Эллинистическая цивилизация и евреи

Виктор Чериковер

ссылки к главе

Обсудим?
Жду Ваших писем!

= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИСТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =

Часть I

ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ В ПАЛЕСТИНЕ

Глава 5

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ АНТИОХОМ ЕВРЕЙСКОЙ РЕЛИГИИ

Преследование еврейской религии, известное как "гезерот [зловредные указы] Антиоха", ставило в тупик ученых нашего времени. Что побудило греческого царя, человека, выросшего и воспитанного в атмосфере религиозной терпимости, столь характерной для греко-римской культуры, подавлять вооруженной силой закон Моисея, заменить монотеистический культ в Иерусалиме культом Зевса Олимпийского, а также запретить обрезание, соблюдение субботы и другие еврейские ритуалы, как если бы это были обычаи нации преступной и безнравственной?

Было предпринято много попыток объяснить причины и движущие мотивы данных указов, и прежде чем описывать то, что произошло, мы должны познакомиться с этими объяснениями и дать собственное. Результаты исследования этой проблемы могут быть сведены в пять групп, каждая из которых отражает определенный подход к объяснению причины. Однако надо сразу указать, что эта классификация в чем-то схематична, поскольку в действительности эти подходы частично совпадают и для большинства ученых наиболее приемлемым методом является синкретический[341].

1. В первую очередь нам следует рассмотреть те объяснения, которые связывают указы Антиоха с характером царя. Никто, конечно, не утверждает, что характер Антиоха является единственной причиной преследований, но почти все ученые обращали внимание на те черты его характера, которые сыграли роль последнего импульса, способствовавшего изданию указов. В этом утверждении есть определенный смысл, поскольку даже в античном мире особенности его натуры привлекали внимание историков. У эллинистических авторов Антиох выглядит как человек, в котором в равной пропорции смешано положительное и отрицательное. Еврейская историография представляет его как "олицетворение зла", тирана беспримерной жестокости. Но ясно, что эта искаженная картина не может быть использована для его характеристики, поскольку от врагов нельзя ожидать справедливости и беспристрастности. Вместе с тем, с другой стороны, нет основания и для идеализации Антиоха.

Помимо еврейских книг существуют греческие источники, описывающие личность Антиоха. О нем подробно сообщает Полибий, а Ливии и Диодор основывают свои сочинения на его описании. Рассказ об Антиохе, имеющийся у Полибия, ни в малейшей степени не относится к числу тех, что могут вызвать восхищение. Полибий сообщает о нем странные вещи. У Антиоха нет политического такта, он не понимал, как надо поступать согласно званию царя. Иногда он покидал свой дворец и странствовал по улицам столицы с двумя или тремя придворными, заходил в лавки и мастерские ремесленников и долго беседовал с простыми людьми. Однажды во время одного из своих обычных посещений общественных бань он вылил кувшин ароматического бальзама на головы купающихся и забавлялся видом людей, катающихся на скользком полу, будучи не в состоянии подняться и удержать равновесие. При этом он сам находился среди них. Особенно он любил пьянствовать в обществе простого народа, его не раз видели в темной компании иностранцев неизвестного происхождения и вида. Если он слышал о какой-то попойке, устраиваемой молодыми людьми, то внезапно мог появиться среди гостей, сопровождаемый музыкантами, производя столь странное впечатление на участников, что на них нападал страх и многие убегали. Иногда он ходил по улицам Антиохии, роскошно одетый и увенчанный розами, щедро одаряя встречных то золотыми кольцами, то простыми камнями.

Подобно Нерону двумя веками после него, ему нравилось лично участвовать в театральных представлениях. Однажды во время великого праздника, устроенного им в Антиохии, он появился перед аудиторией как актер и начал танцевать с другими исполнителями. Греки никогда не видели царя в такой роли, и многие от стыда покинули пиршественный зал. Его поведение в отношении других было полно противоречий и неожиданных поступков, поскольку в обществе лучших друзей он был молчалив, а с посторонними был говорлив. Некоторых он одаривал драгоценными дарами, такими как серебро и золото, а других, без каких-либо причин, бросовыми предметами - финиками или игральными костями. Раздражительный и нервный, полный глубоких внутренних противоречий, постоянно старающийся сделать что-то совершенно необычное и поразить мир, - таким запечатлелся царь Антиох в глазах своих греческих современников. Отсюда неудивительно, что юмористы посмеивались над ним и называли его в своих насмешливых шутках Эпиман ("сумасшедший") вместо Эпифан ("богоявленный") (Polyb., XXVI, 10; XXXI; Liv., XLI, 19-20; Diod., XXIX, 32; XXXI, 16,1-2 )[342].

С другой стороны, у Полибия мы иногда находим более благоприятное отношение к нему. Положительные черты царя особенно явно проявляются, когда источники сообщают о его политической деятельности. Он старался восстановить селевкидское царство и спасти его от упадка, что выразилось в предоставлении прав греческим или эллинизированным городам и в усилении вооруженных сил государства. Царь стремился расширить границы царства, что нашло свое выражение в двух войнах с Египтом.

Его осмотрительное отношение к Риму свидетельствовало о проницательности в области международной политики. Все это непросто согласуется со странными свойствами его нервного характера и, напротив, свидетельствует о нем как о правителе с реалистическими и логическими политическими устремлениями.

Это также объясняет различие в рассказах о его характере, которые можно прочесть в литературе по данному поводу. Если исследователи используют одни и те же источники, и их истолкование одним автором отличается от истолкования другим, то отсюда следует, что образ царя формируется у каждого автора в соответствии со своим подходом. В то время как, по мнению Клаузнера, Антиох является просто "дегенератом", а Буше-Ле-клерк сравнивает его странное поведение с поведением Нерона и Калигулы, Эд. Мейер и Ростовцев рассматривают его как одного из наиболее выдающихся представителей династии Селевкидов. Таким образом, у каждого исследователя свое представление об Антиохе343.

Все интересные подробности о странном характере Антиоха, о которых сообщает Полибий, могли бы служить исключительно важным материалом для исторического романа, если бы мы его писали. Однако так как мы занимаемся не художественной литературой, а историей, мы можем задаться вопросом, до какой степени исследование характера Антиоха способно помочь в решении стоящей перед нами проблемы. Ясно, что нервность, истерия, вырождение и тому подобное не в состоянии объяснить причины преследования еврейской религии, поскольку то или иное отношение к религиозным вопросам зависит не от характера человека, но от его взглядов. Даже "безумный" приказ Калигулы об установке его статуи в Иерусалимском Храме не был результатом его "сумасшествия". Он объяснялся тем, что это "сумасшествие" стало проявлением определенной политики, и она, а не сумасшествие, было причиной приказа. Самое большее, с чем можно согласиться, это то, что большая энергия Антиоха и его нервный темперамент как-то ускорили процесс, приведший к гонениям, но причины для них надо искать в другом.

2. Взгляд, преобладавший в XIX в. и все еще имеющий последователей и сегодня, заключается в том, что главный мотив Антиоха состоит в его великой преданности эллинистическому духу и культуре. Многие ученые видят в Антиохе эллиниста par excellence, решившего распространить эллинистическую культуру среди всех своих подданных. Он видел в ней орудие для сплочения всех обитателей его огромной империи в одно единое целое. Однако вопреки всему остальному населению, воспринявшему эллинизм, евреи одни сопротивлялись ему. В Палестине эллинистическая традиция Антиоха натолкнулась на другую глубоко укоренившуюся традицию. Ученые предлагают различные оценки яростному столкновению между греческой культурой и еврейским монотеизмом - естественно, каждый в соответствии со своими общими взглядами на эллинизм и иудаизм[344].

Если обратиться к источникам, то мы обнаружим в них много фактов, которые можно использовать в поддержку этого мнения. Антиох был известен в древнем мире как энтузиаст эллинизма.

