=ГЛАВНАЯ =ИЗРАНЕТ =ШОА =ИТОРИЯ =ИЕРУСАЛИМ =НОВОСТИ =ТРАДИЦИИ =МУЗЕЙ =ВЕРНУТЬСЯ В ОГЛАВЛЕНИЕ=

ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ ЕВРЕЕВ

6. ЯХВЕ КАК ЦАРЬ И ВЛАСТИТЕЛЬ ЗЕМЛИ

О первом периоде важнейшим делом для религии Израиля было то, что Яхве оказывался таким богом, который был в состоянии постоянно обеспечивать своему народу самостоятельное и сильное существование. Дело шло при этом о самоутверждении не только народа, но вместе с тем и самого Яхве. Завоеванием Иебуса поставленная задача была победоносно разрешена. Город Давида сделался политическим - а по перенесении на Сион Давидом священного ковчега и религиозным центром владычества Израиля. Яхве несомненно доказал свое превосходство не только над египетскими, но и над ханаанскими богами. Мильхамоты (священные войны) Яхве окончились полной победой. В сознании Израиля Яхве перенес свое местопребывание с Синая на Сион. С этого времени Ханаан становится уже его землей, святой землей, нахалаф Яхве.

После избавления из Египта едва ли какое-нибудь другое событие имело столь важное значение для религии Израиля. Только теперь это избавление было вполне закончено. Все это нашло свое возвышенное выражение в пасхальной песне, которая в настоящей своей форме псалма относится, может быть, к периоду после пленения. Освобождение из Египта вместе с водворением в святых жилищах Яхве воспевается в нем как один момент, в который величественно проявилось могущество и превосходство Яхве. В 1896 г. исследователь Г. Штейндорф обратил внимание на вновь найденную надпись фараона Менефта, в которой встречается имя Израиля. Из нее следует, что уже в конце XIII в. до Р.Х. израильтяне считались в числе народов Палестины и находились во враждебном соприкосновении с египтянами. Существовало, однако, три фактора, содействовавших тому, чтобы это событие получило свое столь важное значение. Это усиленное развитие пророчества, учреждение царской власти и постепенный переход от кочевого образа жизни к земледельческому.

Если мы выделим из рассуждения второй пункт, то окажется, что значение времени Самуила заключается в особенности в подъеме религиозного духа, не обусловленном, как прежде, политическими и социальными мотивами,- подъеме, без сомнения, происшедшем не без содействия Самуила. Наиболее выдающийся факт этого времени есть появление наби,- пророка, который в первый раз становится действительной силой в Израиле. Будучи, вероятно, ханаанского происхождения (Велльгаузен, Сменд), как показывает его имя, не имеющее объяснения в еврейском языке, он, как известно, сделался одним из самых существенных деятелей в выработке яхвеизма и если не единственным, то преимущественным проводником воздействия Духа Божия на Израиля.

В позднейшее время древнеизраильские слова ro'eh или hozeh (провидец) получили одинаковое значение с наби: 1 Цар. 9, и оба названия без существенного различия прилагались к одному и тому же лицу. Обоим давалось обозначение божьего человека. Однако же не всякий наби должен быть поставлен наряду с такими пророками, как Исаия, Амос, Иеремия и т. п. Это ясно доказывается именно той резкой оппозицией, в которой находились эти выдающиеся пророческие личности по отношению к общей массе пророков. Ср. Ам. 7, 14; Ис. 29, 10; Иер. 13, 9 и след.; Иез. 13 и др.

В противоположность тем, у кого выступала вперед их собственная личность, просветленная божественным вдохновением, остальные назывались сынами пророческими, то есть членами пророческой корпорации. Они образовали настоящее сословие, пополнявшееся через добровольное вступление в него новых членов, и отличались внешним видом, восприимчивостью к экстазу и проявлениями энтузиазма. Но, сверх того, они представляли собою естественную почву для восприятия и распространения всевозможных религиозных движений, влияние которых отражалось на них; они служили действовавшему в яхвеизме Духу Божию как способные орудия для осуществления того единичного в истории явления, которое представляют нам великие образы израильского пророчества.

