КАНТОНИСТЫ - страницы трагедии

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЕВРЕИ В РОССИИ. ИХ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.

При Екатерине II к России были присоединены на Западе области с многочисленным еврейским населением. По указу 1772 года "О принятии под Российскую Державу от Польши провинций" евреи этих областей получили гражданские права наравне с русскими подданными, что дало им возможность записываться в сословия мещан и купцов. Из новоприсоединенных польско-литовских земель и Белоруссии евреи переезжали во внутренние губернии России. Там они стали опасными конкурентами для многочисленного сословия мелких купцов, в руках которых была торговая жизнь деревни. Сельские торгаши не хотели иметь конкурентов в лице евреев, а потому добивались их выселения из сел и деревень. Правительство, прислушиваясь к подобным требованиям, начинает относиться враждебно к своим новым подданным. Городское русское население по той же причине хлопотало об обратном: о выселении евреев из города. И это требование правительство считало обоснованным. Результатом домогательств коренного населения был закон, обнародованный в 1791 году. По новому закону евреи могли селиться и торговать лишь в особо указанных им губерниях и запрещено было проживать в тех местах, о которых в законе не сказано, что они могут служить для них местом постоянного жительства. Отсюда и пошла черта еврейской оседлости. Получилась Россия с евреями и Россия без евреев. В черту еврейской оседлости, помимо Царства Польского, вошли Бессарабская, Виленская, Витебская, Волынская, Гродненская, Екатеринославская, Киевская, Ковенская, Минская, Могилевская, Подольская, Таврическая, Херсонская и Черниговская губернии. Скученность евреев в этих губерниях, всевозможные ограничения в отношении деятельности создали среди них невообразимую нищету. Малейшая попытка вырваться из "черты" рассматривалась как тяжкое преступление. Евреи допускались во внутренние губернии России только временно, на строго определенное количество дней для торговых и связанных с этим судебных дел. Приезжая в Петербург, Москву, Киев и другие большие города, они обязаны были проживать только в специально отведенных для них подворьях. Выезжать из страны, эмигрировать не разрешалось, и еврейская масса задыхалась в отведенной ей "черте".

С течением времени, в царствование Николая I эта "черта" все больше суживается и по "Положению о евреях" 1835 года в черту еврейской оседлости входили уже только Литва и Юго-Западные губернии, Белоруссия без деревень; из украинских губерний - только Черниговская и Полтавская без казенных сел, Новороссийский край без городов Николаев и Севастополь, Киевская губерния без Киева, а в Прибалтийских губерниях могли проживать только старые поселенцы, новые туда не допускались. Вся трехмиллионная еврейская масса России ютилась в своем огромном большинстве в местечках. Было очень много местечек, в которых население состояло сплошь из евреев.

Начавшееся в первой половине прошлого столетия строительство железных дорог лишило евреев таких занятий, как извозничество, содержание постоялых дворов и почтовых станций. Сократились источники пропитания, но замкнутые в черте оседлости евреи не могли находить новые занятия взамен утраченных, а правовые ограничения и специальные сборы довершили процесс их экономического упадка.

Основным занятием еврея черты оседлости была торговля, в которой было много градаций: от именитого купца до мелкого лавочника. Чаще всего в лавке орудовала жена, а муж проводил свое время в синагоге за изучением талмудических трактатов.

Большинство "торгового класса" брало с боя каждый кусок хлеба, борьба за существование была невероятная. Каждая самая ничтожная отрасль торговли имела в каждом городке десятки конкурентов. Лавочек было - что звезд в небе. А весь товар в них, который можно было купить за 20-30 рублей, должен был кормить целое семейство.