Греческая интеллектуальная элита ясно подчеркивала, что он был первым и единственным селевкидским царем, одаривавшим благодеяниями греческий народ и проявлявшим заботу о многих его нуждах (Polyb., XXIX, 8, 13). Его великодушие по отношению к грекам не знало границ. Он построил великолепный храм Зевса Олимпийского в Афинах, установил статуи и алтари богов на Делосе, пожертвовал гражданам Мегалополя средства на строительство городской стены, заложил фундамент мраморного театра в Тегее, предоставил золотые сосуды гражданам Кизика и совершил многое другое (Liv., XLI, 20). Не менее хорошо известны его труды во славу эллинизма в пределах самого его царства. Подобно великим основателям династии Селевкидов Селевку I и Антиоху I, Антиох Эпифан также стремился быть основателем греческих городов. Если же его деятельность нельзя сравнивать с тем, что совершили первые цари династии, то это объясняется не отсутствием политической воли, а только тем, что он родился по крайней мере на сто лет позже них.

Распространение эллинизма в восточных странах посредством основания там греческих городов было уже делом прошлого. Селевкиды утратили земли дальнего востока державы и только малая, притом самая эллинизированная часть царства - Сирия и Месопотамия оставалась еще в их руках. Было трудно продолжать распространение эллинизма в этих странах, поскольку многие важные греческие города, такие как Антиохия Сирийская и Селевкия-на-Тигре, уже давно здесь существовали. Отсюда следует новое направление деятельности Антиоха. Его замысел заключался не в строительстве новых греческих городов, но в усилении эллинизма там, где он уже существовал, а также в превращении древних восточных, еще не эллинизированных городов в греческие полисы посредством предоставления им особых политических привилегий. Около восемнадцати городов обязаны своим именем этому царю-эллинофилу[345]. Нельзя отрицать большой политической важности эллинизации этих восточных городов, поскольку она создавала Антиоху друзей среди богатой буржуазии этих общин и таким образом заметно укрепляла единство государства. Уже было показано, что Антиохия-в-Иерусалиме также должна была быть звеном в длинной цепи оплотов нового эллинизма в селевкидской империи.

И если мы зададимся вопросом, каким образом эта проэллинистическая политика могла повлечь гонения на иудаизм, то окажется, что этот весьма спорный подход может найти поддержку в источниках и, в частности, в самых лучших из них, в документах эпохи. В письме Антиоха к Никанору по поводу самаритян царь пишет: "Их посольство (самаритян) предстало перед моим советом и заявило, что обвинения против евреев не относятся к ним, поскольку они (самаритяне) предпочитают жить по обычаям греков...". (Fl. Jos. Ant. Jud., XII, 263:. Это письмо свидетельствует, что причиной указов, направленных против евреев, было то, что они не выказывали склонности жить "в соответствии с обычаями греков". Вторая книга Маккавеев сообщает, что в начале гонений был опубликован царский указ о распространении преследований на еврейское население греческих городов Сирии. В нем царь приказал казнить "не соглашавшихся переходить к эллинским обычаям" евреев (II Масс, 6:9). В декларации Антиоха V, сына Эпифана, в 162 г. до н. э. было написано в том же духе: "Мы услышали, что евреи не соглашаются на предпринятое отцом моим нововведение эллинских обычаев, а предпочитают собственные..." (II Масс, 11:24). Из этих пассажей ясно видно, что современники Эпифана и сам царь усматривали причину преследований евреев в упрямом отказе евреев сменить свой традиционный образ жизни на греческий. Насильственная эллинизация евреев была причиной гонений.

Указанное выше мнение, которое, по всей видимости, должно подкрепляться столь убедительными доказательствами, в действительности не выдерживает критики по следующим причинам. Ученые видят в Антиохе Эпифане продолжателя традиционной политики Селевкидов по эллинизации своих подданных. Однако, как это было показано выше, Селевкиды никогда не были "носителями культуры" и никогда не стремились эллинизировать население Востока, основываясь на глубоких духовных причинах. Эллинизация проявлялась в чисто внешней политической форме, т. е. посредством превращения восточных городов в греческие полисы. Нет оснований предполагать, что и "эллинофилия" Антиоха выражалась в другой форме. Он видел в эллинизме политическое средство усиления своего государства, однако это никогда не проявлялось у него в отмене местной культуры и замене ее на греческую[346].

В любом случае имеется одна деталь, которая может бросить тень на его приверженность греческой культуре, а именно его бесспорная приверженность римской цивилизации[347]. Подобно тому как его проримская политика возникла из желания усилить свое царство поддержанием хороших отношений с Римом, так и его эллинистическая политика была также обусловлена стремлением усилить свое государство, но отнюдь не желанием распространять идеи греческой культуры. Путь эллинизации был политическим и достигался посредством предоставления прав греческих полисов восточным городам. Это именно то, что было сделано в Иерусалиме по требованию самих эллинизированных евреев. И здесь мы подходим ко второй причине. Примерно в 175 г. до н. э. Иерусалим стал греческим полисом и, как мы видели выше, это не стало причиной изменения религиозной жизни города: культ Бога Израиля остался, как и прежде, а традиционные ритуалы не были отменены, даже если их легальная основа отрицалась. Поэтому преследования не были связаны с превращением Иерусалима в греческий полис. В период между 175 и 167 гг. до н. э. случилось нечто такое, что коренным образом изменило положение и придало эллинизации евреев характер приказа сверху. Ясно, что именно это "нечто", ставшее причиной преследования, было причиной гонений, а не эллинизация как таковая. Мы увидим ниже, что только анализ событий в течение этого периода позволит нам понять причины преследований и их особый характер.

3. Слабость предыдущей теории привела к замене ее другой, которую можно назвать доктриной "унификации". Сторонники ее придерживаются того мнения, что Антиох стремился к укреплению своего распадающегося царства посредством политической централизации и культурной унификации. Установление одной религии для всех народов государства было частью плана реформ[348]. Такое объяснение также находит свое подтверждение в источниках. В Первой книге Маккавеев (1:41-42) говорится: "Царь Антиох написал всему царству своему, чтобы все были одним народом и чтобы каждый оставил свой закон. И согласились все народы по слову царя"[349].

Второе подтверждение такого взгляда ученые видят в Книге Даниила (11:36 sqq.), где сказано: "И будет поступать тот по своему произволу, и вознесется и возвеличится выше всякого божества, и о Боге богов будет говорить хульное... и о богах отцов своих он не помыслит и ни желания жен, ни божества никакого не уважит, ибо возвеличит себя выше всех". В этих туманных строках исследователи видят намеки на далеко идущую религиозную реформу. Они полагают, что Антиох отвернулся от существовавшего в царстве официального культа и ввел другой, чуждый закону предков. Этот культ был в известной степени связан с обожествлением его самого. Такое истолкование нашло неожиданное обоснование в материалах нумизматики. Монеты свидетельствуют о внедрении во время правления Антиоха Эпифана в его владениях явно поощряемого царем культа Зевса Олимпийского. Он явно заменял традиционный культ Аполлона, божественного покровителя династии Селевкидов[350].

Специалисты указывают далее, что на монетах Антиоха облик Зевса имеет очевидное сходство с изображением царя. Отсюда делается заключение, что конечной целью Антиоха было введение в государстве собственного культа в виде культа Зевса Олимпийского, а также, что это был тот культ, который должен был утвердиться на Храмовой горе в Иерусалиме.

Эта теория выглядит гораздо более обоснованной, чем предыдущая, а синкретическая форма нового культа особенно привлекательна для ученых. Зевс Олимпийский был действительно истинно греческим божеством, но мог легко быть идентифицирован с любым "главным" богом восточного пантеона и особенно с сирийским "Баал Шамином". Бог Израиля также мог быть (по крайней мере, с точки зрения Антиоха) с готовностью идентифицирован с Зевсом. Но можно задаться вопросом, была ли эпоха правления Антиоха Эпифана готова для такой синкретической реформы? Если вышеуказанное сообщение Первой книги Маккавеев (1:41) достоверно и если действительно Антиох хотел ввести в своем государстве культ Зевса Олимпийского вместо местных культов, то это означает его желание ввести некий "языческий монотеизм", нечто беспримерное в греко-римском мире до III в. н. э. Возможно, что императоры династии Северов и мечтали о такой реформе. Но то, что было понятно во времена упадка Римской империи, было лишено исторического основания при Антиохе.