И нельзя не признать, что когда во времена Самуила они выступили на служение вере, то уже этим самым они много способствовали ее победе. Но в то время как в пророчестве яхвеизм приобретал новую почву для свободного проявления духа, в других отношениях это свободное проявление уступало место постоянным, определенным учреждениям. До этой поры социально-политическое и в особенности военное управление народа или его отдельных частей находилось, помимо всякого правового порядка, в руках любого вождя или начальника, имевшего в себе дух Яхве. Не было ни внешнего единства, ни политической организации.

Когда заставляла нужда, тогда сражались с различным успехом, и тогда более или менее проявлялось на короткое время чувство товарищества; но как только проходила нужда, каждый такой союз распадался и каждая из его составных частей продолжала преследовать лишь собственные, местные интересы. Попытка Авимелеха основать под покровом культа Баал-Берита союз ханаанских и израильских городов, который бы состоял под его царскою властью, была неудачна. До образования самостоятельной, сильной народности было еще далеко.

Положение дел совершенно изменилось с установлением самостоятельного Израильского царства. Вызванное к жизни необходимостью борьбы с аммонитянами и филистимлянами, оно уже при Сауле, но гораздо больше при единодержавии Давида, когда после недолгого разделения снова, по смерти Избозефа, восстановилось единство, создало государственную организацию, уравнявшую и в этом отношении израильтян с прочими ханаанскими народами. В Ветхом Завете об Израильском царстве говорится неодобрительно с двух точек зрения. Притча Иофама указывает на ту его дурную сторону, что оно составляет путь к личному возвышению для авантюристов и людей недостойных, в то время как способные и достойные люди избегают сопряженной с ним тяжести.

С религиозными воззрениями этот образ мыслей не имеет ничего общего. Но рядом с ним существует и другой, который смотрит на царство как на прямое отпадение от Яхве. Взгляд этот, хотя и не имевший исторического основания, не лишен был известной опытной доказательности. Можно согласиться со Смендом, что Саул начал свою карьеру подобно "судии", так что между властью героев и древнейшей формой царской власти существовала самая тесная связь и одна была лишь подготовительной ступенью к другой, что, таким образом, царская власть произошла не потому, что народ возгордился и забыл Бога, а потому, что Израиль должен был обратиться к ней в силу необходимости.

Но как только царская власть получила свое место в государственном устройстве Израиля в качестве определенно установленной общественной власти, правильно передаваемой от отца к сыну, так на всякого рассуждающего человека не могла не произвести впечатления незначительность законной зависимости ее от свободно действующего Духа Божия, по своей воле избирающего своих исполнителей.

Временное вдохновение, отличавшее ранее вождей Израиля, отошло на задний план. Личное одушевление, делавшее случайных людей, не имевших никаких должностных прав, спасителями Израиля, уступило место власти должностного лица. И чем больше последняя употреблялась во вред народу, с личными или династическими целями, тем болезненнее должны были многие ощущать потерю этой абсолютной зависимости от призвания Яхве. Казалось, что правление перешло из рук Яхве в руки часто недостойного царя. Ср. 1 Цар. 8 и след. главы. Но такой противоположности не заключалось в первоначальном предположении.

Судя по древнейшим рассказам так называемой книги Самуила (1 Цар.), царская власть, при тогдашних обстоятельствах Израиля, была для него неоцененным благом как в религиозном, так и в других отношениях. Через нее не только политические, но и религиозные условия получили определенную законченность, а соединение племен, возвышение национального сознания и вновь созданные правовые порядки бесспорно послужили также на пользу и яхвеизму. Последний сделался государственной религией и получил в лице царя такого защитника, какого при прежних обстоятельствах у него не было. При этом надо заметить, что это царство, в противоположность царству Авимелеха, выросло непосредственно на почве яхвеизма. Самуилу принадлежит та заслуга, что он направил его на этот путь и дал ему возможность занять такое положение. Точно так же, как и прежний "судия", царь должен был исполнять свое общественное служение во имя Яхве.

