus - по-гречески), служитель священной птицы Ибис, смог послать свои пророчества-видения Птолемею Филопатру, несмотря на то, что плохо владел греческим, но его египетские послания, несомненно, переводились двуязычными писцами. Так же и грекам не было смысла учить языки Востока, поскольку в изобилии были писцы. Так что писцы были, возможно, самой важной составляющей нового местного среднего класса.

Местное население группировалось вокруг своих святилищ, недоступных иностранцам. Иностранцы не могли входить в египетские храмы, как они не могли входить в Иерусалимский Храм. Иногда специально указывалось, что нельзя входить, например, азиатам, бедуинам, финикийцам - и грекам. Защищенные своими храмами и тем, что греки не знали восточных сакральных языков, некоторые провидцы - египетские, вавилонские, еврейские и, возможно, даже финикийские - предсказывали конец греческого правления. Другие же становились на сторону македонских правителей. Упомянутый выше Гор уверял своих правителей Птолемеев, что Исида, божественная покровительница Египта, их любит и к ним благоволит.

Так что контакты греков и жителей Востока были, так сказать, поверхностными, происходили по касательной, причем точкой касания было "правительство". Сменялись правители и сборщики налогов; приходили (обычно с поборами и грабежом) солдаты и уходили; войны опустошали страну. Но эти вторжения напоминали налеты саранчи: они опустошали страну, но не затрагивали ее образ жизни.

Настоящая эллинизация империи Селевкидов (за пределами Малой Азии) началась только с уходом Селевкидов с исторической сцены. Тогда эллинизация стала делом местных правителей. Не случайно поэтому, что Арсакиды, Хасмонеи и другие восточные князья позднеэллинистического периода называли себя филэллинами] для того чтобы играть активную роль в международной политике, они были вынуждены перенять греческую культуру. Больше того, им приходилось ради своего выживания распространять среди подданных греческие дос-тижения. Высшие офицеры и чиновники Селевкидов были по большей части греками. При Хасмонеях же - евреями, но для поддержания в рабочем состоянии бюрократической машины и армии требовалось, чтобы эти новые служащие хорошо знали греческие технологии. Ценой независимости стал космополитизм.

При рассмотрении проблем культурной диффузии следует различать тех, кто получил греческое образование, и тех, у кого его не было. Поскольку в домаккавейский период не было еврейской системы образования, евреи - и в особенности евреи в рассеянии, - получившие греческое образование (или просто жившие среди греков), поневоле отчуждались от культуры своих предков. Единственной связью таких евреев с родиной праотцев оставалась греческая Тора и служба в синагоге, да еще семейные традиции. Так что поэты и философы, обращавшиеся к еврейским темам (Аристобул, Иезекииль, Феодот и другие) черпали свое "еврейство" - в книгах: самобытность Избранного народа их больше в жизни не затрагивала.

Живя при дворе Птолемеев, Аристобул в своем "Разъяснении к Писаниям Моисея" утверждал: "Все философы согласны в том, что мысли о Боге должны быть чистыми, и на это вдохновляет нас наша школа". И хотя поэт Иезекииль пишет об Исходе, а поэт Филон - об Аврааме и Иосифе, они разрабатывают свои темы на греческий манер. Во всем: от выбора редких слов до выбора экзотических (с точки зрения греков) предметов - эти еврейские поэты демонстрируют вкус Александрии. Читатель-язычник, достаточно сведущий, чтобы оценить стихи Филона, мог наслаждаться чудесным появлением овна во время жертвоприношения Исаака так же, как он бы наслаждался экзотическими деталями у Аполлония Родосского. Так что Иосиф и позднейшие христианские составители были правы, когда относили Филона к поэтам-язычникам. И почему бы греку-язычнику не выбрать темой своего поэтического труда Авраама?