Слияние Востока и Запада еще не достигло стадии всестороннего религиозного синтеза, греческая философская идея единого принципа, управляющего в мире, еще не постигла сути того материала, который был заимствован из религиозных культов Востока. Точно также мы не находим какого-то намека в духовном развитии того времени, который позволил бы увидеть в Антиохе Эпифане религиозного реформатора с далеко идущими устремлениями. Нет сомнения, что у Антиоха была какая-то особая причина, склонявшая его к культу Зевса Олимпийского и стремлению распространить его культ в своем царстве. Вполне вероятно, конечно, что он желал установить какую-то форму поклонения себе в образе Зевса. Но это вовсе не было новым явлением.

Когда была нужда в обожествлении, Селевку I долго поклонялись как "Зевсу Никатору", а Антиоху I как "Аполлону Сотеру" (OGIS, 245)[351]. И если евреи, подобно авторам Первой книги Маккавеев и Книги Даниила, видели в распространении культа Зевса монотеистическую политику, то их концепция совершенно понятна. Они, будучи сами монотеистами, усматривали в любом стремлении предпочесть один культ другому, попытку унифицировать религию с целью отменить остальные верования[352]. Однако нет никакой связи между почитанием Зевса Олимпийского и преследованием еврейской религии. Даже если правильно то, что, по мнению Антиоха, Бог Израиля мог быть поглощен культом Зевса, такое слияние было проведено во время самого гонения как одно из его законодательных постановлений, но не было одним из его мотиваций. Ниже мы увидим, что не Зевс Олимпийский, но сирийский бог Баал Шамин в действительности возобладал на Храмовой горе. Тут нет оснований для предположения, что евреи пали жертвой политики "религиозной унификации" Антиоха, поскольку само существование этой политики является только гипотезой современных ученых.

4. Вышеуказанная доктрина имеет внутреннюю связь с теорией, которая объясняет указы Антиоха политическими мотивами. Политика унификации в религиозной области является одним из проявлений общей политики, направленной на воссоздание приходящих в упадок сил его царства. Такова сущность взглядов, высказываемых Ростовцевым, Отто, Кольбе, Тарном, Янсеном и многими другими[353]. Эта теория, без сомнения, правильна, поскольку она объясняет причины конфликта между Антиохом и евреями. По свидетельству всех наших источников, напряжение между ними возникло по чисто политическим отношениям, а антирелигиозные указы возникли только в конечной фазе долгого развития конфликта. Однако такой подход не позволяет ответить на главный вопрос, а именно каким образом политический конфликт принял форму религиозной вражды.

При этом также нельзя, в конечном счете, избежать использования аргументов, предлагаемых двумя предыдущими теориями "эллинизации" и "унификации". Тем не менее, если бы ученые извлекли из источников полностью всю информацию о политических столкновениях между Антиохом и евреями, то они могли бы продвинуться к решению проблемы гораздо ближе, чем кто-либо из тех, кто следовал другим объяснениям.

5. Бикерман стремится рассказать о гонениях Антиоха иным способом. Его книга "Der Gott Маккаbаег" является важным исследованием, и некоторые из его выводов могут считаться основополагающими для любого последующего исследования других работ. Однако как раз центральная идея книги вызывает многочисленные сомнения. Основное предположение Бикермана заключается в том, что получивший греческое воспитание, ученик эпикурейцев царь Антиох не мог быть инициатором преследований. Это означало бы не только отмену существующего закона, но и издание нового религиозного закона, ведущего к религиозному фанатизму. Однако весь Древний мир, если исключить фараона Ахетатона, не предоставляет ни одного примера такого фанатизма. Царю никогда бы не пришло в голову приказать сжечь Тору, запретить обрезание, заставлять людей есть свинину и так далее.

Но все это является понятным, если предположить, что не Антиох, а эллинисты в Иерусалиме, Первосвященник Менелай и его группа были действительными инициаторами указов. Роль Антиоха заключалась только в отмене власти Торы в Иудее, а еврейские эллинисты наполнили формальную отмену реальным содержанием. В чем же заключалась их цель? Они хотели отменить еврейскую обособленность, чтобы жизнь евреев стала подобна жизни окружающих народов. В этом они находились под влиянием взгляда греков, полагавших варварством все, отклонявшееся от греческого. Перед евреями поэтому стояла альтернатива - продолжать восприниматься в качестве варваров или примкнуть к эллинистическому миру, что означало признать существование других божеств наряду с еврейским Богом.

Для еврейских сторонников эллинизма было нетрудно отказаться от Торы, поскольку они не верили в ее божественное происхождение. Религиозные искания греков уже привели их к заключению, что многие законодатели от Заратустры до Ликурга полагались на божественное вдохновение. Вдобавок образованные греки рассматривали некоторые черты еврейской религии (такие как самоизоляцию, запрещение определенных видов пищи и т. д.) как симптом позднейшего вырождения. Это противопоставлялось тем временам, когда иудаизм все еще сохранял свою свежесть и придерживался культа, неимеющего образа единого Бога, что греческие философы рассматривали в качестве позитивного феномена. Эллинизированный еврей не мог игнорировать такое философское представление, и поэтому Филон прибегал к символическому истолкованию Торы, без которого он не мог обосновать ее заповеди. "Достаточно следовать тенденции мысли еврейских эллинистов (Филон и другие александрийские комментаторы), чтобы понять, какой идеологии придерживались Ясон и Менелай в Палестине. Они желали реформировать иудаизм посредством устранения варварских особенностей, поразивших его с течением времени, и возвратить его к первоначальному культу Бога, освобожденному от всех искажений"[354].

Таким образом, Бикерман снимает ответственность с Антиоха и возлагает ее на эллинизированных евреев. Такому мнению он находит поддержку в источниках, так как хорошо известно, что все они приписывают попытки эллинизации не Антиоху, а эллинистам среди самих евреев, и это неоднократно подчеркивалось современными авторами (ср.: I Масс, 1:11 sqq.; II Масс, 4:7; 13:4)[355]. Новым является то, что Бикерман видит в эллинистах не только инициаторов реформ, но также инициаторов преследований. Это вызывает большие сомнения. Самым серьезным основанием для них является то, что наши источники ни одним словом не говорят о Ясоне и Менелае как о религиозных преследователях. Превращение Иерусалима в греческий полис Антиохию, строительство гимнасия и эфебиона и вся в целом реформа 175 г. до н. э., как уже было замечено, не были связаны с каким-либо действием против господствующей религии.

Эта реформа не началась под антирелигиозными лозунгами и поэтому ясно, что мысль о гонении на иудаизм возникла в результате развития событий в Иерусалиме, а не в результате продуманного плана. Далее, является ошибкой полагать еврейских эллинистов Иерусалима носителями греческих философских идей. Такая концепция находится в противоречии с поверхностным, "левантийским" характером эллинистической культуры в восточных странах вообще и в Палестине в особенности. Проведение параллели между ними и Филоном не выдерживает критики. То, что характерно для Филона, ученика греческих философов и гражданина самого высококультурного эллинизированного города всей эллинистической диаспоры, не может быть присуще политическим и общественным вождям восточного города, эллинизм которых не вышел за рамки первой фазы внешнего подражания чужим обычаям.

Гораздо сильнее наши сомнения в правильности теории Бикермана возникают тогда, когда он не только приписывает иерусалимским реформаторам общее знание греческой философии, но также представляет их сведущими в комплексе специальных вопросов, таких как эволюция религии, природа культуры и тому подобное. Согласно Бикерману, глубокое понимание этих вопросов оказало главное влияние на программу реформ в Иерусалиме[356]. Но если Ясон и Менелай были настолько глубоко пропитаны духом греческой философии, то почему они не восприняли греческий скептицизм в религиозных вопросах или широкий взгляд терпимости по отношению к любому странному и удивительному культу? Бикерман справедливо полагает, что греческий царь Антиох, ученик эпикурейцев, неспособен был быть по своему характеру религиозным фанатиком. Однако если это так, то почему же, получив то же образование и дыша той же самой атмосферой возвышенной либеральной культуры, как и Антиох, Ясон и Менелай стали такими фанатиками?