Но теперь возможность свободного проявления духа беспрепятственно поддерживалась только в пророчестве; во внешних же политических и социальных отношениях правление Яхве, став царством, сбросило с себя свою случайность и резкость и приобрело более прочный, хотя и менее оригинальный характер. С этого времени Яхве должен был управлять уже не только во время войны и в форме лишь временных понуждений, а через посредство царя, постоянно и во всех областях народной жизни.

Царь был его помазанником и представителем владычества его над народом. Вследствие этого изменение в народной жизни, произведенное основанием царства, заметно повлияло даже на самое представление о Боге. Раньше впереди всего стоял Бог войны; с этого же времени на первый план выступает Бог-царь, закон которого действует в народе и в мирное время и у которого в Израиле есть постоянный представитель и исполнитель. Таким образом, становится ясным важное значение израильского царства для развития религии; но по отношению к каждому отдельному царю значение это зависит от того, насколько сознательно он исполнял свою задачу. Этим обусловлено принципиальное различие между Саулом и Давидом в их отношениях к религии.

Последний, несмотря на свою очевидную нравственную слабость, сделался идеалом яхвеистского царя и остался таковым навсегда; это объясняется в значительной мере необыкновенно успешным подъемом израильской национальности, которого достиг этот во многих отношениях богато одаренный любимец народа, но не менее того и полной его преданностью Богу, открывавшемуся ему через эфод и пророков,- преданностью, которую мы встречаем в его жизни всюду и при всяких обстоятельствах.

Нигде, может быть, характер израильского благочестия не выражается так ясно, как именно у Давида. Но для того, чтобы понять окончательную победу яхвеизма в Ханаане, мы должны еще обратить внимание на третий фактор: на совершавшийся в Израиле постепенный переход от кочевой жизни к земледельческой и вообще культурной. Когда израильтяне вторглись в Ханаан, то они нашли в нем оседлое население урегулированные общественные отношения, городскую и земледельческую жизнь и культуру. Сами же они только что перед тем вели жизнь степную и пастушескую. То, что всегда бывает в таких обстоятельствах, произошло и здесь.

Побежденные оружием сделались духовными победителями. Не везде положение дел в этом отношении было одинаково: там, где свирепствовала война, там Израиль брал верх, хотя бывали и исключения; там же, где устанавливались мирные отношения, происходило обратное. Во всяком случае, ханаанская жизнь имела свои определенные формы, которые израильтяне поспешили перенести к себе и усвоить.

Сверх того, путем союзов, брачных связей и общности интересов между племенами, первоначально родственными, но разошедшимися потом по разным путям, произошло смешение и наконец такое слияние, при котором перевес израильского или ханаанского элемента мог быть определен по большей части лишь на основании местных соотношений, которые в разных частях страны были различны. Неизбежным следствием этого был совершенный переворот в жизненных условиях Израиля. Возникли такие культурные отношения, которые еще недавно были ему совершенно чужды. В самых древних из дошедших до нас сборников израильских законов (так называемая книга завета или книга праведного, Исх. 34,10-26 и 21-23) этот переворот представляется по большей части как уже совершившийся факт. В них не говорится о пастушеском народе, а имеется в виду оседлое население; почти всюду без исключения в них предполагается присутствие городской и земледельческой жизни.

Для яхвеизма в этом перевороте скрывалась большая опасность. У ханаанских народов, как и вообще в древности, религия была самым тесным образом органически соединена со всей социальной жизнью, причем в частности у них религия племени была вместе с тем и религией природы, обожением жизни природы.

Поэтому, начиная жить в сфере ханаанских культурных отношений, легко было незаметно и постепенно приобрести заодно и заключенный в ней культ ваалов. Что этого, однако, вообще не произошло и что яхвеизм победоносно устоял перед этой опасностью, это составляет одно из самых блестящих доказательств присущей ему необыкновенной внутренней жизненной силы. Здесь обращают на себя внимание две характерные черты, по-видимому находящиеся друг с другом в противоречии. Первая - тесная связь между верой в Яхве и сильным самосознанием Израиля.