В древнем мире иностранные языки не были предметом образования; так что если бы не Септуагинта, то поэт Филон, а также философ Филон (оба не владевшие ивритом), никогда бы ничего не узнали о вере своих предков. Греческие же идеи проникали в Иудею, затрагивая даже тех евреев, которые не знали преимуществ греческого образования. И пусть отрывочно и фрагментарно и без привязки новых идей к общему мировоззрению, но евреи впитывали новые понятия, приспосабливая те элементы греческой культуры, которые представлялись им полезными и вдохновляющими, и отвергая остальные. Например автор Завещания использует известную метафору о горшечнике и глине в его руках, но прибавляет, что Бог сотворил тело по подобию духа и дал человеку душу по способностям тела. Это - идея Аристотеля. Больше того, автор заключает все общей формулой (греческого происхождения) - Творение совершилось по весу, мере и праву. Вряд ли он знал (и, конечно, никогда бы не понял) формального мышления, различие между hyle и morphe и какой-нибудь иной компонент системы Аристотеля. Как мы все делаем, он лишь ухватил кое-что из мысли иностранца, которая показалась ему полезной.

Схожим образом националистический автор Книги Юбилеев заявляет, что при разделе земли между сыновьями Ноя Симу достался лучший удел, поскольку его земля не была такой холодной, как земля Яфета, ни такой жаркой, как земля Хама. Это представление, будто в среднем поясе лучше климат и, следовательно, рождаются люди получше, - распространилось среди греков с середины V века до н. э. При подобном географическом детерминизме уроженцы Малой Азии могли стать такими же сильными и вдохновенными, как греки, но национализм не пользуется услугами логики, и греки ограничились тем, что распространили эти выводы только на себя самих. Автор Книги Юбилеев, очевидно, слышал об этой идее греков и приспособил ее для прославления Израиля; у него Сион, обращенный липом к Синаю и Эдемскому саду, стал центром земли. Другой автор-герменевт применил теорию золотой середины к климату своей страны - Египта.

Из приведенных примеров становится ясно, что недостаточно обнаружить заимствования и влияния, нам следует узнать, почему и для чего новый мотив вплетался в традиционный узор. Так дарвинизм был одной из главных сил в мире (1870- 1918), но в Европе он проявлял себя умеренно, а в Америке та же самая идеология действовала консолидированно.

В Новом Свете мысль, что выживают только самые приспособленные, была обоснована и придавала уверенности и агрессивному бизнесмену, который не давал ни единого шанса недотепам, и бедному переселенцу на землю безграничных возможностей. Но на обоих континентах люди приспособляли куски и обрывки сложной идеологической системы к своим нуждам, оставаясь безучастными к общему значению и ценности тех теорий, которыми они пользовались.

В этой ретроспективной главе мы бы хотели предостеречь читателя, прямо объявив, что наша историческая конструкция построена на слабом фундаменте. Наши источники не только фрагментарны, но и однобоки. Евреи упоминаются в документах, папирусах и надписях, но там, как правило, ничего не говорится про их еврейство. Что же касается еврейских лите-ратурных источников, которые уцелели, то они отбирались сектантами и потому обычно отражают религиозный аспект жизни евреев в раннеэллинистическую эпоху.

Поскольку же доступные источники помещают евреев в рамку греческой цивилизации, то они и провоцируют исследователя формулировать исторические вопросы исключительно как альтернативу: еврейское или греческое.

Тогда у нас нет возможности принять во внимание все другие элементы сре-диземноморской культуры описываемого периода. Правда, наши источники иногда позволяют нам принять во внимание некоторые интеллектуальные перемены, но не позволяют докопаться до их причин.

Все же, как заметил Вико более двухсот лет назад, люди принимают только те идеи, к которым их приготовило предшествующее развитие и которые, добавим от себя, кажутся им полезными.

И тем не менее пусть мы и не знаем до сих пор ответов, мы рискуем их никогда не получить, если перестанем формулировать вопросы. Автор надеется, что настоящая книга позволит читателю задать вопрос "почему". Как говорит Сенека, Pluri-mum ad inveniendum contulit qui speravit posse reperiri.