Итак, мы рассмотрели различные теории, предложенные современными учеными в качестве решения загадки указов Антиоха, и оказалось, что ни одна не дает удовлетворительного ответа на эту проблему. Тем не менее приведенный обзор не был излишним, поскольку мы увидели, что каждый взгляд основывается на определенных источниках, и отсюда мы можем заключить, что каждый из этих взглядов содержит частицу истины. Однако просто синкретический метод, которому следует ряд ученых, не может дать решения, поскольку механическое собрание различных факторов не представляется правильным методом для понимания сложных исторических процессов. Мы должны искать ключ, который даст возможность понять органическую связь между различными фактами и указами Антиоха. И хотя в научной литературе уже не однажды излагался ход событий, имевших место в 170-167 гг. до н. э., я полагаю, что ученые игнорировали важное звено в цепи событий, а именно еврейское восстание, которое предшествовало преследованиям. И если мы попытаемся определить причины, масштабы, а также идеологические основы этого восстания, то мы, возможно, также разрешим загадку гонений Антиоха.

События в Иудее, приведшие к гонениям, связаны с египетскими кампаниями Антиоха. Установление хронологии этих кампаний, а также их числа долгое время было предметом спора ученых. Но труды Отто и Бикермана установили, что первая экспедиция в Египет состоялась в 169 г., а вторая в 168 г. до н. э.[357]

Более важным для нас является вопрос о том, сколько раз он посетил Иерусалим. Сообщения источников, связанные с этими посещениями, неясны. Первая книга Маккавеев говорит только об одном визите, случившемся после первой египетской кампании (1:2). Во Второй книге Маккавеев, которая также сообщает об одном посещении Антиохом Иерусалима, однако указывается, что это случилось после второй кампании (5:11). По общему мнению исследователей, Антиох посетил Иерусалим только однажды, после первой кампании осенью 169 г. до н. э., а после второй он не явился туда лично, но уполномочил своего полководца Аполлония разорить Иудею. Мы не можем согласиться с этим мнением, поскольку в Книге Даниила ясно говорится о двух посещениях Антиохом Иерусалима[358]. Политическая обстановка в Иерусалиме в 168 г. до н. э. была настолько опасной, что требовала личного присутствия царя. Все же, как мы вскоре увидим, этот факт никоим образом не умаляет роль Аполлония как исполнителя приказов Антиоха. Мы можем теперь на основании различных источников описать ход событий в следующей последовательности.

Антиох в первый раз прибыл в Иерусалим по возвращении из Египта в конце 169 г. до н. э. В этот год его отношения с Иерусалимом, другими словами, с полисом Антиохией-в-Иерусалиме, были дружественными. Иосиф Флавий приводит свидетельство известных греческих авторов о том, что евреи выглядели тогда "царскими помощниками и друзьями". Но те же авторы указывают, что в это посещение Антиох наложил руки на казну Храма и разграбил ее (Jos. Contr. Ар., II, 83)[359]. Первая книга Маккавеев (1:20 sqq.) также приводит рассказ о захвате храмовых сосудов и говорит об осквернении святого места. Естественно, это породило в народе чувство возмущения и ненависти, а поскольку все это происходило во время войны, то неизбежно приобрело политическую окраску.

В массах стали расти проегипетские настроения, и только Товиады и другие эллинисты оставались верными сирийскому царю. В течение года эта тенденция приняла более ясную форму, когда ложный слух из Египта о смерти Антиоха достиг Иерусалима. Ясон, бывший в 175-172 гг. до н. э. первосвященником и затем смещенный Менелаем, покинул свое убежище в Трансиордании и атаковал Иерусалим во главе небольшого, численностью в несколько тысяч человек отряда. Безуспешно пытавшийся защищать город Менелай был силой изгнан и укрепился в цитадели. Иерусалим оказался под властью Ясона. У нас нет ясной картины его действий там, но Вторая книга Маккавеев сообщает, что он устроил массовое избиение граждан (5:6), а другой пассаж сообщает, что он и его люди "сожгли ворота и пролили невинную кровь" (Ibid., 1:8), очевидно, речь идет о воротах Храма.

Из всех этих намеков можно сделать заключение, что в городе разразилась гражданская война, и тут возникает главный вопрос: кого с кем? На первый взгляд напрашивается простое предположение о борьбе между Ясоном и Менелаем, которого поддерживали Товиады и их партия. Однако сообщение во Второй книге Маккавеев свидетельствует против этого. Автор обвиняет Ясона в жестокости по отношению к своим согражданам и полон симпатии к его жертвам, но трудно предположить, что он жалел бы и осуждал так яростно Ясона, если бы знал, что врагами Ясона были Товиады, которых он презирал. Более того, Вторая книга Маккавеев говорит, что Ясон, оказавшись не в состоянии сохранять контроль над Иерусалимом, был вынужден оставить город и возвратиться назад в страну аммонитян (5:7). Поскольку же его изгнание предшествовало прибытию Антиоха в город и совершенно не связано с деятельностью царя, то, очевидно, что не царь изгнал Ясона из Иерусалима. В таком случае кто же? Если предположить, что это был Менелай, то весь ход предшествующих событий перестает быть понятным. Антиох, видя в происходящем в Иерусалиме восстание против его царской власти, явился для подавления восстания силой. Но если Менелай тем временем сохранял бы контроль над городом, то тогда не было бы необходимости для применения такой исключительной меры, поскольку с помощью Менелая город вернулся бы к своей прежней верности Сирии.

Логика требует признать, что после поражения Ясона контроль над городом перешел к противникам царя и врагам эллинистов. Это означает, что в Иерусалиме произошло нечто очень важное, а именно народное восстание против Ясона и свержение правления эллинистов в городе. Иначе говоря, была ликвидирована Антиохия-в-Иерусалиме и народ был готов вернуться к своей традиционной форме правления. Одновременно восстание было демонстрацией враждебности по отношению к Сирии и симпатии к Египту, поскольку только у Египта повстанцы могли надеяться получить поддержку освободительному движению. Ввиду того, что в это время раскольническое движение возникло также и в других частях Сирии[360], Антиох почувствовал - его царству угрожает серьезная опасность и он должен силой подавить еврейское восстание.

Согласно Второй книге Маккавеев (5:11), царь был охвачен яростью, как дикий зверь, штурмом захватил город и приказал своим войскам беспощадно расправляться с его жителями. Около 40000 иерусалимцев было убито и примерно столько же продано в рабство. Цифры, конечно, преувеличены, но совершенно ясно, что теперь Антиох относился к Иерусалиму как к враждебному городу и действовал по отношению к нему соответствующим образом.

Мы можем представить примерный ход событий таким образом. Антиох освободил осажденного Менелая из цитадели, уничтожил его противников в ходе уличной борьбы или заставил их бежать и искать спасения в убежище. Затем царь передал управление городом эллинистам и восстановил полис "Антиохия". Антиох, по-видимому, не имел достаточно времени для полного завершения своих карательных действий или, возможно, поверил в окончательное подавление мятежа, так как покинул город, оставив вместо себя командира фригийских наемников Филиппа (II Масс, 5:22). Однако он ошибся, и после его ухода восстание вспыхнуло с новой силой, а Иерусалим снова перешел в руки повстанцев. Хотя о возобновлении восстания нигде не говорится, оно, несомненно, имело место, поскольку, согласно всем нашим источникам, Аполлоний, глава мисийских наемников (), был вынужден снова захватывать город, прибегнув к хитрости с субботой. Это было явным знаком того, что город снова оказался не в руках сирийских войск. Антиох поручил Аполлонию раз и навсегда положить конец угрожающей миру в государстве опасности, исходящей от восставших евреев. Полномочия Аполлония были весьма обширны, и поскольку он действовал от имени царя, то весьма естественно, что не всегда можно отличить его действия от поступков самого государя[361].