Имя Яхве было для него знаменем, единственной действительной связью между племенами, собранными под именем Израиля, но лишь слабо соединенными друг с другом, несходными и живущими в самых разнообразных условиях. Они были слуги Яхве, и отрешиться от этого названия было для них все равно что отрешиться от самих себя. Это и был именно тот пункт, от которого всякий раз начиналась реакция против распространения действующего под ханаанским влиянием разлагающего процесса. Но была и другая характерная особенность.

Мы видели, что яхвеизм по большей части образовал собою лишь внешнее очертание, которое должно было постепенно наполняться все более богатым содержанием. Твердо установленных форм культа при этом не существовало. Даже в сейчас упомянутых сборниках законов, хотя они изображают уже более упорядоченное состояние общества, культ все-таки стоит далеко на втором плане.

Пророк Амос говорит (5, 25), что Израиль не приносил Яхве правильных жертв в пустыне, а пророк Иеремия - что Яхве их и не требовал (7, 22). Эта неопределенность внешних форм была при данных обстоятельствах чрезвычайно большим преимуществом. Она дала возможность яхвеизму, смотря по надобности, сживаться со всякого рода условиями или, лучше сказать, воспринимать их в себя, не отказываясь, однако, при этом от своего собственного характера.

Точками соприкосновения являлись в настоящем случае ханаанские святилища, или бамоты (высоты). Последние, отчасти уже освященные воспоминаниями из патриархальных доисторических времен, были отмечены как принадлежащие Яхве, и происходивший там культ был перенесен на него. Этому перенесению способствовала та особенность семитических религий, что боги в них обозначались преимущественно лишь нарицательными именами. И Яхве был тоже "Ваал" (Ос. 2,18) и поэтому легко мог заместить собою местных "ваалов", то становясь в прямое и сознательное противоречие со своим предшественником, то живя мирно вместе с ним, то, наконец, так, что первоначальный собственник продолжал занимать первенствующее положение. Начиная со времени Второзакония, и в особенности у Иезекииля, эти бамоты признаются великим грехом Израиля и всякое их право на существование внутри яхвеизма отрицается. Такое их положение становится вполне понятным в виду могущественно высказавшегося стремления к очищению яхвеизма от главнейших элементов служения природе. Нельзя не признать, что бамоты много способствовали тому, чтобы яхвеизм в народном понимании понизился до уровня культа природы.

Этим путем в яхвеизме вошли также в употребление, особенно в царствование Ахаза и ему подобных, не только массебы и ашеры (см. § 47), но и соединение поклонения Богу с почитанием природного плодородия и, как следствия его, проституция в честь божества, локализирование Яхве и принесение в жертву детей. С высшей точки зрения это должно было казаться нестерпимым вредом. И, однако, при этом действительное значение бамотов для сохранения именно в то время яхвеизма в Ханаане не было достаточно оценено.

Это значение состояло в том, что в то время как ковчег завета в качестве походного святилища постепенно терял свою важность при поселении в различных, отдаленных одна от другой, частях страны, бамоты доставляли яхвеизму, хотя бы и в низшей его форме, новые опорные пункты в народной жизни, значение которых трудно переоценить. Во всяком случае, они не только охраняли яхвеизм от уничтожения, но и давали ему возможность проникнуть в низшие слои издавна уже оседлого ханаанского населения, которое воспринимало его со всем разнообразием его жизненных форм.

Как через установление царства в сознании Израиля Бог войны превратился в Бога-царя, так посредством бамотов из военачальника Он сделался собственником земли. С этих пор не только военный стан, но и земледельческая жизнь присоединилась к Его служению. Посредством бамотов Он принял ее в свое владение и сам стал в любом месте в непосредственное соприкосновение с народом, сделавшимся с этого времени уже оседлым.