ИУДЕЯ ПОД ВЛАСТЬЮ РИМА ИУДЕЯ ВО II - V вв. н.э.

=ГЛАВНАЯ =ИЗРАНЕТ =ШОА =ИТОРИЯ =ИЕРУСАЛИМ =НОВОСТИ =ТРАДИЦИИ =МУЗЕЙ =

ПРИЧИНЫ ВОССТАНИЯ. Размышления

Для того, чтобы дать удовлетворительный ответ на этот вопрос, рассмотрю лишь один исторический факт — участь самаритян. Они, как и евреи, жили в Па-лестине и, как и евреи, страдали под властью римлян. Однако, в отличие от евреев, они не восставали против Рима. Поэтому они не были изгнаны из своей страны и рассеяны среди народов. Лишь под властью Византии самаритяне часто бунтовали и много страдали. Но и то-гда их не изгнали из своей родины, и им не пришлось скитаться по всему миру. Но разве мы, евреи, хотели бы разделить их участь? Совершенно ясно, что если наш народ до сего дня остался живым, сильным и великим народом, а от самаритян осталась горсточка в несколько сот человек, живущих вокруг своей горы Гризим, так это не только потому, что евреев всегда было больше, чем самаритян. В период Второго Храма сама-ритян было всего раза в три меньше, чем евреев Пале-стины. Есть гораздо более важная причина. Самаритя-не утратили свое положение среди наций потому, что не осознали всей важности полной национальной жиз-ни. Шиллер где-то сказал: "Жизнь — это не главная цен-ность в жизни". В жизни есть нечто важнее жизни — свобода, независимость, собственное достоинство. Так оно в личной жизни, так и в жизни нации. Жить в подчинении и унижении означает не только невольное примирение с горькой судьбой. Такое существование вносит элемент разложения и приниженности во все аспекты жизни — физический, материальный и духов-ный! А если человек живет до глубокой старости без малейшего полета мысли или фантазии, не испытывая богатых и разнообразных ощущений, лишенный вели-чия духа и высокого образа мыслей вольного челове-ка, если дни его, не наполненные важными событиями, страстями и самопожертвованием, борьбой с препятст-виями и противниками, победами над собой и над дру-гими, не оставят никакого следа, — чего стоит такая скучная и монотонная жизнь?

Точно так же и в национальной жизни. Когда нация покорена крупным и сильным завоевателем и безро-потно подчиняется ему, молча несет иго, — что она со-бой представляет и для чего существует? Она живет вне истории и исчезает, не оставив следа в памяти человечества. Талантливая и стремящаяся к высоким це-лям нация не может так существовать, независимо от того, хороши ли, дурны ли последствия ее непокорно-сти!

Конечно, маленькая Иудея могла бы смириться со своей участью, покориться Риму и отдаться занятию Торой. Но тогда бы римляне усилили гнет и душили бы ее еще с большей жестокостью. Сильная и властная нация, особенно ее низшее чиновничество, имеющая дело со слабым и покорным народом, попирает его как мусор. А безмолвствовать, отойти от дел государства и погрузиться в изучение мудрости, в науку,— какая же это наука, если она порождена угнетением, и что это за мудрость, если она порождение не вольного и безмятежного духа, а ума, страдающего в жестоких условиях неволи? Закон Торы — это гений и краса на-ции. Там же, где они исчезают, исчезают и Закон, и его изучение, а наука и мудрость, лишенные полета, высо-ты, свободы, тоже немногого стоят.

Не знаю, осознавали ли это ясно зелоты и повстанцы Иудеи со времен Маттитьяху Хасмонея до Бар Кохбы, но я уверен, что здоровый национальный инстинкт под-сказывал им такую мысль: если суждено жить в покор-ности и терпеливо переносить гонения Гессия Флора или тирана Руфа, жизнь вообще не имеет смысла. Или свободная нация в свободной стране, или — смерть, но не позорная, а достойная нации, вольной хотя бы сво-им духом и в своих творениях!