Вторая книга Маккавеев молчит о деятельности Аполлония, в то время как Первая книга Маккавеев сохранила весьма важную информацию о событиях 168 г. до н. э. Автор Книги Даниила также добавляет ценные детали к тем же самым событиям. Согласно Первой книге Маккавеев, царский уполномоченный (т. е. Аполлоний), захватив город и наказав мятежников, укрепил "город Давида" стеной и башнями, превратил его в сильную крепость Акру, которая была занята еврейскими эллинистами и стала новым центром греческого полиса. Но не только эллинисты поселились в Акре. Первая книга Маккавеев сообщает, что Антиох поселил там "народ нечестивый, людей беззаконных... они проливали невинную кровь вокруг святилища и оскверняли святилище" (I Масс, 1:35-37). В результате жители Иерусалима покинули его, и он стал "жилищем чужих" (Ibid., 1:38). В другом пассаже (3:45) в Первой книге Маккавеев снова говорится об Иерусалиме как ставшем необитаемым и о "сыновьях инородных в крепости (Акре)". Автор Книги Даниила также (11:39) сообщает о чужих в Акре: "И устроит твердую крепость с чужим богом: которые признают его, тем увеличит почести и даст власть над многими, и землю раздаст в награду"[362].

Эти пассажи дают совершенно ясное представление о тех мерах, которые были предприняты Аполлонием для наказания мятежного города. Он поселил в нем "народ чужого бога", т. е. новых поселенцев из числа неевреев, прежде всего, конечно, из солдат, потому что каждая клерухия или катойкия в эллинистический период была военной по составу ее членов и организации. Еще ранее Птолемей Эвергет угрожал евреям, что он разделит землю Иерусалима среди клерухов и пошлет туда военных поселенцев (Jos. Ant. Jud., XII, 159). Таким образом Иерусалим стал "жилищем чужих".

Современные ученые не осознали важности этого факта и только бегло упоминали его. Однако столь важное событие не должно оставаться незамеченным, поскольку мы знаем, что означает образование катойкии в населенном месте. Это означает конфискацию земельной собственности граждан, вселение новых поселенцев в их дома, совершение актов насилия в отношении прежних обитателей, обложение их налогами, а иногда даже изгнание их из городах[363[.

Более ранние угрозы Птолемея Эвергета и позднее Лисия (I Масс, 3:37) обратить Иерусалим в военную клерухию сами по себе свидетельствуют, что это было самым жестоким наказанием, которое можно было возложить на граждан. Даже если автор Первой книги Маккавеев преувеличивает, описывая Иерусалим как полностью покинутую своими обитателями пустыню (1:38; 3:48), то все же его сообщение о массовом бегстве народа из города явно соответствует действительности. Трудно представить, что люди реагировали иначе на карательные приказы Аполлония[364]. И надо задаться вопросом, была ли эта реакция исключительно пассивной.

Наше обычное представление о преследованиях Антиоха и восстании Хасмонеев обычно формировалось под влиянием наших источников о событиях той эпохи. Согласно книгам Маккавеев, события развивались следующим образом: 1) столкновения между партиями или личностями среди самих евреев; 2) военное вмешательство Антиоха в дела Иудеи; 3) гонения; 4) восстание Хасмонеев. Следовательно, восстание разразилось в ответ на гонения. Такая интерпретация хода событий нашими источниками вполне понятна. Автор Первой книги Маккавеев был прежде всего официальным историком Хасмонейской династии, задачей которого было описание возвышения великой фамилии. Его не интересовали события, предшествовавшие времени возвышения династии, и он выполнял свой долг историка, давая максимально краткий обзор событий в 167 г. до н. э. Он не стремится хвалить тех, кто сражался в рядах народного восстания до Хасмонеев, поскольку тем самым он повредил бы претензиям Хасмонеев на роль спасителей народа и его единственных вождей.

Что касается Второй книги Маккавеев, то ее автор, не будучи историком династии, гораздо свободнее в своем изложении того, что предшествовало восстанию. Однако его внимание прежде всего обращено на судьбу Храма, который в его глазах является национальным центром. И именно поэтому он описывает очистившего святыню от языческого осквернения Иуду Маккавея как великого героя, спасшего Израиль от порабощения язычниками. В его глазах также весь долгий период до начала гонений является только прелюдией к появлению Иуды. Он все же приводит гораздо более обстоятельный рассказ о событиях до 167 г., чем автор Первой книги Маккавеев, однако же ему тоже не очень интересно обстоятельно рассказывать об освободительном движении до Иуды, поскольку он желает прославить его как инициатора освободительного движения и главного вершителя стремлений народа. Таким образом, благодаря влиянию источников хорошо известный ход событий выстраивается в следующем порядке: партийная борьба в Иерусалиме, вмешательство Антиоха, гонения, восстание.

На самом деле все обстояло по-другому. Не восстание вспыхнуло в ответ на преследования, но преследования последовали в ответ на мятеж. Только при таком предположении можно понять указы Антиоха, а также их политическую цель.

Требуется немало внимания для осознания того, что с момента назначения Менелая первосвященником (172-171 гг. до н. э.) в Иерусалиме постоянно нарастало брожение, а с 168 г. до н. э. и далее еврейский народ находился в состоянии открытой войны с Антиохом. Эти факты были записаны автором Второй книги Маккавеев. Если же, как уже отмечено ранее, мы согласны с главным в изложении этой книги, то должно быть ясно, что автор не только не преувеличивает, но, напротив, насколько возможно, преуменьшает в своем рассказе размах народного восстания до появления Иуды Маккавея.

Современные историки истолковывают все политические события, которые предшествовали Хасмонейскому восстанию, как родовую вражду двух влиятельных семей - Товиадов и Ониадов. Этот взгляд до некоторой степени односторонен, и, как мы отмечали уже выше, эллинистический период взорвал замкнутые рамки семейной традиции и открыл широкое поле деятельности для отдельных талантливых личностей. Поэтому семейная родовая вражда не может служить ключом к пониманию всех проблем. И конечно, некоторые важные эпизоды не могут быть объяснены гипотезой о такой вражде. Кто, например, ответствен за убийство Лисимаха, против кого Лисимах собрал большой отряд в три тысячи человек и с кем он сражался? С Ониадами? Ония сам недолго оставался в живых, а Ясон стал беженцем в земле Аммона. Ясно, что здесь имела место не междусемейная вражда, но столкновение между эллинистским правительством полиса и населением Иерусалима. События 168 г. до н. э. нельзя описать только как конфликт между двумя семьями. Ясон, правда, вторгся в Иерусалим, и Менелай бежал от него и был осажден в городской цитадели. На первый взгляд здесь явный конфликт между Ониадами и Товиадами. Но, как мы видели выше, не Менелай, а другая сила удалила Ясона из Иерусалима, и это свидетельствует о том, что семейная вражда послужила только прелюдией к гораздо более важному столкновению сил.

Ключ к пониманию событий всего периода надо искать не в межсемейных спорах аристократии, но в конфликте интересов этой аристократии и народа, под которым понимаются широкие слои низов городского населения, включавшие в себя ремесленников, поденных рабочих, лавочников, мелких торговцев и других. Мы уже говорили выше о глубоких противоречиях между ними и иерусалимской аристократией еще до эллинистической реформы. Эллинистическая реформа 175 г. до н. э., оставившая более бедные слои вне полиса, могла только углубить эти противоречия. Plebs urbana (городской плебс) Иерусалима, если возможно использовать римскую терминологию, не был заинтересован ни в дипломатических отношениях с эллинистическим миром, ни в проведении "высокой" политики при царском дворе в Антиохии, ни в развитии торговых связей с другими государствами. Он знал ясно только то, что в результате эллинистической реформы управление всеми делами города сосредоточилось в руках богачей, причем даже в большей степени, чем ранее в руках соединенных родственными связями. Городской плебс был, несомненно, также связан с сельским населением окрестных деревень. Оба класса имели одного врага, крупных землевладельцев, постоянно проживавших в городе, хотя их доходы поступали из деревень сельской местности Иудеи. Можно предположить, что и низшее жречество присоединилось к народному движению (не раз в истории жрецы, занимавшие низшее положение, присоединялись к противникам правящих верхов). Нетрудно понять, что движение оппозиции эллинистическим властям в Иерусалиме существовало с начала реформы, но оно не нашло правильной тактики борьбы, пока ситуация не вынудила к открытому сопротивлению. Только когда Менелай захватил пост Первосвященника и начал неприкрытое разграбление храмовой казны, оппозиция первый раз выступила как организованная сила и одержала первую победу, убив при этом Лисимаха, брата Ме-нелая. Второй ее победой было изгнание Ясона из города и объявление тем самым открытой войны Антиоху. В ответ на это последовали репрессии Аполлония, эллинисты создали военный оплот в Акре, и город стал "жилищем чужих".