Ступенью ниже на социальной лестнице стояли ремесленники. И в их быту нужда была велика, но они, вдобавок, были пасынками еврейского общества. Наиболее распространенными были профессии портного и сапожника, и эти же ремесла пользовались незавидной репутацией. Более привилегированное положение занимали те ремесленники, где, помимо рук, нужен был вкус, замысел и теоретические знания, как например, ювелиры, часовщики, слесари и т.п. А еще ниже стояли чернорабочие: водоносы, извозчики, прислуга разного рода.

Их дети прекращали свое обучение в еврейских школах, так называемых хедерах, в раннем возрасте и помогали отцу в работе. Ремесленники и чернорабочие не могли претендовать на положение в обществе, где человек ценился по количеству заученных богословских трактатов. Ремесленник - это неуч, а потому его не уважали, и самый мелкий торгаш ставил себя выше портного или сапожника. Такой взгляд на ремесло вырос не на почве пренебрежения физическим трудом, а был результатом теократического строя, на котором покоились все прочие основы еврейской жизни. Это обстоятельство было одной из причин невероятной нищеты еврейских масс в России. Типичная еврейская семья в черте оседлости жила в невозможных лачугах, одевалась в лохмотья, питалась, да и то не каждый день, самой дешевой селедкой, картошкой и хлебом и в количестве, еле достаточном для того, чтобы не умереть с голоду. Нужно было видеть тесные, почти развалившиеся лачуги, где полунагие ребятишки обитавших в них семейств теснились на нетопленых печках и дрались из-за рогожи, которой каждый из них хотел закутаться, чтобы как-нибудь согреться от холода. Нужно было видеть, когда отец семейства появлялся на пороге с буханкой хлеба и дети его с криком радости бросались с печи, овладевали хлебом, и, счастливые пускались в пляс. А сказки матерей! Убаюкивая голодного ребенка, они ему рассказывали о дожде из булок, упавших у самых дверей какого-то бедняка, о мешке с золой, превратившемся в мешок с крупой. Нужно было все это видеть и слышать, чтобы иметь представление о потрясающей нищете, царившей в черте еврейской оседлости. Таких семейств было не тысячи, а сотни тысяч.

Бичом еврейских местечек и городов были нищие, бродившие толпами с женами и детьми. Ежедневно, особенно в неурожайные годы, можно было видеть этих нищих, обходивших дома за подаянием. Власти на местах в своих донесениях высшему начальству неоднократно указывали на это явление. Губернские власти докладывали в Петербург о тяжелом экономическом положении местечковых жителей. Так например, Киевский и Подольский генерал-губернатор князь Васильчиков сообщал о невероятной конкуренции среди еврейских ремесленников. Лишенные средств к существованию, они превратились в бродяг, готовых на все, лишь бы добыть себе пропитание.

Но обратимся к отзывам официальных обследователей экономического положения евреев в Западном крае, к отзывам, лишенным всякого пристрастия. Вот что писал чиновник министерства внутренних дел Бобровский о положении в Гродненской губернии:

"Самая значительная часть евреев принадлежит к бедным. Постоянно нуждаясь, бедные евреи, вечно хлопочут о насущном куске хлеба. Отягченные многочисленными семействами, они живут в тесноте, превосходящей всякое воображение. Нередко дом в 3-4 комнаты вмещает до 12-ти семейств. Наружность этих домов самая плачевная. Неопрятность изнутри переходит на улицу. Достаточно обойти любой город, чтобы узнать те части его, которые заселены этими несчастными... Жизнь евреев этого класса проходит в горестях, лишениях и вечной суетливости... Стол бедного еврея более чем скуден; целые семейства иногда довольствуются фунтом хлеба, селедкой и несколькими луковицами. Одежда всегда изорванная, грязная... За 15 копеек еврей-фактор будет бегать целый день. Зловоние и миазмы, холод и сырость кладут печать на все существо еврея-бедняка и бывают причиной распространения эпидемий и смертности, доходящей до невероятных размеров. По привычке к нечистоте евреи страдают чесоткой. Все дети худосочны и золотушны. Золотуха у евреев часто обнаруживается в отвратительных язвах, струпьях и сыпях".