Нация, стоящая перед такой дилеммой, не умирает. В ней пробуждаются огромные затаенные силы, не рас-трачиваемые полностью в великой освободительной войне. И тогда даже если в войне она терпит неудачу, то это неудача — временная и ее поражение — не оконча-тельное. Это скорее несчастье, чем поражение, несча-стье, постепенно теряющее остроту благодаря проявле-нию усиленной деятельности в иных сферах и в новых местах. Народ живет воспоминаниями о своем герой-стве и благоговением перед своими героями. Одно это поднимает его дух, придает ему новые силы, продлева-ет его жизнь и укрепляет его национальную стойкость.

Было ли в нашей истории большее несчастье, чем разрушение Второго храма и последующее изгнание из страны? Но вот Иосиф Флавий, несмотря на свой пере-ход в лагерь врага, не смог не завершить единственную в своем роде эпопею Иудейской войны против римлян непревзойденным описанием падения Масады. Возмож-но, что человеческая история не знает такого величест-венно-страшного завершения столь грандиозной эпо-пеи. Держится одна-единственная крепость во всей стране — далекая и одинокая Масада. Она не сдается, хотя не имеет ни малейшей надежды отстоять себя. Провианта осажденным хватит ненадолго, запас воды тоже невелик, воинов мало. Враг уже соорудил насыпь высотой в сто локтей и на ней площадку в пятьдесят локтей. Нет надежды на успех, и нет выхода, кроме сдачи или бегства, то есть позора... Но Элазар бен Яир, командир Масады, находит другой выход:

"Пусть женщины умрут необесчещенными и дети — не познавшими рабства".

Вторая речь Элазара — одна из наиболее замечательных по содержанию и убедительности. Жить рабами — что это за жизнь? Кому нужна такая жизнь? И осажденные погибают все до единого... Назавтра яв-ляются римляне, и им не с кем воевать... Кто же побе-дил? Победили Элазар и его товарищи, а не римляне. Он и его сподвижники оказались сильнее мощного про-тивника. Для них жизнь не была "главной ценностью в жизни", и потому они живут по сей день в памяти народа, в памяти человечества.

Такой поступок, такая жизнь не могли не послужить примером. Вот почему не прекращались бунты и после падения Масады. Народ чувствовал, что падение Иерушалаима и Храма было большим несчастьем, огромным несчастьем, но не было поражением. И еще кое-что чувствовал народ: не стоит жить низкой рабской жиз-нью. Поэтому, когда усилился римский гнет, когда еврейская национальная честь, национальная жизнь, на-циональная религия и Тора продолжали попираться тя-желым сапогом грубого и жестокого римского солда-та, народ видел единственный выход — восстать во что бы то ни стало!

Еще были непочатые силы в самой Стране Израиля. За пятьдесят—шестьдесят лет, в течение которых про-исходили небольшие бунты в Иудее, народ окреп и сно-ва поднялся на ноги. Выросло новое поколение, силь-ное и мужественное, которое не пережило невзгод и несчастий, связанных с разрушением Иерусалима и Вто-рого храма. Это поколение чувствовало, с одной сторо-ны, почву родины под ногами - почти все евреи Палес-тины были тогда мелкими земледельцами, а, с другой стороны, видело, как "плоды полей их на глазах у них съедают чужие". Такое поколение не могло оставаться спокойным при виде такого грабежа. Оно должно бы-ло что-то предпринять, чтобы избежать порабощения. Однако своих собственных сил было недостаточно; об этом на каждом шагу напоминало войско, которое римляне оставили в Иудее вместе с большим запасом военного снаряжения. Но каждый еврей знал, что существует еврейская диаспора, что вне Палестины есть миллионы евреев, которые чувствуют римский гнет столь же болезненно, как оставшиеся в стране евреи, и что в случае восстания они придут на помощь своим братьям. Было известно и то, что не так давно Рим со-дрогнулся от восстаний в Египте, Киренаике, на Кипре и, в особенности, в Вавилонии, где были значительные еврейские государства (Адиабена, Кумагена) и города, населенные десятками тысяч евреев (Нисибин, Ктесифон, Нехардеа, Пумбедита и др.). Да и парфяне не пе-реставали воевать с Римом, и даже после того, как Траян их победил и отнял у них Ассирию, Вавилонию и Армению, император Адриан нашел нужным возвра-тить Ассирию и Вавилонию парфянам и сделать Арме-нию свободным государством... Выходит, силы рим-лян не безграничны, и у них есть могучие враги... И если эти враги объединятся с миллионами евреев в диаспоре и с повстанцами в Палестине, то даже Рим не устоит перед ними... Тем более, что терпение иссяк-ло и перемена необходима - будь что будет!