Какова была реакция иерусалимского населения на эти меры? Наши источники сообщают о массовом бегстве евреев из города, но они упоминают это в общем, как если бы оно имело место после указов Антиоха. Авторы источников поступают так потому, что только с этого момента начинается их подлинный интерес к описанию хода событий. В действительности ясно, что бегство началось непосредственно после действий Аполлония, без какой-либо связи с декретами Антиоха. Так следует и из самих источников, когда они беспристрастно сообщают о происходившем[365]. Бегство едва ли может быть истолковано как спокойный отход из города в сельскую местность вследствие желания избежать причастности к осквернению, совершаемому в городе (ср.: II Масс, 5:27). Подобное утверждение является идеализацией и недостатком понимания реального состояния дел. Наибольший процент беженцев, несомненно, представляли те, чья собственность была конфискована правительством. С другой стороны, прямым результатом бегства была конфискация оставшейся собственности в городе. Утратившие средства существования, если они желали выжить, не имели другого выхода как организоваться в группы и действовать как партизаны. А поскольку бегство происходило из города в деревню, то крестьяне также присоединялись к повстанческому движению. Скоро вся Иудея превратилась в бурлящий котел. Такова действительная картина положения в Иудее и Иерусалиме в 168-167 гг. до н. э. до указов Антиоха[366].

Пока мы рассматривали только политические события того периода. Но какую роль играла религия в революционном движении еще до провозглашения указов?

Эллинистическая реформа с самого начала оскорбляла религиозные чувства широких масс иерусалимского общества. Чуждые греческие обычаи, унижение святынь иудаизма со стороны высокородных священников, программа "быть как все народы", которая, несомненно, отвергала запрещение есть за столами неевреев и, возможно, даже разрешала вступать с ними в брак, - все это выступало против основ традиционного иудаизма, принятых еще во времена Эзры. Отмена установлений Антиоха III Ясоном означала передачу всех дел, включая религиозные, полису. Даже если это и не было причиной непосредственного изменения народных обычаев, все же сохраняло угрозу таких изменений в будущем. Ведь теперь заповеди Божьи зависели от общего собрания демоса "Антиохии", т. е. высокородных и богатых граждан нового города. Тем не менее пока право простого народа жить по Законам Моисея оставалось незатронутым, в Иерусалиме царило спокойствие. Принципиальное изменение в ситуации возникло при создании Акры и с принятием в число граждан "Антиохии" иностранных поселенцев.

Удивительно, что современные ученые, прекрасно осведомленные о факте создания катойкии иностранных войск на территории Иерусалима, не задались вопросом о том, как это отразилось на культе Бога Израиля на Храмовой горе. Поскольку эти войска были поселены в Акре и стали частью полиса, то ясно, что они приобрели право высказывать мнение по вопросам религии и культа, как и по всякому другому вопросу. Какова же была их позиция по отношению к иудаизму и каково было их влияние на устройство культа в их новом месте проживания? И главное, кем были эти колонисты и к какому народу они принадлежали? Ответить на эти вопросы нетрудно. Солдаты, поселившиеся в Акре, не были ни греками, ни македонянами. Во времена Антиоха Эпифана сирийские цари не имели опорных пунктов ни в Греции, ни в Македонии и не имели возможности набирать там новых наемников для своей армии. Ввиду того же, что македоняне были уроженцами военных катойкий, основанных еще Александром и первыми Селевкидами, они в течение долгого времени смешивались с местными жителями и утратили свою расовую чистоту. Ко времени Антиоха понятие "македонский" обозначало солдата, прошедшего военное обучение по македонскому образцу, и все многочисленные подразделения "македонян" этой эпохи состояли из местных жителей, обученных подобным образомх367ъ.

Что же касается войск, поселенных в Иерусалиме, то совершенно ясно, что они состояли из местных сирийцев. И вообще большинство сирийских армий, с которыми последовательно вступали в схватку Хасмонеи, было сирийского происхождения. Эти сирийские войска, по воле царя поселившиеся в городе Антиохия-в-Иерусалиме, принесли с собой и культы своей родной страны. Не надо думать, что они намеревались отменить культ Бога Израиля, поскольку местный бог оставался всегда главным божеством, а, согласно убеждению иностранных поселенцев, его культ должен был уважаться. И тем не менее естественно то, что в местном божестве сирийцы видели одного из уже известных им богов. Таким образом, они объединяли местный культ с культами их родины, поскольку же еврейский Бог был "Верховным Богом", Богом небес, то его идентификация с "Баалом Шамином" считалась само собой разумеющейся. Они поклонялись не только ему, но также другим божествам, таким как Душара, бог вина, отождествлявшийся греками с Дионисом, великая сирийская богиня, царица небес, имевшая много имен и могущая быть приравнена к Афродите, Афине или другой греческой богине.

Важность открытия Бикермана и подчеркивания им восточного сирийского характера божественных культов на Храмовой горе в ходе преследований Антиоха может быть понята и оценена в свете этих фактов. По его мнению, это были не греческие боги - Зевс Олимпийский, Дионис или Афина, как они названы в источниках, а сирийские божества в греческом облачении[368].

Более того, распутные женщины, чье присутствие в Храме отмечается в источниках, представляли собой просто священных проституток, столь характерных для сирийских культов, но совершенно чуждых любому греческому культу (II Масс, 6:4)369. Однако Бикерман не смог окончательно доказать свою собственную новаторскую идею, потому что не нашел логического объяснения внезапной победе сирийских культов. По его мнению, еврейские эллинисты если бы хотели обратить евреев в другую веру, то обратились бы не в сирийскую, а приняли бы греческую веру в соответствии с образованием, которое они якобы получили. Однако решение тут простое: сирийские культы преобладали на Храмовой горе потому, что население полиса Антиохии-в-Иерусалиме было теперь частично сирийским.

Результат можно было предвидеть. Храм, которым управляли сирийцы и совершали свои жертвоприношения Богу Израиля, принявшему вид сирийского Ваала, а также другим сирийским богам, Храм, в котором сирийские проститутки ублажали сирийских солдат, не мог служить нуждам еврейской религии. Несомненно, он был оставлен евреями после глубокого и продолжительного конфликта и кровопролития. Только эллинисты, которые теперь были просто ничего не значащим придатком к катойкии сирийских войск, продолжали служить в святилище, и Менелай, надо полагать, все еще исполнял свою роль официального Первосвященника еврейского Бога. Однако еврейские массы не признали и не могли признать совершавшегося в Храме. Храм Бога был осквернен чужаками, а также языческими ритуалами[370].

Наше изложение достигло событий конца 168 г. до н. э., но мы все еще абсолютно ничего не знаем о религиозных преследованиях. Приказ Антиоха о запрещении еврейской религии был объявлен примерно через год после политических мер Аполлония[371]. Согласно Второй книге Маккавеев (6:1), Антиох направил особого посланника в Иудею для выполнения приказа "принуждать иудеев отступить от законов отеческих и не жить по законам Божьим"[372]. Храм стали именовать храмом Зевса Олимпийского, было запрещено соблюдение субботы и обрезание, евреев заставляли силой каждый месяц праздновать день рождения царя и участвовать в праздничной процессии в честь Диониса.