Говоря о городе Гродно, в котором в то время проживала восьмая часть евреев этой губернии, Бобровский отмечает, что в нем смертность исключительно велика. "Загляните в один из этих скученных грязных домиков, - говорит он, - готовых на ваших глазах обратиться в груду развалин и поглотить 15 душ мужского и женского пола, и вас поразит удушье, злокачественный воздух. Толпа полунагих ребятишек едва помещается в мрачно темной избенке, три четверти которой заняты печкой, кроватью и столом. Сколько искусства надобно еврею, чтоб снискать средства пропитания своим детям! Образ жизни евреев готовит обильную жатву для преждевременной смерти. Чахотка, удушье, нервная горячка, кровавый понос и геморрой находят среди них немало жертв.

От чахотки всего чаще умирают молодые евреи, желающие постигнуть тайну своей религии".

О положении в Белоруссии и Полесье находим у другого обследователя - Зеленского следующие строки:

"Половина, если не три четверти еврейского населения состоит из людей, которых можно было бы обвинить в торгашестве и факторстве, в тунеядстве и праздности, но не потому, чтобы качества эти происходили от лени и нерасположения к труду, а потому, что эти несчастные горемыки, думающие только о насущном куске хлеба, прозябают со дня на день, положительно не имея средств и возможности заняться производительным трудом.

Несчастные эти семейства (неоседлые мещане) не имеют ни кола, ни двора, живут в грязи и нищете, не зная при всей своей охоте к труду, как перебиться завтрашний день и по необходимости прибегают к разного рода предосудительным средствам, с единственной целью удовлетворить насущным потребностям".

В статистическом описании Киевской губернии о положении бердичевских евреев в сороковых годах у Фундуклея говорится:

"В Бердичеве нет городского благоустройства, что зависит от бедности и неопрятности его жителей. Здесь есть до 5 тысяч семейств (около половины еврейского населения города), живущих изо дня в день тем, что Бог пошлет. Помещаются они весьма тесно, часто по несколько семейств в одной или двух комнатах ветхой лачуги, так что ночью почти не остается свободного места между спящими. Многие из таких домов разделяются коридором на несколько квартир, в которых наниматели устраивают небольшие ручные заводы или мастерские, как то: воскобойные, свечные, кожевенные и прочие. Работают семьей и тут же помещаются среди вонючих материалов и изделий. Оттого целые улицы постоянно наполнены смрадным воздухом. Впрочем, этот быт свойствен всем бедным еврейским семействам не в одном только Бердичеве".

О том же Бердичеве писал в середине прошлого века корреспондент "Московских ведомостей":

"В тех местах, где живет бедная часть еврейского населения, улицы не шире 1,5 саженей; на них с двух сторон обвалившиеся домики, один возле другого, у кого без крыши, у кого без окон, у кого без целой стены; на пространстве улицы перед домом десятки детей почти голых валяются в грязи".

Подобные описания об экономическом положении евреев мы находим в отчетах департамента внутренних дел Ковенской, Черниговской и других губерний Юго-Западного края. Повсюду беспросветная нужда и крайняя, ни с чем не сравнимая нищета.

Вот каким образом рисуют положение большинства евреев чиновники, занимавшиеся изучением на месте быта различных классов населения Западной и Южной России. И ни у кого из этих этнографов и статистиков не было, конечно, задней мысли выступить защитником еврейских интересов. Наоборот, все они относятся более или менее неприязненно к еврейской массе и не упускают случая указать на ее отрицательные стороны. И если они изображают такими мрачными красками судьбу этой массы, то только потому, что они, эти чиновники, еще не созрели до той степени ложного патриотизма, когда позволяют себе представить действительность в превратном и извращенном виде.

Вдобавок ко всему периодически повторявшиеся в середине прошлого века погромы в большом числе городов и местечек также содействовали окончательному разорению еврейских масс.