Вот каковы реальные и психологические предпосыл-ки великого восстания Бар Кохбы. Нрав и поведение императора Адриана также сыграли в этом немаловаж-ную роль.

Злую шутку сыграла судьба с еврейским народом. Оба царя, которые разорили его страну, "злодей" Навухо-доносор и "злодей" Тит, вовсе не были злодеями в прочих государственных делах. Два других царя, которые, кроме Навуходоносора и Тита, навредили нам больше всех — Антиох Эпифан и император Адриан, сочетали в себе доброту и злодейство. Оба были цени-телями культуры, в определенном смысле гуманиста-ми, уделяли много внимания созданию новых городов и восстановлению старых и разрушенных, воздвигали дворцы и строили рынки. Вместе с тем они были непо-стоянны и капризны; щедрые на добрые дела, они не останавливались и перед злодеяниями. В поисках попу-лярности они были способны на любое зло в угоду своему честолюбию или просто из сумасбродства. Полибий свидетельствует, что Антиоха называли также Эпиман (сумасшедший) вместо Эпифан, а что касается Адриана, то нам известно из достоверного источника (Элий Спартиан), что он был "постоянен только в из-менчивости". И еще одно важное сведение из того же источника: "Адриан усердно поощрял римские культы и презирал обряды чужие". В древности именно в куль-тах и выражалась культура. Император Адриан превоз-носил греческую просвещенность и презирал восточ-ную культуру вообще, а чуждую и странную еврейскую культуру-религию тем более! Любя все греческое, он проявил особую страсть к строительству, главным об-разом в Афинах. Он выстроил там храм Зевса Олим-пийского, с которым он в качестве императора-боже-ства отождествлял себя и потому называл себя Олимпием, Пантеон, храм Геры, библиотеку и гимнасиум.

Его гуманизм проявился в законах в пользу рабов и в запрете разгульных пиров. Он любил природу, был знатоком греческого языка и латыни, обладал даром писать прозой и стихами, умел рисовать, ваять и играть на музыкальных инструментах. Странности проступали и в его литературном вкусе: забытых поэтов и писате-лей он предпочитал Гомеру, Виргилию, Цицерону и Саллюстию. Но как он ни гнался за популярностью, его подданные больше боялись его, чем любили, по-скольку при всем своем гуманизме он часто прибегал к казням и другим жестоким наказаниям. Он был глубоко противоречивой натурой.

Два качества Адриана — страсть к строительству и гуманизм, проявлявшийся в человечных законах, - послужили причиной Великого еврейского восстания. Возможно, это произошло вопреки его желанию, но, несомненно, в результате его презрительного отноше-ния к "чужим культам".

В 128—131 гг., разъезжая по Малой Азии и Сирии, он прибыл в Афины, где воздвиг вышеупомянутые зда-ния. Весной 130 г. Адриан был проездом в Иерушалаиме, оттуда направился через Аравию в Египет и в 131 г. вернулся через Сирию в Европу. Иерушалаим имел для него важное стратегическое значение. Этот город защи-щен природой с трех сторон, он расположен на высо-ких горах, и им трудно овладеть. Через шестьдесят лет, прошедших со времени его разрушения, он еще не был восстановлен. А ведь он — духовный центр рассеянного по всем владениям Рима восточного народа, к которо-му примкнули десятки тысяч прозелитов различного происхождения. И вот во время