Автор Первой книги Маккавеев рисует более подробную картину. Царь направил приказ своим эмиссарам в Иерусалиме и в городах Иудеи запретить соблюдение субботы, праздники и обряд обрезания. Далее он приказал воздвигнуть возвышения и алтари, на которых приносились в жертву свиньи и другие животные. На алтаре Храма наступила "мерзость запустения". Книги Закона были сожжены, при этом были поставлены царем надзиратели, следившие за тем, чтобы его приказ выполнялся во всех городах Иудеи (I Масс, 1:44 sqq.). Книга Даниила также упоминает осквернение Храма, прекращение постоянного жертвоприношения и установление "мерзости запустения" (11:31). Иными словами, очевидно, что наши источники ясно различают проведенные Аполлонием политические мероприятия 168 г. и религиозные преследования 167 г. до н. э., осуществленные во исполнение царского приказа, адресованного его специальным эмиссарам. Что же произошло за этот год такого, что побудило царя прибегнуть к столь жестокому действию?

После всего, что было уже сказано, нетрудно дать ответ на этот вопрос. Действия Аполлония вызвали восстание, а введение сирийских культов на Храмовой горе придало ему религиозный дух. Еврейская религия появилась на первом плане не после указа Антиоха, но до него и возникла альтернатива: или согласиться на ее гибель, или сражаться за ее жизнь. Еврейское восстание, начавшееся как естественный ответ на действия Аполлония, в течение 168-167 г. до н. э. приняло форму религиозного движения.

Не будет ошибкой предположить, что восставший народ обрел своих вождей. Это были хасидеи.

Какова была политическая и религиозная роль этой группы? Мы не в состоянии точно определить, когда эта секта возникла. Но, как мы видели выше, это случилось, вероятнее всего, во времена Симона Праведника. В Первой книге Маккавеев хасидеи упоминаются непосредственно после восстания Маттафии Хасмонея: "Тогда собрались к ним множество иудеев, крепкие силою из Израиля, все верные закону" (1:42). В этом пассаже автор Первой книги Маккавеев отражает влияние масс народа ("крепкие силы из Израиля") и их приверженность Закону Моисея.

Мы уже говорили выше, что хасидеи возглавляли писцов и были авторитетными толкователями правил и заповедей Торы. Отношение писцов в целом и хасидеев в частности к эллинистам было совершенно ясным. Отмена "закона предков" Ясоном сделала их ненужными. Ведь если Закон Моисея больше не является главным законом в Израиле, то какой смысл в его истолковании? Конечно, отдельные лица могли продолжать обращаться к писцам со своими сомнениями, но полис Антиохия не считался с ними и не нуждался в них. Следовательно, борьба хасидеев против эллинистов была не только идеологической борьбой в защиту заповедей Закона, но также борьбой всего класса за свое существование. Этот класс не находился в социальном вакууме, но был поддержан широкими слоями городского населения Иерусалима, т. е. массой народа, состоящей из ремесленников, чернорабочих, мелких торговцев и других родственных им элементов. Поэтому Закон Моисея стал лозунгом масс, так же как греческая культура девизом аристократии. Когда городской плебс взялся за оружие, чтобы противостоять правительству эллинистов, то естественно, что хасидеи, иначе говоря, писцы и их лидеры, должны были стать народными руководителями и вождями восстания.

Данное соображение не является только предположением, и его правильность может быть доказана свидетельством источников. Первая книга Маккавеев (7:12) сообщает, что "собрание книжников" пришло к Алкиму "искать справедливости"[373], и использует те же самые выражения, что и в отношении бежавших в пустыню от преследований Антиоха людей, "преданных правде и закону" (2:29). Это указывает, что обе группы были сродни друг другу, и ученые, несомненно, правы, полагая беглецов в пустыню хасидеями или их приверженцами. Тем самым имеется дополнительное доказательство того, что эти люди воздерживались от ношения оружия в субботу и тем самым разрешали убивать себя подобно овцам, что показывает их исключительную приверженность заповедям Закона.

Однако ученые ошибались, принимая этих хасидеев за безвредных и мирных людей, сознательных, совестливых пацифистов, поскольку помимо субботы в неделе были другие дни. То, что солдаты полагали подходящим для атаки на них седьмой день, убедительно доказывает, что в любой другой день они могли ожидать ожесточенного сопротивления. Автор Первой книги Маккавеев свидетельствует, что эти люди бежали "в сокровенные места в пустыне" (2:31), и мы уже видели, что это бегство нельзя объяснить попыткой избежать контакта с греховностью мира. Это была первая организация национального сопротивления. Последующее немедленное присоединение хасидеев к Хасмонеям, после того как Маттафия развернул стяг восстания, указывает, что они уже были организованы как сражающееся сообщество (I Масс, 2:42)[374]. Вторая книга Маккавеев видит в Иуде Маккавее вождя хасидеев (14:6). Из такого указания можно заключить, что даже после того как вспыхнуло восстание Хасмонеев, хасидеи составляли сильное независимое ядро в лагере борцов за свободу.

Книга Даниила также сообщает о важной роли хасидеев в повстанческом движении, называя их "разумными" или "вразумляющими многих", т. е. в них видит интеллектуальных вождей, которые "будут несколько времени страдать от меча и огня, от плена и грабежа" (11:33). Автор Книги Даниила свидетельствует о помощи, которую они получили (очевидно, от Хасмонеев), и множестве людей, присоединившихся к ним[375].

Тем самым он рассматривает скорее их, а не Хасмонеев, которые пока еще не были в состоянии развернуть свои силы, подлинными вождями народа. Эти пассажи дают возможность сделать вывод, что народное восстание приняло большой размах еще до "злобных" указов Антиоха и что хасидеи были признанными вождями восставшего народа.

Теперь мы в состоянии понять причины указов Антиоха. Если восстанием руководили хасидеи, для которых заповеди Торы были главной святыней, и если приверженность Законам Моисея была девизом восстания, то при необходимости подавления мятежа Закон должен был быть искоренен. Все происходившее в Иудее и привело Антиоха к такому выводу.

Этому решению способствовали многие факторы. Во-первых, не весь еврейский народ присоединился к мятежу. Эллинисты продолжали быть преданными царю даже после народного восстания против Антиоха, который вовсе не был обязан проводить статистические исследования для определения действительного процента эллинистов. Царь также мог, подобно большинству современных ученых, полагать, что весь еврейский народ двигался по пути полной эллинизации и что только маленькая группа упрямых фанатиков все еще придерживалась веры предков[376]. Во-вторых, хотя является правдой исключительный либерализм греко-римского мира относительно вопросов религии и то, что этот мир не знал религиозных преследований, все же либерализм имел определенные границы.

Разумеется, в Древнем мире не было религиозных гонений, подобно имевшим место при господстве монотеистических религий. Тогда "истинно верующие" преследовали "ложно верующих", но понятия "истинно" и "ложно" не были в Древнем мире критериями ценности в религиозной сфере. Однако имелся другой критерий: религия (или философия) могла рассматриваться как опасная для блага государства из-за оскорбления ею существующих богов полиса или подрыва политических и социальных основ жизни государства. Религия подчиненного народа могла быть опасной для господствующего народа, если ее священники-жрецы сами стояли во главе национального движения, направленного против внешней власти. В таком случае власти могли объявить религию под следствием, выдвигая обвинение в том, что это "варварский предрассудок" (barbara superstitio). Культурные и просвещенные Афины предоставили миру несколько знаменитых примеров инквизиторских судов по обвинению первого вида377, а римская позиция по отношению к друидам может служить поучительным примером преследования по обвинению второго вида378.

Что касается иудаизма, то он просто мог выглядеть опасным для благополучия селевкидского царства, поскольку его заповеди стали лозунгами в устах национальных вождей. И даже если иудаизм не воспринимался диким и вредным по своим обычаям, то отказ от всяких работ в субботу или отличия от неевреев в пище, несомненно, служили доказательствами barbara superstitio. Антисемитская литература, получившая развитие в конце эллинистического периода и в римскую эпоху, объявляла еврейскую религию варварским суеверием и даже оказалась в состоянии изобрести доказательства дикости и жестокости ее различных обрядов[379]. Всех этих причин было достаточно, чтобы Антиох издал свой знаменитый указ, запрещающий евреям исполнение заповедей Торы и устанавливающий суровое наказание тем, кто будет отстаивать свое право жить по традициям предков. Так начался период гезерот, указов о гонениях.

Мы плохо осведомлены о деталях этих указов. 15 числа месяца Кислев (примерно в декабре) 167 г. до н. э. на Божьем алтаре установилась "мерзость запустения" (I Масс, 1:54), означающая официальное царское разрешение на отправление культа сирийского бога Баал Шамина, что неофициально практиковалось на Храмовой горе годом ранее. Новшество состояло только в том, что данный бог получил с этого времени греческое наименование Зевса Олимпийского в соответствии с особой приверженностью к этому божеству самого Антиоха. Антиох, конечно, не видел ничего осквернительного в этой акции, поскольку местный бог Яхве мог быть легко идентифицирован с греческим божеством. Другие культы (Диониса и Афины) также были отмечены официальной печатью одобрения. Особые чиновники объезжали деревни и следили за тем, чтобы запрещение иудейских обычаев принималось без возражений. Эта мера была важной, поскольку восстание пользовалось поддержкой сельского населения. Является спорным вопрос о том, относился ли царский указ только к Иудее, или он также распространялся на еврейское население за пределами ее границ. Из некоторых указаний наших источников можно заключить, что приказ Антиоха касался только местностей, охваченных восстанием - Иерусалима и Иудеи. Однако по инициативе жителей Сирии и, возможно, с помощью царских чиновников он мог быть распространен и на еврейские поселения по всей Палестине[380].

Мы не можем утверждать, что гонения были жестокими и продолжительными. Предания о старце Элеазаре, а также о матери и ее семи сыновьях, погибших мученической смертью (II Масс, 6:18-7:42), очевидно, не более чем легенды, возникшие во время преследований или вскоре после них в целях религиозной или национальной пропаганды. Изображение Антиоха, якобы лично руководящего инквизиционными судами, конечно, не соответствует исторической действительности. Вскоре после публикации указов он покинул Сирию, отправившись на восток ввиду необходимости срочно укрепить в тех местах границу селевкидского царства. Вполне возможно, что его вообще не было в Палестине в период действия указов.

Здесь заканчивается рассказ о гонениях Антиоха. Если мы вспомним указанные выше методы исторического анализа, предложенные для разгадки их происхождения, то должны отметить, что в результатах каждого из них имеется доля истины. "Политическая" теория опирается на определенно серьезную основу. Действительно, еврейский народ находился в состоянии открытой войны против Антиоха с 168 г. до н. э., и она была направлена против поставленной им политической цели. Имеются также определенные основания в пользу мнения тех, кто полагал Антиоха эллинистом или "унификатором" своего царства. Ведь причиной гонений была особая приверженность к нему эллинистов, в которых он видел верных союзников, и не надо забывать, что Бог на Храмовой горе получил имя "Зевс Олимпийский". Гневный темперамент Антиоха мог в известной мере объяснить быстроту провозглашения указов без предварительного уяснения им для себя характера еврейского народа или числа людей, желавших остаться верными "законам предков". Но все эти объяснения остаются лишенными связи или надежной основы без одного фундаментального положения, а именно, что не гонения предшествовали восстанию, а восстание предшествовало гонениям. Только это положение может показать подлинный характер преследования как меры давления на нацию, часть которой посмело отвергнуть царский приказ относительно почитания религии своих предков.

Какова же была позиция Товиадов и их сторонников к гезерот Антиоха? Были ли они довольны этими действиями или нет? Вероятно нет, поскольку это не входило в их намерения. Они желали сами править в Иерусалиме, но получилось так, что не они, а селевкидские чиновники взяли в свои руки бразды правления. На месте Иерусалима был построен новый город, население которого наполовину состояло из сирийцев, в то время как "македоняне" для их защиты закрепились в Акре. Они действительно были весьма далеки от столь свойственной хасидеям приверженности иудаизму и стремились ввести греческие обычаи в еврейскую общественную жизнь. Однако вместе с тем религиозные преследования не включались в их программу, поскольку Товиады хорошо знали приверженность народа Законам Моисея и им было бы мало выгоды от превращения во врагов большинства народа, которым они хотели управлять.

Но независимо от их собственных устремлений ход исторических событий превратил Товиадов в лиц, находящихся под покровительством Антиоха. Они проложили царю дорогу в Иерусалим, и теперь у них не было другого выбора, как поддерживать его. Великие почести, оказанные главами эллинистов царю при его посещении Иерусалима во времена Ясона и также во время его визита в 169 г. до н. э., когда Менелай сопроводил его в храмовую сокровищницу, позволили Антиоху рассматривать себя покровителем города Антиохия-в-Иерусалиме. Неудивительно, что он направил в Иудею большие военные силы, когда опасность стала угрожать существованию города, носившего его имя.

Что же касается внутреннего характера эллинистской партии, то не следует преувеличивать ее приверженности Греции и ее цивилизации. Эд. Мейер назвал Товиадов, а также их партию "представителями просвещенной реформы иудаизма" () и рассматривал их появление как протест против окаменевшего религиозного формализма. Бикерман также считает их религиозными реформаторами и, как мы уже видели, даже превращает их в энтузиастов эллинизма[381].

Такой подход касается только внешнего аспекта движения и неадекватно объясняет его внутренний характер. Верно, что среди богатых и весьма влиятельных людей в Иерусалиме частые контакты с греками возбудили желание освободиться от жестких законов иудаизма и создать для себя более привлекательные условия жизни, чем те, которым была привержена большая часть народа. Но это не выходило за рамки культурных симпатий частных лиц и не может убедительно объяснить, почему этот внешний эллинизм стал лозунгом войны, под которым большая партия начала борьбу за власть[382].

Подробности этой борьбы были освещены выше. Мы видели, что в ней политические и финансовые вопросы фигурировали гораздо больше, чем проблемы, связанные с культурой. Со дня зарождения до своей кончины эллинистская партия была связана с ограниченным кругом иерусалимских богачей, а Товиады были в центре их активности. Большое богатство, скопившееся у них, сталкивало их с важными проблемами. Так же как еврейская традиция казалась им узкой по сравнению с воспринятым ими греческим образом жизни, так и Иудея была слишком узкой для стремления умножить это богатство. Товиады старались быть богатыми для достижения величия и власти над другими. Они видели широкий греческий мир, царский двор Сирии, изобилие в греческих городах и осознали острое желание иметь свою долю в такой жизни. Иерусалим должен был преодолеть унизительную нищету и превратиться в греческий город, и в этом новом облике ему было предопределено, по их мнению, достичь экономического развития. Народ Израиля должен был включиться в общий ход истории в качестве союзника селевкидского царства и быть "как все народы".

При таком положении Товиады, а также их ближний круг правили бы в Иудее как народные вожди и первосвященники. Это была прекрасная широкая программа, и все же из нее ничего не вышло. Товиады не сумели предвидеть силу народного сопротивления их политическим планам, поскольку народ не любил их, и это не было случайностью. Социальная вражда между двумя частями общества, о которой в свое время говорил Бен Сира, не прекратилась вследствие смещения Товиадами Онии и его семьи с главных правительственных постов. Напротив, Товиады были богатыми людьми par exellence, настоящими символами власти и собственности и не имели ничего общего с народом. Мы видели, что так же как эллинизм стал девизом знатных, так и иудейская традиция стала лозунгом народа. Таким образом, враждебность двух частей еврейской общины проявилась в различных областях общественной жизни - и политической, и культурной, а тяжелая рука Антиоха только усугубила этот раскол.


= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИСТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =

Hosted by uCoz